Лошади… Серёжка мой любил на лошадях. Я его каждое лето в деревню возила. Там Ванякин Лёня, одноклассник мой, всё время на лошади в бригаду ездил. И Серёжка с ним весь день. А вечером чтобы отогнать лошадь на конный двор. Такая почётная должность у него была… Целый день с ним ездит, чтобы отвести на ночь лошадь…
У нас в колхозе много лошадей было. В каждой бригаде свои лошади. А вот не помню, то ли двенадцать бригад было, то ли четыре. Вроде, четыре в каждом колхозе. В селе два колхоза было: «Ворошиловский» и «Труд строителя»… Да… лошадей много было… табун такой… Но это после войны…
А в войну лошадей-то всех позабрали. На быках ездили… Ну, и после войны первые годы-то… Когда ещё там восстановилось… На быках… Или на одном, или пару… запрягали.
Раз с мамой в лес за дровами… Мама ушла рубить.… А там ведь не каждую ветку-то возьмёшь. Надо сухие найти. Не дай бог, свежую срубишь… Тальник там был, сухостой. Вот идёшь там, бродишь, ищешь… Вязанку нарубишь и тащишь сюда, к салазкам-то… И вот, быка распрягли, дали ему сена, думали, есть будет, и всё. А не привязали его. Около саней оставили…
Ну вот… Я вязанку притащила, а быка нет. О, господи! Да где же его искать-то?.. Там тропинок полно. По какой он пошёл… Думаю, наверно, теперь, откуда мы приехали, так он и пошёл… И я по этой дороге, как мы ехали… Бегу… бегу… Смотрю: он! Топ… топ… идёт. Я его никак не обгоню… Смотрю… хочу ему вперёд зайти… обогнать… чтобы остановить его. Только дойду ему до половины туловища, а он – бегом. А я тогда… там с дороги чуть сойдёшь в сторону – снегу сколько… Ну, еле-еле… всё-таки, наперёд ему зашла, уцепилась за рога, отдышалась, постояла… Потом уж его повернула, да обратно…
Ну… А летом – на мосту… Мост наш наплавной был через реку. Он туда улетел в щель, воз-то, колесом, а я никак колесо не выну. А мост-то, он такой был хлипкий, чуть воз на нём задержится, он начинает тонуть… У меня уже по колено вода… Мост уже под водой… Вытащила, уцепилась за оглобли-то, вытащила… А они, быки-то, увидели воду и туда, на отмостки-то, чуть воз не повалили. О, господи…
Да… А то, в войну, мы с Витей… Он за мужика в семье. Я с ним только помогаю. Вот он быка ведёт, а я сзади. Сани-то вниз скользят. А дорога-то зимой – вон какая накатанная… Вот ноги у быков разъезжаются, мне страшно смотреть… иду… сзади воза прячусь… чтобы мне не видеть. А папа-то в сорок пятом погиб, в апреле…
А потом, когда Витю в армию взяли, я за главную-то. Мама - ох-ох… Я говорю, да ладно, не охай уж ты, я ничего не боюсь.
Зимой с ней раз один ехали, холод был… ветер. А хворост.. он же воз-то высокий… хворост наложишь… если бы брёвна были… они бы так не скатывались … а то… ветер вбок как раз был. Сильный. Воз свалило, а ему, быку, шею сдавило. Мама – ох, ох… Я говорю, да не охай, вытащу. Эту палку-то освободило, чтоб не задохнулся… Хорошо, кто-то сзади ехал, помогли нам…
Ой… А Вити-то нету, мне за мужика пришлось. И корму корове и дров… Топить… В армию его взяли, а я – осталась… За мужика… Траву косила… А там ведь её и не разрешали… Где-нибудь под кустиком, где там не достали, когда колхозу косили… вот там её пожнёшь. А ещё, уже снежок припорошил… отава выросла. Мы с соседкой, Шурой Семчатовой… Она: поехали, говорит… Я: поехали… По этому снежку… накосим… на салазки. Косим, гребём… И так вот… Это сейчас: вон какая трава стоит. И никому не нужна….
Да… На быках ездили… Оттуда, с горы-то к реке спускаешься, а там же вон как круто, туда, на мост-то. Ну и заходишь назад, туда, кол вставляешь в колесо, чтобы не крутилось… Не накатили бы… И вот, я только туда, кол-то в заднее колесо… А они, быки-то, воду увидели, пить захотели, да бегом. И не успела я вставить туда кол-то… Потом из воды их мучилась, выводила…. Вывела…
А вот мы с мамой за колючками… С сосен падают колючки-то да шишки… И вот нагребёшь, шишки да иголки, ими топили… вот за этими иголками в свободное время… собирали… топили… Соломой топили… Потом торфом ещё… У нас там неподалёку за соседним селом, торф был. Я там ни разу не была… Кизяки делали… Навоз-то, кучки лежали, а мы его... за зиму наберётся навозу-то… Вот его месишь… месишь… ногами-то… Потом делали такие формочки, кирпичики… набиваешь – и на солнце, на полянку…Как кирпичики они получаются. Высыхают – и топишь. От них жарко… Подсохнет, потом, разочек перевернёшь… Как всё это подсохнет, такие маленькие кирпичики получаются, складываешь их. В сарай. Все делали кизяки. И вот, влезешь в эту кучу, а там и стёклышки попадаются…. Откуда-то… и черви там… И как это я тогда… Я бы сейчас не смогла… Вот там эти черви. Не смогла бы сейчас… ногами… топтать его… А тогда – что… безо всякого… Руками берёшь, смотришь – там червяк… Такие дождевые, большущие… Набивали его в формочку…
В колхозе работы-то много было. Машин-то не было, всё вручную делали. Зерно повезёшь на элеватор-то, там – во! - какая высота. Трап, по этому трапу с этими… ящиками-то поднимаемся. Потом уже стал транспортер. На него выгружаешь, транспортёр поднимает. А машину нагружаешь, с тока-то, всё равно, ящиком. За ручки. Да надо считать, сколько ящиков-то…
А Витя… Он пять классов-то закончил… Сейчас в десятом, в одиннадцатом-то – о, какие бугаи ходят, они ещё ничего не делают… А он пятый класс закончил, за ним уже закрепили пару быков. Он после пяти больше не ходил учиться… Пару быков… телега за ним закреплённая была, бестарка называлась, под зерно-то… такая… Это уж они, быки, его… за ними – он… больше никто не брал… только он… свою пару… Бестарка – это как ящик, только длинный. На заготовку в них отвозили, с комбайна отвозили зерно в них… После пятого класса… Сколько переворочал тоже… за свою жизнь… с самого детства…
Сразу после войны на торфяниках была в Ивановской области. И на лес посылали от колхоза в Костромскую область. Лесозаготовки… Вербовали по деревням, ходили. Разнарядка была, сколько от какого колхоза завербовать. На сезон там… вербовали… В десятый класс я должна была идти… Меня в лес и послали. Работали до ночи… Давали вечером пайку по сто граммов хлеба. А больше-то, кроме хлеба, ничего нет, есть-то, хочется и хочется хлеб на обед оставить. Обедом кормили… Вот этот кусочек на обед оставляешь. А работа-то – вон какая… адская… А всё равно, народ у костра сидит. Гармошка играет, танцуют… А ты спишь, ничего не слышишь… До утра… Ни шуму… ни гаму… Ситцу там только заработала, да калоши купила. Калоши тогда не так просто было купить… Костромская область, Мантуровский район, станция – не помню, какая….
А подруга у меня была… Нюшка… Поехали, молодёжь, в соседнее село, в клуб, на машине грузовой. К нам из райцентра на уборочную прислали. Ребята наши поссорились с местными… мы все в кузов… уехать чтоб… А местные – камнями в нас кидаться… Кто-то крикнул: ложись. Мы в кузов все легли. Чтобы камнем в нас не попали… Отъехали от села, встали, а Нюшка всё лежит. Мы ей говорим, вставай, хватит лежать. А она не встаёт. Пригляделись – она мёртвая… Камнем попали… по голове.
Да… А в пятьдесят третьем я в Москву уехала. Тоже по вербовке. Там работала. Сперва на кирпичном заводе… Потом в строителях… Мы мост отделывали через Оку, в Голутвине… Мне медаль дали за этот мост. «Победителю социалистического соревнования»… У нас комсорг был… Раз ко мне подходит, говорит: поедешь на слёт комсомольский. Я ему: да я же не комсомолка. А он: мы тебя прямо сейчас примем, ты ведь у нас медалистка, на слёте будешь нас представлять. Пиши заявление. А я не стала писать…
Ещё на молочно-товарной ферме была учётчицей. Пятнадцать лет мне тогда было. А братья все маленькие, трое. Старший, Ваня, на войне погиб. А сёстры старшие жили отдельно. Старшая всю войну на фронте. А другая в блокадном Ленинграде…
Двоюродные были… Отцовы братья-то все погибли. Их мобилизовали против Антонова… Они отслужили уже, и в первую мировую… А папа был младшим, он не служил. Его тоже призвали, он один вернулся из братьев. Дети у них остались… Наши двоюродные. А папа в январе сорок пятого погиб. На поле боя в Восточной Пруссии. А брат Ваня умер в госпитале в Латвии. Он лечился после ранения, на ноги встал – сразу на фронт. А видно, организм ослабленный после ранения, он там заболел тяжело. И снова в госпиталь. От болезни в госпитале умер. Война ведь как… Встал на ноги – опять на фронт… Он седьмого апреля сорок пятого года умер. Похоронен в Елгаве.
Папа в тридцать восьмом году завербовался на строительство какое-то в Ленинградскую область. Плотником. Ему там жильё дали. Домик такой… большой… И в тридцать девятом году он всю семью взял. Старшая сестра, правда, уже жила отдельно, техникум закончила… А в сорок первом – война, эвакуировали… Папу-то сразу, в первый день войны мобилизовали… В Челябинск эвакуировали. А ехать-то как… Ждёшь на станциях, когда путь будет свободен. Это же не по расписанию… И вот мы с девчонками пошли на станции какой-то, посмотреть. И взрослые с нами ведь были… А эшелон-то ушёл… Мама вся в горе… Потом догнали эшелон наш. И вот в Челябинске… А жить-то где?.. Поселили на квартиру. А у хозяйки своих детей пятеро. Да нас пятеро. Мама пожила неделю, да говорит: что же я… У меня дом стоит, цел, в деревне. Август уже был. Пусть огород пустой, соседи дадут на первое время картошки поесть… А что я здесь с пятерыми буду делать… Взяла нас в охапку… И привезла домой…
А скоро Ваню в армию взяли. А с войны он не вернулся. И папа…
А сейчас и моста нет уже через реку. Поля кустами заросли… Автобус раз в день ходит. Сорок километров до райцентра… Одна сестра двоюродная ещё жива в деревне… Да соседка… Полина, подруга моя… Старые тоже уже…