Горячее лето восемьдесят первого 6-10

Юрий Ривкус
                6
   Вот  так  коротаю  время  в  пути  ералашем  воспоминаний  из  разных  закоулков  памяти.
    Мумин  явно  не  загружен  подобным  пустомыслием. Он  как  опытный  следопыт  зорко  высматривает  фрагменты  нашей  трассы, заметённой  позавчерашней  бурей. На  лицо  явная  «перестройка  рельефа  местности». Наиболее  высокие  сугробы  песка  приходится  объезжать, потом  отыскивать  известную  тропу. И  снова  с  неё  то  вправо, то  влево. В  общем,  не  езда, а  броуновское  движение!
   
    Примерно  через  километр  от  базы  замечаем  нечто  странное. Вдалеке  от  дороги - вроде  здоровенный  розоватый  гриб, на  тонкой  ножке, с  овальной  шляпищей.
    Мумин  туда  пешим. Приносит  Лялино  пикейное  покрывало, которое  шалунишка-ветерок   позавчера  прихватил  с  собой. Зацепилось  за  куст  саксаула, обмотало  его  верхушку. Ну, теперь, кажется, у  нас  вообще  нет  пропавших  без  вести!

    Нашего  пути  до  Торткудука  всего-то  шестьдесят  километров, часа  на  полтора   максимум. Но  мы, предвидя  возможные  трудности, выехали  на  три  часа  раньше.
Сказано  прибыть  к  месту  назначения  к  пятнадцати  ноль-ноль, значит  и  нужно  прибыть  к  пятнадцати  ноль-ноль, какие  разговоры!
    Илья  выделил  Мумина  в  мое  распоряжение   аж  на  целых  двое  суток, мало  ли  какая  задержка  в  Торткудуке  может  произойти. Но   всё  же  лучше, если  он  вернётся  уже завтра  к  обеду. Без  машины  в  отряде – сам  понимаешь  как.

    «Миша, Миша, Миша! Постой, постой, тормозни-ка! Вон  там  справа  -  варан!»
    Бегу  его  снимать, нынче  такие встречи  стали  редки.
    А  он  ждёт  меня, этакий  полутораметровый  ящер  допотопный! Чего  ему  в  такую  жару  дома  не  сидится! Башку  плосковатую  пригнул, грозно  шею  и  грудь  раздул, шипит, хвостищем  так  и  норовить  хлестануть. Он  у  него  как  бич. Да  и  зубами  своими  может  кирзовый  сапог  прокусить.   
    Я  его  со  всех  сторон  перещёлкал. Хороший  кадр  можно  будет  выбрать!
    Сообразив, что  я  не  покушаюсь  на  его  Динозавровое  Величество (перепугал  меня  до  смерти!), он  заковылял  прочь  на  коротких  лапах, как-то  неприлично  вихляя  задом, юркнул  в  ближайшую  нору. Видно  туда  и  спешил, да  был  остановлен  нашей  встречей.   
     По  местным  поверьям, если  варан  пробежит  меж  твоих  ног (это  как?), или  меж 
копыт  твоего  коня, это  может  отразиться  на  твоей  способности  к   деторождению. Вот  и  забивают  бедняг  плётками, давят  колёсами. Их  в  «освоенных» частях  пустыни  уже  почти  и  не  осталось.
   
     Переваливаем  через  очередной  рассыпчатый  песчаный  бугор. С  него наконец-то  виден  вожделенный  асфальт.   
     Трасса  прочерчена  узенькой  полоской  сквозь  весь  обозримый  блин  пустыни.
     Это  уже  епархия  Хозяина.
     Шоссе  связывает  серой, насмерть  застывшей  змеёй  в  полтысячи  километров   «культурную  зону» с  Гнездом  Хозяина – Славным  Городом  Торткудуком.
     До  него  отсюда  километров  пять-шесть. Хоть  эти  несколько  минут  с  ветерком  прокатимся!      
    
     Знаю  город  с  момента  его  рождения. Вырос  на  моих  глазах.
     В  пятидесятых, с  тем  же  Мумином, оба мы  тогда  ещё  молодые  и  неопытные, как-то  под  вечер   маленько  заплутались  в  паутине  троп  и  тропинок  в  безликой  степи. Пока  было  еще  видно, упорно  держались  узкой  розовато-фиолетовой  полоски  умирающего  заката. А  потом  вдруг  нахлынула  непроглядная  тьма. Сразу  исчезли  все  страны  света. Разве  только  что  по  звёздам  маршрут  держать  как  Колумбам.
     Тут  впереди  что-то  засветилось. Мы  туда. Несколько   тракторов  со  строительными  вагончиками. Трещит  движок, брызжет  из  их  окошек  ярким  электричеством. Наш  «Газон»  окружают  полуголые  парняги, лезут  в  кузов: «Водку  привезли?» «Какую  водку? Мы  врачи, противочумники!» «Вот …! Этот …ный  завмаг, сволочь, уже  неделю  до  нас  добраться  не  может!»  «А  здесь  что?» «Да  вон  у  тех  юрт  Торткудук.  Третий  месяц, … , здесь, … рот , ошиваемся  на …, и  вот  уже  неделю  как те … самые  одним  одеколоном, … , травимся» «А  чего  ищите?» «Чего, чего.-  … своего. Что  нашли – всё  наше».
     Ну, понятно. Всё  тот  же  вездесущий  Гриф. « А  далеко  ли  до  Бесбулака?» «Дуйте  меж  вон тех  гряд. Километров  шестьдесят-семьдесят  отсюда  будет».

     А  через  пару  лет  к  этому  Торту подъехать было уже  почти  невозможно. Все    окрестности  опутала  колючая  проволока  с  деревянными  вышками, где  тлели  под  солнышком  несчастные  солдатики  в  красных  погонах   и  беспомощно  обвисших  панамках. За  колючкой  приземистые  однотипные  многооконные   одноэтажные  бараки. Деревянные, серые, иногда оштукатуренные, вымазанные  извёсткой. Вдалеке  бараки  поменьше, покрасивее  и  повыше. Для  начальства  и  вольнонаёмных. Кругом  дорожные «кирпичи», таблички: «Проезд  запрещён», «Проход  воспрещён». Опять  призрак  Грифа.    
      Но  с  нашими  противочумными «бумажками» пролаз  всё  же  можно  отыскать. Тем  более, во  внеколючной  Медсанчасти  кое-кто  из  ребят  нашего  выпуска. Встречают  с  распростёртыми  объятиями. Можно  у  них  переночевать, принять  душ. В  магазинчики  заглянуть. Они  в  таких  же  бараках. Больше  на  лавки  похожи. Духота, мухота. Зато  продукты  и  шмотки  всякие! Московское  снабжение, однако. Но, конечно  для  тех, кто  по  эту  сторону  колючки.
      Нашли  здесь  те  самые окаянные,  полуголые, тройным  одеколоном  отрыгавшие, какое-то  уж  Очень  Полезное  Ископаемое. Его  копать - не перекопать  под  землёй. Пока  ещё   лопатами,  руками, которые  внутри  колючки.
    
      А  сюда  уже  прокладываются  бетонка, железнодорожная  ветка. Сползаются  стальные  динозавры немыслимой  горной  техники. Вблизи  строится  целый  город   с  аэропортом. Сначала  его, по  настоянию  Грифа,  именовали  «Площадка Т» (типа – зашифрованный Торткудук), потом  Городом  Маяковским («Через  четыре  года  здесь будет  Город-Сад!»). Это  чтобы  иностранных  агентов-диверсантов  запутать, сбить  с  панталыку. А  теперь  в открытую -  Торткудук. Колючку  всю  смотали. Бараки  догнили  или  были  растащены  хозяйственными  аборигенами: деревянные  блоки  и  вообще  всё  деревянное  в  пустыне дороже  золота! Которые  за  колючкой, их  в  какие-то  другие  перспективные  дали  перегнали.      
     Ныне  признак  Епархии -  высоченные  рукотворные  плоскогорья  на  горизонте – отвалы  серовато-зеленоватой  породы. Субпродукут  жратвы  для  отечественных  Гиперболоидов. Ради  неё  всё  это  и  затеяно.
     Выпущенные  кишки  девственного  края..   
 
     И  вознесся  Сказочный  Град, аки  мираж  в  Пустыне! Воистину – Торт! Вместо  коржей – отвалы, вместо  крема – Очень  Полезное  Ископаемое.
     И  Хозяином  над  всей  этой  благодатью  назначен  Иванов  Пётр  Иванович, говорят, генерал. Он  во  главе  ЦРУ, только, конечно  же,  не  того, американского, шпионского, а  нашего  родного – Центрального  Рудоуправления, но  его  аббревиатура  всё-таки - ЦРУ.
   
     Мы  с  Мумином  успели  за  целый  час  до  назначенного  времени! Молодец, Мумин!
   
     Путников  встречает  громадное  панно. На  белом  фоне  красными  силуэтами  мощные  фигуры  горняка  и  горнячки. Устремлены  в  Прекрасное  Будущее. В  вытянутых  в  сторону  стилизованного  профиля  Ильича  руках - что-то  похожее  на  Первый  Искусственный  Спутник  Земли.   
     Добро  пожаловать  в  город!   
     Сейчас  сразу  к  Оксане.               
               
                7
     Оксана  Васильевна  Ляшенко. То  ли  из донских, то  ли  из  кубанских  казачек. Со  всей  вытекающей  из  этого  внешностью. Вроде  Аксиньи  из  шолоховского  Тихого  Дона. Только  ещё  красивее. В  лице  что-то  монна-лиза-джокондовское.
     Там  закончила  мединститут, тут – заведующая лабораторией  особо  опасных  инфекций  при  Городской  Медсанчасти.
      Медсанчасть  богатейшая  и  лаборатория, соответственно, прекраснейшая. По  новейшему  слову  противочумной  техники, хотя  слово «чума» тут  никак  не  фигурирует. Местный  Гриф ещё  более  суров.
     Страж  у  врат  из  лакированной  арматуры  нас  давно  знает  в  лицо. Не  сомневается, кто  мы  есть. Лаборатория  встречает нас, расплавленных  зноем, тихим  шорохом  кондиционеров, окунув  в  блаженную  прохладу.
      
    «Привет!» «Приве-ет! Сколько  зим, сколько  лет!» «Как  дома-то?» «Да  всё  в  порядке, а  у  вас?». «Да  тоже!»  И  в  щёчку, и  в  щёчку. «Ну,  давайте  с  дороги -  чайку  зелёного. Остальное  вечерком».
   
    В  комнате  «для  приёма  пищи» у  стола  хлопочет  лаборантка  Тонечка. Махонькая, хорошенькая, пухленькая. Пока  Оксана  Васильевна  занимается  по  хозяйству, вскидывает  на  меня   ждущие  глазки. У неё  роман  с  Генрихом, научным  сотрудником  Противочумного  Института. Он  женат, она  замужем. Он  в  прошлом  году  месяц  проработал  в  Оксаниной  лаборатории, проводил  инструктажи  по  лабораторной  диагностике. Ну,  вот  так  как-то так   и  получилось. А потом  он, естественно, пропал. Ни  слуху, ни  духу. Всё  в  классическом  варианте. Мы  с  ним  приятели, но  где он, что  с  ним – чёрт  его  знает. Тоня  впрямую  спросить  стесняется. Чтобы  немножко  утешить  её, вру, что  вроде  бы  Институт  снова  хочет  проводить   здесь  семинар. Может, пришлют  кого, кто к  вам  в  прошлый  раз  приезжал... Тонька  склоняется  к  блюдечкам  и  чашечкам, скрывая  то  ли  надежду, то  ли  недоверие.
     Щедрая  Оксана  Васильевна  тащит  из  холодильника  всякие  колбаски, конфетки, тартинки, давно  нами  невиданные  и  нееденные. Московское  снабжение, однако! До  ЦРУ пять  минут  пешком. Успеем  перекусить  с  дороги.
   
     Ну, пора. Говорим: «Бисмиллё», мы  так, уважая  край, Мумин  искренне.
     Мумин  пусть  машиной  займётся, масло  заменит, ремень  осмотрит, свечи  проверит. Сам  знает, чего. Ему  обратно  одному  ехать.
     Сразу  нырнули  в  знойное  пекло. А  от  Оксаны  чёрт-те  какой  аромат  струится, духи  какие-то  французские, что  ли. Так  бы  и  шёл, и  шёл   с  ней  рядом!
Надо же, и  в  такой  глухомани  умеет  себя  подать! Недаром все  мужики  вокруг  балдеют!
    
     Цереушный  цербер – зырк  в  наши  удостоверения, зырк  в  список  приглашённых.       
     «Проходите».
     Приёмная  беленькая, с  панелькой  под  дуб. Секретарша  светленькая, блондиночка  в  белой  кофточке. Белый  кондиционер   обливает  нас  своей  благодатью.
     «Сейчас  у  товарища  Иванова  совещание. Из  Москвы  приехали. Секундочку  подождите, минут  через  пять  он  примет».
      
     Время  здесь  не  земное, эйнштейновское. Секунда  и  пять  минут  растягиваются  на  полтора  часа. Газировка  из  холодильника. Союзная  и  республиканская  пресса  на    столике. Даже  журнал «Америка» есть. Чего  они  там  опять  нам напропагандировали?
     Наконец, заветная  дверь  распахивается. Выходят  двое,  высокие, палкообразные. В  серых  походных  пиджаках  внакидку. За  ними  такая  же  дама. В  Москве,  что  ли,  все  такие  стандартные? Да  и  этикет  где? Даму, вроде  бы, вперед  надо.
     Вслед  им -  Он. Пониже  тех  троих. В  кубо-футуристическом  стиле: большой  куб  с  параллелепипедами  рук  и  ног  на  подвижных  шарнирах, сверху  куб  поменьше  с  чертами  гоголевского  городничего, каким  его  обычно  представляют  в  театрах. Такой  же  короткий  блондинистый  ёжик  скобочкой  на  голове. Метнул  невзначай  взгляд  на  ожидающих: мелочь!
      Исчезли.
      Светленькая  сообщает: «Они  на  шахту  поехали. Вас   товарищ  Иванов  завтра  примет». 

                8               
       Оксане  Васильевне  неудобно  передо  мной. Ей  мой  визит  к  Хозяину   был, конечно  же,  нужен. Чтобы  тот  понял, что  это  вовсе  не  только  её  личное  постоянноё  нытьё  про  «сложную  эпидемиологическую  обстановку».
        Мне: «Ну  как, Егор  Нафталович, на  завтра  отложим, или  домой  уедете?»
        После  такого  ивановского  хамства, конечно, нужно  бы  гордо  взбрыкнуть  и  в  свои  пенаты. Дел  невпроворот. Но,  опять  же, если, не  дай  бог, что-нибудь  здесь  этакое  вдруг  случиться, иди  потом, оправдывайся, почему  не  предупредил, не объяснил. Тем  более, визит   предписан   оперативным  планом.
        Оксана  Васильевна  говорит, кстати, что  через  час  собирается Медсанчасть.   Кроме  общих  вопросов   и  её  сообщение  по  чуме. Приглашены  хозяйственники, представители  Охотобщества, от  шахт  кто-то  будет. Не  желаю ли  я  поучаствовать?
        Ну  как  не  желать? Хоть с  пользою  вечер  скоротаю.
      
        У  них  дисциплина  крепкая.  К  восемнадцати   ноль-ноль  зал   полон. Кто  уже  в  цивильном, кто  еще  в  халатах  и  непременных  докторских  шапочках. Смешки, разговоры  вполголоса.
        Меблировка   как  в  лучших  конференц-залах  Европы. Полумягкие  полукожаные  зеленоватые  кресла, никелированной  ножкой  привинченные  к  полу. Обширный  ипподром  президиума,  трибуна  с  подсветкой  и  микрофоном. Всё  под  «ценные  породы  дерева». Широкие  окна  драпированы  темными  занавесями. Это  если  кино  или  слайды  показывать. И  конечно  же – тихий  шелест  кондиционеров. Здорово! Те, полуголые  из  пятидесятых, наверное, и  представить  такое  не  могли! 
      
       Оксану  Васильевну  поставили  в  «первый  вопрос». Из  уважения (может,  и  я  тут    какую-никакую  роль сыграл?) и  чтобы  приглашённых  не  задерживать  сугубо  ведомственной  сыромятиной.
       Оксана  Васильевна  «слово», конечно, мне, Представителю. Время  не  ограничено, говори, сколь  хошь. Но  сам  понимаю, что  нужно  покороче, прямо – быка  за  рога. 
       Мой  слабоватый  голосок микрофон  превращает  в  бархатно  рычащий  баритон. Подтверждаю, да, эпизоотическая  обстановка  резко  обострилась. Причина – два  года  подряд  мягкие  снежные зимы, влажные  вёсны. Буйная (для  пустыни) растительность. Численность  грызунов (большие, полуденные  песчанки, тонкопалые  суслики,  другие) выросла  необычайно. Местный  природный  очаг  опять  активизировался.   Наши  отряды, лаборатория  Оксаны  Васильевны  уже  с  конца  марта  выделяют  от  песчанок  и  их  норовых  блох  десятки  штаммов  чумного  микроба.
       Опасностей  для  города  очень  много. Во-первых, грызуны  активно  заселили  ближайшие  окрестности, особенно  в  районе  огородов, свалок. От  них  могут  заразиться  домовые  мыши, забегающие  к  ним  «в гости», и  притащить  чуму  прямо  под  пол. Во-вторых, горожане  любят  всякие  маёвки, выезды  на  природу, отдых  в  тенёчке  кустарников, где  как  раз  расположены  грызуньи  норы. Блохи  только  этого  и  ждут, тем  более,  если  их «хозяин» уже  погиб  от  чумы. Им  в  жару требуется, много  свежей крови. В-третьих, у  вас  в  городе  популярна  любительская  охота. А, как  известно, лисицы, зайцы  могут  заражаться  чумой  от  грызунов. В-четвертых, и  самое  опасное,  это  чумные  верблюды. Они  во  время  интенсивных  эпизоотий  на  грызунах  заражаются  регулярно. Рачительный  хозяин, чтобы  не  пропала  зря   гора  мяса, старается  вовремя  прирезать верблюда. В  разделке  туши  принимает  участие  не  один  человек. Мясо  раздают  целому  посёлку. В  городе, конечно, верблюдов  нет, но  многие  горожане  охотно  покупают  дешёвое  и  вкусное  верблюжье  мясо. Это  необходимо  учитывать.
        В  наших  условиях  люди  чаще  всего  заражаются  чумой  от норовых  блох (как,  разве  ж  и  у  нас  тоже? Гриф,  разожми  коготки,  я  же  не  говорю,   где  и  сколько!). Чаще  всего,   возникает  бубонная  форма. Клинические  её  проявления  вы, конечно,  знаете, семинары  у  вас  проводятся  регулярно. Без  лечения смертность -  более шестидесяти  процентов. Бубонная  форма  часто  осложняется  септической  или  легочной. Последняя  распространяется  уже  как  воздушно-капельная  инфекция. Все, кто  у  постели  такого  больного  без  специального  костюма,  могут  легко  заразиться.
      Главное, чтобы  на  приёме  любого  температурящего (лимфаденит  ли, ОРЗ) не  забыть  о  чуме, доложить  тут  же  в  лабораторию  Ляшенко. 
      Ну  и  прочее, и  прочее. Как  положено  на  подобных  лекциях.
    
      Посматриваю  на  слушателей. Им  всё  это  давным-давно  известно. Но  в  силу «производственной  дисциплины» продолжают  слушать. Чего-то  записывают. Согласно  кивают. Кое-кто  прикрывает  лицо  ладошками (зевает  вежливо).
      Ну  ладно. Вопросы?
      « А  бараны, лошади  чумой  болеют?» ( Кто-то  из  приглашённых).
      Нет, овцы  и  лошади  чумой  не  болеют. Почему, пока  не  известно. Вот  верблюды  заболевают. Очевидно, инфекция  приспособилась  к  исконным  обитателям  пустынь, а  овцы  и  лошади  введены  сюда  человеком  всего  лишь  лет  этак  три-четыре  тысячи  тому  назад. Для  истории  природы – срок  мизерный. Кстати, недавно  установлено, что  из  копытных  чумой  заболевают  сайгаки, тоже  древние  обитатели  пустынь.
      «А  почему  же  тогда  люди-то  заболевают?», не  унимается  любопытный. 
      Да  человек уж  такое  существо грешное, все  шишки  на  него  сыпятся. (Вежливый  смешок  в  зале).
      «У  меня  в  позапрошлом  году  кошка  умерла. Ветврач  сказал – от  чумы. А  тогда  этой  штуки  среди  ваших  грызунов  вроде  бы  и  не  было». (Другой  из  приглашённых).
      Тут  такое  дело. В  ветеринарии  есть  понятия – чума  кошек, собак, кур, свиней.  Но   там  возбудители -  вирусы. Причем,  специфичные  для  каждого  конкретного  вида  животных, для  человека  не  опасны. Впрочем, кошки  заболевают  и  бактериальной  чумой. Насчёт  собак не  известно, но  они  могут  занести  на  шерсти  чумных грызуньих  блох. 
      «У  нас  возле  шахты  клещей  полно. Как  присядешь  на  чистый  песочек, так  они  со  всех  сторон  сбегаются. Резвые, гады! Они  тоже  чумой  заражают?»
      Ну  если  они  из  грызуньих  нор, то  могут  и  чумой. Но  ещё  хуже – они  передают  Среднеазиатскую  геморрагическую  лихорадку. Человек  при  этом  буквально  истекает  кровью  из  всех  пор, а  лечение  болезни  крайне  сложно. В  наших  краях  такие  случаи  регистрируются  (Грифу  на  эту  инфекцию  наплевать).
      «Если  окрестности  города  заселены  грызунами, то  почему  же  ваша  служба  их  не  уничтожит?»
      Ну  почему  же! Мы  ещё  прошлой  осенью  вместе  с  вашим  Отделом  профдезинфекции  провели  обработку  от  них  по  всему  периметру, шириной  примерно  в  километр. Городской   ОПД  к  тому  же проводит  регулярную дератизацию   квартир  и  складских  помещений.  Недавно  проверили, вроде  бы  эффект  хороший. Этот  фактор  я  привёл  для  примера. Да,  к  тому  же,  и  какие-нибудь  огрехи  ведь  возможны. И  опустевшие  норы  в  любой  момент  могут  заселить  грызуны  с  периферии. Забывать  об  этом  нельзя.
     «И  что  же  теперь  нам  всякую  охоту  прекратить?» (Это  уж  точно  из  Общества  охотников  и  рыболовов).
      Но  у  вас  же  есть  официальные  охотничьи  сезоны! На  водоплавающих. И  там, вроде  бы, про  охоту  на  лисиц, зайцев, джейранов  ничего  не  говориться. А  ведь  не  секрет, что  ваши  любители  этим  порой  балуются. И  с  фарой  бывают замечены. Тут  прекрасный  повод – хоть  под  эту  марку  вообще  прекратить  браконьерство, и  так  всё  кругом  уже перебили  (Краснею, но  внутри, слушателям  не  видно).      
     В  заключение  должен  сказать, что  Республиканская  Противочумная  Станция  совместно  с  вашей  лабораторией  и  всей  Санэпидемслужбой  проводит  значительную  работу  по  профилактике  чумы. Весна  пока  что, слава  богу, протекает  без  эпидемических  событий. В  июне  в  наших  условиях  эпизоотии  обычно  затухают.  В  связи  с  массовой  гибелью  блох   осенне-зимнего  выплода  в  норах  грызунов. Хотя  в  отдельных  местах  локальные  эпизоотии, причём,  весьма  острые, могут  продолжаться  всё  лето.
    Нам  с  вами   ещё бы  июнь  продержаться  без  приключений, а  к  осени  видно  будет, как  действовать  дальше. От  вас  сейчас  зависит  не  пропустить  первые  возможные  случаи  заражения  людей. Успехов!

    Как  положено, благодарят. Дескать,  очень  даже  интересно  было, много  ценного  узнали.  А самим  бы  от  нас  поскорей  отвязаться. Всё  это  они  давно  слыхали-переслыхали.   Зачёты  сдавали, проводили  учения. Уже  вечер, а  еще  уйма  «вопросов».  Домой  бы   пора.
    Нас освобождают  от  дальнейшего  течения  повестки  дня.
    Ладно. В  сводку  вставлю  проведение  очередного  семинара  с  медиками  особо  важного  объекта. Запишу  человек  сто  слушателей. На  глазок  это  примерно  так. Не  справку  же  мне  с  них  требовать!

    Теперь  с  Мумином  да  по  магазинам. Нынешние,  они  под  стать  столичным! В  отдельных  зданиях, в  цоколях  многоэтажек. Ну  не  прежнее, конечно, то,  барачно-  московское  разливное  обеспечение, но дефицита  ещё  много.
    На  никелированных  стойках  развешаны  роскошные  манто (мексиканский  тушкан,    шанхайские  барсы); костюмы  и  платья  всех  мастей, от  реквиемно-траурных  до  канканно-пестреньких;  дипломатские   штиблеты; туфельки – стелечка  на  гвоздечке  с  двумя  веревочками, ботфортики  и  гусарские  ботики  с  серебристыми  шпорками,  для  дамских  эскадронов. Словом, вся  спецовка  для  шахтёров.
    В  прошлом  году  я  здесь  ушанку  купил, то  ли  из  волка, то  ли  из  овчарки. Все  завидовали.   
    На  пластиковых  стеллажиках  хрусталь, чешское  стекло, сервизы  на  шесть  и  двенадцать  персон. В  плексигласовых  саркофагах, обдуваемых  фреоном, рыбно-мясная  продукция: оранжевая, жиром  лоснящаяся  сёмга, другие  всякие  мороженые  обитатели  морей  и  океанов, раскрашенные  жестянки  паюсной  и  кетовой  икры. Немыслимые  копчёности- солёности. Флора – от  родимой  картошки  до  экзотических  ананасов. Цены, однако, цереушные.
    Сколько  есть  деньжат  в  кармане, исключая, конечно, которые  на  самолёт, куплю  ветчинку, колбасу  ленинградскую, чёрную как  уголь  с  белыми  глазками  сала. Палка  твердая, хоть  ножовкой  пили. Есть  её  в  привычном  смысле  нельзя. Нужно  тоненько-тоненько настрогать  и – под  язык. Обалдеть!
    Обязательно прикупить  всякую  свежую  зелень: редиску, огурцы, помидоры, капусты  вилка  два. Пусть  Мумин  отвезёт  в  отряд, девчат  побалует!
      
    Вообще  то, Хозяин -  молоток! Этакое  в  сыпучих  песках  соорудить! И  в  Республиканской  столице  не  всегда  сыщешь. А  уж  что  говорить  о  рядовых  градах  и  весях. Вот  уже  и  Развитой  Социализм  у  нас, а  в  гастрономах  и  универмагах  что-то  пустовато. Контраст  рядом: зайти  в  любой  местный  сельмаг. На  деревянных  полках  ватные  серые  чапаны, кирзовые  сапоги, жестяные  вёдра, лампы  керосиновые. Картошку   и  муку  разве  что со  склада  только  можно  купить.
    Но  местным, правду  сказать, вся  эта  Тортовая  роскошь  вроде  бы  и  ни к  чему. Ну  зайдут, подивятся. Всё  чужое, непонятно, для  чего. Да  и денег-то  всё  равно  нет. 

   А  нам, традиционно, вечером  - в  гости  к  Оксане  Васильевне.    

                9
    В  новеньком  городе  почти  не  видать  «хрущёвок». В  основном  «брежневки». Комнаты  попросторнее, потолки  повыше: вздыбленной  рукой  в  вольном  прыжке достанешь  их  едва-едва. Впрочем,  зависит  от  твоего  роста.
    А  главное -  лоджии, мечта  всякого  безземельного  квартиросъёмщика. Метров  по  шестнадцати,  а  где   и  более. Это  тебе  не  пресловутые  балкончики, с  которых  только  серенады  влюблённых  идиотов  слушать! Тут  тебе  целая  открытая  веранда  с  обзором  городского  пейзажа  и  затесавшихся  в его  просветах  кусочков  вековой  пустыни!
    Большие  Цереушники,  те  вообще живут  в  отдельных  коттеджах. На  специальной  саксаульно-акациевой  выселке.  Свой  круг, свои  интересы.
    Цереушники  Средние  обычно  занимают  бельэтажный  пояс  многоэтажек. Но  и  там  квартиры – слава  богу!

    В  подъезде  прохладно  и  темновато. Он  даже  днём  подсвечивается   маловаттной  лампочкой. Вестибюль  выложен  серенькой  метлахской  плиткой, панели   привычного  ядовито-зеленого  цвета, но  пока  без  традиционных  выцарапанных  комментариев. Ступеньки  лестницы   кое-где  повыщерблены, зато  с  нарисованной  маслом  дорожкой  со  слегка  обшарпанной  бордовой  середкой. Такую  лестничную  клетку  не  то,  что  в  пустыне, и  в  столице  иметь  не  зазорно.
     Опять-таки, Хозяин – молоток!   
     Смешно, конечно,  обращать  внимание  на  подобную  ерунду, но  после  полуторамесячных  мотаний  по  яичницеподобным   ландшафтам, отрядным  палаткам, саманным  хижинам, юртам  глаз  впитывает  всё  это  с  жадностью  проголодавшегося  сосунка (как  всё-таки  быт  затягивает!)…   
     На  площадке  две  дерматиновые   двери: одна  светло-коричневая, другая  потемнее. Обе  одинаково  обиты  пуговками  мебельных  гвоздиков, в  три  больших  икса  друг  под  другом. Местный  фасон. На  одной  двери  бронзовая  тройка, на  другой – четвёрка. Это  Оксанина  квартира.

     Встречает  супруг  Оксаны  Васильевны,  со  стандартным  именем  Сан Саныч. Из  тех же  казаков. Высокий, худощаво-угловатый. В  голосе  что-то  глуховато-колокольное. Говор  своеобразный: ударение  на  первом  слоге  первого  слова, а  потом  быстро-быстро   и  угасающе  к  концу  фразы. Наш  старый  добрый  приятель. Главврач  Санэпидемстанции  городской  Медсанчасти. Друзья-остряки  меж  собой  зовут  его «Сан-Эпидсаныч», а  то  и «Оксаныч», намекая  на  превалирующую  роль  жены.
   
    Замечательный  малый. Постоянно  выручает  нас  по  снабжению  отрядов  продуктами, заправкой  машин  на  городской  АЗС, срочным  билетом  на  поезд  или  самолёт.
    
    Квартира  о  четырё  комнаты. Мебель, «стенки»  разных  фирм, но  примерно  одного  фасона. И  с  обоями  гармонируют. Интерьеры  явно  под  журнал  «Америка», если, конечно, дизайн  ихних  вилл  можно  как-то  всунуть  в  эти  шестьдесят  квадратов.   Единственная  дисгармония, просто  режущая  глаз, - пара  полок  с  книгами, явно  неуместными  в  заокеанском  комфорте. Огоньковский  Джек  Лондон, худлитовские  Алексей  Толстой, Куприн  и  почему-то Шолом-Алейхем.    
    В  «зале»,  где,  потеснившись, могут  зараз  разместиться с  десяток  гостей, белоскатерный  стол, прикрытый  для  сбережения  прозрачной  полиэтиленовой  плёночкой,  уже  роскошествует  яствами. Куверт  на  шесть  персон  пестрит  салатом-оливье, ломтиками  ветчины, буженины, селедки, переложенными тонкими  кружками  лука, лепестками  петрушки  и  кинзы. Ложечки-вилочки,  бумажечки - салфеточки, рюмочки-стопочки, фужеры  для  разного  вида напитков, которые  ждут  своей  участи  в  холодильнике.
     После  отрядских  отварных  макарон  с  тушёнкой – это  что-то!
     Оксана  с  двенадцатилетней  дочкой  на  кухне, пекут  курицу  в  духовке. Мама  только  мельком  выглянула  из  камбуза, поприветствовать. В  безрукавном  зеленоватом халатике  под  фартучком в  бледно-голубых  ирисах, всё  с той  же  таинственной  монна-лизовской  полуулыбкой. Обалдеть! Эх, что  за  парочка  такая  роскошная! Дай  бог  им  счастья  и  успехов  в  боевой  и  политической  подготовке!               
               
      В  ожидании  допекания  курицы  Сан  Саныч  включает  новенький  большеэкранный  цветной «Горизонт». Мы  с  Мумином  вальяжно разваливаемся  на  палевом  с  пуфиками диване.   Проявляющийся  из  матовой  тьмы  диктор, заканчивает  известия  цитатой  из  Нашего  Генерального  Пятирежды  Героя: «Итоги  развития народного  хозяйства убедительно подтверждают правильность экономической  стратегии  Партии».
      Сейчас  начнётся  очередной  Штирлиц. Восьмой  год  вся  страна  смотрит  эту  замечательную  сказку. Впервые  в  нашем  кино  фашисты как-то  даже  чем-то привлекательны  и  вполне  разумны. Но  куда  им  до  Штирлица! Хотя  в  каждой  серии  он  и  демонстрирует  свою  некомпетентность  в  шпионском  деле. Сегодня  он  будет  хватать  голыми  руками  телефон  спецсвязи  с  Борманом. В  его  роскошном  парадном  мундире  не  сыскалось  даже  носового  платка. Видать,  в  конце  войны  у  СД с  этим  инвентарём  была   напряжёнка.       
               
                10
      Курица  на  столе. Бутылки  с  коньяком, «Столичной», красным  грузинским, «Кока-  Колой»  вынуты  из  холодильника. Их  бы  по  графинчикам  разлить, для  соответствующего  антуража. Да  здесь  все  свои, можно  по-простецки!  Садимся  вчетвером, дочка  в  своей  комнатке,  по  девичьим  делам.
      Тьма  за  окном надвигается  стремительно. Заметно  свежеет. В  пустыне  всегда  так: летней  ночью  без  одеяла  даже  замерзнуть  можно. Резко  континентальный  климат, однако. Все  окна  затянуты  мелкой  капроновой  сеткой  от  всякой  членистоногой  нечисти, рвущейся  из  первобытной  тьмы  к  свету  цивилизации.  Вот  и  сейчас  на  сияние  люстры  в  три  ландышевидных  плафона  о  сетку  шваркнулось  слёту  что-то  большое  и  повисло  в  безнадёжной  зависти.
      Сан  Саныч  уже  распорядился  с  рюмками. Ах, если  бы  не  завтрашнее  рандеву! А  тут  придётся  притормозить. Ну,  понемножку  всё  же  можно. Завтра  с  утречка  кефиру  и  крепкого  кофе. Хозяин- то  с  москвичами  сейчас, небось, тоже  не  одним  молочком  пробавляются!
       Мне -  водку. Коньяк  для  меня  противнее  самогону. Супруги  разделяют  мой  вкус. А  Мумин  и  вовсе  не  пьет. Хоть  сейчас  и  не  за  рулём, но  чтит  Коран. Я  его  вообще никогда  не  видел  выпившим.  Ограничивается  дефицитной  Кока- Колой   и  печёной  курицей: буженина, ветчина -  всё  это  свиное. Ну а  нам, атеистам, только  подавай!

       Первый  тост, конечно  же, «за  наши  общие  успехи».   
       Сан  Саныч, как  всегда,  начинает  заводиться. Любит  подначить  насчёт  нашего  «особого  положения»  в  здравоохранении. Не  завидует,  чего  завидовать, жена  сама  такая! Но  сравнивает  свои  нагрузки  с  нашими,   при  меньшей, чем  у  нас, зарплате. 
У  нас, де,  одна  чума, да  и  то  на  грызунах, а  у  них  и  кишечные, и  воздушно-капельные  и  детские  инфекции, и  пищевые  отравления, и  коммунальные, и  промышленные  разборки. ЧП  каждый  день!
      Соглашаемся: воистину  так!   
   
       Со  второй  рюмки  поздравляет  нас  с  Оксаной  «с  нашим  сезоном». Мы, мол,  опять  на  коне, во  всеобщем  внимании!
       А  вообще-то, дескать, если  по-честному, основная  нагрузка  вновь  ложится  на  санитарно-эпидемиологическую  и  лечебную  службы. Ну, чумологи  выявили  эпизоотии. Ну, провели  семинары-лекции. Ну,  за  это   честь  вам  и  слава вечная.. А  больные-то ведь  идут  на  приём  к  местным   фельдшерам  да  врачам. И  не  дай  бог  этим  бедолагам  неправильный  диагноз  поставить! Москва  за  них  вступаться  не  станет. А  своё  начальство,  с  перепугу,   так  поддаст, что  помянешь  ещё тех  каракульских  ягнят, с  которых  лишь  одну  шкурку  спускают! Так  что  выпьем  теперь  за  лапотную  пехоту  здравоохранения!
       Ну, само  собой, за  вас, за «лапотников»!
      
      Но  всё  же, Сан  Саныч, вы  как  всегда, лукавите. Чума  ведь  спокон  веку   донимала  Россию. Не  нужно  даже  старину  ворошить, вспомните  уже  наш  двадцатый.  Знаменитая  маньчжурская  эпидемия  на  КВЖД  в  1910-1911  годах.  Померло  более  ста  тысяч  рабочих-китайцев, эпидемию  остановили  российские  медики  ценой  жизни  около  пятидесяти  из  них. Потом  в 1904-1905, 1913-1914 годах  крупные  вспышки  на  Урале. До  прибытия  медиков  до  тысячи  человек  погибло. И  лишь  с  созданием  в  СССР  нашей  противочумной  службы  эпидемии  стали  сходить  на  нет. Профессионалы - чумологи  облазили  все  горы, степи  и  пустыни, выявили  природные  очаги  по  всем  южным  границам  страны, в  том  числе  и  наш  Среднеазиатский    очаг  от  восточного  побережья  Каспия  и  Приаральских  равнин  до  хладных  вершин  Тянь-Шаня  и  Памира. Самый  большой  в  мире!
   
     Сан  Саныч: «Ну  ладно, ладно! Это  же  я  шутя! За  вас, друзья, наших  спасителей! И  слава  богу, что  теперь  чума  уже  не  та!»
     Оксана: «И  опять  ты, Саша, врёшь! Ну  скажите  ему, Егор  Нафталович, сколько  у  нас  и  теперь  случаев  случается!»
   
     Выпиваем  очередную. Оглядываюсь: Гриф  сидит  по  ту  сторону  оконной  сетки, питается  ночной  фауной.  Мумин  перебрался  в  кресло  поближе  к  Штирлицу. Ему  наши  эти  разговоры – до  балды, он  уже  столько  «случаев» воочию  навидался!
     Все  свои.
     Конечно, Сан  Саныч, вы, как  всегда, правы. Но  заметьте, что  в  двадцатые  годы  в  Приаралье  и  Прибалхашье   регулярные  вспышки -   по  сто  с  лишним  человек. Там  же и  в   Прикаспии  в  сороковых-пятидесятых  тоже  почти  ежегодно  болели, но  уже  не  более  трех  десятков  одновременно. А  в  шестидесятые-семидесятые, и  опять  год - через  год, но только  единицы.  А  потому,  что  противочумники  вовремя  выясняют обстановку, где  надо -  грызунов  и  блох  травят, проводят  вакцинацию, обучают  местных  медиков, населению  доходчиво  объясняют, что  такое  чума  и  как  с  ней  бороться! 
     Выпили.  Вспоминаем  с  Оксаной  Васильевной  про  некоторые  «случаи», проходившие  с  нашим  участием.
 
     В  конце  октября  шестьдесят  шестого  в  зоне  работы одного  из  наших  отрядов заболел  чабан. Недомогание, высокая  температура. Приютился  в  юрте  у  знакомых. Через  два  дня  совсем  стало  плохо. Мимо  на  грузовой  проезжал  завфермой, отвёз  его  домой  в  совхоз. Фельдшер ихний  куда-то  уехал, а  у  больного  начался  кашель  с  кровавой  мокротой.
      Заведующий   посадил  его  с  сопровождающим  в  кабину  грузовика  и  приказал  доставить  в  районную  больницу, что  за  триста  пятьдесят  километров  по  пескам. Сам  поехал  в  наш  отряд за  шестьдесят  километров  от  совхоза, предупредить. Начальник  отряда, Толик  Ващенко,  тут  же  на  свой  ГАЗ-63  и  вслед  уехавшим. Да  разрыв   в  три-четыре  часа  для грузовых  машин  в  пустыне  практически  непреодолим. Те  и  другие  всю  ночь  «пилили», а  наши  на  полдороге  еще  и  подзастряли  на  пару  часов.
    
      На  пути  трёх  уехавших - маленький  колхоз. Там  они  в  местной  мехмонхане (гостинице) чайку  попили, радиатор  залили. А  больной  уже  почти  без  сознания, кашляет  кровью. Полотенце, наволочку, простынь  ею  запачкал. Ну,  заправились  и  опять, трюх-трюх, вперёд. Через  час  сюда  наши  подоспели, но  застали  лишь эти  кровавые  пятна. Тут  же  наказали  председателю  колхоза  комнату  с  грязным  бельем  запереть, а  пятнадцать  гостивших  никуда  без  нас  не  отпускать. Решим  всё  завтра.
      Снова  бешеная  гонка  со  скоростью  сорок - пятьдесят  километров  в  час  по  переметённым  песками   просёлочным  дорожкам! Догнали  только  ранним  рассветом,  прямо  на  пороге  районной  больницы. А  больной  уже  в  агонии…
      Анатолий, конечно, принял  все  меры, чтобы  не  заразились местные  медики. Тут  же  изолировали  шофёра  и  сопровождавшего, на  которых  больной  кашлял  в  упор  всю  ночь. Стали  колоть  стрептомицином. Анатолий  по  телефону  доложил  в  наше  Областное  Противочумное  Отделение  и  на  Станцию.   
    
      Из  Отделения, что  еще  за  двести  километров  от  места  события, срочно  выехали  на  помощь  мы  с  Амиром  Темирбаевым, тоже  врачом. За  сутки  проехали  всю  трагическую  трассу, организовали  выявление  и  изоляцию  всех, кто  успел  пообщаться  с  больным. Сельскохозяйственное  начальство  содействовало,  понимаючи.
     Кого  поместили  в  пустующий  колхозный  клуб, кого  при  фельдшерском  пункте, кого  в  собственную  юрту. Всего  таких   оказалось  около  шестидесяти. От  больного  легочной  чумой  они,  несомненно,  уже  успели  заразиться. В   запасе у  них  два-три  дня  «инкубационного  периода», когда  инфекция  еще  не  проявляется, только  накапливается  в  организме. Местным  фельдшерам  поручили  делать  им  инъекции  стрептомицина «по  схеме».  Проверяли исполнение  пять  суток. Хорошо, что  уже  осень, прохладно. И  пески  понабухли  росами, поплотнели.   
      Никто  более  не  заболел.
   
     Ляшенки  в  тот  год  только-только  в  Торткудук  попали. «Случай», произошедший  недалеко  от  города, сразу  вверг  их  в  пучину «чумной  проблемы».  Пришлось  поднимать  бдительность всей  Медсанчасти. 
 
     А  через  пять  лет  Оксана  Васильевна  сама  уже  «сыграла  роль».
     В  июне  семьдесят первого  на ферме того самого Бесбулака, заболела  жена  завфермой. Три  дня  пролежала  в  своей  юрте, опекаемая  дочкой, зятем, малолетней  внучкой. Поили  крепким  чаем, айраном, каким-то  таинственным табибовским снадобьем. Заходили  сердобольные  соседи, утешали, советовали, водичку  подносили.  Ничего  не  помогло. Температура  под  сорок, сильная  боль  под  левой  мышкой. Кровавая  рвота. Отвезли  в  Бесбулакскую  совхозную  больничку. Там  наш  молодой  Маркс ужаснулся: вроде -  чума! Через  совхозную  метеостанцию  сообщил  в  наше  Областное  Отделение.
   
      К  вечеру  подъехали  трое  наших  врачей  и  представитель  областной  Санэпидемстанции. Ему, как  и  его  начальству, чума  на  фиг  не  нужна: нельзя  портить  благостную  статистику. А  больная  уже  скончалась.
     Спорили, кто  будет  труп  вскрывать. По  закону  должен  патологоанатом  или  судмедэксперт. Да  где  же  его  здесь  найти. Вскрыли  наши. Представитель поглядел  через  запотевшие  противочумные  очки  и  поставил  диагноз: «Токсический  энтероколит». Тяжёлый, но  не  заразный. Может, пищевое  отравление.  Наши  сделали  отпечатки  кусочков  органов  на  питательные  среды  для  бактериологического  анализа. А  ближайшая  противочумная  лаборатория  у  Оксаны  Васильевны. Туда  и  послали  посевы. Покойницу  предали  земле, как  положено, до  заката…
      
     Срочно  нужно  доложить  результаты: по  спецсвязи  все  «соответствующие инстанции»  должны  быть   оповещены  о  подозрении! А  лаборатория  в  лучшем  случае  лишь  на  следующие  сутки  что-то  путное  сможет  сказать.
      Республиканский  Минздрав  запрашивает, Представитель  настаивает: «токсический  энтероколит». Наши  смущённо  молчат: только  ведь  к  завтрашнему  полудню, дай  бог,  выяснится.
      На  всякий  случай  переписали  всех  общавшихся  с  болевшей, подготовили   для  их  изоляции  пару  комнат  в  ветлечебнице. Полуторасуточная  напряжёнка. Республиканцам  не  нужна  лишняя  обуза  на  шею, нашим  нельзя  допустить  распространение  инфекции, если  вдруг  чего. 
      
      А  от  Оксаны -  ни  слуху, ни  духу. Поехали  сами  к  ней  в  лабораторию. Еще  целую  ночь  вместе  с  ней  сидели  над  микроскопами. Наконец – вот  она, чумная  культура!
     Нельзя  это  считать  цинизмом, но  наши  так  уж  обрадовались! Теперь  всё  можно  провести  законно, на  полную  катушку.
     Сорок  общавшихся  с  больной  на  ферме, в больнице, на  похоронах  покойницы  лечены  спасительным  стрептомицином. Никто  из  них  не  заболел.

      Сан  Саныч: «Ну  молодцы, молодцы, кто  спорит? Кстати, Егор Нафталович, вы  сегодня  сказали, что  и  сайгаки  болеют  чумой. Это  что, правда?»
      Ну, конечно. Очередная  сенсация.
      
      Это  случилось  в  августе  семьдесят  четвёртого, на  Мангышлаке.
      Тамошний  геолог  на  второй  день  после  прогулки  с  женой  по  степи  на  своей  легковушке почувствовал  внезапную  дурноту. Температура  выше  тридцати  восьми, озноб, боли  в  мышцах. Вызвали «скорую». Врач  определил: острое  респираторное  заболевание. Назначил  жаропонижающее, тетрациклин. Ночь  прошла  в  полубреде.
      Утром  обратились  к  участковому  врачу. Тот  подтвердил  предыдущий  диагноз, прописал  противопростудные  лекарства, аспирин, горчичники. Следующей  ночью  температура  поднялась  выше  сорока. Снова  вызвали  скорую. Диагноз: пневмония  под  вопросом. Жена  заострила  внимание  врача на  темный  пузырек  на пальце  левой  руки  больного.
   
      Парня  госпитализировали, на  рентгене  пневмонии  не  обнаружили. Хирург  осмотрел  пузырёк, заподозрил  сибирскую  язву. С  чего  бы?
      После  упорных  расспросов,   больной, теряя  уже сознание,  признался, что  на  той  прогулке  с  женой  пристрелил  одинокого, медленно  бредущего  сайгака. На  месте  содрал шкуру, отрубил  ляжки  и  голову, привёз  домой  и  убрал  в  холодильник. Мяса  на  неделю  хватит  и  холодец  получится!
     Хирург  заволновался: явное  заражение  крови! Сибирская  язва? «Форма сто»? (Этой  цифрой  Гриф  обозначил  чуму, чтобы  шпионы  не  сообразили, о  чём  речь).
    
     Оповестили  Мангышлакских   чумологов. Те  тоже  вначале  были  в  недоумении: сайгаки  и  джейраны  чумой  не  болеют! На  всякий  случай  назначили  инъекции   чудодейственного  стрептомицина: вдруг, в  самом  деле – септическая  чума. Взяли  для  анализа  кровь  из  вены, содержимое  пузырька. Да  при  этой  форме  чумы  три  дня  неправильного  лечения – путь  к  смерти. Так  к  вечеру  и  случилось…
      А  еще  через  день  противочумная  лаборатория  подтвердила  чуму неоспоримо, бактериологически. И  в  пробах  от  болевшего, и  в  сайгачатине  из  холодильника.
      Вот  так-то.
      
      «Кстати, Оксана  Васильевна, ваши  культуры  к  перевозке   подготовлены?» «Всё  готово, после  совещания  сможете  забрать» «Извините, Сан  Саныч,   как  насчёт  билетика  на  самолётик  на  завтра?» «Не  волнуйтесь, после  совещания  звякните мне, что-нибудь  придумаем. Рейс  в  двенадцать  часов. Вы  только  на  Хозяина  не  обижайтесь! Мужик  он, конечно, крутоватый, всё  же  член  Республиканского  правительства! Но  справедливый, в  случае  чего, всегда  поможет» «Да  я  и  не  обижаюсь, сам  вижу: Хозяин  ваш -  молоток».       
      
     Ну, бутылка  опорожнена. На  троих  пол  литра  хорошей  «Столичной» -  нормально. Курица, ветчина-буженина  отправлены  по  назначению. На  дворе  роскошная  пустынная  ночь. Место  ночёвки  определено: изолятор  при  Оксаниной  лаборатории.

    Провожают  нас  туда  супруги  по  ярко  освещенным  улицам. Город  небольшой, всё  близко. Ночь  свежеет  и  свежеет, хотя  от  многоэтажек  ещё  потягивает  дневной  нагретостью. А  в  ней, наверное, присутствует   и  тетраэтилсвинец: машин-то  вон -  полный  город! Но  подышать  прохладой, хоть и  не  такой  чистой, как  в  нашей  дикой  пустыне,  всё  равно  приятно.