Иногда кажется, будто наше сознание вовсе не является чем-то целостным. Оно состоит из обрывков. Обрывков мыслей, обрывков чувств, обрывков желаний. Мы мозаичные существа!
Моя история непроста... И потому я должен выместить свои обрывочные мысли. Не имеет значения, попадёт ли она когда-нибудь в руки кому-то, кроме меня, станет ли угрозой, компроматом. Мне уже наплевать.
Совершенно беспочвенное ощущение одиночества так или иначе не раз возникало у каждого из нас. И в такие моменты мы, люди, всегда задумываемся над тем, а такое ли уж оно беспочвенное? Конечно, иногда чертовски хочется пройти по цветущей летней аллее, ощущая своё единение с окружающим миром. Порой нам просто необходимо остаться наедине с собой, но это такие редкие и исключительные моменты отдыха от окружающей суеты... На самом деле, каждому из нас нужно, чтобы кто-то всегда был рядом, грел сердце лучом любви и надежды. Наверное, хочется тяжко вздыхать, слушая такой сентиментальный бред, но сколько раз вы сами говорили себе тоже самое?
Думаю, всякий из нас считает себя особенным – каждый явственно ощущает некоторые различия, кои делают его в той или иной мере чуждым для остальных. Данное чувство посещает нас не постоянно, но в какие-то определённые моменты. Оно огорчает нас, когда мы не можем найти того, с кем могли бы поделиться всеми своими мыслями, восторгами, разочарованиями, надеждами и опасениями, зная наверняка, что нас поймут правильно. Однако оно же возвышает нас и заставляет упиваться собой и своим мнимым превосходством, когда мы достигаем успеха в каком-либо деле. А иногда мы попросту начинаем путаться в себе.
– Почему ты плачешь?
– Думаешь, так легко быть богом?!
– А боги тоже плачут? – усмешка. – Судя по всему, да. Особенно, когда напиваются. Прямо как люди…
– Заткнись.
Вот так. Глупо, жалко, зато экспрессивно.
Истинный провокатор событий, косвенный виновник всех происшествий, умелый манипулятор – словом, серый кардинал, всегда остаётся в тени. И порой это попросту невыносимо. Существует столько ситуаций, когда непреодолимо хочется принять участие в происходящем, тем или иным образом заявить о себе! Да. Тогда меня переиграли. И это послужило мне уроком на всю оставшуюся вечность.
– Можешь вспомнить, с каких пор мы дружим?
Странный вопрос. Как я могу не помнить? Впрочем, на самом деле, мало кто помнит обстоятельства, которые свели его с тем или иным человеком, даже если этот человек неимоверно для него важен. Выходит, проверяешь меня.
– Само собой! С самого раннего детства. Когда большинство ходило в детский сад, я оставался дома. Совершенно один. Может, в какой-то мере это сделало меня нелюдимым, а может, я изначально отталкивал окружающих своим неожиданным поведением или какой-то необъяснимой странностью, чуждостью. Не имею представления.
Ты опускаешь голову, словно нарочно пряча глаза под прядями волос, и улыбаешься своей призрачной улыбкой.
– Верно. А потом однажды вечером мы встретились на улице…
– Точно. Ты с кем-то играл. А у меня это был первый день, когда я решился выйти на прогулку в одиночку.
Вот так я и ступил в самостоятельную жизнь. Относительно самостоятельную на тот момент.
Я бы сказал, что вся эта наша так называемая жизнь – лишь одинокий путь внутрь себя или же прочь. Да, прочь. Причём зачастую. Многие, очень многие бегут от себя, и в этом заключается вся их жизнь. Но разве можно назвать её осмысленной, если все её мнимые цели всего-навсего навеяны мнением массы? Мнением, которое получило название нормы. А если быть ещё более точным – шаблона.
Ты всегда был внешне намного спокойнее меня. Но внутри… Ха. В тебе бурлило столько противоречивых чувств, что извержение этого вулкана могло бы повлечь за собой, скажем так, локальный апокалипсис.
Кажется, со временем наши роли сменились. Из-за твоего беспечного отношения и ненависти ко всякого рода лицемерию, в итоге ты остался совсем один. Точнее… у тебя был лишь я. И только. Тот, кто столько раз тебя обманывал только потому, что не хотел портить тебе настроение и нарываться на твой гнев. – По крайней мере, я бы обосновал это так, если б вдруг ты раскрыл моё ханжество и спросил причину таких двоедушных изысканий. А на самом деле я всегда искал причины для оправдания своих поступков; причины, озвучив которые я бы остался в твоих глазах ангелом, а сам, добившись желаемого, мог повернуться к тебе спиной, скрывая триумф, и ухмыльнуться во всю ширь своего рта.
Ты всегда находил в людях недостатки и высмеивал их, ненавидя в открытую. Я же собирал информацию об их пороках более тщательно и менее заметно. Я всегда и всё держал в себе и при себе. Ты старался получше спрятать от окружающих все свои чувства, а я – все свои знания.
Внешне ты всегда был груб и насмешлив. А я – мил, общителен и доброжелателен. В отличие от твоей грубой правды, я всегда был изворотлив и умел оскорбить так, чтобы моё высказывание сочли за комплимент. Таким образом я любил тонко издеваться. Очень тонко. Большинство людей очаровательны в своей глупости и наивности. Они ищут подвох там, где его нет и быть не может, а на всамделишный не реагируют вовсе, потому как не видят его и даже не подозревают о нём. Я знал, всегда знал, что из двух и более возможных смыслов люди обычно воспринимают лишь тот, который им ближе всего – вернее, тот, который они бы ЖЕЛАЛИ услышать.
Я помню тот приятный летний вечер! Смеясь над тем, как в очередной раз я ловко высказал одной леди своё двудонное мнение, в коем как раз подразумевал наихудший смысл, а она расценила это как грубую лесть и сильно смутилась, ты проговорил следующее:
– Коварный лис! Кажется, ты и твоя тётушка совесть никогда не ладили!
– Более того, мы с ней практически никогда не контактировали.
– Скажи, как легко ты пошёл бы на преступление?
Я вздрогнул.
– О чём ты?
– Хочу знать, кто такие для тебя преступники.
Я задумчиво вскинул голову, медленно скользя взглядом по звёздному небу.
– Это, прежде всего, люди.
– Сорняки общества.
– Вовсе нет! – неожиданно громкий и горячий возглас. У меня не было времени удивляться себе. – На преступления идут решительные люди и лишь по самой острой необходимости. Это их протест. Это отчаянная необходимость поспорить с судьбой. Что, например, такого дурного в том случае, когда бедный человек ограбил богатенького «ветерана коррупции», дабы прокормить свою семью? Не спорь. Есть на свете хорошие, но бедные люди. Для того, чтобы выжить, им приходится поступиться своими принципами и встать на тёмный путь, как это называют суеверные люди с их банальными предрассудками.
– Преступник, грабящий другого преступника? – со смешком молвишь ты. – Как же низко пал этот мир…
– Может, оно и так. Но обращаю твоё внимание: иначе в нём теперь не выжить. Люди выдумали систему, суть которой сводится к тому, что нам надлежит не жить, а выживать. Таким образом, главные жизненные приоритеты каждого «человека толпы» – это, собственно, выжить и продолжить род. Те, что выбиваются из этой схемы, становятся либо самыми счастливыми, либо самыми несчастными людьми на свете. Я считаю, что вторые имеют право на такую уловку как преступление. Ведь для того, чтобы жить в цивилизованном обществе, нужно понять его правила и даже частично принять их, дабы при возможности уметь обойти. Такие люди медленно, но верно учатся управлять собственной судьбой. Посему преступление как обход ловушек судьбы – это всего лишь хитрость.
– Ну надо же, как ты красиво поёшь свои сладкие песни, – сжав моё горло, ты смотришь на меня, глядишь своими безумными глазами в мои, искусственно-спокойные, искренно-нервные. Я не уверен, что ощутил тогда страх, однако мне впервые стало действительно не по себе в твоём обществе. – Но я не могу согласиться с тобой. Мы ведь всегда мечтали об Утопии, помнишь? Ты клонишь к тому, что на преступления идут не от хорошей жизни… Маньяков и прочих больных я отметаю сразу, так как это тоже следствия неблагоприятных жизненных условий. Но если бы каждый получил то, чего хотел, хотя бы частично… у людей просто не было бы повода грешить друг против друга!
– Хех, мой вспыльчивый друг… – я мягко убираю твою руку со своей шеи. – Полагаю, ты ошибаешься. Люди всегда будут убивать: это заложено в их природе.
– Все люди, чья природа так грязна, не могут и дальше являться частью окружающего мира, они лишь отравляют его. Если понадобится, я уничтожу весь такой мир!
Я не смог сдержать усмешки.
– И ты считаешь, это не преступление?
Тогда я сильно удивился затянувшейся паузе…
– Знаешь, ты как Тор, – вдруг произнёс я. – Бог грома и молнии. Представь! Ты - единственный, кто может по собственной инициативе обрушить гнев небес на род человеческий. Неплохо звучит, а?
– Кто бы мог подумать, что ты такой чудовищный лжец, – резко ответил ты, заставив меня прийти в замешательство. – Говорят, что глаза – зеркало души. А твои глаза всегда отражают лишь то, что ты хочешь, чтобы в них отражалось. Твой язык послушен и голос плавен. Ты способен проникать в самые глубины человеческого подсознания и пользоваться его слабыми и сильными сторонами на своё усмотрение. По мне, так ты страшный противник, Локи.
Теперь молчал уже я. Нечестно разить стрелой своего сарказма прямо в сердце! И неважно, насколько оно испорчено. Всякая «испорченность», в конце-то концов, условна и субъективна.
Тишина внезапно разрывается. Твоими словами. Как ударом грома.
– Боюсь, что наши пути здесь расходятся. Скорее всего, я не смогу без тебя, потому что… потому что, – сжав руку в кулак, ты поднимаешь взгляд, смотришь на меня с вызовом.- Кроме тебя, у меня никого больше нет. Но, как бы наигранно это ни звучало, я никогда не прощу тебя. Смейся! Вот до чего же глупая фраза - как из дешёвого драматического спектакля! Тем не менее, всё именно так. Я будто был всего-то жалкой игрушкой в твоих ловких ручонках. А если и не был – наверняка со временем стал бы. Так что прощай… Локи.
Судя по всему, ты зарёкся звать меня как-то иначе.
Не успел я оглянуться, как вся моя жизнь пошла крахом. Я всегда знал, что за нарушением одной жизненной привычной закономерности, рушится и другая. Как же успеть перестроиться для новой жизни, которая кажется настолько непривлекательной? Почему… почему для того, чтобы что-то приобрести, сперва нужно что-то потерять?!
В последующие несколько лет я совершенно разучился веселиться. Мне не хватало чего-то очень важного, крайне весомой части моего существа.
Сколько бесславных, похожих один на другой вечеров воспоминаний, красочной ностальгии и горячего зелёного чая…
Братец Тор, ну и где ты сейчас?
– Вам знаком этот человек? – я с любопытством взглянул на протянутую мне следователем фотографию молодого мужчины. И сердце моё замерло.
– А кто это? – пусть с трудом, но мне всё же удалось имитировать непредвзятый интерес.
– Преступник, – холодно пояснили в ответ. – Он совершил множество особо тяжких преступлений, которых не смог бы искупить даже на электрическом стуле. У нас появились сведения, что вы раньше состояли с ним в хороших отношениях.
– Действительно? В таком случае, насколько давно было это самое «раньше», если сейчас я даже не могу вспомнить его лица? – взглянув на следователя с вежливой улыбкой, я пожал плечами в притворном недоумении, а затем вновь обратился к нему. – А что такого совершил этот человек?
– Он вычислял тех людей, которые вот-вот должны были быть арестованы, и обычно попадал к ним раньше полиции. Сначала он пытал их, очевидно, силясь чего-то от них добиться, а затем убивал.
– Очередной маньяк-садист, прикрывающийся светлыми мотивами? О времена, о нравы! Мало сейчас по улицам извращенцев шастает, – я равнодушно ухмыльнулся, всеми силами пытаясь сдержать порывы последовать внезапно возникшему желанию разрыдаться прямо на месте.
– Смею вас заверить, это не совсем обычный случай. О том свидетельствует ряд улик, но это уже, простите за прямоту, не ваше дело.
Отвернув голову в сторону, я улыбнулся. Если мне указывают на моё место, значит, уже удостоверились в том, что я не представляю интереса для следствия. Иными словами, очередной блеф увенчался успехом.
– Как вам удалось заполучить фотографию?
От моего вопроса ушли незамысловато и вместе с тем ловко.
– Просто не бывает идеальных преступлений, – твёрдо сказал детектив.- Все гнусные тайны рано или поздно всплывут на поверхность. Иначе сам Бог не позволит.
И затем меня оставили в покое. Бог… Да неужели кто-то ещё верит в него? Хотя правильно, что ж ещё им остаётся…
В тот же самый хмурый осенний день я обнаружил у себя в ящике анонимное письмо. Непохоже, чтобы оно было доставлено почтой…
Приглашение, значит?
Хорошо.
– Я в бегах.
– Зачем… Чёрт возьми, ответь, почему ты всё это делал? Кретин!
– Я хотел заставить их раскаяться, но… - вздох, - людей никак не изменишь.
Настоящая глупость.
– От подобного мусора следует избавляться. Смертная казнь – наилучшее решение проблемы! Временное лишение свободы не способно изменить их гнилую сущность! Понимаешь?
Я молча наблюдал за ним, таким жалким и раздавленным, закрывшим лицо руками. Я видел, что он проиграл свою импровизированную войну, в которую ввязался сам, обратив против себя мир, который пытался своими инфантильными методами сделать лучше и светлее. Смешной…
Как будто в подтверждение моим мыслям он продолжил:
– Хотел… построить идеальный мир, добиться от людей взаимопонимания! И ошибся. Ошибся и разочаровался в них ещё больше. – Помолчав немного, он добавил: – прости меня, прошу, ну прости. Я прекрасно знаю банальную истину - теперь ты меня ненавидишь. Потому что когда-то давно я говорил совсем…
– Неважно.
Внезапно подойдя со спины, я с силой обнял его за плечи.
– Это всё неважно. Мне нет дела до того, как зверски ты расправлялся с теми, кого не считал достойными жизни. Прежде всего, ты – мой брат. Остальное меня мало волнует.
– Брат…
Он обернулся. И впервые я увидел в его ясных глазах слёзы.
– Ты посмотри! – сказал я, и прозвучавшее в моём голосе веселье показалось мне фальшивым. Мерзким и постыдным. – Посмотри, какое хмурое небо! Кажется, оно предвещает грозу.
– Превосходно, – с усмешкой проговорил он, и я единым порывом вспомнил то, что со временем сильно сточила вода времени. Самое важное моё воспоминание… Мой прежний товарищ Тор. Всё тот же, ничуть не изменившийся! – Я обрушу на этот мир гнев небес. Ты со мной, а, Локи?
– Само собой, – кивнул я, по-прежнему улыбаясь и крепко стиснув его ладонь в своей. – Неважно, от чего я получаю свет – от солнца или от вспышки молнии. Ты – мой свет.
– А ты – мой огонь. Моё тепло и моя опора.
И так снова объединились две части одной противоречивой сути, два побратима, два самопровозглашённых божества. Впрочем, кто знает, кем мы являемся на самом деле; наверное, это неведомо никому. Равно как и наше будущее, в коем мы в силу каких-то неясных предрассудков и смутных тревог видим слишком мало просветов, и потому верим, что к нам тихой поступью крадётся начало конца всему живому. Начало того самого конца, который мы в шутку прозвали Рагнарёком и после которого, спустя года, столетия и эпохи, мы возродимся, словно фениксы.
Из моего огня и его света.
06.10.2009