Я люблю Ночь. Может от того, что пришла в этот мир в самый ночной "рассвет", называемый в народе "ведьминым часом". А возможно и от того, что души наши с Ночью схожи и есть нам с нею о чём поболтать, сидя в лунном свете на подоконнике. И вовсе Ночь не мрака порождение с длинными чёрными космами, алыми кровавыми губами, да сверкающими жёлтыми глазищами, как предполагают некоторые пессимистично настроенные личности. Ночь, она пепельными волосами своими опутывает, серебром отсвечивающими, смешливая, с тёмными колдовскими глазами. Чаровница она и кокетка. А ещё моя задушевная подружка, которая не раз сопельки мне утирала, для ручьёв из слёз с рыданиями свою жилеточку распахивала, украшала мои девичьи свидания звёздными ореолами, укрывая мягким сумраком от строгих глаз родителей. И со страхами своими я к ней же прибегала. А она хохотала над ними, насмешница, своих ночных призраков ко мне подсылая для закаливания духа и утешения. По младости своей и неразумности я на неё очень сердилась через этих её стражников, но когда подросла, то поняла её заботу и призраков визгом нечаянным пугать перестала. Эти ночные тени призрачные сами оказались до жути пугливые. Всё по углам жмутся, на глаза не показываются. Только и слышно в темноте ночи, как робко потрескивают половицы под их шагами несмелыми, скрипят тихонечко двери под вздохами, да слышно их перешёптывание. А если вдруг случается запищать, этими звуками напуганной, то разбегаются призраки, закрыв глаза от страха, в разные стороны. Кто за шкаф лезет, боясь быть обнаруженным, кто под кровать, а некоторые в унитаз умудряются спрятаться. Вот и выходит, что напугав этих гостей пугливых, себе же хуже делаешь. Призрак в унитазе сидит дрожит, кудахчет как мокрая курица, а ты перед дверью "с удобствами" танцуешь, не решаясь этими удобствами воспользоваться. А со страху-то острая потребность в них как-раз и появляется. А Ночь, наблюдая это безобразие, сидит на любимом моём
подоконнике и хохочет, забавляется. Я, нахмурившись, ей кулаком грожу сердито, да только она знает, что сердитость моя враз пройдёт, стоит только на подоконник рядом присесть и луной залюбоваться. Ведь никак мне не удержаться, чтобы с подружкою не по-секретничать. Когда попривыкла я к призракам и визжать беспричинно перестала, они тоже осмелели чуть, хотя на глаза показываться всё же опасаются. Но топать стали решительнее, скрипеть громче, а шепотом даже ко мне заигрывать пытались. Но я правил суровых и слабостей себе не позволяю. Увлекаться призраком себе дороже. Вот выйдет раз такой из стены, да умильно на тебя посмотрит, да комплиментами осыпет, так ты тогда по своей женской слабости и растаешь. А он, паршивец такой, к утру возьмёт, да и туманом рассеется, только улыбка симпатичная в памяти останется. Вот и сидишь потом о призрачном счастье девять месяцев мечтаешь, а на десятый совсем не призрачное, а самое настоящее, сопящее своё счастье на руках качаешь, ночным призраком симпатичным на память мне подаренное. Уж я на эту улыбочку рыбкой попадаться больше не стану, трёх раз вполне достаточно. Счастьем своим кудрявым, да глазастым теперь со всех сторон обеспечена. А Ночь на жалобы мои смеётся по-доброму:
- "Тебе ли печалится? От счастья своего смешливого глупо отказываться. Другим такое счастье лишь во сне снится, а у тебя по головам скачет."
А я и не собираюсь отказываться. Оно хоть и вредное, а моё родное, под сердцем выношенное. Ночь на мои причитания всякий раз улыбается, утешения нашёптывает :
- " Ну хочешь звёздочку подарю в подарочек?"
А чего же не хотеть? Звёзды они же под ногами не валяются, в хозяйстве уж как-нибудь, да пригодится. И летит по ночному небу звезда моя яркая, на ладошку ложится, глаз радует, душу согревает. Ночь любование ею прерывает порывисто:
- "Ну и чего медлишь? Желание поскорее загадывай, а то ведь погаснет вскорости".
Только я всякий раз с желанием запаздываю. Трудное это дело, желания загадывать, и ответственное. О всём сразу думается и, что самое важное, никак не определяется. И чтобы болезни хитрющие не подкрадывались, силу воруя. И чтобы покой из души не убежал пугливо. И о удаче, даме капризной и привередливой, тоже мечтается. Пока размышляю, к себе прислушиваясь, звёздочка силу-то и утрачивает, гаснет сердешная, оставляя меня без обещанного исполнения желания. Ночь, наблюдая за мною, грустно мне улыбается:
- "Дурындочка, ты подруженька. Всё у тебя между пальцев проскальзывает. Даже судьба не задерживается. То потеряла, а это запамятовала".
- "Да уж, - вздыхаю я согласно с Ноченькой. - Я словно листок на ветру. Лечу в бесконечность в тумане. Не ведаю о судьбе своей, но принимаю её благословение".
И сидим мы с Ночью в лунном свете на подоконнике, в окружении привязчивых её призраков, и шепчемся о своём, о женском, а с тёмного неба поглядывают на нас благосклонно таинственные созвездия.