В тот час когда жители столицы Украины собирались спать, киевская Лукьяновка притаилась. Вечерний подъезд в высотке по улице Белорусской был пуст. Вернее почти пуст. На лестничной площадке между восьмым и девятым этажом не спеша, смакуя вкус друг друга, целовались двое.
Они были знакомы пару недель: киевская студентка и моряк. Причем капитан 3 ранга из Севастополя большую часть этого времени провел в еженедельных железнодорожных поездках между Севастопольским и Киевским вокзалами…
“Романтика!” – вздыхали и завидовали сослуживцы, когда он в очередной раз с запахом свежеупотребленного коньяка и победным выражением на лице выходил из кабинета начальника. “Снова разрешил?”, – недоуменно разводили руками нашедшие повод для сплетен местные острословы из бухгалтерии, ставя свежую печать на командировочное удостоверение. Причем все наблюдатели были тесно объединены чувством тихой зависти к этой внезапно нахлынувшей влюбленности - непрерывному процессу, за который им оставалось только наблюдать.
А он, не замечая завистливых взглядов, снова летел к железнодорожной кассе и брал билет туда-обратно на боковой плацкарт. Сутки в пути и прямо с вокзала звонил Ляльке.
– Я здесь!
– Скоро буду… – отвечал на том конце провода вспыхивавший нотками радости женский голос.
…Нежно целуя ее, пахнущее ландышевой свежестью, лицо он не мог оторваться. Она же, прижимаясь к его небритой щеке, давала волю чувствам и воображению.
Звук открывающегося лифта, заставил их не минуту отстраниться, спрятав мысли под маской этикета. Казалось, они просто болтают друг с другом, не имея никаких сексуальных желаний. И это, деланное приличие придавало остроты. Запах секса и одновременно романтического флера рождали потрясающую смесь, окутывая развратом всю лестничную площадку.
Когда звуки закрывающейся двери затихли, они вновь кинулись о объятья. Казалось, они хотели проникнуть внутрь этих молодых, жаждущих тепла, ласки и неги тел, раствориться в бурном потоке страсти, впитав в себя естество возлюбленного.
Они были знакомы недолго, и он завтра уезжал. Оставляя в память о себе только запах и рваную мозаику воспоминаний. Там он может встретить другую, влюбиться, жениться, остаться, да еще бог знает что, и это усиливало ощущение возможной потери.
Если она и может что-то сделать, то сейчас, немедленно. Она понимала это и старалась, не теряя ни минуты, дать ему то, чего он будет лишен спустя пару часов. Бросив усталое тело в плацкарт, постепенно становящийся ему родным домом. И потому благосклонно реагировала на его повелительные
– Расстегни…подтянись.. наклонись
Казалось время застыло в какой-то вязкой вечности. Оно потеряло свой смысл и свою текучесть. Никто, никуда не спешил, минуты пребывали в кудрявой свежести вечера, а запахи переплелись морскими узлами, разметав ее длинные волосы, запахом которых он не мог надышаться. Все это было так волнительно и романтично, что в какой-то момент, не сговариваясь, оба возлюбленных одновременно подумали: “Ради этого можно и умереть!”
Потом снова и снова гладили друг друга, не в состоянии оторваться от этих спелых словно зимняя вишня губ, не вслушиваясь в отчаянное биение собственных сердец, в тайном, приглушенном водовороте страсти.
Может быть потому, что это была неожиданно яркая вспышка чувств, а может потому, что ее молодого тела почти год не касались жадные мужские руки, она наконец решила, что может пойти на большее. Покорные руки, ноги, губы рискованно меняли траекторию.
А когда до финала оставались считанные мгновения, мягко взяла процесс в свои руки, и на его попытку отстраниться сильнее прижала ногами к себе. В ответ он только и смог, что негромко прорычать от удовольствия…
– Прости! – просил он, хотя сам и не знал за что, поскольку эти редкие часы с ней в столице становились для него все ценней и дороже тысячи встреч там - на родине.
– За что, глупыш? – снисходительно отвечала она, гладя его жесткие волосы, которые вечно становились непокорным ежиком как только он входил в вагон поезда.
– Я позвоню…– продолжал он этот медленный, многозначительный диалог, в котором концентрация слов на сантиметр мысли значительно превышала средний результат по стране.
– Буду ждать…отвечала она так покорно, что даже проводница, отвечающая за порядок в вагоне, не могла оторвать глаз от этой сцены прощанья, хотя поезд уже начинал стремительно набирать скорость.
Очень скоро Лялька, спрыгнув с подножки вагона, затерялась в пестрой толпе провожающих. Они были похожи на разноцветную снежную лавину, которая летит, не разбирая, по всей территории. Постепенно поезд превратился в маленькую растворяющуюся точку, гаснущую словно небольшая лампочка на новогодней елке.
***
Поезд не спал. Ровно стукающие звуки отмеряли промежутки пространства по маршруту Киев-Севастополь под купейным вагоном, словно один гигантский маятник, выполняющий свою незаметную, но нужную работу. Игорь читал в полутьме глянцевый журнал, лежа в по-солдатски быстро застеленной кровати. Чувства словно захлестнули его разум, в котором калейдоскопом вертелись события последних дней.
Эмоции настолько переполняли его, что он, невольно оторвавшись от глянца, представил себе Ляльку в красивом нижнем белье. Хорошо, что в темноте его не могли видеть другие пассажиры, потому что оно, наверняка, покрылось румянцем. Накрыв лицо журналом, он попытался немного сдержать неугомонное воображение, но оно рисовало все более притягательные картины.
…Когда он проснулся среди ночи, все попутчики уже спали. Слегка похрапывал сосед, обосновавшийся на полке напротив. Внизу картинно спала мама в обнимку с малолетним сынишкой. Малыш прижимал к груди нечто отдаленно напоминавшее игрушечную машинку. А на другой нижней полке разметав жаркое одеяло, спала молодая блондинка.
Худенькие плечи, едва скрываемая полупрозрачной маечкой грудь с черными остриями бюста, проступавшими через одежду. Ладошка небрежно закрывает глаза, а идущие в комплекте с маечкой шортики из такого же приятного для прикосновений материала, не достают до соблазнительного пупка. Игорь невольно задержал свой взгляд на этом молодом, прекрасном теле, наконец-то очнувшись от всплесков сознания, созданных лестничными объятьями в киевской многоэтажке.
Тихо спустился вниз, на ходу схватив со своей полки пачку дорогих сигарет, поднял руку к проему двери. Но, почему-то одумавшись, не отказал себе в удовольствии немного прикрыть женщину простыней, успев при этом прикоснуться к ее теплому телу.
Девушка ласково замурлыкала во сне, и, подавшись на это укрывающе-защитное движение, в мгновение ока завернулась в теплую простынь. А потом перевернулась на другой бок. Предоставив, довольному совершенным поступком Игорю, возможность лицезреть другую сторону волнующих изгибов своего тела.
В тамбуре не было никого. Холодный дождь метелкой хлестал окна, а в пространство между вагонами цедился в поисках теплого местечка влажный пар. Игорь смотрел на мелькающие за стеклом пейзажи, складывающиеся в причудливую картину ночи, ежился от холода, проникающего под его тонкую тельняшку, и думал о том, как он скажет Свете, о своей новой любви.
В предчувствии этого неприятного разговора, слова к которому он уже начинал подбирать, его внезапно прямо таки захлестнуло чувство желания Ляльки. И чтобы хоть немного прийти в себя, он достал с обледеневшей вагонной печки немного снега, и тщательно растерев его в руках, умылся, вернув свежесть загрустившему лицу.
***
…Прошел месяц, прежде чем Игорь приехал в Киев. Не сосчитать количества телефонных звонков, ставших средством ежедневной коммуникации города у моря и столицы Украины. И вот он здесь: с огромной охапкой роз в руках, с улыбкой на лице. Неожиданно появившийся у Ляльки дома.
Время и место конечно же было выбрано не случайно. На календаре был замечательный праздник восьмое марта - Международный женский день и потому все большое семейство, обитавшее на девятом этаже лукьяновской многоэтажки, включая влюбленную студентку Лялю, высыпало на порог, где моряк уже включил все пышущие искрометным юмором грани собственного обаяния.
Ее папик, медлительный преподаватель одного из столичных вузов, пытался взять управление праздником на себя. Однако у бравого морячка, успевшего сильно соскучиться по любимой студентке Ляле, поднабравшегося за время разлуки с десяток свежих анекдотов, поднакопившего обаяния и драйва это удавалось явно лучше.
Тем более, что коллектив подобрался преимущественно женский. Кроме Ляльки тут была ее мама, сестра и бабушка. И эта восприимчивая к художественным импровизациям публика как никто реагировала на появление в доме нового мужчины.
Казалось, что в немного приржавевшие часы, ассоциирующиеся с этим домом, влили струю насыщенного машинного масла и, ранее не взаимодействующие друг с другом, “органы” вздрогнув от прилива адреналина начинали вспоминать забытые движения.
– Предлагаю, поднять тост за женщин! – лукаво подмигнул морячек, почти до потолка поднимая наполненную до краев рюмку. И, подмигнув, еще и Лелькиной маме, добавил, вгоняя в смущение рядом сидящего папу. – Тем более, что мама у нас тут такая замечательная! Вот если б не было папы…
Однако, неоднозначность и явный флирт с хозяйкой дома, в целом адекватно воспринимался всеми обитателями квартиры. Смех, шутки, смешные истории и анекдоты, казалось, на мгновение объединили эту слегка уставшую от суматохи жизни киевскую семью, отпустив тормоза внешнего приличия на эти пару часов.
***
Через некоторое время, когда все уже немного подустали смеяться и поедать праздничную вкуснятину, Игорь, спросив разрешения родителей, отправился с Лялькой на прогулку. Доехали на метро “Почтовая” и отправились пешком к мосту.
На пристани в это время было много людей. Прогулочные теплоходы совершали свои вояжи Днепром. Лампочки, словно радужные звездочки, мелькали на них. Влюбленные пары отрывались на полную катушку.
Они смотрели на корабли и целовались под тихими киевскими звездами. На покрывале голубого неба смешно перемигивались звездочки в ковше Большой медведицы.
Поцелуи были жаркими и жадными. Как у лесного Мишки, добравшегося до долгожданного улья. А когда перешли через мост, Игорем владело одно, вполне понятное, мужское желание. Обладать телом Ляльки. Нежно гладить плавные впадинки, сжимать в мускулистых руках упругую грудь, медленно переходя в наступление на это роскошное девичье тело.
Желания становились сильнее и отчетливее. А ускользнувшие куда-то в сумерках остатки света и дня придавали моряку больше уверенности. Спустя минуты прямо у реки, старательно спрятавшись от посторонних глаз, он прислонил ее спиной к дереву и медленно расстегнул пуговицы на плаще.
В этот ответственный момент, когда желания были выше разума, откуда-то из кустов сначала показалась голова лошади. Этого мгновенья как раз хватило, чтобы прикрыть самое сокровенное – обнаженное женское тело, вернее его самые привлекательные места.
Спустя мгновенье вместе с головой лошади показался милиционер, который сразу оценил безопасность целующейся пары и, сделав характерное движение телом, вновь ускакал в тьму ночи.
Испугавшаяся Лялька готова была плакать и смеяться одновременно. Поэтому радостно поддержала хохот, которым разразился Игорь. Они не могли остановиться несколько минут. А потом его вязкий, податливый рот снова опустился к ее ногам, целуя каждый сантиметр этой сладкой, мягкой и возбуждающей плоти.
– Игорь!… – словно бессильно барахтающийся возле спасательного круга ребенок, пробовала успеть что-то сказать она, в перерывах между долгими поцелуями. Однако он воспринимал эти редкие выстрелы буквами как желание максимально продлить прелюдию. Эдакую игру в раздень меня, если сможешь.
Распластав ее на стволе дерева, он снова и снова приближался к ней обнаженный. Погружаясь в пламенный костер любви, он ждал когда ее сознание станет доступным для взаимопроникновения. И, пока ласковый весенний ветер развевал на ветру ее косынку, нашептывал что-то на ее прелестное ушко.
Издалека казалось двое на этом пустынном острове слились в танго страсти, и танцуют причудливый и удивительно сексуальный танец жизни. Наслаждение, которое вливалось в их вены, взбудораженное молодостью, рождало сладкий эликсир счастья и размеренного удовольствия.