Пишу о тех, кто своей кровью
Омыл грехи несчётные людей…
Село Рыбное под Москвой. Лето 1930 года.
Был поздний летний вечер. Паша, Дима и Олег сидели вокруг костра на краю деревни. Костёр дымил, и десятилетние мальчишки задыхались и кашляли, но не уходили. Затем Пашка, самый старший из друзей (ему было почти одиннадцать), достал кривой кухонный нож.
– У мамки стянул, – прошептал он. – Но до утра она не хватится.
Затем в воздухе повис ощутимый, почти осязаемый звон тишины – только костёр слегка потрескивал, да порой чей-нибудь неосторожный вдох превращался в судорожный кашель. Мальчишки, молча, по очереди сделали по надрезу на левой ладони ржавым ножом. Затем они скрепили окровавленные ладони и произнесли непреложную клятву:
– Клянёмся, что всегда будем вместе!
Затем друзья в торжественной тишине посидели у костра, а после, наскоро вымыв ладони и нож в ближайшем ручье, разошлись по домам.
Московский Государственный Университет. Весна 1941 года.
По коридорам знаменитого университета шли три неразлучных друга – Павел Карнаухов, Дмитрий Иванов и Олег Самохвалов. Верные клятве, они так и не расстались с самого детства и, поступив в один университет, учились вместе. Время бежало быстро и весело, жизнь была прекрасна.
Но прошло несколько месяцев, и по стране разнеслась ужасная весть – немецкие войска вероломно и подло напали на Советский Союз вопреки подписанному договору. Повсюду слышались плач и стоны, страх витал в воздухе. Всех пригодных к службе мужчин срочно мобилизировали в армию. Не обошла стороной война и трёх друзей. Жизнь разбросала их по разным местам: Павел попал в пехоту, Олег – в лётчики, и только болезненного Диму оставили в тылу. Но перед расставанием друзья пообещали, что переживут все невзгоды и снова будут вместе, оставаясь верными той детской, но вечной клятве, которую когда-то дали у дымящего костра…
Сталинград. Сентябрь 1942 года.
В небе над истерзанным врагом городом летел самолёт. Олег Самохвалов сбрасывал бомбу за бомбой на немецкую артиллерию. Вот заряды уже подходят к концу. Олег собирался спуститься в город, чтобы его снабдили новым снаряжение, но тут…
В небе над Сталинградом появился десяток немецких истребителей. Тяжёлый бомбардировщик начал обстреливать их, но, конечно, не успевал. Тут и ракеты закончились у Олега. Несколько секунд лётчик перебирал в уме варианты. Но вариантов было только два: трусливо сесть в город и позволить горожанам умереть или… Олег сглотнул и нажал на газ. Истребители сблизились, пытаясь его обстрелять. Тут глаза лётчиков расширились от ужаса. Немецкие асы уже не успевали увернуться. Огромный тяжёлый бомбардировщик на невероятной для такой машины скорости нёсся прямо на них, грозя снести три истребителя. Затормозить Олег уже не мог.
За несколько секунд до столкновения Олег тихонько погладил шрам на левой ладони и прошептал:
– Простите…
На землю обрушились обломки бомбардировщика и истребителей. Разобрать что-либо в этой кроваво-металлической массе было невозможно. Но поступок неизвестного героя воодушевил русских людей, и, шаг за шагом, немецкая армия начала отступать от города. Кровь Олега была залита кровью сотен и тысяч других, и о нём уже никто не вспомнил. Только тихий моросящий дождь оплакивал его…
Ленинград. Февраль 1943 года.
В осаждённом уже в течение полутора лет городе всё ещё оставались люди. Одним из этих людей, по какой-либо причине не участвовавших в боях, был Дмитрий Иванов, бывший студент МГУ, ветрами судьбы-злодейки занесённый в Ленинград. Уже который день он скитался по городу. В действующую армию его не брали из-за порока сердца. Невероятно, что с такой болезнью Дима пережил эти полтора года непрерывного голода и лишений. Однако он держался, как мог, несмотря на периодические боли в области сердца. Дима оставался верным клятве, и потому держался за жизнь. Но всё случилось не так, как он хотел…
Одним из февральских вечеров, когда обессилевший и бледный, как призрак, Дмитрий Иванов, кутаясь в рваное одеяло, счастливым образом найденное осенью, сидел на чердаке полуразрушенного дома, к нему подошла маленькая, лет восьми, чумазая и дрожащая от холода девчонка. Не говоря ни слова, она села рядом.
Долгое время они сидели молча, дрожа от холода, и только дикий, безумный ветер свистел сквозь дыры, оставшиеся от бомбёжки, да порой кровавый кашель Димы хрипло отскакивал от полуразрушенных стен.
Наконец, девчушка не выдержала.
– Привет! Тебя как зовут? – с вечным задором, присущим только детям, спросила она. Девочку не слишком пугали ни холод, ни голод, ни этот страшный мужчина, харкающий кровью. Конечно, прожив полтора года в тяжелых блокадных условиях, она отощала и почти отчаялась, но сейчас, впервые за последний месяц, она встретила человека, который не выгнал её сразу же при встрече, и потому была почти рада.
– Дима. А тебя?
– Маша. Можно я с тобой посижу?
– Конечно.
Ещё несколько минут прошло в молчании. Наконец Дмитрий откашлялся и решил продолжить разговор:
– А ты чего здесь одна? Где родители?
Маша заметно погрустнела.
– Папа на войне, а мама… – слёзы незаметно подкрались к девочке, и последнюю фразу она договорила, уже плача:
– …маму я уже месяц не видела. Её… убили, – рыдания почти заглушили последнее слово.
Дима посмотрел на эту крохотную, трясущуюся девочку и только тогда по-настоящему понял, как же чудовищна всепожирающая сила войны. «Ну почему из-за чьих-то интересов должны страдать такие дети? Они-то чем провинились?!» – даже думать сил уже не было, и он снова застыл в том вечном оцепенении, давно уже овладевшем всеми оставшимися в живых жителями Ленинграда. Рядом сидел такой же оцепеневший комок – девочка Маша.
Несколько дней они просуществовали на этом всеми забытом чердаке, практически не общаясь. Порой Дима жалел бедную девочку и отдавал ей часть свой еды, но, в общем-то, делиться было нечем: норма хлеба составляла 200 грамм в сутки на человека, и не всегда можно было получить даже эти гроши.
Однажды вечером к Дмитрию Иванову подошёл его давний знакомый и предложил помочь выбраться из города. Несмотря на то, что друг предупредил обо всех опасностях такого перехода, Дима всё же решился пойти по Дороге Смерти* – из-за Маши. Он до сих пор не мог смотреть на то, как бедная девочка страдает из-за чьих-то интересов. Хотя кому могла быть выгодна война? Видимо могла, раз она ещё не закончилась…
Несколько дней девочка с парнем шли по ледяной тропе Ладожского озера. Первое время знакомый водитель помогал Диме и его маленькой спутнице, но потом их дороги разошлись, и теперь жертвам несчастного задушенного города приходилось брести пешком, то и дело увязая в рано начавшем таять льду.
Но немцы не дремлют, и в один из переходов, когда до конца, казалось, осталось совсем немного, в небе загудели истребители. Уставшие до боли, Маша и Дима вновь вынуждены были бежать по белоснежной и совершенно голой поверхности Ладожского озера. Но свирепая стая пуль пронзила ногу Дмитрия. Маша попыталась остановиться и вернуться к своему большому другу, но он не дал ей этого:
– Беги, Маша! Ты должна выжить!
И испуганная девочка побежала и вскоре скрылась из виду.
Дима лежал на снегу. Неожиданно он увидел шрам на своей левой руке и вспомнил, зачем выживал в течение полутора лет. Но сейчас это не имело значения. Девочка убежала, и Дима надеялся, что она переживёт эти ужасные годы. Он знал, что друзья простят ему нарушенную клятву, по крайней мере, надеялся на это:
– Простите меня, – прошептал он в пустоту и блаженно улыбнулся. Он был свободен.
В лежащего на снегу ясной мишенью полетела автоматная очередь. Но за секунду до расстрела больное Димино сердце не выдержало… и остановилось.
* В годы Великой Отечественной войны Дорогу Жизни, идущую по Ладожскому озеру, называли Дорогой Смерти.
Село Прохоровка под Белгородом. 12 июня 1943.
Раннее утро. Дружным строем идут солдаты. Где-то впереди, медленно, с грузным шумом ползут танки. В воздухе сгущается запах будущей битвы. Где-то вдали, километров через двадцать, сияют под рассветным солнцем немецкие танки. Они уже совсем близко…
Жаркий день. Воздух густеет настолько, что, кажется, его можно резать ножом. На западе собираются мрачные тучи. Всё предвещает грозу.
Но гораздо более жуткая картина предстаёт в самой Прохоровке. Идёт не битва – резня. Танк движется на танк, пехота – на пехоту. Русская армия заметно редеет. Да, конечно, и немцы несут заметные потери, но они не так масштабны и ужасны. И нет уже немецкой пехоты, и, кажется, одни только танки нескончаемым потоком врезаются в ряды русских солдат.
И тут Павла, того самого, так знакомого нам Пашку, осеняет идея. Что может сделать ничтожный солдат против танка своим автоматом? Но танк одним выстрелом пробивает обширные дыры в их рядах.
– Простите, братья мои, – еле слышно прошептал в никуда Павел Карнаухов, простой солдат. – Я нарушаю нашу вечную клятву.
Под этими словами точно подписался серебристый росчерк молнии. Грянул гром. Пашка вынул гранату и, оторвав чеку, бросился под танк. Раздался взрыв. Танк был уничтожен. Блестящей стрелой молния ударила в соседний немецкий танк, и он тоже взорвался под оглушительный грохот грома. На секунду всё стихло, а затем землю, залитую кровью, омыли первые потоки ливня. Жертвенная кровь впиталась в землю и искупила нарушенную клятву.
Где-то над Россией в вечных ветрах. Май 2010 года.
Три друга незримыми духами витали над страной, за которую они когда-то отдали литры крови и гору отваги. Несмотря на нарушенную клятву, они снова были вместе, ведь клятва, нарушенная ради спасения других людей не считается клятвоотступничеством. И потому друзья на веки вечные останутся вместе.
Раз в год Паша, Дима и Олег облетают свою Родину, незримо защищая её и после смерти. Много сменилось за эти 65 лет, но, тем не менее, есть ещё люди, помнящие о тех, кто своей драгоценной кровью искупил жертву воюющих людей и спас свою родную страну…
12 февраля – 16 апреля 2010 г.