несказанное

Экранизация повести Богомила Райнова «Чёрные лебеди»
Ударение на третий слог. С первой до последней секунды звучит «Лебединое озеро» - не только в исполении симфонического оркестра, но и в джазовой обработке, в вокальном исполнении....

1 акт – увертюра. Играет оркестр.
Дождливые сумрачные горы и холмы – пейзаж, несмотря на мрачность, завораживающий. Такой пришёлся бы по сердцу Эмили Бронте. Молодая, хотя уже и не юная балерина с серыми глазами, заполняющими всё её худенькое бледное лицо, из последних сил карабкается вверх по крутой скале, уходящей, кажется, прямо в небо с тучными обвислыми облаками. Почва осыпается у неё из-под ног, а колючие кусты обступают со всех сторон и стаскивают вниз, вниз, принимая вид костлявых чёрных рук. Кое-как отцепившись от кустов, балерина достигает более-менее пологого участка и может выпрямиться, чтобы оглядеться. Дождь приклеивает к телу тонкое белое платье с завязочками на плечах, и выглядит это не столько откровенно, сколько жалко.
Где-то среди скал виднеется фигура высокого старика, не то стесняющегося своего роста, не то просто уступившего гнёту возраста. Он в плаще, трепещущем под струями воды. Взмах рукой переходит в зовущий жест.
Балерина с готовностью смотрит на него, опускает глаза и отшатывается – их разделяет пропасть.
Лицо отца едва различимо во мраке, но ясно, что он всматривается в темноту, ожидая решения. Его взгляд чувствуется физически.
Балерина внезапно оказывается в белой пачке. Она прыгает через чёрную бездонную пропасть, парит в воздухе, как альбатрос, но недолетает – ей удаётся только зацепиться за край пальцами. Она в панике смотрит вниз и срывается, чтобы падать в разверзтую глубь Земли. Слышится крик, сливающийся с эхом ущелья.
Этот звук превращается в звон будильника. Пурпурно-фиолетовые шторы, похожие на занавес, открыты, и нагота окна прикрыта лишь зелёным тюлем. У подоконника смятая пустая постель.
Та самая балерина из сна (зовут её Виолетта) лежит на полу возле кровати, прихлопнутая пожелтевшей подушкой, запутавшаяся ногами в одеяле. На ней то же, что и в кошмаре, платье с лямками-завязочками – на самом деле пеньюар. Тому, кто здесь впервые, совершенно непонятно как её кровать умещается в углу крохотной комнаты, наполненной беспорядком. Виолетта приподнимается, сонно хлопает длинными слипшимися ресницами, убирает с лица прядь неопределённого цвета, шлёпает сухой ладонью по кнопке будильника, как будто это назойливый комар. Звонок замирает, напоследок звякнув. Шесть утра. Холодный, с зеленцой свет пробирается сквозь тюль, пробирает до костей. Балерина подбирает одеяло, подушку, вместе с ними заваливается обратно в постель. Закрывает глаза. Будильник – тик, тик, тик.

Красивая, ручной росписи заставка в стиле классической театральной афиши: «Пятница. День, когда приходят счета».
В комнатку, увешанную балетными афишами, входит Ми в махровом халате – тоже балерина, чуть постарше, чуть повыше Виолетты, зелёные глаза, золотые локоны, которые в данный момент скрывает шапочка, призванная защищать волосы от воды. Она красива, легкомысленна, и ей нет тридцати, но первые морщины выказывают увядание каких бы то ни было стремлений и надежд.
Ми: Фиалочка, ты опять кричала. Что с тобой во сне происходит? Падаешь?
Виолетта мотает головой.
Ми: Мне это тоже иногда снится. Летишь, летишь, раз – и падаешь. А ты старайся не летать, попытайся проснуться. Иди мойся, там ещё осталась горячая вода.
Ми снимает шапочку, встряхивает кудрями.
Тесная ванная. Душ устроен из старой телефонной будки и «Титана». Треснутая раковина, полочка, заваленная туалетными мелочами. Виолетта включает душ, трогает блестящие струи и тут же с визгом отскакивает. Дрожа и стуча зубами, Виолетта плещет на подмышки ледяной водой, потом начинает раздеваться. В зеркале видна её грациозная спина.
Дверь ванной закрывается. На крючке с внешней стороны болтается чёрный свитер. Шум воды приглушён. Вот он прекращается вовсе. Из двери высовывается рука и утаскивает свитер.
В комнате всё тот же холодный глубоководно-зеленоватый свет – утро проникает сквозь тюль. Виолетта прыгает на одной ножке – натягивает джинсы. Ми, уже одетая, стоит у плиты, которая находится в нише, носящей гордое название кухни. В турке кипит вода.
Ми: Кофе у нас есть?
Виолетта достаёт баночку из мешка, стоящего на полу, и протягивает Ми. Та открывает банку и принюхивается.
Ми: В бакалее брала? Сразу ясно – и мылом пахнет, и салом, и чёрным перцем, всем, чем угодно, только не кофе.
Она высыпает подозрительный чёрный порошок в две чашки – одна из прозрачного стекла, другая вычурная, с позолотой, явно часть юбилейного фарфорового сервиза. Ми встаёт в патетическую позу размышления.
Ми: Пить или не пить? Ладно, хоть согреемся....
Виолетта берёт свою скромную стеклянную чашечку и садится за стол, заставленный грязной посудой, обёртками и другими свидетельствами вчерашнего ужина. Ми пробует глоточек и тут же брезгливо отставляет свой кофе.
Ми: Согреешься тут!
Ми садится напротив Виолетты, переворачивает на стол сахарницу, из неё со звоном высыпаются деньги, которые блондинка принимается считать и пересчитывать, пришёптывая заклинания. Виолетта наклоняется к странному железному агрегату, стоящему на полу, крутит ручку-переключатель.
Ми: Можешь не стараться, сам по себе обогреватель не заработает. Я каждый день в мастерскую наведываюсь. Вчера выдумали, что нужно менять спираль, а спиралей у них нету, сказали, легче новый купить.
Виолетта смотрит грустными серыми глазами на целую батарею бутылок из-под элитных спиртных напитков. Её палец колышется, считая.
Ми: Я посчитала, это будет в пять раз дороже! Хоть всю зиму будем мёрзнуть, а новый не купим!
Ми бескомпромиссно сгребает кучку монеток в лаковую сумку и вешает её на спинку стула.
Звонок в дверь. Ми открывает. На пороге толстая, замотанная баба - контролёрша из энергосбыта со счетами в руках.
Контролёрша: Уплатите за электричество.
Ми берёт счёт и внимательно разглядывает его.
Ми: Почему так много?
Контролёрша: Вам лучше знать. До утра свет горит.
Ми засовывает счёт за раму зеркала и оборачивается к Виолетте.
Ми: Фиалочка, посмотри, сколько у нас осталось.
Виолетта открывает висящую на стуле сумку, запускает туда руку, извлекает пригоршню мелочи и показывает контролёрше. «Богатство» утекает сквозь пальцы, стуча о дно пустой сумки, как дождь.
Ми поворачивается к контролёрше, разводя руками.
Контролёрша: Тогда я отключаю свет.
Ми: Ну зачем отключать? Мы завтра же заплатим....
Контролёрша смотрит на Виолетту, которая состроила самую жалостливую рожицу, на которую способна.
Контролёрша: Хорошо. Не заплатите – я вывинчу пробки, так и знайте. Учтите, я к вам второй раз прихожу.
Ми закрывает за ней дверь, прислоняется к стене, с возмущённым видом скрестив руки на груди.
Ми: Вот зануда! Подумаешь, второй раз она приходит. Других дел у нас нет, как дома сидеть, контролёров ждать.
Пока Виолетта переставляет вчерашнюю грязную посуду в раковину, Ми лезет в сумку, достаёт мужской дезодорант в чёрной упаковке, оттягивая и без того просторные рукава, наскоро трёт подмышки. Застёгивает недешёвые часы на тонком запястье.
Ми: Ладно, пошли. Успеем ещё забежать в кафе.
Тем временем Виолетта при помощи сплющенной упаковки из-под сока сметает со стола всяческий мусор. Он отправляется в стильное решётчатое ведро с целлофановым мешком внутри. Ми, художественно разлохматив перед зеркалом причёску, подталкивает руку Виолетты, чтобы она поставила ведро на пол.
Ми: После приберёмся. Мне бы сейчас кофе....да настоящего!
Виолетта снимает с вешалки старое серое пальтишко, пока одевается, оглядывает комнату. Ми резко распахивает тюлевые шторы, и на ярком свету становится отчётливей привычный беспорядок – остатки вчерашнего ужина на столе, разбросанная одежда, мятые постели, причём у Виолетты красуется застиранная до дыр наволочка с большим жёлтым пятном слева. Ми вздыхает и закрывает тёмные занавески, наполняя комнату красным мраком. Виолетта продолжает смотреть на свою подушку.

Подушка меняет цвет на ослепительно-белый. Это совсем другая комната, совсем другое время. Детская, освещённая выходным солнышком, Виолетте девять лет. Она застилает свою постель покрывалом и выходит в коридор. Сквозь приоткрытую дверь соседней комнаты слышно хоровое пение – молодёжь обоих полов репетирует с огромным вдохновением. Маленькая Виолетта чуть-чуть толкает дверь - теперь видны женские руки, дирижирующие хором. Что-то заставляет Виолетту вздрогнуть и повернуть голову. На фоне большого арочного окна чёрный силуэт отца.

Кафе. Интерьер снобский, на стенах афиши, автографы, чёрно-белые фотографии. Виолетта, едва войдя, спешит снять серенькое пальто. Ми машет артистам балета, занимающим два столика и подходит к третьему. За ним сидит одна Таня. Перед ней пустая чашка. Виолетта и Ми садятся рядом, вешают на спинки верхнюю одежду под странно мерцающим взглядом этой черноволосой.... дурнушки?
Таня: Звёзды балета Ми и Виолетта....
Её издевательский протяжный голос не действует. Ми поднимает два вытянутых пальца.
Официант издалека кивает.
Ми: Не злоупотребляй иностранными словами. Я решила переименовать Виолетту в Фиалочку. Согласна?
Виолетта неопределённо пожимает плечами и поднимает бровь.
Таня: Тогда я буду звать тебя Маргариткой!
Все смеются, Виолетта слегка улыбается. Ми открывает сумку, выгребает пригоршню мелочи и со вздохами, отсчитывая по монетке, кладёт деньги на звонкое блюдце. Из этого рождается музыка. Виолетта внимательно наблюдает за чудом, не заметным больше никому. Упав на блюдце, монетки встают, начинают кружиться.
Таня: Новости знаешь? Пляши! На последней репетиции твой милый Васко уронил Ольгу!
Ми: Ну, за это никто его ругать не будет.
У Тани и Ми, когда они говорят друг с другом, голоса становятся высокомерными, только у Тани разливается мягкий яд, а Ми предпочитает быстрый кинжал. Что до Виолетты, то она не слушает, а продолжает забавляться с мелочью. Монетки уже катаются по всему столу, приглашая на танец чайный пакетик, бумажку из-под сахара.
Таня: А может, он её специально уронил? Чтобы тебе по наследству досталась её роль?
Ми: Две хорошие новости за одно утро? Это не к добру. Наверняка спектакль отменят.
Таня: Не могут они его отменить.
Официант ставит на стол кружки с цветными узорами и забирает деньги. Живые предметы тихо лежат на столе. Все молча переглядываются, и лишь когда он уходит, разговор возобновляется. Деньги, бумажка и пакетик поднимают головы. Ми разрывает упаковку и высыпает сахар в кофе. Размешивает, присоединяя звон к уже звучащей мелодии.
Таня: Не могут они его отменить. Во-первых, все билеты проданы, а во-вторых, из столицы приезжает начальство с какой-то иностранной делегацией. И ты наконец станцуешь Одетту-Одилию!
Ми шумно отпивает кофе, сложив губы трубочкой. Как только она откладывает ложечку, её принимают в игру монетки, пакетик и теперь уже две сахарные бумажки. Все вместе они придумывают акробатические трюки. Виолетта следит за представлением с улыбкой ребёнка – такая бывает, когда никто на неё не смотрит. 
Ми: Большое дело! Когда я мечтала об этой партии, мне её не давали. А теперь - какая разница.
Таня: Да не прикидывайся. Может, ещё откажешься или отдашь Маргаритке?
Виолетта впервые прислушивается к разговору, прикрывая своё любопытство чашкой капуччино.
Ми: Она хоть обрадуется. Ведь какое у нас призвание – приносить радость! Фиалочка, станцуешь?
Виолетта залпом допивает кофе и с огромным напряжением почти беззвучно опускает чашку на блюдце.
Таня: Хорошо тебе дразнить девочку. Ты-то уже давно получила эту роль во втором составе, а Маргаритка – в третьем и только на бумаге.
Ми: Второй или третий – шансы равны, потому что шансов нет. Ольга ни-ко-гда ни-ко-му не позволяла танцевать Одетту-Одилию.
Ми многозначительно поднимает указательный палец и отпивает кофе. Виолетта смотрит то на Ми, то на Таню. Пляшущие предметы останавливаются на столе. Виолетта встаёт и уходит, оставляя на столе мёртвые монетки, бумажки, разговоры....

Просторная светлая комната. Маленькая Виолетта под пластинку танцует с матерью. Её плечи и голова не видны – так помнит Виолетта. Проигрыватель стоит на комоде и при каждом их прыжке пододвигается к краю. Падает.
Отец бережно складывает платье матери в чёрный сундук и закрывает крышку.
В похоронном зале над гробом стоит Виолетта девяти лет, над ней возвышается отец. Она поднимает голову, но не решается задать вопрос, да и какой?

Виолетта заходит в дверь с надписью «служебный вход». Здесь её встречают серые казарменные стены, грязный скрипучий пол, красные огнетушители в неуютных коридорах. Виолетта проходит незамеченной мимо вахтёрши, увлечённой телефонным трёпом, и по стёртым ступеням поднимается в раздевалку.
Хмурое утро тяжёлого трудового дня. Вздохи вместо болтовни и смеха – все хотят спать, а приходится искать свой костюм среди разложенных на скамейке волшебных нарядов с крыльями птиц и бабочек. Виолетту оттесняют в сторону.
Первая балерина: Что, ещё одна примерка?
Вторая балерина: Примеряем, примеряемся, а танцевать когда-нибудь будем?
Третья балерина: Вот профессия – только и делаешь, что переодеваешься!
Четвёртая балерина: Как в армии, пока горит спичка.
Голос над ухом: А где мои боевые доспехи?
Рука выуживает из кучи твёрдые ангельские крылья, прикреплённые к чему-то невесомому, по цвету и текстуре точно повторяющему куст сирени.

Шум голосов, коридорное эхо, хлопанье закрывающейся двери, приглушённые голоса. Виолетта стоит в раздевалке одна и смотрится в зеркало – пачка, висящая на стене позади, кажется нимбом. Это забавляет Виолетту, и на её губах робко появляется некое подобие улыбки Джоконды. Влетевшие, как ураган, Ми и Таня прерывают самосозерцание. Виолетта вздрагивает, оборачивается.
Ми: Ты куда убежала? Могла бы подождать, я думала, ты потерялась.
Ми вытряхивает из сумки сразу всё и начинает рыться в вещах, выискивая, что же ей всё-таки нужно. Виолетта аккуратно надевает телесное трико с дыркой справа, затем повязку на голову....
Таня: Сегодня же примерка, а ты опять в этом старом трико! Штопаное-перештопаное!
Ми: Не трогай ребёнка, у неё есть и другое, новое.
Таня: И где же оно?
Ми: В чемодане. Просто, когда Фиалочка его в первый раз надела, был очень тяжёлый день.
Обе оделись со скоростью солдат и теперь обуваются.
Таня: Как обычно.
Ми: Тот был гораздо тяжелее обычного. В новом никому не везёт.
Таня усмехается.
Таня: Как будто в старом ей очень везло!
Ми, одарив Таню пятитонным взглядом, кладёт руку на плечо Виолетты и уводит в зал, где бренчит расстроенный рояль, повторяющий одни и те же такты. Пианист, лохматый юноша с выдающимся носом, прямо-таки засыпает над клавишами. Балерины двигаются с унылыми лицами, хотя одеты в тончайшие лепестки костюмов фей, романтично развевающиеся или бодро подпрыгивающие при каждом взмахе рук. Виолетта стоит у станка последней и разглядывает ноги впереди. У всех здесь дырки, затяжки и стрелки. Педагогша с расплывшимся накрашенным лицом, бывшая прима не из самых известных, прогуливается вдоль зала по направлению к роялю, придирчиво анализируя в уме каждое движение подопечных. Она не разговаривает с ними, а словно отдаёт команды, подстраиваясь под звук рояля.
Педагог: Веселей-веселей-повторяем-установку-проза-у станка-поэзия-на сцене-балет-два часа-репетиция-вечность!
С этими словами педагог достигает наконец рояля и самодовольно останавливается во главе длинного ряда балерин, наблюдая за синхронно взмывающими в воздух ногами. Все смотрят вперёд, на педагога, и только одна Виолетта поворачивает голову к стеклянной стене. Она одна видит, как кусочек неба выглядывает из-под туч и подмигивает – ей одной! Протягивает дружеский луч....
Педагогша: Виолетта, что с вами сегодня?
Виолетта вздрагивает. Бренчание рояля останавливается.

В раздевалке шумно, в гуле голосов можно разобрать имя Ольги. Все спешат побыстрее переодеться. Костюмерша собирает волшебные наряды, и в куче у неё на руках они превращаются в старьё. Виолетта не торопится, она любуется собственным отражением в белой пачке. Открывается дверь, все визжат, но это всего лишь уборщица.
Уборщица: Виолетта, вас к телефону!
Виолетта выскакивает в коридор, бежит по лестницам и переходам, заставляя себя замедлиться перед дверью с надписью «администр З.О.Серебренников». Стремительно войдя, Виолетта под пристальным взглядом администратора берёт лежащую на столе трубку и прижимает к уху.
Виолетта: Да!
Голос тёти: Алло.... Виолетта, ты меня слышишь? Это твоя тётя звонит.
Виолетта увядает.
Загородный домик. Тётя у телефона.
Тётя: Твой отец плохо себя чувствует. Он уже вернулся из больницы, но если б ты могла приехать хоть на недельку....
Виолетта отворачивается от администратора с таким видом, будто это он её донимает глупостями. Балерина открывает рот, чтобы холодно отказать, но....
У тёти трубку вырывает отец. 
Отец: Виолетта? Твоя тётя, как всегда, преувеличивает. Я уже почти поправился. Конечно, я буду очень рад, если ты приедешь, но смотри, как там твои дела.
Тем временем Виолетта, совершенно изменившаяся в лице, тихонько сползает по стене, скрестив ноги, словно умирающий лебедь.
Виолетта: Приеду.... Сегодня же вечером выеду....если только....
Виолетта смотрит на администратора, сидящего за столом. Он косится на неё, демонстративно перебирая бумаги.
Отец замирает у телефона и переходит на драматический шёпот.
Отец: Роль?
Голос Виолетты: Да.
Отец: Тогда не вздумай приезжать.
Виолетта сидит на полу с трубкой в обнимку.
Виолетта: Нет-нет, я приеду. Непременно хочу.... приехать. Сразу же после этого.... если это вообще случится.
Отец: Да-да, но только потом. И как получишь роль, сейчас же позвони! Ты же знаешь, как это важно для меня. Хорошая новость нужнее любого лекарства.
Виолетта прикрывает трубку рукой.
Виолетта: А если плохая?
Гудки.
Отец кладёт трубку, глядя на скрипку и смычок, красиво висящие на стене. Он встаёт, снимает их.

Успокоительно звучит орган. Немногочисленные все стоят в конце длинного зала – девятилетняя Виолетта, отец, тётка с двумя рыжими близняшками (они старше всего на три года, но уже перешагнули рубеж детства). Отец подталкивает Виолетту к тётке, та неуклюже садится на корточки перед племянницей. Близняшки шепчутся и прыскают. Виолетта поднимает руку, сосредоточенно глядя на неё, и эта рука словно застывает в воздухе, а Вселенная крутится вокруг. Наконец Виолетта поднимает глаза, и маленькие пальчики вцепляются во взрослую ладонь. Чёрный рукав, плечо, лицо отца со смесью неуверенности и боли. В этот момент он почти готов отказаться – но за спиной уверенно застучали квадратные каблуки тётки, уводящей близняшек, отец полуобернулся и был остановлен взглядом Виолетты. Его пальцы, как щупальца актинии сложились поверх маленькой ручки, обозначая, что он принял этот ненужный, этот чудесный дар.

Взрослая Виолетта идёт по тёмному коридору. У двери на лестницу её останавливает Таня. Наверху разговаривают двое, видны только ноги.
Педагог: С этакими бёдрами у нас не балет, а кабаре получается. Неплохо бы вам подумать о своём весе.
Ми: Что мне думать, если я так устроена. Хоть одним воздухом питайся, всё равно зад растёт.
Педагог: Не голодать надо, а работать до изнеможения.
Ми: Я кто – мученица или балерина?
Ноги педагогши сердито разворачиваются и поднимаются по лестнице. Ми спускается к подружкам.
Ми: А самое ужасное, что к такому обращению все привыкли!
Таня: Что ты на неё злишься? Не видишь - у женщины критический возраст.
Идут в раздевалку.
Ми: У неё всю жизнь критический возраст! Главная помеха в моей карьере. Не считая Ольги. И всё из-за того, что я с ней спорю.
Таня: А может, из-за твоей лени?
Ми: Да просто я отказываюсь буксовать на месте. Что толку попусту тратить горючее? Этим даже фигуру не сохранишь!
Таня: Бери пример с Маргаритки.
Ми обнимает Виолетту.
Ми: Всё-таки мы с тобой, Фиалочка, лучше всех в труппе. Это ясно, как божий день!

Девятилетняя Виолетта открывает чёрный сундук, гладит платье, лежащее сверху. В дверях появляется отец и наблюдает, как она, запутываясь в подоле, пытается танцевать, взявшись за концы шторы, как за руки партнёра. Заметив, что за ней следят, Виолетта смущается и прикрывает платье шторой.

Тесный и не очень чистый продовольственный магазин. Виолетта отсчитывает мелочь.
Продавщица: Сколько?
Виолетта: Как обычно.
Продавщица подаёт две бутылки простокваши и кладёт на весы несколько несъедобных на вид яблок.

Ваза на ножке наполнена красивыми сочными яблоками. Маленькая Виолетта сидит на кухне старой квартиры, качаясь на табуретке. Буквально повсюду валяются пластинки в полиэтилене и конверты с лицами композиторов. Звучит музыка с чётким ритмом. Отец, точно повинуясь ему, достаёт помидоры из холодильника, моет их и начинает резать. Каждый кухонный звук совпадает с мелодией.
Виолетта непонимающе и с любопытством смотрит на отца. Для неё звучит тишина.
Отец плавно нарезает помидоры, склонив голову набок, будто прижимает к плечу скрипку. И вправду – льётся соло скрипки.
Виолетта приглядывается и прислушивается.
Руки отца синхронно с музыкой водят по овощам ножом, как смычком.
Виолетта начинает двигаться в такт, не слезая с табуретки. Робко прорезается музыка.
Музыка гремит в полную силу. Отец дирижирует ножом, Виолетта – просто руками. Они впервые смотрят друг на друга по-родственному, понимая и разделяя то, что людям со стороны покажется пустяком.

Вечер, дождь, крошка-Виолетта и её отец спешат на новое «Лебединое озеро» - об этом сообщает долгая череда афиш, вдоль которых они идут. В правой руке отца, под плащом, как младенец, угнездилась скрипка, а в левой ладошка Виолетты. Сквозь туман и дождь в светлую страну, к сияющему дворцу в конце улицы, к музыке поющей и зовущей!

Огромный зал, зрительный и тёмный. Музыканты стекаются в оркестровую яму, над которой сверкает стеклянный мостик.
Как только входит Виолетта с мороженым и отцом, рядом появляется непоседливый толстый человечек. Он протягивает отцу бумажку и ручку.
Человечек: Распишитесь.
Пока отец ставит подпись, человечек пересчитывает полагающиеся ему деньги.
Человечек: Для вас и вашей скрипки!
Отец: Для меня, моей скрипки и моей Виолетты.
Сунув деньги без пересчёта в карман, отец спешит усадить Виолетту на первом ряду – он торопливо снимает с неё шапку, куртку и аккуратнейшим образом складывает на сидение.
Отец (шёпотом): Сегодня генеральная репетиция – ты увидишь настоящий, почти настоящий спектакль с декорациями и костюмами. Только завтра здесь будет полно зрителей, а сейчас весь зал в твоём распоряжении – вот и вся разница.
Виолетта: А какая опера идёт?
Отец: Не опера, а балет. «Лебединое озеро».
Виолетта сидит в полутьме, тщательно облизывая мороженое. Занавес головокружительно плывёт вверх, и ей приходится задрать голову. С лица Виолетты сползает тень.
Вместе с музыкой сцену озаряет неземной свет. Тёмные кружевные тучи открывают эмалевую лазурь, и под этим сказочным небом в бледно-зелёном сиянии появляются белые фигурки балерин. Они кружатся на фоне печально поникших деревьев, играя на заоблачных лучиках, как на арфе. Из стен по бокам сцены начинают бить водопады, а в зелёном свете из блёсток рождаются бабочки. Балерины в масках подплывают к мостику, и две из них протягивают руки навстречу Виолетте. Она быстро доедает мороженое, ступает на мостик и лишь теперь замечает, что в оркестровой яме нет музыкантов, а колдовская мелодия струится из пропасти, бездонной чёрной пропасти под мостиком из тонкого стекла. Виолетта, не успев испугаться, быстро прыгает с мостка на сцену и тут же превращается в белоснежную балерину. Задняя стена сцены раздвигается, как в книжке-игрушке, и Виолетта, танцуя, выпархивает на реальную лужайку. Кусты, усыпанные розовыми, как мечты, цветами, обрамляют небольшое круглое озеро. Впереди зеленеют горы и потухший вулканчик Иваки. Виолетта палочкой от мороженого дотрагивается до каждой балерины, превращая одну за другой в танцующую помесь фламинго и орхидеи. Посреди всеобщего танца Виолетта вдруг оборачивается и видит себя, сидящую на первом ряду огромного пустого зала с горящими глазами, полными слёз. Отчего-то занавес неумолимо сдвигается, отделяя мечту от реальности. Бешено разматывается канат на катушке. Виолетта вскакивает с кресла в первом ряду. Исчезает последняя щёлка в волшебный мир, и в зале снова становится темно. Музыканты останавливаются, кое-кто высовывается из оркестровой ямы, в том числе растерянный отец, ободряюще подмигивающий Виолетте. Балерины на сцене стоят, глядя вверх и за кулисы. Они снова лебеди в белом. К катушке подбегает загорелый брюнет в комбинезоне с болтающимися бретельками, к тому же топлесс. Он разглядывает, что сломалось в механизме.

Столовая находится в бывшем монастыре – громадное помещение с голыми серыми стенами и маленькими окошками, заросшими грязью. Народ в основном уходит. Виолетта с подносом идёт к столу и вдруг кого-то замечает голодными глазами. У стены сидит парочка – увалень лицом к залу, замухрышка спиной. Увалень кивает Виолетте. Она, не успев подумать, кивает в ответ и быстро опускает поднос на стол, прикрытый от взглядов искусственной пальмой. Вилка ныряет в тарелку, загребая капусту, и подносит её ко рту совсем другой Виолетты – с чёлкой и без макияжа. Музыка звучит теперь в романтическом блюзовом ключе.
Голос Пламена: Свободно?
Виолетта мельком оглядывает подошедшего. Увалень с подносом, скорее неуклюжий, чем толстый, в очках, едва за тридцать. Повинуясь кивку, он присоединяется к Виолетте и начинает быстро есть.
Пламен: Я вас видел позавчера в «Кармен». Мне понравилось. Ох, я не представился, но мы, кажется, встречались в моей конторе, в отделе культуры, помните? В этом городке все друг друга знают, даже незнакомые.
Виолетта молча ставит тарелку и стакан на поднос. Пламен смотрит на часы и с жалостью – на недоеденный обед.
Пламен: Ещё целых полчаса.... У вас есть немного времени? Мы могли бы вместе выпить кофе.

В безлюдном кафе, том же самом, куда повадились едва проснувшиеся балерины, только несколько лет назад, Виолетта и Пламен долго и безмолвно пьют кофе, перекидываясь загадочными взглядами, как неслышными репликами.
Работницы шикарного кафе заклеивают старые окна при помощи мыла и тряпичных полос. Трогают батареи, качают головами.
Пламен: Накиньте что-нибудь на плечи. Здесь прохладно.
Виолетта берёт со стула своё пальто, замечает, что карман надорван и просто переворачивает его.

Ветер швыряет мусор и лохматит волосы Виолетты. Пламен ведёт её, держа за руку, к старинному жилому зданию с массивной лестницей. Какой-то проходимец свистит, и Пламен оборачивается.
Проходимец: Эй, папаша, не раздави свою девчонку!
Не говоря ни слова, Пламен и Виолетта ныряют в подъезд. Там они останавливаются перед второй дверью и ждут, наблюдая сквозь стекло и кованые завитушки, как консьержка неторопливо встаёт из-за стойки и скрывается в своей кандейке. Пока холл пуст, злоумышленники пробегают к лестнице. Консьержка, выглянувшая на шум, уже никого не увидит.

И снова сегодняшний день, снова Виолетта сидит в огромном зале монастырской столовой и медитативно выбирает из супа капусту. Подсаживаются Ми и Таня. Они-то едят борщ ложками. Таня кому-то издалека машет и пакостно ухмыляется.
Таня: Пламен опять со своей секретаршей.
Виолетта отставляет пустую тарелку и пододвигает кашу. Так как жертва ничего не отвечает, Таня предпринимает ещё одну попытку её задеть.
Таня: Не пойму, что он нашёл хорошего в этой....
Ми тоже принимается за второе.
Ми: А зачем ему хорошее? Ему жена нужна. Как раз – ума маловато, значит, не будет вперёд лезть. Культуры не хватает, значит, будет дома сидеть, хозяйством заниматься. Красотой не блещет, значит, меньше риска, что рога наставит.
Таня: Вкус у него плохой, а вообще Маргаритке не стоило его упускать. Серьёзный человек.
Ми: Хуже нет серьёзных. Дурака легко к рукам прибрать, а умником не покомандуешь!
Таня: Маргаритка, попытаешь счастья с дураком?
Ми: Ничего не выйдет.
Таня: Что ты за неё отвечаешь?
Ми: Потому что знаю свои кадры.
Таня: Маргаритка, как там твой виолончелист?
Виолетта резко встаёт и уходит.

Виолетта стоит в раздумьях на крыльце - смотрит на небо, бесцветное осеннее небо. Накрапывает дождик, и она решает открыть зонт. Подходит виолончелист, подставляет плечо под зонтик. Он чуть моложе неё, весь мускулы и самоуверенность. Зелёная куртка нараспашку, синий свитер, драные джинсы и широкий пояс с пряжкой.
Виолончелист: Очень хорошо, что вы сегодня без подруг. Я ничего против них не имею....
Она идёт вперёд, он догоняет. Виолетта смотрит вперёд, прямо держа голову, даже слишком прямо.
Виолончелист: Не подумайте, что я навязываюсь, просто нам с вами по пути. Это правда, я живу в соседнем доме. И я бы мог предложить вам чашечку кофе с коньяком.
Виолетта останавливается на углу перед светофором. Красный свет. Виолончелист смотрит на небо, как будто оно ответит, скоро ли кончится дождь.
Виолончелист: Я не тащу вас непременно к себе. Мы могли бы зайти куда-нибудь.
Они молча идут по боковым улицам с чудесными старыми жёлтыми и серыми домами. Ноябрьский день так нахмурился, словно уже наступил вечер. У подъезда с огромным русалочьим лицом на всю стену он преграждает ей дорогу рукой.
Виолончелист: Поцелуй на прощание?
Виолетта равнодушно и достаточно энергично отталкивает его руку.

Квартира. Свет с трудом проникает сквозь пурпурно-фиолетовые шторы. Виолетта, потянув за канатик, открывает занавески, словно занавес. Аплодисменты! Две сороки на ветке и завистливые старые девы в окне напротив уже заняли свои места. Виолетта оглядывает царящий вокруг беспорядок. На столе – пустые бутылки, бокалы, в тарелках остатки сыра и упитанная обедающая крыса. Услышав крик Виолетты, она довольно неспешно убегает. Пританцовывая, Виолетта аккуратно сладывает полотенце, лежащее на стуле Ми, подметает, убирает со стола, моет посуду, меняет постель – и обнаруживает на новой наволочке такое же пятно справа. Виолетта отодвигает подальше от кровати лестницу, увешанную плакатами, и на стене обнажается репродукция балерин Дега. В уголке надпись: «Виолетте на первый юбилей от папы». Музыка превращается в дребезжание музыкальной шкатулки.

Дега висит на кухне в столичной квартире виолеттиного детства. Рядом полка, на ней составлены пластинки в запылённых конвертах. Десятилетняя Виолетта сидит за столом, наблюдая, как чаинки в размешанном чае завихряются в фигурку балерины. Отец ставит перед ней тарелку с салатом.
Виолетта: Папа, я хочу быть балериной.
Отец: Ну, с тех пор, как мы стали ходить на все спектакли, я не ждал ничего другого.
Отец садится со своей тарелкой напротив дочери.
Виолетта: А как стать балериной?
Отец: Как музыкантом, садовником, космонавтом – учиться, заниматься.... Но главное – верить в своё дело. Только тогда достигнешь больших высот.
Виолетта: Выше всех научусь прыгать! Стану прима-балериной, и всё самое сложное буду танцевать с лёгкостью!
Отец: Лёгкость это иллюзия.
Виолетта: Весь театр – иллюзия! Ты вот видел этот красивый новый занавес? Так вот он вовсе не новый, он пыльный и воняет. И люди говорят одно, а думают другое. И искусство они называют иллюзией.
Отец: Что ж, значит настолько у них хватает ума. Вернее, не ума, а способностей. Что для тебя искусство - иллюзия или истина, зависит только от тебя.
Виолетта: А танец это что такое?
Отец: Ну, мне трудно судить, гдядя из ямы. Но по-моему, это просто транскрипция музыки движениями. Здесь я тебе не помощник, всё, что могу – дать основы музыкальной культуры. Хотя и это немало. Представь, Павлова была дочерью солдата и прачки – как ей было трудно! А ты родилась в семье мукзыкантов, это большая удача, которая ко многому обязывает.
Виолетта: Павлова с самого начала знала, что она Павлова. А я сомневаюсь.
Отец: Талант и должен сомневаться. Поэтому на долгом пути к далёкой цели усталому путнику подаются знаки - маленькие удачи – как верстовые столбы.
Виолетта: А может такое быть, что человека специально обманывает Горный Король? Заворожит, околдует, заманит какими-нибудь эдельвейсами, и человек лезет вверх, глядит на цветочки и не видит, что тропинка давно кончилась, и тянется к этим цветам, и не знает, что Горный Король самые красивые сажает на краю пропасти....
Виолетта словно входит в подобие транса и роняет вилку на стол. От этого звука она приходит в себя. Отец поднимает вилку и идёт мыть.
Отец: Сиди, сам помою. Вот интересно – я назвал тебя Виолеттой после «Травиаты», думал, на этом связь с искусством закончится, а теперь ты собираешься в балетное училище....
Виолетта: А каждая девчонка может туда поступить?
Отец выключает воду и стоит, помахивая вилкой в разумьях.
Отец: Нет, не каждая. Нужно сдать экзамен. Если понравишься – возьмут, если нет – следующая! Многие хотят, только судьба у всех разная.
Отец вручает Виолетте вилку, которой она теперь всю жизнь будет выбирать капусту из борща. И первая тарелка уже поставлена перед ней. И первая капустина уже болтается, разбрызгивая капли.

Лето. Двор большого жёлтого учебного заведения, из окон которого доносятся обычные звуки - удар за ударом по клавишам пианино и голос распевающегося баритона. Под деревьями ждут нервные родители, некоторые утешают ревущих дочек лет по десяти, другие уводят счастливых будущих балерин.
Отец Виолетты стоит особняком в самом тёмном углублении каменной стены. Он хмур, как обычно, и по-привычке сдвигает брови, вглядываясь вдаль. Но вот его лицо выплывает из тени, преображается, выдавая готовность открыться навстречу переполняющим чувствам.
Десятилетняя Виолетта выпархивает из дверей и бросается навстречу отцу. Он кружит её в ярком солнечном свете, целует в щёку и прижимает к себе, скрывая слезу, ползущую по щеке. Из открытого окна доносится теперь стройная музыка и блестящий женский голос.

Счастливый новобранец балета Виолетта и её не менее счастливый отец суетятся на кухне. Он заваривает чай в фарфоровом чайнике, она следит за пиццей сквозь стекло духовки.
Отец: Итак, нас ждёт балет. А также слава, успехи, аплодисменты? Но готова ли ты к испытаниям, мукам и подвигу?
Ей смешно.
Виолетта: Нуу, папа, я же не воевать собираюсь....
Отец начинает протирать вельветовой тряпочкой конверты пластинок, стоящие на полке.
Отец: На войне легче. Совершая подвиг, или гибнешь, или побеждаешь. А в искусстве подвиг это будни. Он только тогда и начнётся, когда с учебного плаца ты пойдёшь на фронт, то есть, я хочу сказать, на сцену....
Тенькает таймер духовки, и лампочка гаснет.
Виолетта с пиццей на подносе стоит перед двустворчатой дверью. Отец открывает, выпуская из комнаты приглушённую музыку. Посреди накрытого белой скатертью стола красуется большой подарочный свёрток. Виолетта, затаив дыхание, подходит, ставит пиццу на стул и развязывает бант. Музыка становится явственней, потому что в бумагу завёрнут проигрыватель, на котором кружится пластинка.
Виолетта: Ой, папочка....

Тот же проигрыватель, но Виолетта уже взрослая. Она слушает музыку, сидя на постели, и на голой стене в розовом свете лампы пляшут тени крылатых балерин. Виолетта закрывает глаза.

Кухня в квартире детства. Отец, возвышаясь над столом, пишет записку.
Отец: Вот, оставляю тебе записку – где лежат продукты, куда звонить при пожаре. Дверь никому не открывай. Не забудь, сегодня твоя очередь мыть посуду. Уроки мы сделали. Вроде, всё.
Двенадцатилетняя Виолетта стоит, прислонившись к стене, грустная-прегрустная.
Отец: Ну, ты чего? Я же беру тебя на репетиции и в кафе, хотя ты вечно скучаешь. А сегодня я допоздна, тебе завтра рано вставать....
Виолетта: Ты так и не сказал, что там было.
Отец встаёт с застуканным видом, отворачивается, ходит туда-сюда, пытается придать себе легкомысленной уверенности.
Отец: Обычное родительское собрание, всё, как всегда.
Виолетта: Всегда – я была первой. По росту я стояла последней, а танцевала всегда лучше всех.
Отец: Тебя хвалили.
Виолетта: А теперь оказывается – не в танцах дело! В нашем классе у двоих прыжок выше, и выше подъём, и шире шаг. Я изо всех сил стараюсь!
Отец: Это тоже отметили. Но у вас сейчас особый возраст, многим вообще приходится покинуть балет, а ты не меняешься, у тебя хорошая наследственность. Надо только переждать этот период, как мне сказали, потом ты опять наберёшься сил.
Виолетта потрясает кулаком.
Виолетта: Тогда вы все у меня попляшете!
Отец: Ну! Ради этого не стоит трудиться!
Виолетта: Почему? Я должна всех обскакать!
Отец: Никогда не старайся пустить пыль в глаза, ничего не доказывай – просто делай своё дело потому, что это хорошо. И не надо никому завидовать.
Виолетта: Да разве ж я завидую!? Я признаю, что у этих двоих есть данные, но я вовсе не хочу быть на их месте. Ты сам говорил, что единственным соперником могу быть только я сама.
Отец: Тогда к чему сыр-бор?   
Виолетта: Я проигрываю. Я вижу потолок, но не могу допрыгнуть до него. Чем выше я прыгаю, тем выше поднимается планка! И я не знаю, что делать, я совершенно не знаю, что с этим делать!
Вопросительная пауза.
Отец: Есть такие люди, которые с лёгкостью достигают своего потолка.
Виолетта: Маляры.
Отец: Нет. Эти люди – бездарности. Они преодолевают свою низкую планку и остаются довольны. Остаются. На своём усреднённом уровне. А талант это бесконечно ускользающая линия горизонта, он наделяет даром видеть недостижимое! Чувствовать непознаваемое! Гордись - ты от природы получила паранормальную способность танцевать!
Виолетта: Лучше бы я получила что-то осязаемое.
Отец: Что, например?
Виолетта: Всё и сразу.
Отец выбирает из вазочки на ножке одно яблоко.
Отец: Могу предложить только яблочко.
Виолетта: Если не всё и не сразу, то могла бы я получить хоть что-нибудь? Ну хоть что-то, только, чтобы не отчаиваться, чтобы продолжать движение и знать, что всё это не зря?
Отец: Мне казалось, тебе нравится сам процесс.
Виолетта: Это мучение!
Отец: В муках рождается и наслаждение, и подлинное искусство – всё прекрасное в этой жизни надо выстрадать.
Виолетта: Как мне выстрадать эту жизнь....
Она прислоняется к стене и выглядит сейчас не на двенадцать, а все сто.
За окном ночь. Виолетта садится на пол, разбрасывает ноги и делает наклон вперёд. Она тянется изо всех сил, скрипя зубами, но всё равно не может достать пола животом. Ей остаётся только взвыть и несколько раз стукнуть кулаком по полу. В ответ соседи стучат по батарее. Виолетта бросает хищный взгляд на батарею, встаёт и включает музыку на полную мощность. Батарея трясётся под неслышными ударами, роняя куски старой краски. Но юной балерине дела до этого нет - у Виолетты разрывается сердце, она рыдает, всхлипывает, хлюпает носом, ожесточённо мечется в странном подобии танца по пустой квартире - и плачет, плачет навзрыд, а музыка всё покрывает. Наконец Виолетта устаёт, опускается на колени перед постелью, достаёт из-под подушки фотографию матери, вспорхнувшей и навечно неупавшей. Прижимает к груди, задыхается от слёз....
Темнота. Виолетта лежит в кровати, всхлипывает напоследок. Слышно хлопанье входной двери, и сразу включается свет – стеклянная вставка в двери из чёрной становится жёлтой. Виолетта отмечает этот факт и поворачивается обратно к стенке. Шум воды из ванной, скрип пола, приближающиеся шаги. Вот дверь открывается, и над кроваткой склоняется отец. Он трогает бугор под одеялом, означающий Виолетту. Её лицо мокро от слёз, но отец не видит.
Отец (шёпотом): Нельзя спать на левом боку, так давишь на сердце.
Виолетта: Какая разница.

В репетиционном зале с зеркалами и стеклянной стеной звучит тема «Выбор невесты». Играет, как обычно, аккомпаниатор с выдающимся носом. Балерины в застиранных купальниках, выстроившись в шахматном порядке, исполняют танец, больше похожий на упражнения советских спортивных парадов. Наконец все выходят. Виолетта дожидается, пока останется одна, и размашисто танцует, заполняя движениями огромное пространство. Посмотреть на неё выходит из-за облаков Солнце, оно заливает всё тёплыми лучами – и тут влетает Таня.
Таня: Маргарита! Быстро в кабинет директора!
Тёмный коридор. В конце приоткрывается яркий прямоугольник двери, и во тьме вырисовывается фигура Ми. Виолетта подбегает, но Ми не торопится запускать её внутрь.
Ми: Ты помалкивай. Предоставь мне вести переговоры – если они вообще будут.
Кабинет начальника. В былые времена обстановка здесь была весьма помпезной, сейчас же, в смешанном свете догорающего дня и болезненной люстры, кабинет являет собой настоящее убожество – обшарпанная мебель, потёртый ковёр. Из старого радио тихонько льётся, прерываясь помехами и шумами, полонез первого акта. Директор сидит за столом, откинувшись на спинку кресла и устремив задумчивый взгляд на лампу. Когда-то он был тенором, но голос потерял, зато тучность приумножил. Он медленно опускает глаза на стоящих перед ним балерин, слегка кивает и переводит взгляд на балетмейстера, расположившегося на старом диванчике.
Балетмейстер: Ну как, отменим «Лебединое озеро» или будем танцевать?
Шутливая интонация – хмурое лицо. Этот молодой человек засох раньше времени и превратился в настоящий сухарь.
Ми: Как решите, так и будет.
Директор: Даа.... Билеты проданы, делегация прибывает завтра – думайте, решайте.
Балетмейстер: Если девочки готовы на подвиг....
Балерины выжидающе молчат.
Балетмейстер: Пьидлагаю азделить уоль. Так вам будет легче. Одилия.... Одетта....
Он поочерёдно указывает на Ми и Виолетту, как бы представляя их директору. Балерины не советуются, а просто смотрят друг на друга, и Ми видит мольбу в оргомных светных глазах Виолетты.
Ми: Зачем же делить роль?
Балетмейстер: В конце концов это две азные уоли.
Ми: Да, но их всегда исполняет одна балерина.
Балетмейстер: Хаашо, если ты так увеена в себе....
Ми: Я уверена в том, что роль можно доверить Виолетте.
Балетмейстер: Ну уж нет! Таких экспеиментов мы себе позволить не можем.
Балерины опять переглянулись.
Ми: Тогда я возьму Одетту.
Балетмейстер скептически ухмыляется одной половиной лица, считая, что жалость здесь неуместна.
Балетмейстер: Честно говоя, я не очень пьедставляю тебя в этой тоогательной уоли. Зато ты достаточно напоиста для Одилии.
Ми: Из Виолетты выйдет чудесная Одилия.
Балетмейстер: По-моему, я достаточно хаашо знаю ваши возможности. Виолетта с её наивным видом....
Ми: Да я не знаю никого коварней и демоничней!
Балетмейстер: Ты своими похвалами хоть кого угообишь.
Ми: Я совершенно сознательно упрощаю партию Одилии, все упрощают, и я упрощаю, но если уж выпал шанс танцевать Чёрного Лебедя, это надо делать так, как Виолетта.   
Балетмейстер: Ладно, ишим на ипитиции, пеедумаете - поменяетесь.
Он обращается за благословением к директору, который только и может, что пожать плечами.
В коридоре Виолетта и Ми кружатся, взявшись за руки, как будто они школьницы, а не профессиональные балерины. Лицо Виолетты сияет предвкушением счастья.
Ми: Выходит, мы с тобой вместе взятые – одна настоящая прима! А по отдельности – полпримы. Свихнуться можно.... от гордости....

Виолетта звонит с телефона, висящего с незапамятных времён возле двери с зелёной лампой, гласящей «выход». Вахтёр играет с пожарным в шахматы – оба вздрагивают, когда Виолетта наконец дозванивается до отца и визжит.
Виолетта: Папа, мне дали роль! Я - Одилия!
Загородный дом. Отец показывает тётке большой палец.
Отец: Одилия? Но ведь это.... Это самая трудная роль! Это же кульминация спектакля! Я очень, очень рад за тебя....
Его радость омрачают сомнения.
Через километры это чувствует Виолетта, на её лицо словно набегают облака.
Виолетта: Как ты себя чувствуешь?
Голос отца: Теперь мне станет совсем хорошо.
Виолетта: Самое главное – не волноваться.
Отец сидит, обняв телефонный аппарат и капает в чай лекарство.
Отец: С чего бы мне волноваться? Я верю, у тебя всё получится.... Но всё-таки позвони мне потом....

Виолетта, Ми, Васко и Таня сидят в ресторане.
Таня: Сколько мучений только потому, что Чайковскому взбрело в голову сесть за рояль и сочинить несколько мелодий! Небось, когда стучал по клавишам, не представлял, сколько бедных женщин будет страдать под его музыку.
Васко: Ну, во-первых, он и сам работал по многу часов - вставал рано утром и....
Ми: Подкарауливал свою музу! Всем известно, что феи и эльфы предпочитают рассветные часы.
Васко: Дай закончить мысль! Во-вторых, Чайковский писал не для мучеников, а для тех, кто танцует с лёгкостью и упоением!
Ми: Цитируешь дословно. Только припомни, какой у тебя пульс после лёгкого упоительного танца.
Васко: Зачем мне пульс, если я и так чувствую, что сердце разрывается? Я ведь и не танцую, а только перетаскиваю Ольгу с места на место.
Ми: Не говори мне про эту....
Васко: Про эту совершенную технику?
Ми: Про совершенную безликость!
Таня: Форма, забывшая о содержании.
Васко: Содержание мешает танцевать! Делает себе человек пируэты, и отлично делает.
Васко наливает бокал и подаёт Ми, но она отталкивает его с такой силой, что вино заливает стол.
Ми: Пируэты это ещё не образ. Знаешь, так детей учат читать стишки перед гостями – «Ну-ка, Олечка, скажи нам стихотворение!». И Олечка тараторит без единой ошибочки, не понимая ни слова.
Васко: Но зато без единой ошибочки.
Ми: Она ошиблась в выборе профессии.
Таня: С такой техникой надо идти в гимнастику. В конце концов ей всё равно, чем заниматься, главное – быть в центре внимания!
Васко: Ты, Таня, никого не любишь.
Ми: Она не любит тех, кто высовывается.
Васко: Очень плохо не видеть вокруг себя вершин. Равняться не на кого, стремиться не к чему. И сам становишься кочкой на ровном месте.
Таня: Но в спектакле нужны не только солистки!
Васко: А я что? В балете нужен фон, как в математике нули.
Ми: И всё-таки обидно быть нулём.
Таня: Настоящий нуль это Ольга.
Ми: Ольга – нуль с двумя минусами – техникой и нахальством, а минус на минус даёт плюс.
Васко: Вот и пожалейте её.
Ми: Чего её жалеть? Ольга-то удобно устроилась. На тёпленьком местечке. У неё всего две маски, но этого достаточно. Зрители хлопают. В нашем деле так – или ты нечто великое, или великое ничто.
Васко машет рукой официанту, и тот опускает на стол блюдечко со счётом.
Васко: Как истинный джентльмен, я не могу позволить дамам расплачиваться!
Васко роется в карманах, потом достаёт паспорт и извлекает из-под его обложки мелкую купюру.
Васко: Идиотское положение.... Ми, дашь мне взаймы?
Ми: Ладно, ладно, мне известна твоя формула – взаймы до первого числа.
Ми со вздохами достаёт мятые деньги, болтающиеся по сумке без дела. Васко внимательно считает, сколько Ми кладёт на блюдце.
Васко: И на чай!

Ночь. Ми читает в постели. Виолетта переводит взгляд с неё на часы и обратно. Наконец Ми выключает свет, Виолетта утыкается в подушку лицом. Её спина вздрагивает в полосе света из окна.

Виолетта стоит в мрачном коридоре, правой рукой ковыряя дырку в трико. Ей осталось всего несколько шагов до колоссальной двери, уходящей в темноту. Из углов смотрят тысячи глаз, но сами люди сливаются со стенами. Неожиданно рядом с Виолеттой оказывается отец – как всегда со скрипкой и в плаще. Он наклоняется к её уху.
Отец (шёпотом): Нельзя дольше ждать, чем дольше ждёшь, тем труднее войти в эту дверь.
Виолетта: Но ведь она заперта!
Отец хватает её свободной левой рукой (так как в правой скрипка), и они с трудом идут по колено в воде к вожделенной двери. Вот им удаётся проскользнуть в незаметную прежде щель, но как только дверь с грохотом закрывается за спиной Виолетты, она обнаруживает на расстоянии метра край пропасти!
Отец: Надо перепрыгнуть.
Виолетта смотрит на него. Отец кладёт скрипку на скалу и пытается что-то неумело показать ногами.
Отец: Вот так – левая нога вперёд....
Виолетта: Левая? Которая левая? Ты же знаешь, что у меня обе левые!
Отец толкает Виолетту к бездне. Она падает, едва успев схватиться руками за камни, и повисает над пропастью у ног отца.
Отец: Ты не совершила подвига.
Виолетта: Я сделала всё, что в моих силах!
Отец: Всё или не всё, но этого недостаточно. Нужен подъём выше, шаг больше. Нет, ты не совершишь подвига.
Падает....

Глаза открываются. Утро.

Театральная вывеска под старину гласит: «Суббота. Гениальная репетиция».

Тёмные шторки задёрнуты. Под окном мятая постель, на которой, как зефир, возвышается кокон из одеяла с Ми внутри.  Виолетта, дрожа от холода, садится на кровати, профессионально потягивается, делает несколько поворотов корпусом, головой.
Душ. От воды идёт пар. Виолетта напевает от радости.
По постели Ми идёт крыса. Под одеялом кто-то шевелится. Крыса заглядывает туда, где по всем расчётам должна быть голова, но белокурая макушка быстро прячется в норку, оставляя в воздухе только сопение.
Ми: Если эта ведьма спросит, скажи, что я больна.

В кафе, усевшись рядом с Таней, Виолетта складывает пальто так, чтобы не был виден рваный карман.
Таня: Вряд ли эта ведьма спросит. А тебе даже выгодно – как бы вы одновременно репетировали? Вас двое, а Васко один. Единственный на весь театр. Поэтому лучший. Привык быть лучшим и незаменимым, ни к чему не прилагает усилий.       
Когда Виолетта открывает сумку, Таня выхватывает оттуда Виолетты серую плюшевую собачку.
Таня: Ты до сих пор носишь её с собой?
Виолетта насупившись отбирает собачку, не глядя на Таню. Та придаёт своему голосу доверительности.
Таня: Она до сих пор приносит счастье....
Официантка ставит две кружки. Виолетта утыкается в свой кофе, а Таня гордо отхлёбывает, косясь на неё.
Таня: В это верят только неудачники! Кстати, я говорила, что суббота – самый страшный день? Знаешь, почему? Потому что в пятницу было распятие, и в субботу все ждали – будет воскресенье или не будет!
Виолетта пристально смотрит на одну из многих висящих здесь афиш. Художник изобразил лицо и плечи совсем юной балерины. Она тянется к чему-то высокому, прекрасному и голубому.

Музыка исполняется оркестром. Единственная и неповторимая Виолетта стоит за кулисами в длинном платье и в предвкушении сцены. В это время у неё ещё чёлка. Вокруг ещё десятка два юных балерин в точно таких же костюмах. Все они выбегают, мелко семеня, в свет софитов и начинают свой не слишком примечательный танец.
Отец Виолетты, сидя в зале, вглядывается в толпу танцовщиц. Он даже помогает себе биноклем, но увеличиваются какие-то чужие люди.
Виолетта пытается помахать рукой как можно незаметнее, но другая жертва кордебалета, взрослая мужеподобная Катя, корчит ей страшную рожу и так же «незаметно» грозит кулаком.
Отец, однако, успел понять, где его ребёнок, и потихоньку поднимает руку, чтобы помахать в стиле английской королевы.
Кордебалет расходится, открывая восхищённым взорам героиню и героя, застывших до поры до времени в томных позах а ля Роден. Зал встречает любимцев аплодисментами.
Кордебалет уже за кулисами. Катя, Виолетта, её конкурентка Жанна и ещё несколько страдалиц с завистью смотрят на танцующую пару молодых богов.
В общей гримуборной толчея.
Жанна: Так и умрём в кордебалете.
Катя: Может, и не умрёшь, но насидишься вдоволь.
Балерина, похожая на воблу: Стажировка в ансамбле –обязательный этап.
Жанна: Только нет у него ни конца, ни края!
Катя: Жанна! Ты хочешь прямо сейчас танцевать Джульетту?
Жанна: Плисецкая в первый же год сольные партии исполняла.
Катя: Вы, молодые, все себя плисецкими воображаете. Пару лет потанцуешь придворных дам в кордебалете, потом будешь одним из четырёх лебедей, потом дойдёшь или не дойдёшь до па-де-труа, а дальше – дальше я тебе ничего не обещаю.

Осенний дождливый вечер - ветер колышет деревья - люди бегут под зонтами. В столице который день плохая погода, и толпа, ждущая трамвая, вся словно покрыта мраком, идущим изнутри. Дождь превратил рельсы в два длинных зеркала, искривляющих сияние огней. В стену стеклянной остановки с внешней стороны вставлена афиша с летящей балериной. Стекло разбито, и как раз на том месте, где у неё голова, - дырка. Ветер заставляет трепетать её бумажную руку. Двадцатилетняя, ещё с чёлкой, Виолетта вместе с толпой подбегает к подошедшему трамваю, но он переполнен, и если кому-то удаётся выйти, то войти – уже никому. Виолетта возвращается к остановке и видит, что места под крышей больше нет. Приходится открыть большой чёрный отцовский зонт и встать возле афиши, под краешек навеса.
Голос сквозь дыру в стекле: Везде толкучка, и на остановке, и на работе, везде.
Другой голос: Это точно. Мы ничего не успели, а следующий выпуск, того и гляди, нас опередит.
Виолетта заглядывает в дырку. Они совсем близко – Катя и незнакомая балерина.
Катя: Их пусти, они не только нас, они и прим обскачут. Видала? Эта Жанна уже танцует Джульетту!
Катя суёт другой балерине программку с такой же фотографией, как на рекламе. Только у парящей Джульетты нет дырки на месте головы, зато есть горделивая физиономия Жанны, с которой Виолетта была в кордебалете.
Другая: А у самой обе ноги левые, и перебирает ими точь-в-точь, как ваша Виолетта!
Катя: Виолетта всё-таки симпатичнее. Хоть не нахальная.
Другая: Это она только с виду безобидная. В тихом омуте черти водятся.
Катя: Да ничего там не водится, просто омут. Немножко с приветом, немножко глуповата, потому и старается побольше молчать. Вперёд!
Все садятся в подошедший полупустой трамвай.
Он уезжает, унося свет в окнах, а Виолетта остаётся ждать под дождём.

Столичная квартира. Виолетта, в то время с чёлкой, отрабатывает на полу комбинацию – надо упасть, перевернуться и простереть руку словно вослед чему-то уходящему, причём каждое движение должно точно переходить в другое. Наконец довольна. Она ложится на пол, чтобы созерцать потолок.
Виолетта: Ты столько рассуждал о творческом пути, но ни словом не обмолвился, что нужно ещё как-то выбраться на свою дорогу. А меня не пустят дальше миманса. Никогда.
Отец полуотвернувшись вытирает пыльные книжки, по одной доставая их из шкафа. В его голосе звучит обычный наигранный оптимизм, и не смотрит он на дочь оттого, что она может заметить его сомнения.
Отец: Ох, Виолетта! Ты уже на пороге искусства, сколько людей мечтает об этом! Жизнь это не спринт, а марафон. Великая Уланова, насколько я помню, танцевала, когда ей было за пятьдесят, Плисецкая тоже. У тебя полно времени, а ты считаешь свою жизнь оконченной!
Виолетта встаёт с пола и подходит к шкафу, чтобы поймать взгляд отца.
Виолетта: Второй сезон на исходе. Моё время истекло. Или я его упустила. Или оно пронеслось мимо. Можно поздно закончить, но нельзя поздно начать. Я стараюсь не отчаиваться, ты же видишь, каждый свободный час тренируюсь, каждый свободный день сижу на чужих репетициях – лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать.... О том, что даже эти маленькие роли.... В общем, мне их дают потому, что в театре тебя знают.
Отец без удивления смотрит на Виолетту, серьёзно, словно взвешивая, подходящий ли это момент для разговора, который давно щекотал ему язык.
Отец: Есть возможность тебе уехать в один город. Мне будет нелегко, но там гораздо больше шансов для тебя. Не буду уговаривать. Я понимаю, что из столицы никому не хочется уезжать.
Виолетта берёт минуту на размышление. Протирает книжку. Ставит на полку. Отец переставляет ниже.
Виолетта: Мне важно танцевать. Всё равно, где, лишь бы не в кордебалете. Вот только я без тебя совсем одна останусь....
Отец: Подвиг есть подвиг. Будем осваивать эпистолярный жанр.

Раннее-раннее утро. Нагруженная чемоданом и проигрывателем двадцатилетняя Виолетта в юбке-колоколе стучит каблучками по пустынной улице. Городок заволокло туманом, и в нём столбы превращаются в людей, а люди – в урны. Виолетта проходит мимо тогда ещё незнакомого входа в кафе, и ей открывается чистый лист площади перед зданием театра.

Настоящее время. В зале репетируют только Виолетта и Васко - под душераздирающие пассажи аккомпаниатора. Васко среднего роста, но благодаря стройности кажется высоким. Худое бледное лицо, нос с горбинкой.
Педагог: Виолетта, хватит смотреться в зеркало! Как можно вжиться в роль, если отвлекаться?
В зал заходит балетмейстер и сразу, как коршун, пикирует на педагога.
Балетмейстер: Вы, конечно, пиивыкли, что вас уважают, хотя бы за пошлые заслуги в качестве пыимы, но послушайте, чему вы учите молодёжь?! Смотыеться в зелкало необходимо! Чтобы видеть все свои ошибки!!
На лице педагога не дрогнет ни один мускул – она вся, как сталь.
Педагог: Сделать ошибку, а потом ещё нести её через весь танец, сгибаться под этим грузом? Чтобы танцевать, нужно иначе смотреть на свои ошибки, нужно учиться не замечать их.
Балетмейстер: Но зыитель обязательно заметит! Кому, как не вам, знать, что искусство не пощает ошибок....
Аккомпаниатор: Ошибки в искусстве нередко оборачивались гениальностью.
Балетмейстер не ожидал атаки со стороны скромного юноши с большим носом и всклокоченными волосами. Ухмыльнувшись по привычке одной половиной лица, он молча берёт с пианино ноты, открывает их и ставит перед аккомпаниатором, нравоучительно глядя на юношу, которому лучше бы заняться своими прямыми обязанностями. Васко закатывает глаза.

Нет балетмейстера, нет педагога, нет аккомпаниатора. Васко репетирует с Виолеттой под старый магнитофон. У обоих майки насквозь мокрые. В очередной раз, когда она прыгает ему на руки, Васко шатается и едва не роняет её. После такого ему остаётся только выключить магнитофон и плюхнуться в кресло. Виолетта обессиленно опускается на пол. Васко расхлябанным движением стаскивает со спинки полотенце, вытирается и вешает его себе на голову, как боксёр.
Васко: Сколько уже мы отсюда не вылезаем? Ты угробить меня решила или просто потеряла счёт времени? Ну объясни хотя бы! С Ольгой всё было просто и понятно, а тебе, видите ли, охота блеснуть. Перед кем? Да эти зрители всё равно ничего не заметят, если только ты не грохнешься в оркестровую яму! Или, может, ты задвинулась на своём высоком предназначении, сочинила какую-нибудь легенду, например, что ты мотылёк, летящий на свет рампы? Ах, эта сцена! Ах, эта магическая комната с тремя стенами! Ах, этот запах плесени, эти люди в темноте вокруг светлого кусочка пространства, где выдуманные существа совершают выдуманные поступки!
Сидящая на полу Виолетта чуть не плачет, когда Васко шлёпает полотенце на подлокотник и уходит из зала. Несколько мгновений безотрадной тишины с затихающими шагами Васко за дверь – и вот Виолетта встаёт, чтобы продолжать. Звучит музыка из магнитофона, у Виолетты намокли уже даже волосы, подкашиваются ноги, но она продолжает движения, ставшие совершенно механическими. Кассета кончается. В стекло бьётся муха. Виолетта открывает окно, выпускает её и возвращается к станку. Дверь открывается, обиженный Васко подходит к магнитофону, переворачивает кассету и включает музыку. Становится в исходную позицию.

Кафе. Виолетта с чёлкой и Пламен сидят над малеби с розовым сиропом в железных мисочках. Он ест, она бережёт фигуру.
Пламен: Ты с этим Васко чего-то напутала.
Виолетта: Может быть. (Пауза.) Ты же, вроде, в балете  не очень разбираешься. (Пауза, наполненная злостью.) А тебе не случается напутать?
Пламен: Случается. Все ошибаются, только на сцене это заметнее.
Виолетта: Помнишь, когда мы познакомились.... ты не сказал, что именно тебе понравилось – постановка или я.
Пламен: Естественно, ты.
Виолетта: Мог бы сразу сказать.
Пламен: Я боялся тебя обидеть. Мало ли как ты отнесёшься, если я скажу, что ты мне понравилась как женщина, а не как балерина....
Виолетта: И ты целый год молчал.
Приносят сок в ледяном стакане.
Пламен: Да! Ведь скоро годовщина нашей встречи, предлагаю отметить её в загсе.
Она с подозрением смотрит на него.
Пламен: Есть вопросы, которых мы не касались, но они непременно возникнут, когда мы выполним эту формальность. Тебе пора поменять профессию. Учти, я давно думаю об этом. Я решил, что тебе нужно время.
Виолетта: Чтобы я подстроилась под тебя?
Пламен: Чтобы ты образумилась.
Бесцветная Виолетта смотрит в стакан, потом на улицу, в единственное здесь большое окно, где обрезанные деревья, брошенные машины и листья, бегущие по тротуару.
Виолетта: Тебе надо было начать с этого вопроса, а не с того, что нам надо расписаться. Мы бы расстались без ссоры.
Пламен: А я совершенно не собираюсь с тобой расставаться.
Виолетта: Ты уверен, что я уступлю.
Пламен: Я верю, что ты поймёшь – это важно для тебя самой. Не говорю, что ты бездарность, но сколько лет ты служишь искусству, которое тебя даже не замечает?
Виолетта: Предлагаешь мне роль домохозяйки. А если я тебе предложу – из отдела культуры на молочную ферму? Что балерины, что тёлки....
Пламен: Я искал тебе подходящий вариант – и вот....
Он достаёт из кармана мятое объявление. Виолетта читает, натягивая бумагу.
Виолетта: «Балетному кружку требуется руководитель»....?
Она оскорблённо-вопросительно смотрит на Пламена, и он с готовностью кивает.
Пламен: Молодёжь тебя будет на руках носить.
Виолетта превращается в сталь, стекло и камень.
Виолетта: Значит, ты считаешь, что на большее я не гожусь. Что я упряма, самонадеянна и, главное, бездарна. Я хочу сказать тебе, что плюю на твоё мнение, но нет, знаешь, мне хочется видеть тебя где-нибудь в третьем-четвёртом ряду, откуда ты сможешь лучше оценить мою новую роль. Не для того, чтобы пустить пыль в глаза, а чтобы ты понял - я раз и навсегда бесповоротно выбрала свой путь. С тобой или без тебя.
Она говорит чётко, совсем как педагогша, в этот момент она и внешне становится чем-то на неё похожа.
Пламен: Но я-то не могу без тебя, Виолетта.
Он говорит сонно, без пафоса. Она бросает на него быстрый взгляд. Он протирает очки.
Виолетта: Сантименты тебе не к лицу. Ты задал мне два вопроса, я ответила тебе на первый «да», на второй – «нет». Теперь решай сам.
Ей неожиданно весело и легко.
Пламен: Я должен подумать.
Он достаёт из кармана монету, смотрит на неё. Потом ещё одну. Виолетта встаёт, даже вспархивает.
Виолетта: Ладно, думай!
Пламен неуклюже пытается подняться, грохоча стулом.
Пламен: Проводить тебя?
Виолетта: Не трудись. И без того твои полчаса слишком затянулись.
Виолетта идёт вдоль по улице, качаясь под ветром. Смеясь, размахивает сумкой. Вытирает щёку. На стакане тает отпечаток большого пальца.

Ми и Таня идут под зонтами по улице с серыми и жёлтыми домами.
Ми: Танечка.... Танюша, ты мне одолжишь до понедельника? Нам свет отключают!
Таня: До понедельника могу дать, но твой дорогой Васко всё равно пропьёт.
Ми: Ты дай, а там посмотрим....
Таня останавливается и долго роется в сумке. Ми становится неудобно. Она вздыхает.
Ми: Что за времена – мужиков содержим. До чего мы дожили с этим равноправием....
Таня наконец достаёт деньги и перед тем, как отдать, назидательно машет ими на уровне глаз.
Таня: Для того они нам и предоставили «равноправие».
Ми: Мой дурак и слова-то такого не знает.
Таня: А ты гони его. Я своего прогнала – и не жалею. С твоей внешностью, если не лениться, легко завести более выгодного кавалера. И чтобы  при деньгах!
Ми: Нет, Танечка, это мой дурак. Бросишь его – совсем сопьётся. Придётся когда-нибудь выйти за него замуж.
Таня: А как же Маргаритка? Ведь если Васко к тебе переедет....
Ми: Думаешь, я готова расстаться с Фиалочкой? Да и она без меня пропадёт.... Кто ей напомнит, что нужно хоть изредка обедать? Эх, судьба, прочили в звёзды балета, а работаю нянькой.
Они стряхивают зонты и заходят в подъезд с русалочьим лицом.

В квартирке сегодня на редкость уютно. За окном бесконечная стена дождя. На стуле, где Ми обычно кладёт полотенце, сидит здоровенная крыса и с аппетитом кушает. Виолетта с ногами сидит на кровати, завернувшись в большую шаль. На столике гремит проигрыватель, а голая стена над ним озарена розовым сиянием абажура – прекрасный фон для видений. Виолетта открывает ожидавшую у подушки бутылку простокваши и устало всматривается в розовое сияние, погружаясь в музыку. На стене появляются танцующие фигурки – призрачные, словно из проектора в солнечный день. Одна из них будто бы приближается, огромное лицо заполняет всё.... Виолетта слушала музыку на полную и не заметила, как вошла Ми. Крыса уходит.
Ми: Фиалочка! Ты совсем испортишь себе желудок. Питаешься одной простоквашей! Ну, ещё яблоками.
Ми заглядывает в пустые глаза Виолетты и трясёт её за плечо, чтобы она очнулась. Музыка становится тише, теряет глубину, объём и покрывается виниловыми царапинами. Где-то у плиты, намечая кофе, суетится громкоголосая Таня с банками и склянками.
Таня: Лебедя нашего видела? Настоящая гусыня!
Ми отбирает бутылку у Виолетты и шепчет ей, как больной, или как в присутсвии больной.
Ми: У Ольги дела гораздо хуже, чем мы думали.
Таня: Допрыгалась, выскочка!
Ми: Хотя бы сейчас имей совесть. Одно дело злословить о человеке, когда ему везёт, и совсем другое – когда случается несчастье.
Таня оставляет кофе и подходит, уперев руки в боки, к Ми. Они стоят, как два быка.
Таня: А может, я просто откровеннее? Разве ты не ждала чего-то подобного?
Между быками проходит Виолетта. Она вешает шаль, берёт пальто и выключает проигрыватель, но музыка не прерывается, просто теперь вместо оркестра звучит глухой барабан.
Ми: Ты куда, Фиалка, мы хорошего кофе принесли, сейчас гадать будем!
Таня: Посмотрим, где твой принц на чёрном коне....
Ми: Я сама тебе погадаю, так надёжнее, а ты - мне?
Таня: Боишься на репетицию опоздать? Вот уж правду про тебя говорят....
Ми уничтожает её взглядом, и обрывок фразы повисает в воздухе. Виолетта по пути к двери задевает жестяную банку полой пальто. Из рассыпавшихся по всему столу песчинок кофе складывается картина – лестница, по ней сбегает тонкая фигурка в пальто. Хлопает дверь, и фигурку догоняет ещё одна.
В дверях подъезда с огромным морским лицом Ми настигает Виолетту. Моросит дождь.
Ми: Ну подожди! Рано ещё! Дура эта Танька, и дурацкое это гадание на кофейной гуще, но ты хотя бы просто посиди с нами? У меня не так много удовольствий в жизни – только кофе да болтовня. Ну, ещё аплодисменты. И чтение перед сном. И Васко. И даже если я не верю в знаки судьбы, не умею их искать в кофейных разводах, всё же так неплохо скоротать дождливый день до вечера, а там и ночь придёт, и скорее наступит следующий день.
Фигурка Виолетты удаляется. Она без зонта.

В продуктовом магазине. Продавщица ставит на прилавок две бутылки простокваши, Виолетта спешным жестом ей показывает одну.
Продавщица: ?Яблоки брать будете?
Виолетта выходит за дверь, пряча яблоко в карман старого пальто. Простоквашу пьёт на ходу.

Дождь прошёл. Виолетта идёт к парку. Навстречу Пламен. Она делает вид, что его нет, а он делает вид, что этого не замечает.
Пламен: Виолетта! Поздравляю с новой ролью!
Она кивает и делает ещё шаг, но Пламен протягивает руку, как будто хочет остановить её. Он не решается схватить Виолетту за руку, но она и так останавливается.
Пламен: Я очень рад. Ты это заслужила.
Виолетта выжидающе смотрит на льстеца.
Пламен: Понимаешь.... Расстались мы с тобой как-то странно.... Не попрощались.... И ты, может, считаешь, что я такой дурак и не способен понять....
Виолетта: Всё ты понимаешь. Мы всегда в чём-то понимаем друг друга и в чём-то не понимаем. Такая судьба.
Она идёт дальше. Сзади слышится топот – Пламен догоняет Виолетту. Балерина оборачивается.
Пламен: Я приду завтра вечером.... И буду болеть за тебя....

Проезжие машины затухают вдали, люди куда-то пропадают, Виолетта остаётся совсем одна. Парк. Серое солнце. Чёрные деревья. Мокрая пустая аллея с белыми статуями. Изо рта Виолетты пар.
Существо, похожее на дриаду, выглядывает из-за ствола дерева, но Виолетта не замечает - как раз в этот миг она опускает голову.
У самых ног блестящий асфальт превращается в край гигантской вращающейся пластинки. Виолетта ставит огромную иглу на край семиметровой пластинки и сама встаёт на неё. Шорох проигрывателя. Начинается музыка, Виолетта танцует. Это труд, а не вдохновение.
Теперь уже из всех деревьев вырастают дриады, а из-под падших листьев высовываются их земляные собратья. Статуи стряхивают гипс и являются в своей обнажённой сущности. Они приглядываются к танцу Виолетты, повторяют её движения и вскоре окружают вращающуюся пластинку кольцом хоровода, которое постепенно смыкается, поглотив Виолетту.
Никакой пластинки уже нет, а безлюдная аллея превратилась в сказочную чащобу. Толпа лесных жителей падает на колени, остаётся стоять только Виолетта, но теперь она в короне, фиолетовом царском наряде, с зелёными глазами, чёрными губами, бровями и волосами. В едином танце свита воздаёт ей почести, повинуясь каждому жесту Виолетты, отзеркаливая и продолжая её неожиданно властные движения.... Но музыка обрывается, сказочный балет тает, а оставшаяся в одиночестве Виолетта лишается короны с мантией и застывает в красивой позе, продолжая вертеться вместе с пластинкой. Виолетта стоит в той же позе на асфальте. Опускает руки и оглядывается, как бы кто не увидел.

В чёрных зарослях темно, только один луч тянется сквозь ветви к Виолетте.
Она трогает мокрую скамейку, отряхивает руки.

Игровая площадка. Виолетта проходит мимо качелей, где со смехом и скрипом катаются два мальчика - маленький и поменьше. Она машет им рукой - они машут в ответ. Виолетта присаживается на скамью и полуулыбается, глядя на братишек.
Женатая парочка на соседней скамейке изучает её, но решает не обращать внимания, как будто это пень в пальто.
Жена: Да нет никого. Это летом здесь полно народу, а сейчас наслаждайся – двести гектаров одиночества, целый сад! Ты же любишь одиночество? Ты любишь всё, от чего нормальные люди бегут. Так сказать, заполняешь экологическую нишу - на которую никто больше не позарился. А я больше не могу жить в болоте и питаться неизвестно чем. Помнишь, ты мне обещал беззаботную жизнь....
Муж: Легче всего быть беззаботной, когда ты невзыскательна. Но ты никогда не была невзыскательной. Ты жаждала только одного и не отказалась, даже когда увидела, что ничего не добьёшься. Это твой выбор. Будь счастлива, если можешь.
Муж деловито встаёт и уходит. Жена неодобрительно оглядывается на Виолетту и уходит в другую сторону, оставляя скамейку одну.
Малыши катаются, по-прежнему смеясь.
Упавшая было духом Виолетта снова не может удержаться от улыбки.

Виолетта чистит полусапожки. Ми сидит на постели, завернувшись в шаль.
Ми: Холодильник такой.... Я забегала в мастерскую, представляешь, у них всё ещё нет спиралей! Придётся купить новый обогреватель – в понедельник. В таком напряжении работать невозможно. Я капельку отдохну, если усну – разбуди. До пяти часов есть время.
Ми заваливается. Виолетта снимает с батареи высохший гимнастический купальник, аккуратно складывает его в сумку. Ми с упрёком смотрит на неё, но потом всё же садится на постели, поправляет волосы небрежным жестом.
Ми: Ладно, пошли.

Ми и Виолетта появляются из какой-то крошечной занавешенной дверцы, сгибаясь в три погибели. Тут же на них бросается балетмейстер Сухарь.
Балетмейстер: Я паасил не опаздывать! Идёт гениальная ипитиция!
Виолетта делает вид, что внимательно наблюдает за танцующими на сцене, срывая так чувство неловкости от того, что с неё не сводят глаз. Несколько балерин из кордебалета обстреливают Ми и Виолетту взглядами и смешками вперемешку с шушуканьем. Подходит Васко, кладёт руку на плечо Ми, но она его сбрасывает и обращается подчёркнуто к Виолетте.
Ми: Если Ольги нет, так они про нас сплетничают.
Васко протягивает Ми свисающий сверху канат.
Васко: А ты дёрни за эту верёвку, и они провалятся под сцену!
Ми: Зачем это? Я всю жизнь мечтала, чтобы мне завидовали.
Васко: Только они не завидуют, а гадости сочиняют про вас.
Ми замахивается на него, Васко со смехом отскакивает, Ми за ним гонится, и они исчезают во тьме закулисья. Виолетта остаётся смотреть репетицию. Голос балетмейстера неожиданно звучит прямо над ухом Виолетты. Она вздрагивает, хотя говорит он добродушно и ободряюще.
Балетмейстер: Твоя паутия. Паутия Чёного Лебедя.
Виолетта: Немножко боюсь за фуэте.
Балетмейстер постепенно начинает выходить из себя.
Балетмейстер: Какие ещё фуэте? Боосьте фуэте, делайте туы по куугу! У нас нет выемени для экспеиментов....
Кордебалет захихикал. Виолетта идёт на сцену, ей наперерез бросается Ми, показывая сжатые кулаки.
Музыка гремит необычайно живо. Виолетта танцует от души, когда она переходит к фуэте, балерины из кордебалета замирают.
Шёпот балерин: Двадцать два, двадцать три....
Во время вращения на лице Виолетты нет ни старания, ни сомнений, ни радости – абсолютно ничего.
Шёпот балерин: Двадцать девять, тридцать, тридцать один, тридцать два!
Бешеный стук сердца. Виолетта, задыхаясь, прислоняется к стене за кулисами. Подбегают Ми и Васко.
Ми: Это был триумф, радость моя! Ты сразила, убила нашу Ольгу, поставила на ней крест!
Подходит балетмейстер Сухарь, ещё более серьзный, чем обычно. Смотрит на Виолетту, как на чудо-полено.
Балетмейстер: Хаашо.... Даже очень хаашо. Не без технических ошибок, но с подъёмом.
Кордебалет уже не хихикает.

Вечер. Виолетта выходит из театра и тут же оказывается в обществе виолончелиста. Он упорно бредёт следом за ней, не выдавая отчаянья.
Виолончелист: Моё предложение остаётся в силе. Насчёт кофе с коньяком. Не подумайте, что я хочу вас напоить, а тем более приставать. Но вы одиноки. Я – тоже. Давайте вместе разгоним тоску?
Они идут по улице в жёлтых фонарях.
Виолончелист: Где вы видали такого дурака? В моём-то возрасте! Столько дней за вами хожу, и вам это ни о чём не говорит?
Эта улица темна, и в темноте Виолетта позволяет себе одну слезу. Несомненно, проскользнувшая нота искренности действует на неё, но и чувства, и слёзы она предпочитает оставлять для себя. Виолончелист берёт её за руку.
Виолончелист: Я уже давно к вам присматриваюсь. Я даже расспрашивал о вас. Оставь её, говорят, она не горячей мороженого, но что мне делать, если это сильнее меня.
Приближается освещённый островок знакомого подъезда с гигантским лицом на двери и поникшим деревом сбоку.
Виолетта: Вы влюблены?
Виолончелист: Ну.... Да.... Как бы глупо это ни звучало.
Он неожиданно смущается, и Виолетта проходит мимо своего подъезда. В темноте по лицу Виолетты блуждают тени. Виолончелист засовывает её руку себе в карман, другой рукой Виолетта трогает дырку на колготках, чуть-чуть приподняв край юбки.
Виолончелист и Виолетта останавливаются под едва брезжущей мерцающей лампочкой его подъезда.
Виолетта: Вы один живёте?
Виолончелист: Нет, но до двенадцати квартира в моём распоряжении.
Виолетта: Вы всё предусмотрели.
Виолончелист: Иначе я не стал бы вас приглашать.
Виолетта: Вы сказали, что наводили обо мне справки....
Виолончелист: Не поймите меня неправильно, я интересовался не сплетнями, а вами, потому что думал о вас....
Виолетта: А вам не сказали, чем вы рискуете?
Виолончелист: И чем же я рискую?
Он, обжигаясь, вкручивает поглубже лампочку над подъездом, и она озаряет пространство ярким и ровным светом.
Виолетта: Своей свободой. Мне не нужен любовник. Мне нужен муж. Не играйте с огнём, молодой человек. И не приставайте к старым девам. Попадётесь какой-нибудь вроде меня – потом.
Она плавно, с балетной лёгкостью поворачивается к нему спиной.

Родной подъезд, приветственный взгляд русалки. Виолетта поднимается по лестнице. Всхлипывает. Под дверью роняет ключи, поднимает, и вдруг дверь открывается сама.
Когда Виолетта входит в квартиру, там стоит шум и гам – Ми, Таня и Васко, судя по всему только что пришли. Разуваются, раздеваются, шуршат мешками с едой. Васко целует Виолетте ручку.
Васко: Марго Фонтейн!
Ми: Фиалочка, включай телевизор! Скорее!
Виолетта включает и обнаруживает, что балет уже начался. На экране надпись: «Марго Фонтейн».
Все мгновенно затихают, бросают продукты, где попало, и садятся прямо на пол. Раскрасневшиеся лица светлеют, в усталых чертах просвечивает дух.

Вся компания ужинает под шампанское.
Васко: Завтра наша Марго такую Одилию выдаст, что затмит даже английскую Марго. У Фиалки, может, нет ольгиного прыжка, зато есть индивидуальность. Это даже балетмейстер не мог не заметить.
Таня намазывает на бутерброд огромное количество горчицы.
Ми: Какой жуткий сухарь! Он, наверно, из пластмассы, и мозги у него из пластмассы, и чувства пластмассовые. Говорит: «Хорошо», когда всем ясно, что великолепно!
Таня: Да, Маргарита меня просто потрясла!
Васко: Только перед выходом на сцену чуть в обморок не упала.
Таня с любопытством разглядывает бесстрастное лицо Виолетты.
Таня: Правда страдаешь? Страдай, девочка, страдай. Лучшее средство похудеть.
Ми: Ты ей ещё внуши, что она толстая!
Таня: Ой, прости, обидела твоего ребёнка!   
Ми: Ну, допустим, обидеть её всё равно не получится.... Сама видишь - хоть Фиалкой её назови, хоть Ромашкой.
Таня: Маргаритка, я тебе расскажу, почему я никогда не волнуюсь. Надо представить, что в зале сидят не люди, а горшки. В каждом кресле по горшку!
Васко: Горшки, между прочим, не сбегают из зала!
Все смеются и дружно выпивают шампанского.
Васко: А вообще Марго из нас из всех самая счастливая.
Таня: Потому что у неё есть великая цель, хе-хе.
Васко: Потому что она верит в неё. У кого не было цели в детстве?! И чем ты старше, тем она ясней, а потом начинается обратный процесс – она становится всё туманнее, теряется, исчезает.... Пока в одно прекрасное утро не спохватишься – аха! А где моя великая цель? В шкаф заглянешь, под кроватью пошаришь – нет её!
Васко ищет под тарелками.
Ми: Лично ты ищешь её не в шкафу, а на дне бутылки....
Васко: Неважно, где. Важно, что её нет.
На мгновение воцаряется тишина.
Виолетта: Я вам не помешаю, если включу проигрыватель?
Васко: Включай, пусть орёт.
Ми: Только потише!
Васко: Не мешай ребёнку! Дети – наше будущее.
Ми: Дурачок, я о ребёнке и забочусь! Мало того, что на репетициях пианино бренчит, так потом не заснёшь с её «Спящей красавицей» - Фиалочка первая с ума сойдёт!
Васко: И пускай! Искусство требует некоторого....
Васко помахивает рукой в воздухе.
Тем временем Виолетта включает проигрыватель, заворачивается в шаль и с ногами залезает на кровать, привалившись к голой стене. Заметив это, Ми оставляет застолье и подходит к ней.
Ми: Не прислоняйся, стена такая холодная.
Она берёт подушку и брезгливо разглядывает жёлтое пятно. Оглядывается на Васко с рюмкой.
Ми: Деньги пока есть - в понедельник купим новую наволочку. Если ты Чёрный Лебедь, ты не можешь спать на грязной подушке.
Взбив подушку, Ми подсовывает её под спину Виолетте и возвращается к столу. Виолетта растроганно смотрит ей вслед. Потом исподтишка достаёт карточку, спрятанную запазухой, и погружается в музыку, разглядывая выцветшую фотографию. На противоположной стене в розовом свете лампы оживают призрачные балерины.
Виолетта успокаивается.

Адажио и вариации принца и Одилии из третьего акта. Виолетта танцует на поверхности чудесного озера.

Комната. Лицо спящей на животе Виолетты освещено красным. Она вздрагивает, просыпается, хватает будильник.

Распрекрасная расписная заставка: «Воскресенье. Великий день».

Кругом разгром. Виолетта нажимает на выключатель, но света нет. Хочет включить свет в ванной, и тоже без толку. Из-за рамы зеркала, висящего у двери, торчит счёт. Виолетта открывает шкаф. Открывает ящик стола. Открывает посудный шкафчик – там спички, несколько пустых жестянок от греющих свечей и один обычный огарок.
Ванная. В темноте зажигается спичка, пламя переходит на фитиль. Включается душ. Виолетта начинает снимать ночнушку, и тут огонёк гаснет. Дверь ванной. Шум воды.
Виолетта в полотенце заходит, дрожа, в комнату. Ми укрыта с головой. Виолетта оглядывает беспорядок - на столе остатки ужина, повсюду разбросана одежда, наволочка с пятном, пододеяльник дырявый.... Виолетта берёт из вазочки последнее печенье, пытается надкусить, но его приходится положить обратно. Она включает электроплитку (лампочка не горит) и начинает набирать воду в турку. Через мгновение выключает воду, выключает плиту.

Пустой репетиционный зал. Пустая раздевалка. За распахнутой дверью всё же обнаруживается Виолетта. Она надевает новые чёрные леггинсы.
В зале. Виолетта делает лёгкие упражнения у станка. В центре зала повторяет прыжки. Множество тонких чёрных фигурок скользит по зеркалам. Дверь приоткрывается, заглядывает педагогша.
Педагог: А, ты здесь, Виолетта. Да и где тебе быть.... Только не переутомляйся – у тебя вечером спектакль.

Холл первого этажа. Виолетта нарочно медленно спускается по лестнице, дёргает запертую дверь столовой. Сквозь стеклянную стену видно, как тётенька в белом фартуке застилает столы скатертями.

Виолетта стоит на ступеньках перед входом, качаясь с пятки на носок, разглядывает осеннее небо, не просохшее после ночного дождя. Из дверей стремительно выходит педагог, касается руки Виолетты.
Педагог: Пойдём выпьем кофе.

В кафе. Виолетта и педагог молча сидят над стильными кружками. Кружка Виолетты почти полна. Педагог допивает свой кофе одним залпом.
Педагог: Собственно говоря, почему ты одна? Где Ми?
Виолетта, уставившись в свою кружку, кивает в сторону.
Педагог: Отдыхает? А ты почему не отдыхаешь?
Виолетта пожимает плечами.
Педагог: Балет это ещё не всё, Виолетта.... Ты забываешь, что, кроме сцены, есть ещё и жизнь. но жизнь проходит, и ты понимаешь, что вполне проживёшь без балета, а балет без тебя.
Педагог начинает в такт словам топать пальцами по столу, выписывая кренделя, как балерина – ногами.
Педагог: Я, конечно, надеюсь, что приношу ещё пользу, только разве мы этого хотим? Или мы просто увлеклись, втянулись, привыкли? Не можем вырваться из этой обстановки, не можем жить без этой атмосферы – без суеты репетиций и лихорадки премьер, и толпы у входа, и софитов, и афиш, и даже неприятностей....
Увлёкшись настольным балетом, педагог смахивает свою кружку со стола. Громкий звук разбивающегося фарфора. Виолетта и педагог, вжав головы в плечи, оглядываются на барную стойку. За стойкой никого, лишь в открытой двери рядом виден бармен, поднимающий дребезжащий ящик с бутылками. Виолетта с бесстрастным видом ногой задвигает осколки под стол. 
Педагог: Ты, к примеру, спрашивала себя, ради чего ты надрываешься? Хочешь достичь всего? Так покажи мне, у кого получилось – одной того не хватает, другой – этого. Они, конечно, отличаются. Только и думают, как бы отличиться. Вот сейчас, когда я занимаюсь не собой, а другими, вами, я ясно вижу, что искусство не состязание, а именно служение. Я учу вас тому, чему сама не научилась, я воспитываю упорство в тех, кому не хватает силы, и внимательность - если не хватает восприимчивости. Как быть балериной, и как иногда не быть балериной. Это тоже важно. Можно сказать, я сажаю волшебные семена, а в этом деле главное – не оглядываться. Научиться молчать и научиться не слушать.
Педагог продолжает говорить, но звука нет.
Виолетта смотрит на неё во все глаза и кивает, как будто слушает. 

Продуктовый. Виолетта достаёт из кармана старое-старое объявление и незаметно бросает на пол. Она стоит в очереди за старушкой, наблюдая, как с витрины сгребают последние яблоки. Всучив авоську старушке, продавщица поспешно ставит на весы табличку «Обед» и скрывается в двери подсобки, срывая фартук.

Узкая ванная. Виолетта моет руки, слушая и не слушая крики из комнаты.
Ми: Я эту сволочь всё-таки достала! Надо же было встать в воскресенье ни свет ни заря, чтобы вывернуть пробки! Вам что, говорю, платят за то, чтобы вы людям гадости делали? Швырнула ей эти несчастные деньги на стол, но такой скандал закатила! Будет знать!
Ми заглядывает в ванную, где Виолетта сгорбилась над раковиной.
Ми: Хочешь кофе? Ах, да, ты уже пила с этой змеюкой, я вас видела в кафе. Фиалочку хоть в гадюшник посади, она будет довольна. Ты бы отдохнула, вечером спектакль. 

В комнате темно. Виолетта вскакивает на кровати, хватает будильник.
На часах без минуты пять.
Виолетта переводит дыхание, ищет что-то взглядом.
Ми заворачивается по уши в одеяло.
Виолетта берёт с батареи сумку, кладёт в неё валявшееся на стуле обмундирование, достаёт из-под одеяла собачку.
У дверей уже одетая Виолетта застёгивает сумку, выключает свет. В темноте открывается прямоугольник света, и чёрный силуэт выходит.
Звонок будильника, он же театральный звонок.

В буфете татра происходит антракт. Повсюду сидят и стоят жующие люди, успевающие ещё и создавать гул.
Седая училка с причёской помпадур и высоким чёрным воротником, отделанным кружевом, возвышается над толпой первоклашек, торопливо грызущих мороженое и пирожные.
Училка: ....Вот она – красота! Возьмите хоть немного, кто сколько может, и унесите в свою жизнь! После антракта мы увидим, как Чёрный Лебедь из символа зла превращается в символ несчастья. Он рождён на свет только для того, чтобы стать отражением звезды второй величины, которая будет затмевать его, пока он не угаснет. Эта роль самая трудная на сцене, потому что она самая трудная в жизни. Но вот приходит время и Чёрного Лебедя, хотя всего на одно па-де-де в третьем действии. И он откроется и предстанет во всей красоте, и Белый Лебедь перед ним станет бледным лебедем.
Пока звучит исцарапанный временем старушечий голос – череда крупных планов детей, увлечённых едой.
Тем временем из закулисной тьмы появляется лицо Виолетты в блестящей шапочке, похожей на плавательную. Рядом возникает балетмейстер, и углубляясь в его чёрные глаза, Виолетта цепенеет.
Три звонка. Училка сворачивает программку, оказывается, это были не её слова.

На сцене продолжается балет. Запаздывающие буфетопоклонники ищут в полутьме свои места, наступая на балетоманов. После пары пируэтов Виолетта начинает делать тридцать два фуэте. Крупный план – лицо Виолетты снова и снова поворачивается к установленной точке. Музыка обрывается.
Голос Виолетты: Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать....
Вид сверху – крутится одинокая фигурка на пыльной деревянной сцене. Слышен только стук и шорох её опорной ноги. Виолетта танцует на фоне огромного зрительного зала. А в оркестровой яме музыканты не слышат этой тишины - вот грянула музыка, вот, закончив фрагмент, дирижёр замирает, подняв палочку.... Крупный план – в огромных глазах Виолетты испуг, переходящий в ужас. В паузе зрители аплодируют. Директор, стоящий у стены, прямо-таки важный господин во фраке с облегчением вытирает платком лоб и хлопает. Виолетта переводит взгляд с него на весь зал, затем в центр передних рядов. На третьем ряду хлопает и подмигивает Пламен. Он что-то говорит сидящей рядом безликой спутнице, которая хлопает только из вежливости. 
Белая, как полотно, Виолетта неуклюже кланяется.

В конце длинного-длинного чёрного коридора на столе сидит Виолетта в чёрной пачке. Отвернувшись, сгорбившись. А из дверей поминутно кто-то выскакивает, что-то выносят, и это обеззвученное мельтешение поперёк коридора контрастирует с медленным движением вдоль – к сидящему на столе Чёрному Лебедю.
Голос Виолетты: Здравствуй, папа. Всё только что кончилось. Я выбрала не ту роль, папа. Чёрный Лебедь пытается сойти за Белого, как я – за настоящую балерину. Но ему это удаётся, а мне нет. Я думала, что не станцевала настоящей партии потому, что мне её не давали, а теперь вот исполнила вполне прилично, и все довольны, но мы-то знаем, что это моё последнее поражение. Самое тяжёлое, потому что лишает иллюзий. Мне не хватает чего-то, какого-то пустяка, а может быть, я что-то утратила – хладнокровие, дерзость, самоуверенность. Я слишком ждала этого шанса в то время, как все вокруг жили настоящей жизнью, каждый день, хвастались любовниками и поклонниками, высматривали в кофейной гуще принца, который мог бы явиться однажды и ко мне.... Пусть самый обыкновенный принц, например, из отдела культуры, но мне-то нужна была роль – большая роль! И чем она больше, тем тяжелее, тем сильнее надо быть, а я не рассчитала....
Виолетта взбирается по оползающей горе в дождливую ночь. Теперь на ней чёрная пачка.
Голос Виолетты: Эта партия была моей путеводной мечтой, а обернулась очередным испытанием. Очередным провалом. Сначала мама, потом ты, а теперь и я. Каждому выдаётся талант, который тянет на дно, и упорство, которое держит на плаву. Это хоть что-то надёжное, его-то никто не отнимет. Что бы ни случилось, и как бы ни было уже поздно, я не откажусь от своего пути, даже если знаю, что дорога никуда не выйдет. Если моя звезда обманула меня, я буду верить в свою звезду, это моя последняя вера, горестная вера тех, кто ползёт отчаянно и без надежды, несмотря на неудачи и тоску, экзерсисы и маленькие роли, холод одиночества и ветер неприязни – потому что нельзя останавливаться! Никогда нельзя останавливаться! Только не останавливаться!
Виолетта сидит и сквозь слёзы смотрит на безмолвный чёрный телефон, стоящий на гардеробной стойке у колонны.
Ночные дождливые горы. Балерина висит на краю пропасти. Кто-то наступает на её руки. Это отец.
Виолетта вытирается, берёт трубку, набирает номер. 
Виолетта: Папа? Я тебя не разбудила?
Гостиная в загородном доме. Отец сидит на диване, вцепившись в трубку. На столе рядом с чашкой стоит блюдце с кучей чайных пакетиков.
Отец: Что ты, что ты. Знаешь ведь, как я жду. И твоя тётя тут.
Он нажимает на телефоне кнопку громкой связи и кладёт трубку. Подходит на цыпочках тётя.
Голос Виолетты: Всё прошло....хорошо.
Отец: Хорошо или очень хорошо?
Виолетта с абсолютно стёртым лицом.
Виолетта: Балетмейстер сказал, очень хорошо.
Отец достаёт из серванта бокалы, тётя тащит бутылку шампанского.
Отец: Ну, тогда я спокоен – вашему балетмейстеру трудно угодить. А ты? Ты-то сама довольна?
Голос Виолетты: Скорее, устала.
Отец начинает открывать бутылку.
Отец: Ну, ещё бы тебе не быть усталой! Будешь выступать в следующий раз?
Фойе театра. Подошедшая гардеробщица показывает на часы. Виолетта кивает головой.
Виолетта: Не знаю, возможно.
Отец наливает шампанского.
Отец: В таком случае не смей приезжать! Я почти здоров, а после такой новости....
Виолетта вешает трубку. Слезает со стола. Проходит мимо гардероба. На колонне замечает объявление: «Балетный кружок».

По коридору, похожему на казарменный, идут Ми и Васко. Их обгоняют или идут навстречу балерины, полуодетые после спектакля. Опять везде попадаются эти огнетушители.
Васко: ....Хочу отметить победу.
Ми: Надеюсь, кроме желания, ты располагаешь и необходимыми средствами.
Васко: Насчёт этого не волнуйся.
Ми заходит в крохотную пустую комнатушку, где сидит Виолетта, по-старушечьи сложив руки на коленях. Её одежда полностью сливается с чёрным креслом 60-х годов.
Ми: Может, ты соизволишь наконец разгримироваться? Мы ждём тебя внизу.
Виолетта опускает голову.
Ми: Разве мы не будем праздновать победу?
Виолетта кивает головой.
Ми: Я тоже устала, но это не причина.
Ми достаёт из своей сумки бутылку дорогого молочка и упаковку ватных дисков. Она начинает стирать с Виолетты грим, замирает, трогает щёку Виолетты.
Ми: По-моему, у тебя температура. При твоём адском напряжении.... Во всяком случае, если будешь чувствовать себя лучше, мы в ресторане. 
Ми всучивает молочко Виолетте и уходит. Когда дверь закрывается, шум из коридора исчезает.
Виолетта одна. Она смотрит в большое зеркало, висящее на стене напротив. Никуда не торопясь снимает грим, размазывает тени так, что становится похожей на смерть.
Виолетта встаёт. На ней всё ещё костюм Чёрного Лебедя.

Небольшая площадь перед театром. Виолетта спускается по парадной лестнице, к ней подходит виолончелист.
Виолончелист: А я уже подумал, что проглядел вас. Ну что, пойдём домой?
По губам Виолетты пробегает ухмылка, которую виолончелист воспринимает как приглашение.
Виолончелист: В прошлый раз вы решили меня напугать, только и я кое-что решил. Я решил рискнуть.
Виолетта: Вы опоздали.
Виолончелист: Вы так быстро нашли кого-то?
Виолетта: Вы опоздали. Оставьте меня в покое.
Виолончелист: Но почему? Почему? Я просто иду домой.
Виолетта (громко): Вот и идите! И не смейте больше ходить за мной!
Виолетта сворачивает в сад, на боковую малоосвещённую улицу. Виолончелист остаётся на росстанях.

Аллея городского сада. Одинокий фонарь выделяет из темноты одну-единственную скамейку, как на сцене. По мере приближения к ней Виолетта собирает за своей спиной свиту, состоящую из лесных духов. Стоит обернуться, и все исчезают. Из темноты материализуется чёрный лебедь – лишь мгновение он хлопает крыльями, и тут же растворяется. Виолетта – в образе Чёрного лебедя. Она танцует.

Виолетта против течения улицы, наводнённой гуляющими людьми, идёт ко входу в ресторан, по пути смотрит в огромные окна-арки. Останавливается.
Банкетный зал. Шумно. Играет музыка – Чайковский в джазовой обработке. Сегодня, как и всегда, здесь полно артистов балета. Ми и Васко в окружении нескольких «лебедей» пьют и хохочут. Над столиком нависает Пламен. Проносятся обрывочные воспоминания, мелькают лица из ресторана и какие-то чудовищные маски.... Не то отчаянье, не то боль, не то омерзение овладевает Виолеттой, и она сбегает. Быстрым шагом, как преследуемая, переходит дорогу, её тёмную фигурку загораживает подъехавший грузовик, о который ударяется тело Пламена, метко запущенное Васко, сам Васко тут же подлетает к жертве, хватает её и утаскивает бить дальше. Грузовик отъезжает, когда светофор меняет цвет, и открывается вид на аллею, вдоль которой тяжело бредёт Виолетта. Молния освещает статуи, похожие на кладбищенские. Из дверей ресторана выбегает Ми, она внимательно безо всякого выражения смотрит на Васко, оседлавшего лежащего Пламена. Васко смотрит на неё. Пламен смотрит в небо и не пытается сопротивляться. Пустые лица танцовщиков, кажется, не смотрят никуда – весь ресторан просто приник к огромным арочным окнам.

Квартира Виолетты и Ми. Оглушительно звучит Чайковский, но это пародия на музыку. Убитая Виолетта сидит в углу на кровати, сжав руки, похожие мёртвую птицу. Проигрыватель выключен, и пластинки нет.
У подъезда с русалочьим лицом остановились Ми и Васко. Она рукой преграждает ему путь и задирает голову к горящему окну, в котором пляшут зашторенные тени, из пурпурно-фиолетовых ставшие красными.
А Виолетта, покормив толстую крысу с руки, ложится на постель, как всегда, на левый бок. Слеза капает на подушку и расползается тёмным кругом. Виолетта встаёт с зарёванной подушки, оставляя после себя знакомое жёлтое пятно. Поставив посреди комнатушки табуретку, она ожесточённо трёт бельё о стиральную доску в пенном тазу, но вешая наволочку на верёвку, обнаруживает пятно на месте. Точно такой же лужей справа украшены все наволочки, висящие под потолком. Верёвка тянется и тянется, куда-то в беспредельность, и наволочек на ней навешано с миллион.
А где-то внизу, под взором русалочьих глаз, стоят нерешительно трое. Ми серьёзно глядит на виолончелиста. Ми обхватывает двумя руками его сильную, совсем не музыкальную руку и оставляет на ладони ключ. Ми тревожно следит, как виолончелист растворяется во тьме подъезда, и только Васко, обняв её за плечи, возвращает запоздалую улыбку вишнёвым губам.

                THE  END