Глава. Чужие интересы.
Но на другой день состоялось совсем уже невообразимое событие. Едва только встав по утру, граф был приглашен в дом Орленевых (против всех заведенных ранее порядков), о чем его прибежала уведомить княжеская девка Дуняша. Ничего не понимая, однако, обещаясь прибыть вскорости, Александр отправил служанку домой, сам же незамедлительно стал собираться.
Ему, как и обычно, потребовалось на это не более двадцати минут, и уже через полчаса княгине доложили о госте. Хозяйка приняла его в зале, где, не смотря на столь ранний час, собралось уже все семейство, за исключением князя, который был в отъезде, и Петруши. Едва граф вошел, как княгиня поднялась к нему навстречу опечаленная и потерянная и, протянув к нему обе руки, взволнованно воскликнула:
- Ах, любезный друг, как хорошо, что вы пришли, и пришли так незамедлительно.
После того она будто бы немного смутилась и, помолчав с полминуты, добавила спокойнее:
- Мне право совестно…, - она оглянулась на сына, - что я заставила вас явиться сюда…
- Маман! – вспыхнул Михаил.
- Вот видите, милый друг, - печально улыбнулась княгиня, - мой сын упрекает меня в моей несдержанности…
- Не упрекаю, а не одобряю, - процедил князь.
- Нам, конечно, не стоило беспокоить вас, ведь вы к этому решительно не причастны…
- Да что случилось? – спросил граф, которого не с того не сего начали охватывать дурные предчувствия.
Впрочем, какой области касались эти смутные дурные предчувствия, вряд ли можно было б понять. По крайней мере, тогда.
- Видите ли, у нас…, - она замялась, - произошло некоторое недоразумение… у нас пропал Петруша… Сначала он не спустился к завтраку… а потом выяснилось, что его никто не видел со вчерашнего вечера, - печально закончила княгиня.
- Ах, мама! Это все такие пустяки! – не сдержался Михаил, который, впрочем, был очень хмур, и казался озадаченным.
- Да, да, разумеется, - подтвердила княгиня, глядя рассеянно в сторону, так, будто не верила ни одному своему слову. – Однако… я только хотела спросить, может быть, вы знаете что-нибудь… Или встречали его где-нибудь?
- В котором часу вы последний раз видели его? – поинтересовался граф.
Княгиня взглянула на младшую дочь.
- В девять вечера он еще был дома, - отозвалась Александра.
- Вот видите, маман, - поморщился Михаил, - где бы Александр Григорьевич мог ночью встретить Петрушу?
Княгиня сконфузилась и опустила глаза. Заметив это, Александр сказал:
- Напротив, я в самом деле прогуливался прошлым вечером допоздна… однако, Петра Гавриловича, увы, не встречал.
- Это все такая ерунда! Ведь он не ребенок! – раздосадовано бросил Михаил. – Ей-богу, не стоило поднимать из-за этого столько шума!
- Возможно, ты и прав, Мишель, - церемонно, приосанившись, проговорила княгиня, - однако, все дело в том, - уже иначе обратилась она к гостю, - что такого никогда не бывало, и… и вот я и решила опросить на этот счет всех, кого встречу.
Молодой князь снова поморщился, но на этот раз смолчал.
- Вы правильно сделали, - не обращая внимания на досаду друга, участливо проговорил Александр.
- Простите нас, граф, - сконфуженно обратился к нему Михаил, - мама очень добра к нам и любит всей душой и… ей бывает трудно понять, что Петр уже самостоятельный мужчина.
- Мишель! – чуть ли не с ужасом вскричала княгиня. – Предоставтьте мне этого самостоятельного мужчину и я надеру ему уши!
Все невольно улыбнулись. Улыбнулся и граф.
- Вы смеетесь? – вызывающе спросила княгиня, оборачиваясь именно к Александру, и не слушая его оправданий, продолжала, - и я с радостью посмеялась бы с вами, господа, и с вами, Александр Григорьевич, и с тобой, Мишель, но! – она подняла указательный палец к потолку, - в нашем городе решительно нет развлечений (приличных, я имею ввиду), куда мог бы пойти молодой человек, такой, как мой сын! – гордо закончила она. – А теперь можете смеяться, сколь вам угодно, я боле ничего не скажу.
- Маман! - с тоскливым упреком проговорила Даша.
Но она не успела закончить: в соседней комнате послышались быстрые шаги, и шум, и голоса, наконец, дверь распахнулась, и в нее вбежала Дуняша, на ходу крича:
- Явились! Явились! Петр Гаврилович! Сами пришли!
- Теперь-то мы все и узнаем, - спокойно, чуть слышно сказала Александра.
Тут же, следом за кричащей Дуней, вошел и сам Pierre, он был несколько всклокочен, возможно, даже слегка потерян (однако ж, старался не показывать виду), глаза его как-то особенно блестели. Про этот блеск глаз его нужно сказать особо: в нем было, несомненно, много восторга и счастья (да и вообще весь вид его, не смотря на всю его всклокоченность, был восторженно-счастливым), но было в нем и еще что-то, таинственное и страшное. Юный князь был, несомненно, счастлив и… несомненно, испуган. К нему в одну секунду подбежала мать и две сестры. Княгиня обнимала его и вопрошала, где он был, Даша тоже старалась все дотронуться до брата, будто ей необходимо было проверить, он ли это на самом деле, или же это только его фантом. Саша стояла подле него, глядя радостными глазами, но не прикасаясь к нему. Михаил, скрестив руки на груди, не сдвинулся с места. Катерина замерла в своем кресле. Петруша радостно обнимал всех, улыбался, блуждая глазами по комнате. Заметив в стороне графа, он стушевался и не ответил на его сдержанный поклон, чего, однако, никто не заметил, кроме их двоих.
- Ну, ну, посмотри на меня, - приговаривала княгиня, - ну где же ты был?
- Ах, Петя, мы так волновались за тебя! – с жаром подхватила Даша.
- Нельзя заставлять так переживать всех нас, а особенно маман, - тихо сказала ему Саша.
- Ты мог нас предупредить, брат, - громогласно прозвучал голос Михаила. – Не соизволишь ли объясниться, какая причина заставила тебе поступить так?
Петруша обвел всех взглядом, полным смущения и дерзости (да, да, именно смущения и дерзости одновременно) и, остановив его на госте, сказал:
- Охотно, милый брат. Я все объясню вам, как вы того желаете, - говорил он, все так же не сводя глаз с Александра, - и я сделаю это, как только останусь в кругу своей семьи, ибо я не привык давать отчет в своих делах всякого рода негодяям, - докончил он.
Даша громко ахнула и закрыла рот руками. Прочие дамы, словно в оцепенении, замерли на своих местах. Михаил в изумлении опустил руки. Александр широко раскрытыми глазами смотрел на Pierre. Где-то в затылке, должно быть, у него пульсировала вена, и в ней, в этой вене, билась решительная мысль, что нельзя так стоять больше не секунды, и надо что-то немедля предпринять, но пролетали мгновения, а он все стоял и не знал, как должно поступить ему в эту минуту.
- Это что, вызов? – наконец недоуменно и едва слышно спросил граф.
Все в молчаливом испуге взглянули на Петра, который на секунду смешался перед ответом, но тут же, видимо, что-то поборов в себе, дерзко бросил:
-Да!
- Милостивый государь! – медленно, громко, едва ли не нараспев заговорила княгиня, усаживаясь в кресло. – Извольте нам объяснить сей же час, что за порядки вы нынче решили у нас завести, чтобы благородного человека, друга семьи, пригласив в гости, у себя же дома и на дуэль вызывать? Уж не пьян ли ты, друг Петруша?
- Я его, маман, не приглашал, - все смелее и смелее продолжал Pierre, - а вы, как я вижу, пригласили, и напрасно. Вы ошиблись, маман… Мы все ошиблись!
Даша готова была расплакаться. Прочие были совершенно обескуражены. Александр, который уже почти полностью владел собой, смотрел зло.
- Если мы ошиблись, то немедля расскажи нам все, - грозно сказал Михаил, - а иначе тебе трудно придется, когда будешь вымаливать у графа прощение.
Петр был задет недоверием брата, а потому раздосадовано сказал:
- Этого не будет, уверяю тебя!
Александр стоял бледен.
- Вы, кажется, назвали меня сейчас…негодяем, - тихо с трудом выговорил он, - но, быть может, это вы ошиблись или… вас ввели в заблуждение и заставили ошибиться относительно меня, - сказал он как можно спокойнее и побледнел еще больше.
Петр криво усмехнулся:
- Это можно воспринимать как отказ? – насмешливо спросил он.
Граф вспыхнул и уже собирался что-то ответить, но в это время произошло нечто невообразимое. Дамы, княгиня, Даша и Александра накинулись на Петра с криками, воплями и чуть ли не с кулаками.
- Никакой дуэли не будет! – кричала княгиня.
- Слышал бы отец!
- Немедленно проси у графа прощения!
- Это неприлично, в конце концов!
И тут же все три, не переставая восклицать и умолять, бросились к графу.
- Простите, любезный Александр Григорьевич!
- Не принимайте эту шалость всерьез!
- Его кто-то с толку сбил, он не мог сам!
- Я теперь и сам это вижу, - строго глядя на Pierre, сказал граф.
- Ну, довольно комедии, - произнес Михаил. – Простите нас еще раз, - обратился он к другу. – А ты, - сказал он Петру, - немедля извинись перед графом и моли Бога, чтоб он принял твои извинения.
Петр молчал насупившись.
- Ну! – приказал Михаил.
- Надеюсь, господин граф достаточно серьезен, чтобы понять, что весь этот балаган, - он обвел взглядом матушку и девиц, - не имеет отношения к моему вызову, который сделан был весьма всерьез и все еще в силе, а по сему ваш ответ… - вопросительно закончил он.
- Да как ты смеешь?! – воскликнула княгиня.
- Ваш ответ! – требовательно вскричал Петр, не обращая внимания на мать.
- Я отвечу вам, сударь, - охотно произнес граф, - однако, прежде соблаговолите ответить мне, чьи интересы вы сейчас так рьяно защищаете?
Петруша мгновенно покраснел, так, что и сам почувствовал это, но отвечал он, не теряя достоинства:
- Меня удивляет ваш вопрос, граф, ведь вы, как я полагаю, уже участвовали в дуэлях…
- Да, участвовал. А вы, сударь? – парировал Александр без всякой издевки.
Юный князь еще сильнее покраснел и, игнорируя вопрос, продолжал:
- В таком случае, вы должны знать, что на дуэль вызывают обидчика, который оскорбил и унизил благородного человека.
- Да, но пока вы оскорбили меня, в своем же доме, назвав негодяем, в то время как я не помню случая, когда я задел бы вашу честь. Не ухмыляйтесь, юноша, эти рассуждения никак не отдаляют час праведного мщения, я только хочу знать причины нашей дуэли.
- Да, быть может, вы и не оскорбляли меня, - упрямо заявил молодой человек, - однако, это не меняет дела: я считаю, что долг каждого благородного дворянина постоять за честь униженного человека, который сам не в состоянии этого сделать.
Граф снова побледнел и долго испытующе смотрел на Петра так, что тот, наконец, не выдержал и стал перебегать глазами то на одного, то на другого из присутствующих. Наконец, граф заговорил, как ни в чем не бывало, будто бы продолжая оборвавшийся разговор с последней фразы.
- Не способные сами постоять за свою честь, говорите вы? – раздумывая, произнес он. – Сумасшедшие? Простолюдины? Мои кредиторы? – глядя в потолок, с сомнением произносил он, хмурясь при каждом слове, будто мысленно отвергая возможность каждого из них. – Неженатые несовершеннолетние? – произнес он все тем же тоном, будто эта последняя категория не имела никакого отношения к Петру. – Женщины? – все так же задумчиво произнес он, но в тоже мгновение опустил глаза прямо на своего оппонента и успел заметить, как тот совсем стушевался и залился какой-то особенной, не похожей на обычную юношескую стыдливость, краской.
Увидев это, граф тут же помрачнел, и нехорошее предчувствие сжало его сердце.
- Это все равно, - сухо процедил Петр, глядя в пол. – Будете вы драться или нет?
- Одну секунду, сударь, - все так же размышляя, ровно отвечал граф. – Стало быть, драться мы будем из-за женщины, женщины, которую я, как вы полагаете, оскорбил… - с каждым словом его лицо бледнело все более и более.
- Кто она? – неожиданно, с любопытством спросил он.
- Та, которую вы назвали…самым непозволительным для дамы словом. Надеюсь этой информации о ней вам достаточно, чтобы понять, о ком я говорю?
- О, да, вполне. Только смею вам заметить, что это человек самых низких принципов и, право слово, вставать из-за него под пули в высшей степени неразумно, - пожав плечами, очень спокойно проговорил Александр.
- Как?! – чуть не задохнулся Петруша. – Вы даже не отрицаете своего поведения?!.. А впрочем, что можно было от вас ожидать?..
- Почему вы за нее так рьяно заступаетесь?– неожиданно спросил граф, будто не слыхав его. - Кто она вам? Невеста? Или, может быть, уже жена? – понизив голос, добавил он.
Петруша вспыхнул:
- Это новые оскорбления! И уже в мой адрес! Нет! Дуэль! Дуэль немедленно!
- Я оскорбил вас, сударь? – чуть ли не ласково спросил Александр. – Но чем же? Или вы считаете звание жены чем-то низким и постыдным, - посмотрел он ему в глаза.
Граф был невозможен: он был и ласков и заботлив, и в то же время подтрунивал и хитрил.
- Петруша! – воскликнула обезумевшим голосом мать, которая, как и многие из присутствующих, уже начала догадываться, о ком здесь говорится. – Неужто это правда? Она твоя невеста?
В юного князя уставились двенадцать пар глаз.
- Да. Нет, - торопливо и сбивчиво начал отвечать он, и поняв вдруг, что только что окончательно и позорно проговорился, повесил голову.
- Какой же ценой был куплен этот ваш вызов? - шепотом произнес Александр, уже догадавшийся прежде других обо всем.
От прежней ласковости и заботы его не осталось и следа. Петруша вскинул голову, пораженный откровенностью такого вопроса; в глазах его горели слезы.
- Как вы смеете?! Вот теперь-то вы оскорбили меня и оскорбили достаточно! Теперь, ползайте вы передо мной хоть на коленях, я не прощу вас! Никогда!
Он уже почти был в истерике.
- На чем угодно будет драться? – вскричал он, обращаясь к гостю.
- На пистолетах, - спокойно сказал Александр, и тихо прибавил, - так короче.
- Отлично! Тогда не медля пройдемте в сад.
- Петр Гаврилович, ты не сделаешь этого, - приказал Михаил.
- Да что вы, господа, с ума сошли? – вскричала княгиня, поднимаясь с кресел.
- Полно, мама, это дело решенное, - не отрывая взгляд от противника, произнес Pierre.
- Граф, но вы же не пойдете на это?! – подбежала к нему Даша.
- Отчего же, Дарья Гавриловна? – почти издеваясь, спросил граф.
- Потому что этого нельзя допустить, - серьезно сказала подошедшая Александра.
- Вы и сами знаете, почему, - поддержал сестру Михаил. - Вы офицер, прошедший чрез многое, а он совсем еще ребенок! Он и пистолета-то никогда в руках не держал.
- Сжальтесь, граф, ведь не станете вы лишать меня сына, убивать моего Петрушу, - плакала княгиня.
- Успокойтесь, сударыня, все обойдется - сказал ей Александр.
- Так вы пощадите его? Вы обещаетесь стрелять в воздух? – с надеждой вопрошала Даша, глядя на него своими огромными красивыми глазами.
- Нет! На это я решительно не согласен! – вскричал Петр. – Это что еще за комедия – в воздух стрелять! Если сей же час вы, милостивый государь, не дадите мне слово драться по всем правилам, то я отказываюсь участвовать в этом балагане.
- Вот и кстати! – ввернула княгиня.
Все в надежде взглянули на Александра, но тот, задумавшись на секунду, решительно ответил:
- Даю слово.
И снова посыпались мольбы и причитания:
- Наш Петруша совсем дитя!
- Простите его выходку!
- Застрелите лучше меня!
И прочее, и прочее, и даже еще хуже.
- А вы почему же не просите за братца, Катерина Гавриловна? – почему-то некстати с вызовом спросил граф.
Все оглянулись на Катю, которая сидела, съежившись в своем кресле, а, когда к ней обратился граф, она совсем остолбенела и вжалась в испуге в спинку кресла.
- Или вам, может быть, все равно, что с ним станется? – продолжал все так же граф.
- Ну, полно, полно, сударь, - вполголоса заговорили княгиня. – Чего это вам вздумалось? Не тревожьте ее.
Катерина не могла произнести и слово. На мгновение про Петра все будто бы и забыли.
- Так каково же ваше окончательное решение, сударь? – громко сказал Петр, стараясь быть услышанным.
Все замерли, в ожидании приговора. Княгиня, как вцепилась обеими руками в гостя, так и не отпускала его в эту минуту. Александр перевел взгляд с молчащей Катерины на своего противника и сказал:
- Что ж хорошо, Петр Гаврилович, я готов удовлетворить вас. Сей же час.
- Вот и прекрасно, пройдемте в сад, - сказал самоуверенно Петр, стараясь храбриться.
- Как же это? Вы не сделаете этого! Александр Григорьевич! – снова посыпалось со всех сторон.
- Но с одним условием, - прервал всех граф, и все голоса тут же смолкли. – Перед началом вы уделите мне десять минут для разговора. Tet-a-tet, - добавил он, обведя серьезным взглядом всех присутствующих.
Петр снова неловко ухмыльнулся, пытаясь скрыть удушающий страх, который по мере приближения решительной (и наверняка, последней для него) минуты подступал к нему все явственнее и явственнее. Видя, что Александр не трогается с места, он невероятно быстрыми шагами первый вышел вон из залы; за ним тут же последовал и второй дуэлянт. Все оставшиеся обессилено опустились на софу в тяжелом ожидании угнетающей неизвестности.
- Дай Бог, чтоб все разрешилось благополучно, дай Бог! – вполголоса все говорила княгиня.
- Так и будет, мама, не переживайте. Господин граф что-нибудь устроит, уверяю вас, - мрачно сказал Михаил, совершенно не понимая, что такое должно случиться в эти десять минут между спорщиками, чтобы такая буря улеглась, будто ее и не было.
Снова скрестив руки, он стоял у окна, неотрывно следя взглядом за двумя, только что вышедшими. Граф и князь прошли по аллее и свернули в сторону скамейки, скрывавшейся за тяжелыми, обвисшими от изобилия белоснежных цветков, ветками черемухи. Дальше видеть их он не мог и, закрыв глаза, он опустил голову.
- Нет, это не возможно! – заставил его очнуться отчаянный возглас матери. – Десять минут уже прошли, а потому я иду к ним!.. Не могу же я ждать, пока Александр Григорьевич, распалившись, в гневе убьет нашего Петрушу.
И она решительно двинулась к выходу. Михаил дернулся, было, чтобы удержать ее, но остановился, и княгиня быстро скрылась за дверью; а уже через секунду, за ней ринулась и вся остальная семья, томящаяся от ужасных предположений.
Все они готовы были увидеть все, что угодно, вплоть до окровавленного Петеньки, лежащего бездыханно на земле, но их ожидало нечто совсем невероятное. Граф, похоже, знал, что обещает, говоря, что «все обойдется». Теперь он стоял полу боком к подошедшим, почти в профиль, однако, совсем не замечая их, так как взор его, казалось, не видел ничего того, что было перед ним, ибо сам он был мыслями очень далеко отсюда. Что же до Петруши, то тут дело явно не обошлось без чародейства: этого нетерпеливого пылкого юношу, которого только десять минут назад оставили красного, в какой-то невероятной истерике, «жаждущего крови», теперь застали сидящим на скамейке, обхватившим низко опущенную голову руками; он безудержно плакал и все повторял:
- Позор, позор!.. Какой стыд!.. Как я глупо себя… Простите, простите меня, умоляю… Нет, это невыносимо… Мне кажется… кажется, что вот сейчас мне просунули в глотку руку по самый локоть, схватили там все, что имеется, и дернули наружу… И вот таким наизнанчатым мне сейчас и ходить… Ох, как мерзко…
- Простите меня, дорогой друг, что я ввел вас в такое печальное самочувствие, - подошел к нему Александр.
- Ах, да причем здесь вы, граф, это я все сам… А вы… Я убью ее! – поднял, наконец, голову князь.
В глазах его сверкали искры ненависти.
- Что вы, что вы! Этого нельзя!..
- Почему же? – с вызовом воскликнул Петр. – Я отмщу за себя!
- Я вас понимаю, я и сам было… - тихо проговорил он. – Впрочем, теперь я убежден, что подлых людей на свете предостаточно, а идти из-за них в Сибирь – слишком большая честь им. Ей-богу бросьте…
- Спасибо вам, и еще раз простите меня, - сказал он, хватая его за руку, - вы, может быть, извинений моих не принимаете, то есть, конечно, не примите, эх, правду сказал Миша: «ты еще моли Бога, чтоб граф…», а я…
- Что вы, что вы! Я именно все понимаю и… да я просто не обижаюсь на вас, вот и все! – весело закончил он.
- Вы ведь с самого начала вели себя так… ведь вы с самого начала все пытались показать мне, что не сердитесь…
- Вот именно. Вот и хорошо, что вы это поняли теперь. Ну, взгляните, на меня. Давайте подадим друг другу руки и не слова об этом больше. Идет? – радостно сказал Александр, протягивая ему руку.
- Идет! – улыбаясь, сквозь слезы, ответил Петруша, подавая руку новому другу.
Княгиня и прочие, разумеется, не могли слышать всего разговора, так как стояли все-таки несколько поодаль, но видели все до последней детали, так что, когда состоялось торжественное рукопожатие в честь заключенного мира, все едва ли не расплакались от счастья. Княгиня первая пошла к ним навстречу. Заметив это, Александр поспешил вперед, стараясь на время закрыть Петра, пока тот окончательно не придет в себя.
- Вот видите, сударыня, - тепло произнес он, - здесь, как мы и предполагали, вышло небольшое недоразумение, но теперь уже все обошлось.