И. ГРИЦУК – ГАЛИЦКАЯ
МЕРЯНСКИЙ РОМАН
О РИНЕ МИЛОСЕРДНОЙ И ЮНОМ ЯРОСЛАВЕ.
ГНЕВ ВЕЛИКОГО БОГА ВЕЛЕСА
ПРОЛОГ.
Дважды в день ветхая старуха гуляет с маленькой дворняжкой в скверике, позади памятника великому артисту и театралу Федору Волкову. Дорожки сквера лучами направляются к монументу, и старуха, приближаясь к нему, прикладывает руку к груди, и слегка склоняет голову в поклоне:
- Ты, Многоликий, ты, Многознающий, ты, Жизнь всего живого сохраняющий, узнай имя моё, пришедшей поклониться Тебе, - шепчет старуха, вглядываясь в каменное лицо театрального идола.
- Через кровь человека, пролитую на этом месте, через кровь животного, оросившего землю, через сердце и печень, через твою вездесущую власть заклинаю Тебя! Прими с миром твоих детей, Ярославцев, дай им силу твоего оберега, и всякий, кто встанет на пути твоей воли, да будет устранен!
Странная старуха сворачивает на боковую дорожку сквера и плетется в противоположную от памятника сторону. В просветах между старыми липами мелькает её прямая спина, в старом, потраченном молью пальто. Старая дворняга спешит за хозяйкой, низко опустив мордочку к земле, принюхиваясь к запахам поздней осени.
Эта странная пара останавливается вновь и старуха, вытянув тонкую, морщинистую шею из воротника старого пальто, трудно всматривается в надпись на высоком доме, построенном ещё в сталинские времена, на самом краю Власьевского сквера.
- Гостиница Медведь, - шевеля сизыми губами, читает старуха, - Ага, Медведь, - подтверждает она, и идет дальше. Собачонка, услышав слово «медведь», ставит ушки и склоняет головку на бок.
- Туалет, - читает старуха, вглядываясь в круглые очертания одноэтажного сооружения, с одной стороны напоминающие алтарь бывшей когда-то церкви, - всё на своем месте, - удовлетворенно констатирует она.
- Пошла, уж…, - гонит собаку старуха и два неразлучных существа тихо семенят к выходу из сквера.
Прозывают тот скверик Власьевским, по имени церкви Святого Власия, что высилась тут много веков, с того самого времени, как поверг юный князь Ярослав идола Велеса. Местные меряне, жители Медвежьего угла, поклонялись своему Богу и даже приносили ему жертвы. Юный князь Ярослав, сын Владимира Красно Солнышко, изменит жизнь племени. Он встал супротив Великих чар. На маленьком пятачке, что прозывался у мерян капищем Велеса, а у современных Ярославцев Власьевским сквером, тысячу лет назад разыгрались трагические события, о которых помнит только ветхая старуха, да, может ещё, её старая дворняга.
А было это так….
1. ВЛАДИМИР КРАСНО СОЛНЫШКО.
В стольном городе Киеве на высоком престоле сидел Великий князь Владимир Красное Солнышко. И было у него триста наложниц в Вышгороде, триста наложниц в Белгороде, двести в селе Берестове, да пять законных жен. Главной среди них провозглашалась полоцкая княгиня Рогнеда, которую он силой взял, убив её отца, братьев и жениха.
Рогнеда не простила Владимиру его злодеяний и попыталась лишить жизни своего постылого мужа.
Покушение на Великого князя всегда каралось злой смертью, но не посмел Владимир казнить жену свою, ведь она была матерью его сыновей, среди которых средним и самым разумным считался Ярослав. По совету дружины отлучил князь жену от себя и с сыновьями отправил её на родину, в Полоцк.
Когда настало время возмужания Ярослава, и поднялся он, как молодое деревце, и расцвел юной красой и силой, в стольный град Киев полетел извет к Великому князю Владимиру Красное Солнышко, что, мол, в крамольном Полоцке вырос претендент на великий Киевский стол.
Взволновался Владимир, ведь он хорошо помнил, как досталась ему власть над Киевской землей. Помнил, сколько кровушки пролил, сколько братьев родных и сводных положил он во сыру землю в борьбе за высокий престол. Тогда, по молодости был он отчаянным головорезом, охальником и бесчинником, не признававшим правил чести. Да какая там честь! Был он сыном рабыни - ключницы Малуши, которую взял себе наложницей отец его, великий воин и язычник князь Святослав. И всё – то детство и раннюю юность корили Владимира тем, что он не кто иной, как болдырь, незаконнорожденный сын низкой рабыни. Всю свою блудливую, полную приключений и вражьей крови, жизнь доказывал Владимир своё право на Киевский престол.
И вот теперь молодая поросль поднялась: двенадцать сыновей родных, да ещё этот «сын двух отцов!», приемный Святополк. Владимир помнил, как убил он Ярополка и взял себе его беременную жену – болгарыню Юлию, которая и родила в назначенное время ему сына Святополка.
«Каково будет им власть делить после смерти моей?!», - с тревогой думал Владимир, особо печалуясь о младших сыновьях, Борисе да Глебе, что родила ему гречанка Анна. Не по плечу малым отрокам ристалище борьбы за власть. А тут ещё крамольник Ярослав в силу вошел! Сын непокорной Рогнеды!
- В Киев Ярослава зазовите, на мои глаза,- приказал Великий князь, - передайте, что служба его ждет княжеская! Да пусть с собою сестру свою захватит Предславу. Видеть хочу дочь свою.
О ней молва идет по Руси. Реукт завистники, мол, светла челом княжна Полоцкая, лепа румянцем ланит, глубиной очей, припухлостью ароматных уст. Вылитая мать – княгиня Рогнеда.
Ярослав, выслушав приказ отца, медлить не стал. Прибыл он с сестрой Предславой, да со своими другами – дружинничками полоцкими в терем батюшки родного, прошел с сестрой в палату трапезную, где шумел пир горой, а во главе стола сидел сам Владимир Красное Солнышко. Встал Ярослав перед отцом, как молодой каштан перед старым, искореженным бурями и временем, дубом.
Во все глаза смотрели на него гости князя Владимира, отмечая, как возмужал сын Рогнеды, как крепко держит он рукоять меча обоюдоострого, как дерзко не опускает глаз пред ликом Великого князя.
Зашелестела, загудела ропта по трапезной палате, склонились советники к уху князя.
- Каков мой сын, князь Полоцкий? Высок ли ростом, красив ли ликом, смела ли поступь его? - щурясь от слабости зрения, спросил Владимир советников. Мутные зеницы глаз его едва различали очертания могучего торса Ярослава.
- Высок ростом сын Рогнеды и красив юной свежестью, да одет не по - нашему. Вместо красных шароваров, порты сермяжные до щиколоток. Вместо свитки вышитой, косоворотка полотняная, - засмеялся в ухо князю старший сын Святополк.
- Киевские парубки чубами гордятся, а твой сын Ярослав кудри до плеч отрастил. Киевские обычаи не признает! - зашептал в другое ухо другой советник
- Дерзок сын Рогнеды, рукоять меча не отпускает, глядит на тебя волком, мой господин, - процедила королевна Болеславна, жена старшего не родного сына Святополка и скривила губы в презрительной улыбке.
Князь Владимир взмахнул платком, ропта откатилась от княжьего стола и стихла в конце трапезной.
- Святополк, сынок, - обратился Великий князь к племяннику, усыновленному им, - покажи брату своему, Ярославу, что отец, рад его приходу из Полоцка. Одень его в наши лучшие одежды, пусть цирюльники сделают его голову чубарой.
Святополк, взмахнул рукой, и налетела на Ярослава сила киевская. Ярослав отбивался, от насевших на него киевских дружинников, но те сбили его с ног, скрутили по рукам и ногам, вынесли на конюшню.
Бросилась сестра к брату:
- Ясень, Ясень, за что тебя скрутили люди киевские?
Оттолкнули сестру от брата. Упала Предслава на холодные камни палаты киевской. А брата уже след простыл! Поднялась на резвы ноженьки юная дочь Рогнеды, рванулась к высокому трону княжьему.
Стража заградила дорогу копьями.
- Я дочь Великого князя Владимира. Прочь с моей дороги, холопы!
Расступилась стража Владимира, оробев перед гордостью и красотой юной девы.
- Отец! Почто приказал пленить Ярослава, брата моего!? – голос Предславы звонкий и возмущенный прокатился по палате каменной и заставил подняться с места самого Великого князя. Владимир протянул руки к дочери:
- Дай, взглянуть на тебя, дочь моя!
Слуги подтолкнули Предславу навстречу князю. Она будто от сна очнулась, увидя отца своего. Поклонилась в пояс:
- Буди здрав, батюшка!
- Предслава, правду люди говорят о красе твоей, об уме и гордости. Вылитая мать, княгиня Рогнеда!. Сядь со мною рядом за широкий стол киевский. Там и потолкуем.
Владимир посадил Предславу рядом с собой, и память о любви горячей к гордой полоцкой княжне Рогнеде, выплыла из глубин любвеобильного княжеского сердца.
Гости князя умилялись встрече отца с дочерью. Только королевна Брячеславна, жена Святополка, кривила губы и отворачивалась, чтобы не видеть красоты полоцкой княжны.
Святополк же потешался над юным княжичем, когда слуги, палили кудри Ярослава смоляными факелами:
- Терпи, сын Рогнеды! Благодари своего батюшку за горячий прием! Ха-ха-ха!
Кричал проклятья Ярослав в ухмыляющиеся рожи, выл от боли, но не мог одолеть силу многих.
- Кабан паленый, хрюк, хрюк…., - Святополк потянул за полы свитки, рывком поднял на ноги Ярослава, - шагай, братёнок!
Хмельной пир продолжался, когда вновь ввели в трапезную палату Полоцкого князя Ярослава. Гости притихли, разглядывая добровольного пленника. От головы его шел дух паленого волоса, вместо пышных кудрей на яростный глаз свешивался длинный клочок волос, что у киевлян прозывался чубом. Был переодет князь Полоцкий в вышитую широкую свитку, распахнутую на груди и в широкие красные шаровары, стянутые на щиколотках шнурами, а вокруг стройного стана перевязан широким красным поясом.
- Ясень! – ахнула Предслава…
- Святополк, зачем ты так…?! – выдохнул молодой воевода Вышата, глядя на измученного Ярослава, - он же брат твой….
- Брат – то он мой, да ум у него свой! Вот так, Вышата! - отмахнулся Святополк.
- Ну, что, гости званные, мой ли это сын? - усмехнулся Владимир.
- Твой сын стоит перед тобою, княже, твой, - поднялся с места Вышата.
- Посади его рядом с собой, Вышата, да глаз с него не спускай. Нынче пусть ест, пьет за моим столом, а на завтра службу служить отправлю.
- Ярослав! – повысил голос князь Владимир, - В Залесскую Русь отправишься, в град Ростов, что на древнем озере Неро стоит. Этой зимой ростовские меряне дань мне не уплатили. А моего наместника, верного слугу, Блуда, изгнали из пределов своего города. А потом изменили своё решение – не дали ему уйти далече, догнали и жестоко расправились с ним. Мало кто уцелел из его полка. Но те, что добрались до Киева, донесли о смерти Блуда. Этих неудачников, что с позором утекли от ростовской крамолы, возьмешь с собой. Выступишь в поход, не мешкая, по притокам и малым рекам пойдешь. А в Ростове суд учини и расправу. Нельзя волю давать данникам своим. . Могута тебе путь укажет, - кивнул князь Владимир на детину огромного роста с пудовыми кулаками.
- Князь Владимир, извет тот проверить надобно, - Вышата, будучи знатным воеводой, не таясь , говорил с князем,- Всем известно, что Блуд тот был дюже охочим до чужого добра да до чужих женок. Так я говорю, Могута?!
Могута, уцелевший в бою с ростовцами, неопределенно кивнул головой.
- А вот ты, Вышата, и пойдешь с Ярославом до городу Ростову. Там и «донощиков» проверите, и порядок наведете, и дань за два года в Киев возвернете.
2. БАГРЯНОРОДНАЯ АННА.
Ввечеру не велел князь Владимир Святославич себе постель стелить в киевских палатах, а повелел другам своим верхом идти до монастыря, что деревянными скукоженными строениями прилепился на берегу Днепра, недалече от Киева. Там, в покоях православной обители давненько уже проживала жена князя Владимира, гречанка Анна.
Дорогой ценой досталась она Владимиру. После кровопролитных боёв с греческим военачальником Никифором Фокой за Константинополь, пришлось взять город Корсунь на копьё, чтобы напугать славянской могучей силой, дядьев Анны, византийских кесарей. Никто не мог тогда противостоять русскому воинству, ни кесарь Василий, ни восставший против него узурпатор – воевода Фока. Каждый из них претерпел своё поражение от русского князя Владимира.
Хитрый грек - кесарь Василий дюже не хотел преступить завещанного гордыми предками закона: дочь, рожденного в пурпуре, сама рожденная в пурпуре, не может вступить в брак с варваром.
«По литре серебра на каждое копьё и византийскую принцессу в придачу» - так прозвучал ответ Владимира грекам. - «Крестись в православную веру!» - упорствует кесарь.
- «Эка, невидаль – вера православная. Надо – окрещусь. Второй раз» - усмехается Владимир. И вспоминает болгарскую дочь царя Бориса – Благоуханную Юлию. Как бутон цветка розы, едва раскрывшись перед страстным натиском Владимира, сникла и исчезла из его жизни, оставив после себя новорожденного сыночка Святополка. Да ещё рассказы о босоногом Боге, жившем в бедности и равенстве со всеми обиженными, голодными и прокаженными. Это Он, распятый на кресте, провозгласил Любовь – высшим законом земной жизни. Это Он, наполняя сердца болгар отвагой, дарует им боевой дух сопротивления Византийскому господству!
Это Он, Спас Нерукотворный, изображенный на стягах боевых полков, приносит болгарам победу над превосходящим силой, врагом!
Кесарь Василий не может решить дилемму, как быть! Жаль отдавать торговый город Корсунь, приносящий немалый доход в византийскую казну, но и племянницу Анну, которая носит в своих жилах багрянородную кровь отдать варвару нельзя!
Владимир, поторапливая нерешительного кесаря, пригрозил сжечь город. Тогда ему выдали Анну.
Двадцатишестилетняя Анна была девицей не первой свежести. Тонкие губы, всегда сложенные в презрительную усмешку и нос длинный с горбинкой, не красили её лицо. Благо, что ко времени женитьбы на Анне, Владимир наполовину ослеп. Он, конечно, видел свет и различал тень, и от его взгляда не ускользали передвижения людей и предметов, но не было четкости во всем, что видел.
Анна, повелела прогнать со двора всех наложниц и всех жен, на которых был женат Владимир.
Киевский князь не возражал, он вывез своих любовниц из Киева, устроил в разных городах и весях вертепы и отдыхал там душой и сердцем с любящими его женщинами. У них упругие телеса, и жаркие трепетные губы. Они моют его ступни травянистыми отварами и ласкают его слух нежными словами, на понятном ему, Владимиру, языке.
Анна, уразумев, что и окрестившись, Владимир остается варваром и язычником, запросилась в монастырь. Владимир не возражал. Он приказал выстроить Церковь и кельи для греческих насельниц, и большие хоромы для царицы Анны, и библиотеку для привезенных ею книг. Анна упросила Владимира отпустить с ней всю свиту, что прибыла с принцессой из Византии на Русь. Владимир дал согласие. Даже владыка Илларион чаще проживался в монастыре, этом греческом островке, посреди варварской Руси, чем при дворе киевского князя.
Хотя Владимир был равнодушен к гречанке, родившей ему багрянородных сыновей - Бориса и Глеба, и дочку Марию, которой при рождении дали прозвище Добронеги, но то, что грек Илларион зачастил в монастырь, ему совсем не нравилось.
Вот поэтому он решил нагрянуть в тихую обитель и не просто так, а на ночь глядя. Он всегда помнил, какой дорогой ценой достался ему брак на женщине благородных царских кровей. Делиться своими завоеваниями он не привык.
В широкой келье с высоким потолком, с полом, устланным мехами, царица Анна готовилась ко сну. Рабыня Випсания, прибывшая вместе с госпожой из Византии, расчесывала длинные пряди царственных волос и заплетала их в косы, чтобы скрыть под шелковым чепцом. Она чувствовала настроение царицы Анны и негромко ворчала:
- Ах, моя госпожа, я всегда говорила, что нет более презренного человека, чем тот, кто не умеет читать и писать! И не может знать языка своей жены! Как тебе, госпожа, удается выражать этому варвару, князю Владимиру, своё несогласие и своё презрение!?
Анна, глядя на своё изображение в маленьком зеркальце, на внутренней крышке ларца с украшениями, тяжело вздохнула:
- Ах! Випсания! Я и сама знаю, что брак мой с русским князем горше желчи и полыни. Мои братья откупились от русской напасти судьбой своей единственной сестры. Они!... Кесари Византии, меня, как рабыню низкую, выменяли на город Корсунь!
Випсания услышав о «низкой рабыне», тихонечко проворчала:
- Ну, если без хитрости судить, то Корсунь не такая уж малая плата за женщину… даже царского рода…
Анна не услышала последних слов рабыни и продолжила свои жалобы:
- Одно мне утешение, Випсания, что муж мой за мою холодность оставил меня и дал мне разрешение здесь, на берегах Днепра, монастырь поставить, где я душой и телом отдыхаю от его похоти.
- Да, моя госпожа, не грех отдохнуть от такого мужа, как князь Владимир. Душой…. Да и телом тоже….,- проворно заплетая вторую косу, согласилась Випсания.
- Господь рано забрал к себе отца моего…, - Анна утерла повлажневшие глаза.
Випсания, опустив низко голову и отойдя на всю длину царственной косы, так же тихо проворчала:
- Да я то уж знаю, как изнурял император Роман плоть свою самыми позорными и сластолюбивыми поступками! Едва до двадцати четырех лет дотянул…!
Випсания чувствовала, что Анна хочет высказать всё, что тяжким грузом лежало на её сердце, поэтому затихла, давая госпоже своей высказаться:
- Сделалась я сиротой при родной матери. «Прекрасная царица Феофано! Прекрасная царица Феофано!»– только и слышалось во дворце! Мать моя не долго блюла траур, и возвела на престол империи полководца Никифора Фоку. Мне часто приходилось прятаться от его вожделенного взгляда. Я рано привыкла к стенам монастырей. А нынче у меня одна отрада - отец Илларион. … С ним можно душеспасительные беседы вести, и вспоминать мой родной Константинополь…
Випсания давно стала замечать, с какой любовью во взгляде смотрит Анна на священника, как ждет его прихода, как загораются её глаза, когда Илларион приглашает её на исповедь в тесный придел монастырской церквушки. Опытная служанка, Випсания много чего знает, но виду не показывает, и держит себя так, будто всегда соблюдает Великий пост.
- Ах, царица! Как быстро пронеслось время! Уж не ступать твоим ноженькам по мраморным ступеням греческих дворцов, не искупать молодое тело в серебряных струях фонтанов, не восседать на золотом Византийском троне, не прикоснуться лилейной рученькой к драгоценным камням, усеявшим его подножие, не любоваться твоим глазонькам блеском их лучей. Как безжалостна судьба к тебе, постигшей мудрость манускриптов иудейских, и египетских, и халдейских. Ты достойна лучшей доли, чем быть женой невежды,… равном Иуде.
Анна вытирает слезы, бегущие из глаз, уже не стесняя себя присутствием рабыни:
- Випсания! Не береди раны мои душевные! … хочу лететь в край мой прекрасный, а крылья мои подрезаны и путь туда мне заказан, и тоска берет за горло и выжимает слезы горестные!
Дверь царской кельи открылась, и вошел святитель Илларион. Анна поспешно смахнула слезы и достала из вазы, стоявшей на столе кусочек льда. Она протерла льдом лицо:
- Випсания! Дай мне салфет.
Выхватив из рук служанки салфетку, отерла следы слез и талую воду с лица.
- Отец Илларион! Как прекрасно, что ты явился в обитель. Я хочу исповедаться.
Анна протянула обе руки к Иллариону и широко улыбнулась.
Илларион не прикоснулся к протянутым к нему рукам царицы, только коротко сказал:
- С минуты на минуту здесь будет сам князь Владимир со дружиною.
Випсания, услыхав слова церковника, приоткрыла дверь кельи. Из далека слышался мерный стук конских копыт.
- Иисусе Христе! Как с небес свалился! – перекрестилась Випсания.
Анна в страхе охнула:
- Ох! Отец Илларион, прилично будет удалиться вам, не давая повода к излишним домыслам людей, испорченных низменными страстями.
Илларион не стал заставлять просить себя дважды. Удаляясь, он на ходу нашарил в глубоком кармане рясы, ключи от монастырской церкви. Там можно укрыться от постороннего присутствия.
Прошло недолгое время, и дверь кельи широко отворилась. На пороге встал князь Владимир, прищурился, привыкая к свету горевших свечей.
- Здорова буди, царица моя, Анна.
Анна взглянула в глаза Владимира, брезгливо передернула плечами и нахмурилась:
- Опять глаза загноились у кесаря? Ах, Владимир! Даже вера Христова не исцеляет тебя! Однако, что привело Великого князя Киевской Руси в мою скромную келью?
Анна выпрямила спину и застыла, как соляной столб, о котором повествует Библия.
Дядя Владимира, Добрыня, пододвинул князю стулец, не котором только что сидела Анна. Владимир сел, расставив ноги, и уперся ладонями в колени.
- Анна, ты просила меня об академии. Я повелел собрать юных отроков в особые палаты и приказал учить их грамоте по - гречески и по - славянски. Довольна ли ты?
- Что мой кесарь делает, то и хорошо - отмахнулась от слов князя Анна.
- Вот только беда, грамотных людей у нас на Руси маловато. Учителей нет таких, коим сиё трудное дело доверить можно, разве что отец Илларион…, - испытующе глядя жене в глаза, произнес Владимир.
Он не видел, как вздрогнула Анна, как опустила низко голову, боясь уронить слезу.
- Я не разумею, о чем глаголет мой Кесарь….
Она отвернулась от пристального взгляда мутных глаз Владимира, боясь выдать своё несчастье.
Дядя Добрыня, наблюдавший за разговором, не выдержал:
- Похоже, княгиня, учили тебя мало! – загремел голос воеводы под потолком царской кельи, - Уж сколько лет на Руси живешь, а языка, коим муж твой глаголет, всё ещё не разумеешь! Мой господин говорит тебе, что академию сотворил для обучения отроков, как ты повелела.
Для пущей убедительности Добрыня жестикулировал руками и пальцами.
- Пусть кто-то из твоих грамотеев потрудится на благо Киева и его земель. Вон, хоть святитель Илларион!- Нет!– коротко отрезала Анна.
Випсания всё это время внимательно прислушивалась к разговору. Она рано обучилась славянскому языку и понимала о чем шла речь:
- Вот раскричался! – желая поддержать совсем растерявшуюся Анну, прикрикнула Випсания на Добрыню, - Госпожа! Слуга князя говорит, что приказали обучать безграмотных отроков грамоте и называет это академией!
- Растолмачь, Випсания, мужам варварским: то не академия, то низкая школа будет. И отцу Иллариону мало чести быть в ней ритором! – в голосе Анны зазвучали металлические нотки.
Владимир резко поднялся на ноги:
- Не сметь! Не сметь! Анна, я разумею, что ты произнесла! Да, моя царица, мы не Византия, мы, как ты любишь говорить, страна варваров, мы не можем равняться роскошью с Константинополем. Тыном обнесены наши пределы, А в двух поприщах от Киева мы вынуждены возводить защитную линию от диких кочевников. Это всего-то земляной вал с несколькими городками – башнями, куда я согнал мужей из племени чуди, воинственных и осторожных кривичей и новгородских ушкуйников, но Русь не та земля, которую следует ненавидеть и русичи не тот народ, перед которым можно голову высоко задирать. Нет, Анна. Ты уже не первый год госпожа всем нашим землям и нашим людям.
Владимир перекрестился на иконостас греческих ликов в широкой и роскошной келье царицы:
- Грех тебе перед Богом, отстраняться от дел державных. Ты думаешь, мне город Корсунь был нужен или на богатства Константинополя я позарился! …. Или ты думаешь, я захотел твоего греческого тела познать!? Не то, Анна, не то! Не разумеешь, хоть и многой мудрости обучена. Мне государыня нужна, от самого Бога единого! Чтобы мир опустился на нашу землю русскую и объединил все племена. Чтобы заедино мы жили по глаголу Божьему, оборонялись и молились Богу единому! И грамоту, и мудрость постигали ту, что ты, государыня, сочла нужным принести в пределы наши. А ты за монастырскими стенами укрылась и….
У Владимира перехватило горло, и он сокрушенно махнул рукой.
- Теперь – то поняла ли, царица, что изрек тебе муж твой!? – Добрыня держался за рукоять меча.
- Разумею, - кротко произнесла Анна, поникнув головой.
Владимир крутил в руке безделушку из нефрита со стола царицы. Он делал попытки над собой, чтобы успокоить взыгравшее гневом сердце.
- Кесарь мой, уж, коли ты сам заявился в Божию обитель, позволь слово молвить о моих кручинах, - Владимир почувствовал по тонкому аромату, подошедшую близко Анну.
- Говори. Ты моя госпожа, - кивнул головой князь.
- Кесарь мой, сыновья мои, Борис и Глеб уже в силу вошли. Они потомки византийских кесарей, пора их на княжение определить. Хочу, чтобы наследовали они власть в Киеве один за другим по русскому лествичному праву, когда власть от старшего брата, к младшему переходит.
Владимир не удивился такой просьбе царицы. Он хорошо понимал и её желание утвердить тип византийской власти на Руси, и пристроить княжичей на трон, при жизни её, Анны, и обеспечить детям своим безопасность жизни в этой варварской стране, с её грубой силой и беззаконием.
- Ты, царица, просишь, чтобы власть в Киеве наследовали твои сыновья. А как быть с моим сыном Святополком, что родила мне болгарыня Юлия, такая же христианка, как и ты….. Она, когда умирала, молила о сыне, и глаза её цвета зрелой сливы, были наполнены слезами, - видно было, что тоска Владимира по первой своей любви вновь заполнила сердце.
Анна всё поняла и ревность к умершей сопернице заставила кричать:
- О, Владимир! Ты же сам знаешь, что Святополк не твой сын! Юлия понесла его от убитого тобой брата! А болгарыню свою почто со мной, царевной византийской равняешь!
- Анна, Анна, болгарыня Юлия первая открыла мне глаза на своего нищего Бога, который не что иное, как Любовь и Сострадание к ближнему. И эта сила столетия предстоит перед вашим Византийским могуществом, и побеждает, потому, Анна, что императоры твои давным-давно забыли заветы Христа и сражаются только за сладостную возможность занимать золотой трон!
Анна без стеснения прижалась к телу Владимира, провела по его бедрам ладонями и приподняла подол его епанчи:
- Ты сам озорник, и до сих пор носишь венерин набедренник.
Випсания фыркнула в кулак. Владимир отдернул руки царицы от подола своей свитки:
- Почто меня позоришь перед слугами!
- А пото, что в человеке дух тесно сплочен с плотью. Какова плоть, таков и дух. Тебе пора уже о душе думать, грехи свои пора замаливать, а ты нижние уды свои стянул, чтобы склонность к похоти усилить. Ты будто родился уже с врожденным грехом и никакая вера не поможет тебе быть святым.
Випсания, продолжая во все глаза смотреть на опозоренного князя и хихикать, прошелестела:
- Задору – то , знать много, да силушки – то нет!
Добрыня поспешил на помощь племяннику:
- Владимир! Ответь этим глупым бабам: Да будут чресла наши перепоясаны и светильники наши горящи! Ха-ха-ха!
. Ты что мелешь, старик! Это речь … распутника! – Анна пылала возмущением.
- То не я сказал, то евангелист Лука сказал. Ха-ха-ха…
- Угомонись, дядька, - отстранил рукой Добрыню Владимир и обратился к жене:
- А что ты хочешь от меня, Анна, если ты не умеешь любить, не можешь дарить ласку, не зажигаешь огня в уставшем сердце! Ты царица! Так будь царицей передо мной, твоим мужем и господином!
Владимир, не помня себя от ярости, тряс Анну за плечи, а она пыталась вырваться из цепких и сильных рук мужа
- Что! Испугалась грубой силы! Вот так я завоевал киевский престол! Вот так грубо я расширил пределы своих владений! Вот так я приобрел множество врагов среди своих соседей, Анна! Всё вижу, как я, славянский варвар, нелюб тебе! Но ты ведь просишь Великой власти для своих сынов на этой варварской земле!!! Готова ли ты заплатить за то любовью к мужу своему, венчанному! …
Анна готова была на всё, даже на смерть, но не на любовь с постылым мужем. И тут перед ней возникли образы её малолетних , ничем не защищенных сыновей, Бориса и Глеба. Она согласно качнула головой:
- Готова…
- Добро! Слушай, царица! В далекой Залессокой земле, с которой мы собираем дани, нужны наместники. Кому, как не сыновьям родным доверю я сбор дани? От моего имени, будут править сыны мои по всем землям, подвластным Киеву и твоим сыновьям Борису и Глебу место найдется. Младшенького нашего, Глеба, я отправлю с дядьками в Муром…
- Муром, это окраина Руси, там, где часты набеги диких печенегов! Глебушка совсем юный…, - возразила Анна.
- У нас на Руси возраст князя не имеет значения. С ним пойдут опытные наместники и добрые воины, зато Бориску возьму с собой и посажу одесную . Справа от себя и объявлю своим восприемником. Ты довольна, царица? Отвечай.
- Благодарствую, мой господин…., - голос царицы дрожал, губы кривились в неестественной улыбке.
- Вот и хорошо! Иди, готовь ложе. Любить тебя буду….. Всю ночь!
Этих слов Анна испугалась ещё больше. Она знала, что не сможет подчиниться нелюбимому мужу. Отвращение было так велико, что она начала искать способа увернуться от близости.
- Владимир, - примирительно проговорила царица, - Это противно Богу. Потому что мы в святом монастыре пребываем.
Владимир приоткрыл дверь кельи Анны:
- Эй, кто там из моих!? Раскиньте шатер над Днепром! В стороне от монастыря. Разведите костры! Чтобы и света и тепла вдосталь было! Да вина заморского, да дичи свежей! Великий князь Киевский желает пировать этой ночью и любить свою госпожу! Да зовите всех, кто пожелает мне честь оказать!
Анна возмутилась:
- Ты и здесь хочешь созвать всех оборванцев и простолюдинов!?
- Анна, разве не в милости и братской любви состоят заветы Христа!? Пока я жив, на мой пир могут явиться все: и дружина моя, и бояре, и гости заморские, и сирые, и убогие. Все!
Анна не уступала мужу:
- Это низко, Владимир! Низко! Так не принято в Великой империи. Ты хочешь забрать сына моего в Киев, где на лавке рядом с ним может мужик – лапотник сидеть!
Владимир с нежностью обнял Анну за плечи, прижал к груди:
- Не тревожься понапрасну, моя госпожа. Твои дети – мои сыновья. Коли в Киеве им не место – пошлю в Ростов с владыкой Илларионом. Там тоже пора крестить людишек, грамоте обучать…
Анна вырвалась из объятий мужа:
- За что хочешь сослать сыновей моих в мерянские дикие земли! В Ростов! И отца Иллариона! …. Он же мой исповедник…. Как я смогу без него…. Не отдам на потеху варварам, на смерть лютую!
Владимир нахмурился. Он всё понял:
- Иллариона жалеешь? А народ, приютивший тебя, не жалеешь? Кто им слово Божие поведает? Кто заповедям любви и доброты обучит? Не на смерть лютую отправляю, а на славу вечную приговариваю! …. Бог с тобой, царица! Уйми тревоги свои! … А я посмотрю ещё, как любить сегодня будешь господина своего! Меня!
Анна упала в ноги Владимиру, зарыдала в голос:
- Не смогу я …. Умру …. Жизни лишаешь!
3. ПУТЬ НА РУСЬ ЗАЛЕССКУЮ.
Долог путь от стольного града Киева до Залесской Руси. Шла дружина Ярославова лодьями по рекам большим и малым, да по их притокам. Тяжелее всего было на волоках, когда подложив под суда скалки да салазки, упираясь ногами во сыру землю, и налегая всей силушкой на влажные, отяжелевшие борта, толкали вперед и вперед свои лодьи люди ярославовы.
Впервые увидел Ярослав всю Русь от Киева, до «низовских земель». Кругом леса непроходимые, богатые грибами да ягодами, орешником да медовыми бортями, хмелем да цветущими травами, а в гуще лесов тех зверя дикого полным полно.
- Богата Русь, только народишку маловато, селения по берегам рек стоят, а подойдешь поближе, будто и нет никого, - удивлялся Ярослав.
- Так, то - язычники! – пояснял князю Вышата, - дикие люди, Христа не знающие. Хорошо, что они хоть от нас прячутся, а не то и напасть могут….
Когда караван вышел на Волгу, всем стало веселее.
Святой отец, Илларион, которого князь Владимир направил с крамольником сыном в дальнее путешествие, сам ещё молод годами, но делу своему учен прилежно. Он отслужил молебен Господу, что своею благодатью сохранил и избавил от всякого злого обстояния, видимых и невидимых врагов Ярослава и его дружинников, и стало ясно, что скоро тяжкий путь тот закончится.
Лодьи теперь шли вниз по течению реки, вёсельники уже могли «сушить» весла, и только кормчие крепко обхватив заднюю потесь, направляли суда в прямое русло.
• Дивились путники зеленому берегу, что высился справа по течению и, увидев, что берег тот омывает ещё одна река, впадающая в Волгу, посовещавшись с князем, стали место присматривать на привал.
• К Ярославу подошел молодой киевлянин Могута, из тех, что бежал из Ростова с Блудом.
• - А приток этот, княже, ведет на Ростов град. Теперь уже совсем близок конец пути нашего.
• - Это который приток? Который слева? – оглядывая незнакомые места, спросил Ярослав.
• - Точно, княже, которо слева. Эту речку так и зовут – Которо - сль.
•
• Только не успели путешественники причалить к берегу, как увидели, что с низовьев реки идет караван судов под зеленым стягом.
• - Кто такие будут? – приставив руку ладонью ко лбу, гадал Ярослав.
• - Гости булгарские, должно быть. Вон и стяг у них зеленый, значит мусульмане, - с видом знатока пояснил Вышата, и добавил:
• - Они в Новгород на торги идут, на обмен товарами с западными да северными гостями.
• - Коли мимо пройдут, пусть идут. А коли, к берегу пристанут, в драку не вступать, а принять их как гостей. Ясно? – приказал Ярослав и впервые почувствовал себя хозяином – князем большой земли.
• Не успел Ярослав докончить свой приказ, как путники увидели, что из притока, омывающего стрелку высокого берега, выскочили маленькие плоскодонные струги и устремились к высокобортным лодьям булгар. Разбойники были голыми по пояс, а из одежды на них были только кожаные порты. Они ловко орудовали баграми и длинными веревками с петлями на концах. На булгарских судах возникла паника. Мусульмане отмахивались от разбойников мечами и палицами, но тати облепили борта лодий и, будто не чувствуя ударов, стремительно заваливаясь за борт, тут же завязывали драку с чужаками. Один за другим булгары летели в воду, другие прыгали сами, чтобы не попасть в руки разбойникам.
• - Вышата, ты как? – глаза Ярослава загорелись отважным блеском.
• - А, как ты, княже, так и я! – Вышата усмехнулся в пушистые усы.
• - Тогда, вперед! – скомандовал Ярослав, и судна киевлян, подняв стяги с ликом Спаса Нерукотворного, один за другим, оттолкнувшись от берега, двинулись к месту боя. •
•
• Бой с разбойниками был недолог. Увидев, что к булгарам идет подмога, людишки, одетые в кожаные порты, выпустив облако стрел в сторону лодьи Ярослава, попрыгали в воду и ушли на глубину. Среди киевлян появились раненые.
• Ярослав, стоя на краю судна, с азартом охотника всматривался в воды реки, оголив меч, намереваясь рубить головы разбойникам. Волга невозмутимо текла, не выдавая людей. Гладь её была ровной и Ярославу начало казаться, что люди, покинувшие место боя, утонули. Он недоуменно взглянул на Вышату. Тот, приложив руку ко лбу, всматривался в берега Которосли. Ярослав проследил за взглядом воеводы: из воды у самого берега всплывали оголенные до пояса люди, и воровато оглядываясь на лодьи, застывшие посреди Волги, выбегали на берег и ловко прятались в кустах.
• - Вышата, это они столько время под водой плыли? – Ярослав был поражен способностями разбойников.
• - Так это ж меряне! Ловкачи отчаянные! Тут и живут, - с видом знатока пояснил Могута, - рыбу ловят, на зверя ходят, и свой скот держат. Разбоем промышляют. Товары заморские им не в диковинку. Скота у них много, потому, как им Скотий Бог – Велес помогает.
• - Ты, Могута, про Велеса откуда знаешь?
• - Мы с Блудом ходили из Ростова по Которосли в их Медвежий угол за данью. За оврагом они капище соорудили. Широкое. А в самой середке у них стоит идол – Велес прозываемый. Вокруг того идола на высоких шестах головы звериные скалятся. Там эти меряне жертвы приносят Богу своему, а тот скот мерянский охраняет и самих мерян тоже.
• - Дань собрали?
• - Куда там! Они рассвирепели да такую драку учинили, что мы едва ноги унесли!
• - Ночевать всё равно здесь придется. Раненых подлечить надобно. Вышата, давай людям приказ к берегу двигаться, - проговорив так, вдруг почувствовал Ярослав острую боль в бедре, - ох, Царица Небесная, что это!?
• Бедро Ярослава окрасилось кровью, а из середины раны торчала стрела.
• - Вот тебе мерянское подношение. Вместо дани. – разглядывал Вышата рану Ярослава, - ты, княже, приляг, а то и голову прошибут, вражьи злыдни.
• Воевода придержал Ярослава подмышки, уложил на дно лодьи, и прикрыл щитом.
• На берег высадились вместе с булгарами. Место привала огородили острыми кольями, срубленными тут же, на берегу.
• Вышата, державший Ярослава подмышки, приказал другам бросить на зеленый луг овечью кошму. Он осторожно уложил на неё раненого князя.
• - Полежи малёк тут, а я пойду, стан проверю. Всё ли сладили, основательно, крепко ли город огородили. Небезопасна ночевка в чужом месте…
• Развели костры, обсушились, сварили хлёбова, повечерили мирно, и булгары, не дожидаясь утренней зори, отпросились у Ярослава в плаванье. Долгий путь их, действительно, лежал в Новгород Великий, до начала осенних холодов гости должны были достигнуть Северного торгового города и обратно вернуться, потому торопились.
• Булгары поблагодарили Ярослава за помощь, расплатились золотыми дирхемами, и поклялись Аллахом не воевать с Русью.
• Слово своё они сдержали. Полтора века после той битвы на Волге булгары и Русь жили в мире.
• Ярослав лежал на мягкой валяной кошме, кровь понемногу сочилась из раны, и он видел как верхушки деревьев, окружавших привал киевлян, ходят хороводом, и нет им устали. Закрывал глаза, и кружился вместе с верхушками, будто плыл в вышине темного ночного неба.
• Вышата сидел рядом, чиркая ножом по кременечку, что всегда носил с собой.
• « Чирк – чирк, чирк – чирк», звенело лезвие и утончалось, обострялось, чтобы войти в тело человека без особой боли.
• - Ты зачем нож точишь, Вышата? – еле слышно простонал Ярослав.
• - Молчи, княже, молчи и не гляди. Не нагоняй страху себе, - упорно чиркая кремнем по острому лезвию, спокойно сказал Вышата и проверил остроту лезвия на собственном ногте.
• - Могута, иди ко мне, - позвал Вышата.
• Могута подошел, закатывая рукава свитки, глянул на Вышату вопросительно: чего, мол, надобно?
• - Сядь Ярославу на ноги и руки держи крепко, чтобы не дергался. – приказал Вышата.
• Ярослав с тревогой глянул на друзей, отстраняясь руками, сделал попытку вскочить на ноги, но не смог. Резкая боль пронзила всё тело, и он упал на кошму, на мгновение, уйдя в забытьё. Могута быстро сел на ноги, и прижимая тело князя к земле, обхватил его за плечи, так, что руки Ярослава оказались на груди.
• - Давай, Вышата, быстрее, пока он в забытьи.
• Вышата легко разрезал окровавленные порты в том месте, где торчала стрела. А потом разрезал и саму плоть бедра, освобождая его от вражьей стрелы.
• - Вот она, залетная, - рассматривая чужеземную стрелу с любопытством, проговорил Вышата.
• Подошел святитель Илларион. Он начал читать молитву во здравие раба Божьего Ярослава.
• Вышата перетянул ногу Ярослава выше раны, кровь ещё текла, но всё медленнее и, запекшись, остановилась.
• Молодые гребцы запели песню, что сама шла из души, подбирая слова и лад. Жалобно и грустно поплыла она по ночному небу, наполняя округу присутствием человека, идущего на встречу судьбе неизведанной.
•
Ой, да и гора же ты, гора, высокая,
На крутом да на речном да берегу!
Ты позволь, позволь, гора высокая,
Постоять да у тебя лишь ночь одну.
Ой, да нам не год здесь годовати,
Да ночушку одну здесь ночевати.
Ой, да и ту –то ноченьку не спати,
Ой, да князя Ярослава сторожити!
А догнала его стрела калена,
Поразила его резву ноженьку навылет
И уложила князюшку на бережечке
На зеленом да, на речном да, на лужочке .
•
•
•
•
• 4. МЕРЯНЕ.
• Вокруг капища собрались все меряне Медвежьего угла. Мужчины сидели отдельной группой, тихо переговариваясь о неудачном набеге на булгар, о лодьях, пришедших с северной стороны, о князе, которого поразила стрела мерянина Выжлеца. Седой и жилистый старец Кича качал головой:
• - Тут наше прибежище и земля отчая. Тут наш стан мерянский. Не гоже людей чужих пускать на наши земли.
• - Испроси позволения у Велеса, и мы не побоимся вступить в бой с пришлыми, - перебирая стрелы в кожаном мешке, решительно ответствовал Выжлец..
• В это самое время над просторами двух рек – Волги и Которосли полилась чужая песня, наводя на грусть и жалость.
• - Что это!? – Выжлец встал, вытянул шею, и прислушался.
• - А это враги наши пришлые просят защиты у матери – земли, у Макоши светлой. Видно, страшно им тут, боязно…, - пояснил Кича, - говоришь, ты поразил стрелой князя пришлого, а, Выжлец?
• - Да уж я не промахнусь. …
• От круга, где сидели женщины, отделилась Рина. Она прислушивалась к разговору мужчин и всё поняла по-своему, по-женски.
• - Кича, позволь мне пойти в стан пришельцев и излечить рану князя, нанесенную Выжлецом….
• - Я запрещаю тебе ходить в чужой стан, Рина, - Выжлец грозно рыкнул на женщину.
• - Я не тебя спрашиваю, я прошу у Кичи позволения. Если вы хотите, чтобы чужаки ушли с нашей земли, им надо дать уйти. Если вы хотите воевать с ними, то будут смертные жертвы. Зачем нам терять своих людей, Кича, - Рина настаивала на своем.
• - Иди, Рина, но будь осторожна. Это дикие люди, они пришли за данью, они жестоки и злы. А ты возьми молоко молодой белой козы. И снадобья, как я тебя учил. Да проси чужаков, чтобы покинули наши пределы, – Кича и сам плохо верил, что это возможно, но надеялся на мирный исход дела.
• - Рина, они казнят тебя. Не ходи! – настаивал Выжлец.
• - Я не боюсь людей. Разве не учил меня Кича заговоренным словам, разве воля нашего волхва слабее, чем дух пришлых людей. Ведь ты хочешь, чтобы чужаки ушли с нашей земли!? Тогда пусти, и не держи меня, -
• Рина решительно шагнула в темноту ночи, и исчезла из глаз мерян. •
•
Рина шла в стан киевского князя Ярослава с миром. Когда встала перед врагом в свете костра, воины Ярослава зароптали и стали выкрикивать срамные слова и потянулись руки к Рине, чтобы унизить её и осрамить. Но приподнялся на локтях молодой князь, осадил свою дружину и спросил гневно девушку, что нужно ей в его стане?
Рина пристально оглядела князя и познала, что ранен князь в ногу, и мучает его боль. Девушка поставила кринку с молоком молодой белой козы на землю так аккуратно, чтобы не пролилась ни одна капля и не оросила землю святой влагой. А потом достала из складок своей рубашки глиняную плошку с мазью и присела возле князя, а знаками приказала продолжать петь песню. И люди вновь запели, не спуская глаз с девушки. Рина наклонилась низко, почти легла на землю, и припала к ране молодого князя.
- Она чертовка! Обавница! Колдунья! – зашептались воины Ярослава.
Рина отсасывала тёмную мёртвую кровь раненного князя и сплёвывала в костер. Огонь костра шипел и вновь вспыхивал ярким пламенем, пожирая кровь князя. В этот миг киевляне услышали отдаленный вой волка.
- Кровь человечью чует, - прошептал молодой дружинник Ерофей и передернул плечами.
Вой приблизился.
- Не боись, парубки! Летом волки сытые. Не свирепые, - ободрил людей Вышата, но широкую ладонь свою положил на рукоять меча.
Долго женщина трудилась над раной князя, так долго, пока не заструилась легко алая, живая кровь. Ярослав брезгливо отвернулся. И воины его смотрели в землю. Рина выпрямилась, провела по напряженному лбу своему окровавленной рукой и обвела открытой ладонью круг над раненым князем, пристально глядя ему в глаза, и Ярославу показалось, что качнулось Небо и, будто колыбель Бога приняла его в свои объятья. Боль отступила. Чувство ли благодарности к незнакомой женщине, слабость ли измученного болью человека, тронули его сердце, и глаза Ярослава увлажнились.
А женщина, оторвав ленту от подола своей рубашки, обвязала рану князя, а потом повернулась и тихо ушла в ту сторону, где опять завыл волк.
Появилась она через недолгое время, с мокрыми волосами, без следов крови на лице:
- А теперь выпей это, - она протянула Ярославу кринку с молоком молодой белой козы, - пей медленно, малыми глотками. Потом уснешь.
Ярослав отрицательно качнул головой.
- Пей, - приказала она Ярославу решительными жестами, - так надо, если жить хочешь.
Ярослав принял глиняную кринку из рук женщины и, припал к краю посудины. Рина оглянулась, ища глазами помощника. Взгляд её остановился на Ерофее. Она позвала его жестом руки. Ерофей не сразу поверил, что его призывает женщина, колебался. Рина вновь позвала его, строго глядя в глаза. Ерофей повиновался и подошел к Рине. Она взяла его руки в свои, и показала, как надо поддерживать голову князя, чтобы дать ему напиться молока. Ерофей понял и охотно закивал головой.
Всю ночь переходила девушка от одного раненого к другому, кому присыпала травянистым порошком раны, а кому прижигала огнем или смазывала целебными мазями. Когда утренняя заря встала над станом Ярослава, и осветила всё вокруг, стало видно, что редкой красоты была милосердная Рина. Тогда потянулся Ярослав к девушке, взял её за руку и спросил:
- Как имя твоё, женщина?
- Рина, - тихо ответила она.
- Милосердная Рина…
- Ты так сказал, - возразила Рина
- Не уходи, Рина. Останься со мной.
- Сегодня ещё не ночь Ивана Купалы, - ответила Рина князю, тепло погладила его руку и ушла. И никто не посмел задержать её.
Прошло три дня. Воины князя, сторожась мерян, ходили в разведку, чтобы узнать быт воинственного племени, но глубокий овраг, по которому текла речка Нетеча, перейти не решались.
Еще несколько вечеров в стан князя приходила Рина, перевязывала раны. А потом попросила его:
- Покинь нашу землю, чужеземец, ты здоров и воины твои здоровы тоже, - сказала так и ушла.
Ничего не ответил Ярослав Рине, но приказал своим людям валить деревья окрест города, и по просьбе отца Иллариона поставить обыденную церковь в пределах огороженного стана, недалече от Волги. В церкви повесили лик старца Ильи Пророка и зажгли под ним лампаду. •
•
• От Медвежьего Угла до Ростова было рукой подать, и Ярослав решил не торопиться. Надо было поближе познакомиться с неведомым народом Медвежьего угла и заставить его принять волю киевского князя.
• А пока Вышата направил в Ростов соглядатаев. Посмотреть надобно, чем живут ростовцы, кто верховодит там, велика ли сила ростовская и можно ли беспрепятственно войти в город.
• Дружина Ярослава невелика. Почти все они, молодые и храбрые воины, пришли с князем из Полоцка, а киевских только три человека. Зато какие – воевода Вышата, богатырь Могута, да святитель Илларион, который вез с собой целый сундук книг греческих, коими мечтал прельстить молодых ростовцев. В дороге Ярослав пристрастился к чтению. Путь был долгим и однообразным, а суть рукописных книг открывалась новизной впечатлений.
•
• - Ну, что, Вышата, пойдем, поглядим, как живут наши данники? – опоясывая себя кожаным ремнем, на котором висел меч, - позвал Ярослав друга.
• - Ты, княже, на меч – то не дюже надейся, лучше щит прихвати, - ограждая Ярослава, посоветовал Вышата, - Незнаемо, как встретит нас здешняя сторона. Люди, здесь суще злые…., свирепые дюже. Да ты и сам видел. Чай, могут и человека в жертву Велесу принести. Так что сторожится надо. Возьмем с собой Могуту, а остальные пусть город охраняют.•
•
• Осторожно ступая, раздвигая руками ветки, крались киевляне на запах дыма, что шел от чужого костра. В просвете деревьев Ярослав увидел людей, сидящих вокруг высокого огня на корточках. Они тихо о чем – то разговаривали. Речь их невозможно было разгадать, и только по движению рук, указывающих в сторону высокого берега, князь понял, что речь идет о его дружине.
• Ярослав вглядывался в лица людей, стараясь разглядеть знакомый женский силуэт, а сердце его билось сильнее обычного.
Князь внимательнее осмотрел место, где вечерели люди мерянского племени и вздрогнул, отшатнувшись.
- Смотрите, туда, - показал рукой Ярослав в темноту за костром.
Там, за костром, тени плясали вокруг странного идола, шевелились деревянные волосы на плечах истукана, и казалось, что лицо его, освещенное снизу неровным светом костра, вот – вот, повернется, плечи вздрогнут, и чудовище выступит навстречу людям. И от этих мыслей, дрожь пробежала по всему телу князя. Он увидел, как встал древний седобородый старец в белых одеждах. Он поднял руки к Небу, и, повернувшись к идолу произнес голосом, неожиданно раскатившимся громом:
- Ты, Попирающий, ты Многознающий, ты Жизнь всего живого сохраняющий, узнай имя того, кто пришел поклониться тебе, и того, кто рядом со мной преклонил колена свои!
Все, кто сидел у костра, упали на колени, протянув руки к чудовищному лику своего Бога.
И Ярослав, и Вышата, и Могута, ощущая силу слов волхва, дрогнули, и ноги их стали опускаться на землю.
- Через кровь человека, через кровь животного, через сердце и печень, через твою вездесущую власть: заклинаю тебя! Прими с миром твоих слуг, дай нам силу твоего оберега, и всякий, кто встанет на пути твоей воли, да будет устранен, - продолжил своё обращение к Велесу седовласый волхв.
Киевляне увидели, как волхву протянули белого петуха. Седой старик взмахнул ножом, зажатым в руке, и красная кровь пролилась к подножию Велеса. В тот самый миг рычание страшного зверя потряс ночной воздух.
- Пошли отсюда, - прошептал Ярослав, едва сдерживая страх, и чувствуя, как зубы дрожат, стуча один о другой.
Осторожно, как и пришли, киевляне покинули место наблюдения и спустились в овраг, чтобы перейти на свой берег.
• 5. ДИВНОЕ ВИДЕНИЕ.•
• « Где же Рина, и почему больше не является к нам?» - думал Ярослав, взбираясь на крутой берег оврага, с силой цепляясь за крепкие стебли овражных растений. Впереди смутно виднелся высокий огород нового стана.
• «Молодцы, други. Надежно огородились от вражьей силы», - думал Ярослав о добротной работе друзей, а Рина не выходила из головы. Придет ли ещё разочек, или нет!?
•
• Неожиданно из-за темного облака ночного неба выплыла луна и осветила землю окрест ярославова города. На самом краю обрыва стояла женщина. Бухарский шелк её платья шелестел под дуновением волжского ветерка. Волосы её, схваченные золотым обручем, развевались в такт шелковым одеждам. Вся она была похожа на сказочную птицу Сирин, что видел Ярослав на страницах книги, которую отец Илларион прихватил с собою в поход.
•
• - Вышата, и ты, Могута, идите в стан. Я скоро приду, - распорядился Ярослав, не спуская глаз с дивного видения.
• Друзья переглянулись и остались стоять.
• - Пошли вон! - Ярослав почувствовал, как волна гнева накатывает на его сердце, которое трепетало при виде женщины.
• Друзья переглянулись и отодвинулись от Ярослава ближе к изгороди, но совсем не ушли.
• Ярослав шагнул к обрыву, и почувствовал, как от волнения, раненая нога его не слушается, и стала заметной хромота его. Это не смутило князя. Он протянул руки к Рине и принял в свои объятья живое, пахнущее восточными ароматами, женское тело.
• - Пойдем…,- Рина освободилась из объятий, взяла князя за руку и потянула его под обрыв.
• Они, преодолевая крутизну, скатились вниз к самой воде. Луна вновь зашла за темное облако. Ярослав видел темную глубь могучей реки и ощущал аромат дыхания женщины. Всё было, как во сне.
• - Это сон, Рина?- отстраняясь от женщины, чтобы рассмотреть её лучше, спросил князь.
• - Нет, княже, это Явь. Не бойся Яви, бойся Нави, - улыбнулась Рина.
• - А что по-твоему Навь?
• - Ах, какой же ты ещё не сведущий. Навь – это Духи мертвых людей, смотри на Небо. Видишь, как сегодня разыгрались они с Луной?
• - Это облака, Рина, - поёжился от страшных слов Ярослав.
• - Кому сон, кому Явь, кому клад, кому Навь. Не бойся того, что на Яву, бойся, того, что во сне придет….
• Рина взмахнула рукой, шелком обласкала лицо князя, прошептала быстрым шепотом слова заветные, и Луна вновь осветила берег, а темные облака под порывом внезапного ветра разбежались по небу, будто испугавшись света. Волчий вой прорезал тишину вечера, протяжный и тоскливый. Ярослав с тревогой взглянул на Рину:
• - Слышала?
• - Не бойся, я с тобой. Давай, присядем здесь, - Рина указала на большой валун, и опустилась на него.
• - Странные вы, меряне….. Откуда взялись вы здесь, на берегах Волги – реки? – Ярослав обнял женщину за плечи и прижался к её живому теплу.
• - Закрой глаза, будто сон одолел душу, а я буду повесть плести для тебя.
• Ярослав закрыл глаза и почувствовал, как губы Рины ласкают его губы, его щеки, как маленьким носом трется она о его нос, вызывая желания плоти.
• - А теперь слушай, что расскажу я тебе, чужеземец. Жили мы вокруг горы Меру, что стояла посреди великого Океана. На вершине её творили Боги.
• - Вы потомки Богов? Встрепенулся Ярослав.
• - То не я, то ты сказал…. Люди нашего племени Меря многое умели. Летать, как птицы, плавать, как рыбы, они постигли секреты обработки земли, плавки руды, и добычи золота и могли говорить с Огнем так, что сам Бог Перун слышал их.
• - Почему же вы ушли из отчих мест?- недоуменно спросил Ярослав.
• - А ты слушай дальше….. Однажды Земля, Макошь Чудная проснулась, застонала, зашевелилась и поглотила гору Меру, накрыв её водами Океана. Мрак, глад, и мраз опустились на землю. И взроптали слабые, и стали убивать друг друга трусливые, и не было будущего у нашего племени, потому что умирали, едва народившись, дети. Волхвы-лыткари, знавшие законы Природы повели нас на полудень. И пришли мы в страну Биармию, туда, где за Северным ветром Бореем лежит отчизна ужасов природы, чародейства и вечного мрака. Многие меряне остались лежать в тех землях , покрытых снегами глубокими, скованными морозом. И пошли наши пращуры дальше и долго блуждали, и много погибло народа в нашем племени, пока мы не остановились здесь, на берегах Волги и Которосли.
• - Правда ли, Рина, что вы все волхвы и волховки. – с любопытством ждал ответа Ярослав.
• Долго молчала Рина и, наконец, произнесла:
• - Ах, чужестранец, быстро течет время, и немногие уже могут слышать Землю – мать, Макошь Чудную, или воззвать к Велесу, когда беда грозит людям.
• - Ваши Боги, Рина, глухи к молитвам живых. Они только идолы. У нас в Киеве мой отец Владимир давно порушил всех идолов и разметал древние капища. Он принял новую веру. Веру Бога Христа. И я принес вам эту веру.
• Шестнадцатилетний Ярослав сказал это торжественно, так, чтобы поразить воображение женщины. Рина улыбнулась, принимая его слова за желание казаться значительным человеком.
• - Нет, Ярослав, мы живы своей верой, и твердо знаем, что настанет час, и вернутся наши Боги, и воскресят пращуров, и воссоединятся любимые, и воссияют праведники, и обретут смелость трусливые, и поселится доброта в сердцах злых, и утратит оружие жестокость, и увидят все, как Прекрасна Земля наша – Макошь Чудная и она укроет нас добротой своей и подарит нам другую, светлую жизнь.
• Ярослав обхватил стан женщины. Шелк одежд её возбуждал страсть. Ему хотелось целовать её губы, её руки, её грудь, но он оробел и только смог положить голову на её колени.
• - Ладо мой! Любый! Как не похож ты на всех, кого я знала до тебя! Пусть не коснется тебя любовь других женщин!
• В прибрежных кустах что-то зашевелилось, и женский голос прошелестел:
• - Рина, Рина, иди домой, тебя Выжлец взыскался.
• - Нада, это ты? Выходи из кустов, не прячься, - приказала Рина.
• Из кустов выбралась молоденькая девушка. Тонкий стан её покрывала теплая накидка из кашмирской шерстяной ткани.
• - Ты зачем ходишь за мной, Нада?- строго спросила Рина.
• - Я боюсь. Выжлец грозится прибить тебя.
• - Иди домой, Нада, и скажи всем, что я ночую там, где захочу. Сегодня звезды мне указали путь к любищу Ярославову. Там я и заночую. Иди!- прикрикнула она на девушку.
• Нада покорно пошла вдоль берега, и скрылась за поворотом, где Которосль несла свои воды к своей матери Волге.
• - Рина! Ты хочешь войти в мой дом?
• - Нет, Ярослав, нет, любый мой, я пришла, чтобы провести эту ночь с тобой. И разве мало места нам под луной, чтобы укрыться в лугах на высоких травах, на мягкой мураве, под светом луны или молодого месяца…
•
• Она поднялась на ноги и потянула Ярослава за собой. Крутой берег они преодолели, помогая друг другу. Ярослав крепко держал руку Рины, боясь отпустить её. Ему казалось, что это не Явь, что вот отпустит он руку женщины и она, как птица Сирин, взмахнув шелковыми крылами, взметнется в Небо и останется он один на этом крутом Волжском берегу. Сейчас она была нужна ему. Очень нужна….
•
• Рина чувствовала, как дрожит всем телом юный князь, прижимаясь к ней, как бы желая укрыться от того озноба, что тряс его тело.
• - Встань, не лежи на росистой траве. Рана твоя ещё не даёт тебе воли…- заботливо подвигаясь к Ярославу ближе, и обнимая его сильными руками, будто укрывая от свежего и влажного утреннего воздуха, говорила Рина.
• - Мне хорошо с тобой, - Ярослав ткнулся в плечо женщине и затих.
• Рина взяла в свои теплые руки его ладонь, развернула к свету месяца, начинавшему блекнуть в переливах розовой зари.
• - Что видишь ты в моей ладони?- тихо прошептал князь.
- Вижу, как ты не расстаёшься с мечом деда своего, - прошептала Рина, внимательно рассматривая линии руки Ярослава.
- Откуда знать тебе о мече князя Рогволда!?- встрепенулся Ярослав.
- Не спрашивай меня…. А ещё я вижу, что быть тебе Великим и Мудрым каганом, и устроишь ты Русь, и будет жить она по единому закону, данному тобой….
- Тогда ответь мне, женщину по имени Рина Милосердная, видишь ли рядом со мной? – Ярослав попытался обнять Рину за плечи, но она отстранилась, и он увидел, как лицо её помрачнело.
- Ах, любый мой! Не долго быть тебе с Риной вместе. Не будет тебе любви ни в юности, ни в зрелые годы, ни в старости…. Так говорят звезды, что падают в твою ладонь…
- Твоё предсказание страшно для меня, Рина, - Ярослав помрачнел
- Лишь однажды ты познаешь любовь, но потеряешь быстро. Будет она теплится в твоем сердце, до конца дней твоих…
- Мне надо идти в Ростов на Неро-озеро. Но я не оставлю тебя, Рина… Ты пойдешь со мной…
- Ты князь. Ты должен исполнять волю отца, одарившего тебя отчиной. Иди туда, куда призывает тебя долг воина. А я буду ждать тебя. До Ивана Купалы. Если не придешь к Великому костру, потеряешь Рину Милосердную….- Рина пригладила волосы Ярослава рукой, и поцеловала в самые губы.
- Что может статься с тобой? Рина?
- Скоро у нас в Медвежьем углу будет праздник Купалы. Лыткари зажгут очистительный огонь. Мужи будут выбирать жен, а жены выбирать мужей. …. Так бывает каждый год на Купалу. …
Может Выжлец вновь выберет меня в жены, тогда он убьет тебя. Если я откажусь от его выбора, то он отдаст меня в жены Священному медведю – Велесу.
В этот миг рычание огромного зверя потряс утренний воздух. Такое рычание Ярослав уже слышал, когда волхв Кича обезглавил петуха и запах этой крови почуял зверь.
- Кто так страшно рычит, Рина?
- Живой Бог Велес. Медведь.
- Это ему готовит тебя Выжлец?
- Ему….
- Я приду на Ивана Купалу. И выберу тебя в жены. Ты моя, Рина. Только моя…….. - сейчас Ярослава не мучили сомнения, он был тверд в своих помыслах.
Он должен был вернуться из Ростова, ввести Рину в свой дом и управлять мерянским краем именно отсюда, из Медвежьего угла. Он уже оценил выгоду этого места. Держать торговлю на Волге будет он, Ярослав, а не Выжлец или Кича… Он будет собирать тамгу за безопасное движение иноземных судов.
- А велик ли путь моей жизни будет? Скажи, Рина…
Рина улыбнулась, каждый хотел знать длину своего жизненного пути.
- Достаточен, чтобы помнили тебя в веках… А теперь иди домой и усни, чтобы проснуться здоровым, княже.
Рина опустила ладонь свою на чело князя, и покачала головой.
- Ах, ясень мой, ясный! Тебе ещё надо силы набраться, чтобы немочь не правила твоими делами, но здоровая сила….
- Так меня матушка называла прежде….Ясень ясный….Мне хорошо с тобой, Рина. Не хочу в Ростов идти. Остался бы с тобой на века.
- Иди туда, куда судьба тебя ведет. Ты князь, а не жена нежная…- слова Рины прозвучали строго.
Ярослав засмеялся:
- Рина, Рина, я же знаю, что ты хочешь прогнать меня с твоей земли!
Рина отрицательно покачала головой:
- Не я хочу, княже, не я…..
- Ах, Рина, мы уйдем отсюда. Но город мой не разрушайте. Я приду на Купалу и назову тебя своей женой.
- Значит, мне не жить!...., - в глазах Рины блеснули слезы.
- Нет, Рина, нет! Мы с тобою здесь на берегу Волги и Которосли будем любить друг друга долго и счастливо и умрем в один день!- в этот счастливый час Ярослав не хотел покоряться ни судьбе, ни волхвам, ни воинам мерян.
- Много воды унесет Волга, пока тебя Мудрым назовут, но даже и мудрый человек покоряется судьбе…. Иди в свой город и усни, ладо мой. Набирайся сил!
Рина решительно встала, рукой провела по шелку, стряхнув, приставшие сухие травинки, и пошла в сторону Велесова капища, не оборачиваясь на Ярослава.