Сон номер два. Криминально-зоологический.
От автора.
А сейчас мы рассмотрим ещё один малоизученный аспект одновременных сновидений. А именно: наличие материальных доказательств пребывания во сне у проснувшихся. Фантастика, усомнитесь вы. И будете абсолютно правы. Но кто мог мечтать о возможностях интернета в 17 веке, спрошу я вас? Поэтому примите на веру те, кто способен, и начните изучать проблему более глубоко те, чей пытливый ум не устанет сомневаться никогда.
Сумерки. Он и Она стоят у входа в загородный зоопарк с чудесным расписанием: «Работаем с 10 часов утра и до темноты». Темно ещё не было, поэтому объяснить замок, отсутствие охраны и билетёров никак не получалось. Профилактика? Санитарный день? Что?.. Они стали обходить забор по периметру. На что надеялись? Метров через 200 обнаружился тот самый лаз, который пред-чувствовался.
Он, грозно сведя брови: - мы могли бы служить в разведке?
Она, самоуверенно: - мы могли бы играть в кино!
И проникли зайцами вовнутрь. Фонари не горели, людей не было, вся живность мирно смотрела свои тревожно-несвободные сны. Не все спрятались в закрытые помещения, поэтому посетители-разведчики стали заглядывать в клетки и бессовестно нарушать покой уставших за день невольных экспонатов.
- Смотри, смотри, какие голуби … кудрявые… розовые… бывает же!
Один из голубей вздохнул и повернулся к ним… всей своей голубиной душой. Она обиделась: - знаешь, что? Это уже слишком! Я же тобой любуюсь, хвалю, а не демонстрирую свой… бывший хвост. И отправилась к мартышкам.
Он, улыбаясь, пошёл следом. Шёл медленно, издалека наблюдая за своей попутчицей. А Она в это время за что-то ругала обезьянку, которая не спала, как все остальные, а крутила в своих сморщенных лапках зажигалку и явно знала, зачем это делает.
-Брось, брось сейчас же, глупая, это опасно! Что за идиот дал ей это? Вот его и надо было сажать в клетку и показывать другим за деньги. Негодяй!... ну, брось, миленькая….
Он приобнял Её за талию, рука скользнула чуть глубже, и он стал рассеянно гладить почти плоский животик. Заправив локон ей за ухо, он покусывал краешек мочки и как мог, участвовал в процессе : - давай, бросай курить, предок, никотин – яд, здоровье дороже.
Обезьянка прямо на глазах раздвоилась, расстроилась и теперь их, обезьянок, стало невозможно пересчитать… и что-то явно произошло с её речью:
- Обезьянки, да… они такие обезьянки… обезьянистые… а зажигалки – фу!.. и даже спички….срочно звонить … 01… или тушить….а ещё этот Минздрав… предупреждает, предупрежда….
Спохватившись, аккуратно убрала его руку и как-то не очень прямо побрела к следующей клетке. Сообщник-партизан не отставал.
А в следующей клетке важно пребывал павлин. Белый. Абсолютно нереальной красоты. Она даже присела от восторга. Потом встала. Потом опять присела.
- Да ты же мой красавец ненаглядный! Да ты же моя прелесть неземная! Боже, такой красоты просто не может быть!
Павлин не будь дурак ( зря что ли не спал в такое время?) распушил свой свадебный хвост ещё больше и стал медленно кружиться, давая возможность осмотреть себя со всех сторон. Знал, знал, что явится какая-нибудь восторженная девица и будет признаваться ему в любви на глазах вон у тех, пёстрых и приевшихся, обыкновенных . Пусть знают. Пусть.
Она бегала от клетки к клетке и радовалась, как маленькая.
- Смотри, смотри, новорождённый ослик!
Ослик открыл один глаз, потом второй. Оглянулся на маму, быстро смекнул, что пошалить есть с кем, а наказать - когда ещё накажут! и… такое начал вытворять: это всклоченное чудо с сонными глазками скакало и кувыркалось, трясло смешными длинными ушами, разбрасывало солому, падало и растягивалось в невольных шпагатах, крутило хвостиком-вентилятором, чихало, подпрыгивало и хулиганило изо всех своих ослиных сил. Они хохотали и не могли насмотреться. Проснулась мама ослика. Тот прижух, плюхнулся с ней рядом и посмотрел тоскливо-тоскливо: вы, мол, ребята, приходите попозже, сейчас не до баловства.
В конце зоопарка, за качающимся мостиком, они увидели аккуратные домики. Коттеджи, догадались. Предприимчивые хозяева зоопарка, видимо, сдают их заезжим гостям, желающим переночевать. В одном из домиков окно оказалось открытым. Он подсадил Её и подтянулся сам. Обычная комнатка гостиничного типа. В смежных помещениях никого не оказалось. Дверь заперта. Никого. Вдруг, совершенно неожиданно, как-то сразу, начался ливень. Она всегда любила дождь. Встала у окна. Выставила ладони на улицу, подставляя их прохладным струйкам. Замерла в тихом восторге. Он подошёл к ней неслышно, но Она знала, что сейчас произойдёт, боялась и ждала одновременно.
Она давно заметила, что ни одна, пусть даже самая откровенная, сцена в кино её не будоражила так, как…
..Он нежно взял её за плечи и поцеловал в шею. Долго. Медленно. Она хотела только одного – чтобы это не прекращалось никогда. Дождь. Он. И эта нега.
Очнулась тогда, когда он начал осторожно расстёгивать замок на сарафане. «Нет,нет,нет, нельзя!» - замотала головой.
-Так! – неожиданно строго и громко сказал Он, - ты зачем сюда пришла?
Она испугалась вся – макушкой, плечами, даже пяточками.. напряглась, вытянулась стрункой, замерла…
- Правильно, моя хорошая, - уже ласково-ласково, - показать доктору спинку. А если у нас сколиоз? Или, не дай Бог, кифозы-лордозы какие намечаются? (это те гены, медицинские, подсказали единственно верный приём). Что мы маме скажем? Доктор смотрел-смотрел да и проморгал? И диплом у него, поди, в переходе купленный? Никому доверять нынче нельзя.
Расслабилась. Почувствовал – улыбается. Но он даже не мог предположить, насколько спина и – особенно так называемое кошачье место, где-то между лопатками, - может быть настолько чувствительной. Она вцепилась в подоконник с такой силой, что сломала несколько ноготков. Она не изнемогала, нет, она умирала под его губами медленной и сладкой смертью. Развернулась к нему. Взяла его лицо в свои руки :
- Любимый мой… мой нежданно-негаданный… радость моя нечаянная…
Быстро поцеловала и снова развернулась к дождю. Минуты стали короткими, секунды – бесконечными. Время умылось дождём и забыло, как себя вести: торопиться? помедлить? а, может быть, разбудить уже этих двоих?..
Вдруг он резко остановился: - Где это ты так?.. Погладил пальцами, присмотрелся.
- Родимое пятно. Застегни, пожалуйста…
Дождь закончился, и они решили ещё немного прогуляться.
В одном из вольеров спали две лохматые горы. Страусы. Они стали обсуждать силу их ног, выносливость, вспомнили мультфильм про крылья, ноги и хвосты. Одна гора резко встала. На те самые ноги. Стремительно подошла к сетке и оказалась неожиданно огромной. – Ого! – удивился Он. – Ой! – согласилась Она. Страус смотрел на них почему-то одним красным глазом, видимо, решил, что для этих наглецов два глаза – это уже роскошь, и беззвучно открывал и закрывал клюв. Это оказалось так жутко, что Она тоненьким голоском выпалила: - зашла Красная Шапочка в лес пописать, увидела Серого Волка – заодно и…. одним словом, очень испугалась девочка…
Отошли в сторонку. Он прислонился к дереву. А ей вдруг пришла в голову шальная мысль отомстить Ему за талию, ушки ,мартышек и сарафанный замочек.
- Интересно, вот у страуса есть пресс? А о тебя? Кубики там всякие? Ну-ка, ну-ка…
На нем была расстёгнутая рубашка, поэтому она быстро получила доступ к предмету исследования и пытливого интереса.
- Так-так-так.. что это у нас? Пресс? Неужели? Нееет… это не пресс, это, дорогие радиослушатели, - кадык. Вот что это такое. Ладошки скользнули ниже. – Вот он, пресс, ура. Хотя… опять неудача… это какие-то пирамидки… замечательные пирамидки с шариками на вершине…погладила легонько … ищем ниже… (присела на корточки) …что это? Животик? Ой-ой-ой… а животик-то у нас бракованный: с ямочкой, а в ямочке – узелочек… кто-то уже чинил этот животик…. Ямочка, ямочка, а ты по-русски понимаешь? Не понимает (подняла на него притворно-сокрушённый взгляд)! Может быть, ты говоришь по-французски? Нет? И я не говорю. По-французски я могу тебя только поцеловать. И поцеловала…
Он резко поднял её. Посмотрел с болью и тоской: - ты хотя бы понимаешь, что сейчас со мной делаешь?..
- Прости, прости меня, пожалуйста… вскочила и побежала не разбирая дороги – через кусты, по камням, по мокрой траве… споткнулась.. упала… замерла. Он не помнил, как добежал до неё, стал ощупывать ноги, руки, голову. Никаких видимых повреждений не было. Даже ссадин. Она лежала неподвижно. Молчала. Он осторожно перевернул её на спину.
- Скажи, родная, чем ударилась? Где больно? Не молчи, пожалуйста! Покажи, где болит, покажи!..
Она взяла его руку и положила себе чуть выше левого ребра:
- Здесь…
Пальцы другой его руки приложила к дрожащим губам:
- И здесь..
И тут наконец случилось то, ради чего Господь замешивал глину и выполнял художественную резьбу по ребру… Кто думал о мокрой траве и белоснежном сарафане? Кого волновал растревоженный рассвет? Не было Его. Не было Её. Только Любовь. Одна на двоих. Живая. Трепетная. Ненасытная. Она прорвалась наружу вторым концертом Рахманинова и заставила смолкнуть все остальные звуки в природе…
Проснувшись, он, инженер по образованию, застал себя за тем, что мысленно проводил лингвистические исследования. В частности, занимался анализом слов «жалеть» и «желать». Как интересно получается, удивлялся, один и тот же состав букв, а какие разные рождаются слова, если переставить местами всего две гласные. Обстоятельный по натуре, тут же спохватился: чего это я? И сразу же понял, откуда эти мысли: Она уже настолько желанна для него, что жалеть приходится и о расстояниях, и о преждевременных событиях, и о обо всём на свете, что мешает ему подойти тихонечко сзади и обнять за плечи…
Она тоже проснулась. С удовольствием потянулась и вдруг обнаружила, что у неё сломано два ногтя. Как это я умудрилась? Где? Ещё не совсем проснувшаяся, встала и побрела умываться. По дороге заметила, что шкаф приоткрыт. Заглянула на всякий случай. Сразу бросился в глаза любимый сарафан. Белый. Точнее, бывший белый. Какой-то злоумышленник измазал его землёй и разукрасил зелёной краской. Смутные воспоминания роем вились в голове и не давали покоя. Она села на пол, закрыла зеркальную створку и посмотрела на себя. Что это? За правым ухом обнаружились два небольших симметричных синих пятнышка. Почему она не удивилась?
- Когда бабочка синяя, это значит, что целуют долго, - объяснила она сама себе. Только так и не вспомнила, кто её этому научил…