Вчера я обиделась на весь мир. На ночь глядя, обиделась. А поскольку года уж два, не меньше, я сама себе ограничила весь мир до одного единственного человека - тебя, то в исступлённой жажде обиды потыкалась всеми частями тела и остатком разума о стены этого всего Мира. И, ничего не обнаружив в нём, кроме тебя, я на тебя и обиделась. Проплакала полночи до изнурения, заработав таким простейшим способом головную боль, оставшуюся половину ночи разделила на две равные части.
В одной – то вскакивала, то ложилась, подвывая и этим подкармливая свою обиду, хотя знаю, что по ночам любая еда для организма кроме вреда ничего не приносит.
Во второй – усталость своё взяла, и я заснула. Это было самое полезное и разумное за эту ночь времяпрепровождение, но и самое короткое, увы.
И причин глобальных обижаться не было. Ты написал мне очередное ворчливое письмо, в котором ничего нового я от тебя не услышала – обычное твоё нравоучение. А вот всё же решила устроить себе Варфоломеевскую ночь. Ни Варфоломея, ни гугенотов с католиками этой ночью не наблюдалось не только в моём доме, но и во всём обозримом мною пространстве. Но уж – резня, так резня!
Сперва порезала себя письмом к тебе (мы живём в разных городах….или на разных планетах?), так, махнула ножичком по пальцам, обида и брызнула во все стороны. Представляю, как ты, запачкавшись о мою обиду, пошёл мыть руки, ворча себе под нос: «Вот дура, так дура!» Чистоплотность твоя непоколебима.
Потом уж покромсала себя посерьёзнее – долго отыскивая лежащий на самой поверхности собственный комплекс неполноценности, всхоленный и взлелеянный всеми прожитыми годами.
Что же такое обида? Что за зверь такой? Почему в некоторых домах и душах он культивируется, приживается, размножается с лихвой, а в других – только заползает иногда через цели несовершенства, усталости, но либо сам, будучи голодным и хилым, погибает, либо быстренько вытравливается всяческими, давно известными и апробированными средствами. Смехом, безразличием, спокойным нравом, радостью, любовью.
О! Вот и пришла я к этому слову. Любовь.
Господи, объясни мне, бестолковой! Молчит Господь. Давно всё сказал.
То ли со слухом у нас плохо дела обстоят, то ли язык был нам незнаком, но не поняли мы Господа. Или не захотели. Заленились, засуетились, перемудрили, прослушали….
Живут два человека на свете. Каждый в своём одиночестве. И вот судьба ли, случай ли бросает их навстречу друг другу. И каждый хочет найти в другом то, чего недостаёт ему в себе самом. Говорят, раствориться надо друг в друге. Кто говорит? Говорят, что Господь говорит. А вот это уж бабушка надвое сказала. Так будет правильнее. Что всё на Него кивать? Удобно. Ничего в ответ не возразит. Промолчит. Всё давно сказал.
Чего мне недостаёт? По большому счёту? Внимания и ласки. Внимания. Моя неуверенность в себе жаждет в пищу твоего внимания.
Чего тебе недостаёт? Не знаю. Ты – самодостаточен. Мне так кажется. И не только мне. Многим знакомым так кажется. Думаю, что ты просто лучше умеешь скрывать свои чувства, чем я. Но думаю, что внимания и ласки тебе тоже не хватает в этой жизни.
С лаской всё понятно. Почти всё. А внимание? Особенно внимание на расстоянии – чем можно его выразить? Словом. Только словом.
Вот и пришли. Шли-шли, и пришли. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Или всё же «в начале сотворил Бог небо и землю»?
Шли от Бога, пришли от Иоанна. И опять ищем ответа. Не у себя. У Бога. Говорим, пишем слова, слова, слова. Сколько слов можно написать, проговорить за всю жизнь? Много. Я вот тоже, ты вот тоже. Пишем, говорим, говорим, пишем. В результате – молчим, замолкаем надолго. Иногда навсегда. «Марта, не то, не то, Марта!» Услышит ли Марта барона своего, мужа своего Мюнхаузена? «Вот, Марта, вот!»
Я вслушиваюсь в тебя и молчу. Потом говорю невпопад. Ты не вслушиваешься в меня и говоришь. Потом умолкаешь надолго.
Любовь всего лишь слово. Как много значит это слово, если оно Слово.
Поговори со мной!
«Жизнь прошла, как не было…не поговорили»