Высокую резную дверь красного дерева распахнул щеголеватого вида дворецкий.
- Ваша Светлость, их Светлость молодой князь Иван Степанович пожаловать изволили в гости!
Наталья Федоровна с радостной улыбкой поднялась с кресла, отложив на маленький, с круглой столешницей стол томик Шекспира.
В комнату уже входил, не дожидаясь особого приглашения, ее старший сын. Довольно высокий, сероглазый, с темнорусыми волосами, в парадном военном мундире.
«Какой же он у меня все-таки красавец! Немного неуклюж, как и его отец, но, все равно, хорош!» - с гордостью подумала Наталья Федоровна, а вслух воскликнула:
- Иванушка – Свет мой! Наконец-то, ты порадовал мать визитом, - обнимая и целуя сына, добавила, - неделю носа не казал. Должно быть, и не скучаешь обо мне?
- Ну, что Вы матушка, как можно. Служба, однако, дела…, - соврал Иван и наклонился поцеловать руку матери.
- Кстати, как дела на службе, что-нибудь прояснилось?
- В том-то и беда, что ничего! – разведя руками, усмехнулся. – До сих пор не могу разузнать, на какой я должности, в каком полку… . – Он вольготно расселся в кресле, треугольную шляпу, стряхнув пальцами какие-то пылинки, положил на столик. – Вы и сами, матушка, прекрасно знаете, какой нынче везде бардак. Видно при нынешнем правительстве правды, все одно, не сыскать.
- И что же, друг мой, к тебе одному такая несправедливость или других тоже обходят вниманием?
Наталья Федоровна присела напротив и участливо смотрела в глаза сына.
- Да уж есть такие, которые много обласканы нынешней властью, хотя не я один и обижен. Многих достойных людей на худую участь обрекают. Вот, взять хоть моего друга Якова. Он получил на днях печальное известие: приказано ему собираться в путь – сменять офицера караульной службы при арестантах в Соликамске. Посудите сами, ведь это та же ссылка. А за что? За какие, такие вины? Ни он сам, ни другие не ведают… .
Наталья Федоровна замерла, прижав к груди соединенные вместе ладони, отвела взгляд.
Иван продолжал:
- При таких делах не удивительно, что многие охладевают к службе, предаются разным увеселениям: вино, драки, дамы. Но разве можно их обвинить? Вот, к примеру, Коржов вчера устроил скандал в кабаке… .
- А что он – и вправду надежный друг? – неожиданно перебила сына Наталья Федоровна.
- Кто – Коржов? – удивился Иван, - да как-то… .
- Нет, ты, кажется, назвал его… Яков… да, как, ты говоришь, его фамилия?
- А, Бергер – да. Он мой давний приятель и друг. Почему вы спросили, матушка?
Наталья на мгновение смутилась, но, отбросив сомнения, почти спокойным голосом сказала. – Тебе ведь известно, Свет мой, что в Соликамске уже третий год обретается наш друг – граф Левенвольде. Вот, я и подумала, как не воспользоваться таким случаем, дабы поддержать безвинного страдальца. Не мог бы Яков, оказать маленькую услугу – передать записочку арестанту?
- Матушка…! – укор прозвучал в голосе сына, покрутил головой, - ну, зачем Вы…? А как же…? – он так и не сумел подобрать слов и сдался, - хорошо…, я передам Якову вашу просьбу. Он вряд ли откажет.
- Вот и славно, - улыбнулась Наталья, - я напишу прямо сейчас, чтобы потом не запамятовать, - и громко позвонила в колокольчик. Вошедшей горничной она приказала принести бумагу и чернила и продолжила разговор с сыном:
- Так, ты, кажется, рассказывал мне о… Рожкове?
- Каком Рожкове? – снова удивился Иван.
- Который чем-то не был доволен, или подрался… ? – рассеянно произнесла Наталья, обратив взгляд на округлившего глаза Ивана. В этот момент горничная пришла с бумагой и чернилами.
- Что еще прикажите, барыня?
- Ничего, ступай, - отозвалась Наталья Федоровна и с коротким вздохом взялась за перо. Чуть задумавшись, она обмакнула перо в чернильницу и, нежно разгладив листок, написала всего одну фразу по-немецки: «Милый друг, спешу передать Вам с этим человеком поклон и заверение в неизменной моей о Вас памяти. Наталья Лопухина». Посыпав свое послание из песочницы и стряхнув впитавший излишнюю влагу песок, Наталья аккуратно сложила листок и протянула его сыну, - вот, ты уж, Иванушка, не забудь, передай своему другу это письмо.
- Не беспокойтесь, матушка, передам. - Иван засунул листок в карман.
- Да, и, на словах, попроси его, пусть скажет, чтоб граф не унывал, а твердо надеялся на лучшие времена, - с ласковой улыбкой добавила Наталья.
- Хорошо, все, как просите, сделаю.
- Спасибо, сынок. Отобедаешь со мной? – облегченно вздохнув, спросила Лопухина.
- С удовольствием.
- Значит, распоряжусь, чтоб накрывали на две персоны. Это так приятно, когда за столом есть кто-то из близких. А с тех пор, как батюшка твой с сестрами и братьями отбыл в деревню, я все больше трапезничаю одна.
- Почему бы и вам, матушка, не съездить к ним в деревню, отдохнуть? Вас и батюшка звал.
- Может быть, я так и сделаю. Вот, только твое положение установится… Нынче ведь как нам тебя одного оставить. Пока я здесь, мне и самой за тебя спокойнее, и батюшке твоему все о нашей здесь жизни отпишу. С другой стороны, опять же в столице у меня подруги, от них я все новости узнаю: что при дворе делается. В деревне же в полном безвестии будем.
- Отчего в безвестии? О здешней жизни и я все, как есть, отписать могу. Я с товарищами много разговоров имею, и о гвардейских, и о дворцовых происшествиях.
- В этих беседах, Ваня, ты слушай больше, да меньше говори: особенно, об обидах своих. Не спокойно нынче.