Июль в Штутгарте в этом году особенно изобиловал грозам, делая любые прогулки, конные ли, пешие ли, едва ли возможными. В этот день дождя не было, но величавые серые тучи, будто специально разорванные местами для робких лучей света, хоть и придавали пейзажу картинный вид и даже в некотором роде возвышенный смысл, но все же настоятельно советовали всем воздержаться от выезда за пределы замка. По этой причине весь двор во главе со своей повелительницей, принцессой Вюртембергской, остался во дворце. Ольга Николаевна любила этот дворец; много раз в редкие минуты грусти по родной земле она утешалась мыслью, что здесь когда-то жили незабвенная бабушка ее Мария Федоровна и августейшая тетка Екатерина Павловна.
Готовящуюся непогоду ее высочество наблюдала из окна главной залы замка с легкой усталостью в глазах. Вот уже три дня кряду она, выбиваясь из сил, старалась облегчить жизнь неимущему классу королевства, и сейчас ей ничего так не хотелось, как отдохнуть хотя бы один день. По стеклу резко забили первые длинные тощие струи дождя, принцесса негромко вздохнула.
- Ваше высочество, - позвала ее одна из фрейлин, так, что Ольге Николаевне показалось, будто звали ее не в первый раз.
- Извините, фон Штейн, я, кажется, задумалась.
- Ваше высочество, там прибыл один русский дворянин, он просит у вас аудиенции.
Принцесса Вюртембергская встрепенулась, оживилась, мгновенно выйдя из своей задумчивости.
- Кто таков? – живо поинтересовалась она.
- Просили доложить о графе Верховском.
Искренняя нескрываемая радость озарилась на лице великой княжны.
- Где он?
- Ожидают в приемной зале, - отвечала фон Штейн.
- Так проси скорей сюда, - с веселостью сказала Ольга Николаевна.
Фон Штейн скрылась за дверью и через пару минут вернулась в сопровождении молодого офицера. При его появлении ее высочество встала, узнав знакомую фигуру старого друга, и готова была уже протянуть ему руку, как вдруг увидала, что это вовсе не тот, кого она ожидала, а совсем неизвестный ей дворянин.
Принцесса непроизвольно опустила руку, улыбка ее сменилась удивлением. Тем временем офицер, подошедши достаточно близко, остановился перед ней на почтительном расстоянии и, не говоря ни слова, поклонился ей, опустившись на одно колено.
- Принцесса Вюртемберга приветствует вас на нашей земле, - сказала гостю несколько рассеянно Ольга Николаевна, будто исполняя никому ненужные правила. – Прошу вас, встаньте. Мне бы хотелось знать, с кем я говорю…
- Я вижу, что ввел в вас в заблуждение, ваше высочество, назвавшись таким образом. Однако, видит Бог, я сделал это не умышленно, и у меня не было иного выбора, ибо граф Верховский действительно мое имя… И мое тоже… Я прихожусь младшим братом Павлу Григорьевичу, которого вы, я верую, все еще не забыли несмотря на долгие годы вашей разлуки…
По мере того, как гость говорил, лицо принцессы добрело и смягчалось и уже снова почти выражало ту прежнюю радость, которая проявилось в нем при имени офицера.
- О, я, разумеется, не забывчива и храню в памяти самые теплые воспоминания о моем друге, - добродушно улыбнулась Ольга Николаевна.
Александр пытливо взглянул на великую княжну и тут же окончательно стал уверен про себя, что «решительно, он был для нее только другом».
- Я счастлив, что имя моего брата еще не стерлось из вашей памяти, потому как в противном случае мне нечего было бы здесь делать, так как я прибыл сюда по его поручению.
- Я благодарю вас, граф, и охотно выслушаю, в чем ваше дело.
- Мое прошение заключается только в том, чтобы вы соизволили принять вот это письмо, ваше высочество, - сказал офицер, снова поклонившись и протягивая ей скрученный лист без всякого конверта.
Недоумение великой княжны возрастало с каждой секундой. Она не протянула руки к письму, а лишь с опаской взглянула на него.
- Это от него? – недоверчиво, с нотками высокомерия спросила его принцесса. – Почему не запечатано?
- Да, ваше высочество, - ответил граф и, заметив, ее удивление, спохватившись, добавил, как бы отвечая на ее не озвученный вопрос - извольте прочесть, и вы сами все поймете.
Ольга Николаевна с несвойственною ей порывистостью приняла лист и, едва бросив взгляд на строки, подняла на гостя глаза в каком-то необъяснимом волнении:
- Но это не его подчерк, - быстро проговорила она.
Среди придворных принцессы возникло движение.
- Все верно, - не обращая никакого внимания на подозрительные взгляды дворян, сухо сказал граф, - это я писал. Под его диктовку. Потому что… потому что сам он уже не мог, - глухо отвечал он на молчаливые вопросы княжны.
Дальше он не смог говорить и опустил голову. Ольга Николаевна, еще ничего толком не зная и не желая верить, в отчаянии силилась сдержаться.
- Господа, оставьте нас, прошу вас, - встала она, поднося попеременно кружевной платочек к уголкам глаз.
Бароны и баронессы, князья и княжны, представители знатнейших фамилий Штутгарта покорно, не произнося ни звука, направились к двери.
- Останьтесь, фон Штейн, - раздался непривычно резкий голос ее высочества, когда фрейлина была уже у самой двери.
Заперев за остальными, девушка чуть ли не бегом одолела длинную залу и, очутившись возле своей повелительницы, заботливо усадила ее в кресло. Ольга Николаевна быстро утерла крупные слезы и, не обращая внимания на вновь накатившие, начала быстро читать. К концу письма великая княжна тихо плакала, все не выпуская листок из рук.
- Ты не представляешь, Фредерика, каким преданнейшим другом был мне этот человек, - сказала она вновь подошедшей фон Штейн.
Глаза фрейлины горели сочувствием.
- Александр Григорьевич, из письма мне многое не понятно: как, где, при каких обстоятельствах он погиб? Что сталось с его телом после? Как это могло произойти, ведь он всегда был отменным воином, таким удачливым…
Графа передернуло от тягостных воспоминаний; у принцессы и ее фрейлины не могло остаться никаких сомнений в том, что этот действительно человек присутствовал при последних минутах своего брата. Он поднял на Ольгу Николаевну тяжелый взгляд.
- Вы правы, ваше высочество, удача и успех всегда сопутствовали ему, - медленно начал Александр, не отводя глаз от дочери Николая I, - однако, год назад с ним что-то произошло. Он как-то безудержно, а иногда даже легкомысленно рвался в бой, совершенно не заботясь о своей жизни… Он будто искал пули, - сказал он, испытующе поглядев на принцессу.
В эту минуту он сознательно и исступленно обвинял ее в ее браке, который состоялся только год назад, в 1846, и он не принял бы никаких объяснений в невозможности и неразумности своих требований, ибо горечь слишком свежей раны жгла ему сердце. Невероятно, своей чуткой душой княжна не только тут же поняла графа, но и даже, что совсем непостижимо, почувствовала себя виноватой.
- Не смотрите на меня так, - сказала, наконец, она, отводя глаза. - Я сама потеряла сестру…
И по тому, как потемнело ее лицо, он понял, насколько еще жива в ней эта утрата. Он тут же припомнил, в какой траур был погружен весь Петербург три года назад, когда младшая августейшая сестра скончалась при родах. Люди, видевшие императорскую семью в день погребения, говорили, что, несмотря на все интриги венценосных особ между собой, на всех их лицах было искреннее горе.
- Верно, это случилось совсем недавно? – осторожно продолжала она, стараясь беречь братские чувства.
Граф понял свою глупость, глубоко вздохнул и поведал ей обо всем, чему, к несчастью, был сам лично свидетелем.
По окончанию рассказа, во время которого он все смотрел в сторону, он снова взглянул на нее, императорская дочь стояла с широко раскрытыми глазами и беззвучно плакала, вернее, она даже не замечала, что слезы непрекращающимися ручьями льются по ее щекам. Граф на секунду смолк от неожиданности; о, эти слезы искупали все! Теперь он готов был простить ей что угодно, (даже ее династический брак!); его прощение было столь же необъятным, как несколько минут назад были необъятны его обвинения.
- Ваш верный слуга и мой брат просил отдать вам еще и это, - и он протянул оставленную ему Павлом княжескую брошь.
Ольга Николаевна приняла ее в руки и, мгновенно узнав, грустно улыбнулась.
- Нет, - покачала она головой, - подарки назад не возвращают. Наследуйте это за своим братом. Я вас прошу, - и она, вернув драгоценность Александру, подала ему на прощание руку.
- Позвольте и сейчас мне остаться последовательным и действовать от лица брата, - сказал он и при сих словах наклонился и поцеловал край ее платья, надолго задержав его в своей руке.