(Продолжение. Начало на http://www.proza.ru/avtor/rozashornikova)
- 1 -
Тася возвращалась с фермы после вечерней дойки очень уставшая. Пер-
вый послевоенный год. Тяжелое, голодное время. И для людей, и для ско-
тины. Сена вдоволь не накосили. Коровы истощали совсем. Пока надоишь,
все руки вывернешь…
С такими невеселыми мыслями она и не заметила, как вошла в дом.
Тоня и Андрейка сидели на кровати, плотно прижавшись друг к другу, явно
что-то пряча за собой.
– Что-то случилось? Что там у вас? – насторожилась Тася, пытаясь
заглянуть за их спины.
– Мамка, ты не ругайся! Нам дядька Петя Наденьку маленькую принес.
Пусть она у нас поживет, а?
Тася перевела взгляд на Тоню, явно ничего не понимая.
– Тонь, в чем дело-то? У меня сил нет ваши загадки разгадывать!
Тоня молча отодвинулась, и в образовавшемся проеме Тася увидела розовое
личико ребенка, аккуратно завернутого в Андрейкино одеяльце и сладко по-
сапывающего во сне.
– Это кто?
– Я ж тебе говорю, Наденька это! – повторил Андрейка, сползая с кровати.
– Тасенька, ты погоди, садись. Я тебе сейчас все расскажу, – Тоня при-
хлопнула рукой по тому месту на кровати, на котором только что сидел Андрей-
ка, приглашая сестру присесть рядом с собой.
– Тасенька, я вот что надумала, – она глубоко вздохнула, словно наби-
раясь сил для разговора. – Приходил Петр с хутора. Брат Макар Савича.
Знаешь ведь?
– Да, знаю, знаю, не тяни ты, – начала терять терпение Тася.
– Ну, вот, пришел с ребенком, отдал мне, а сам пропал.
– Как это – пропал? Испарился что ли? – Тася переводила непонимаю-
щий взгляд с Тони на ребенка.
– Ну да, испарился. Девчонку мне отдал, а сам уснул у нас под забором
пьяный. А когда темнеть стало, я вышла, а его и след простыл! Убёг, ирод! А
может, и вправду, оставим девочку-то? Дочка у нас будет…
– Мамка, давай оставим… – почти шепотом произнес Андрейка, решив,
что ему наконец можно включиться в разговор взрослых.
– Вы что, спятили совсем! А ты – марш спать! Полночь уже, а он тут
рассуждает!
Андрейка беспрекословно ушел за занавеску. Он понял, что сейчас лучше
мамку не злить…
- 2 -
– Откуда у Петра ребенок? Может, с Любкой что приключилось? – тихо
спросила Тася, разглядывая малышку.
– Да нет! Любка уже такой шум подняла бы! Нашел где-нибудь… – так
же тихо ответила Тоня. – Спьяну-то чего только не наговорил, ничего тол-
ком понять не успела. Свалился замертво, думала, до утра не очухается! А он,
видишь как? Умотал втихаря!
Тоня просительно посмотрела на сестру.
– Тасенька, а может, и впрямь оставим девчонку-то? Будет Андрейке се-
стричка. У меня детей уже никогда не будет. Да и у тебя неизвестно, как еще
повернется… Павлуша-то наш…
На глазах у нее выступили слезы. Тася молча взглянула на нее. Потом по-
вернулась к ребенку.
– Да, конечно, вдвоем им веселее будет! И по жизни, мало ли как
сложится…
– Вот и я о том толкую. Все еще родной человечек у нашего Андрейки
будет. Выкормим, небось! А завтра сходим на хутор и все толком разузнаем.
Мы ведь, как Макар Савича похоронили, так с ними и не виделись. Нелюди-
мые они какие-то.
– Ну, все! Устала я, – Тася вздохнула и тяжело поднялась с кровати. – Ты
тут с ней оставайся, а я с Андрейкой устроюсь. Завтра с утра все и решим.
- 3 -
Тоня всю ночь пролежала на одном боку, боясь пошевелиться и потрево-
жить ребенка.
Уже пора было вставать, но она все лежала и разглядывала личико девочки. И,
чем больше она в него вглядывалась, тем больше, как ей казалось, находила сход-
ство с собой. И губки тонкие, ровные, и слегка закругленный носик с широкими
ноздрями, и беленькие реснички, достаточно длинные для такого юного возраста.
Тася зашла к ним, когда уже начало светать.
– Спокойная, ночью даже не слышно было, – сказала она, наклоняясь над
спящим ребенком.
– Вот и я говорю, давай оставим. Смотри, и на меня, вроде, похожа. Будет
у нас дочка!
Тася присела на край кровати.
– Сначала надо все выяснить. Ребенок все-таки, не кукла какая-то. Ведь
не может же она быть ничейной. Ну, да ладно, – поднялась и направилась
к двери. – После утренней дойки вернусь, сходим к Петру, все выясним.
- 4 -
К хутору они подходили молча, словно внутренне готовились к трудному
разговору. Что-то происходило сейчас. Что именно, пока было не понятно.
Но явно что-то важное!
Дверь в дом была приоткрыта.
– Петр! Люба! – позвала Тася.
Никто не откликнулся.
Женщины осторожно вошли вовнутрь.
Петр сидел посреди комнаты за большим столом. Он неподвижно глядел
в одну точку перед собой и тихонько раскачивался из стороны в сторону, руки
безвольно лежали на столешнице.
– Петр, – окликнула его Тася. – Что стряслось-то?
Петр повернул к ней голову, посмотрел невидящим взглядом куда-то сквозь
нее и опять принял прежнее положение.
Тася подошла к столу, отодвинула в сторону грязную посуду и остатки еды
и жестом показала Тоне, чтобы та положила ребенка.
– Чей? – строго спросила она.
– Был Любкин, теперича мой, видать, – также безучастно произнес
Петр.
– А Любка-то где? Говори ты, черт эдакий! – Тася начинала терять
терпение.
– А кто ж ее знает, Любку-то? Ушла! Девку бросила и ушла!
На какое-то мгновение в его глазах промелькнула жизнь.
Тася подсела рядом с ним на табурет.
– Петь, ты толком-то расскажи. Что случилось?
– Вот, Тасенька, – он повернул голову в ее сторону, – вот как бывает-то.
Я мальцом еще был, когда семью нашу разделили. Нас – в Сибирь, Макарка
здесь остался. Разбили семью, значит. А собрать так и не удалось. Мать умер-
ла, отец другую завел. Да не прижился я с ними. Пить начал крепко. Думал,
легче станет. Нет, Тасенька, не стало! Потом война. Думал, ну, вот, отмучаюсь,
наконец. На войне долго не задерживаются. И тут не повезло! Живым с фрон-
та пришел. Ну, думаю, раз такое дело, домой вернусь. На хутор отцовский,
к Макарке. Брат все-таки тут, вместе будем хозяйство вести. И с братом не
заладилось. Схоронили его скоренько…
– Эх! – Петр широко замахнулся, но в это время раздался плач ребенка.
Его рука так и повисла в воздухе, с крепко зажатыми пальцами в огромном
кулаке.
– Вот, Таська, чего я с ней теперь делать буду? – он протянул руку по на-
правлению к девочке. – Любка, как Макарушка помер, совсем с ума спятила.
Не нужен, говорит, ей ребенок! Без Макарушки и свет не мил! «Не хочу!» –
говорит. А что, ребенок понимает хочу-не хочу? Он чем виноват?
– Конечно, не виноват, Петя, – поддержала его Тася, видя, что другим спо-
собом его не разговорить. У нее в голове не укладывалось, как это Люба могла
отказаться от дочки. Всегда такая доброжелательная, уважительная. Про их от-
ношения с Макар Савичем слухи ходили разные. И что слишком стар он для нее,
и что инвалид. Поговаривали, что и она с ним живет из-за хозяйства, даже по
тем послевоенным временам, богатого. Да слухи слухами, а только Тасе всегда
казалось, что по любви у них все. Вот и дочку народили. Что-то здесь не так…
– Петь, а ты часом ничего не путаешь? Я же видела, как она с
моим Андрейкой нянчится, когда молоко приносила. Не могла она дочку свою
оставить. Сколько ребятишек после войны сиротами остались! А тут, при живой
матери-то? Не понимаю!
– Вот и я не понимаю, Таська, – Петр, казалось, окончательно протрез-
вел. – Мне самому ее не поднять. Что делать-то будем? – как-то по-семейному
спросил он.
– Давайте, пока Люба не вернется, она и впрямь у нас поживет. Нам
сподручнее, чем тебе, с ней управиться-то будет, – тихо произнесла Тоня,
до сих пор молча стоявшая около ребенка.
– А я потому к вам и пришел, – откликнулся Петр и вопросительно
посмотрел на Тасю. – Тась, ты как, не против?
– А тут выбора-то и нет, – спокойно проговорила Тася. – Возьмем,
конечно, пока мать не вернется. Как звать-то?
– Наденькой назвали.
– Пойдем, Тоня, на работу мне пора, – Тася поднялась со стула. – Бы-
вай здоров, Петр! Из родни она одна у тебя осталась. И ты у нее один, ежели
с матерью что…
(Продолжение следует)