Наша служба и опасна, и трудна...

Иван Солдаткин
* Данное произведение в целом, как и главный, и остальные герои, в частности, является, исключительно, плодом фантазии автора; поэтому любые совпадения с реальными людьми или эпизодами действительности - абсолютно случайны.

Я – магавник. Уже бывший.
 
Когда я призвался, то на Бакуме (база приема и распределения призывников в Израиле) мне устроили экзамен, в котором было много буковок и картинок. Я ничего не понял, поэтому отвечал наугад.  Потом спросили, где я хочу служить. Я хотел сказать, что в «Голани» (пехотная бригада), но забыл, как это называется. Поэтому сделал страшную рожу и крикнул «пиф-паф» и добавил «тра-та-та». Офицер очень обрадовался и сказал, что по результатам экзаменов и, особенно, личного собеседования я распределен в «магав». Сначала я попытался возмутиться, потому, что знал, что «магав» - это швабра на иврите и подумал, что это какая-то часть поломойщиков. Но офицер сказал мне, что «магав» - это сокращенно «пограничники».  Потом он мне показал клип, где «швабрики», ой, простите, – «магавники» делали много «пиф-паф», и еще больше «тра-та-та-та». А еще они много махали палками, и у них были наручники. Офицер уверил меня, что я не пожалею, в других войсках, даже в «Голани» (откуда он узнал?) палки и наручники не выдают. Короче, мне понравилось, и меня увезли в учебку.

В учебке я познакомился с другими солдатами. Там, почему-то, нас стали называть «полицейскими», и только к концу учебки я понял, что «магав» относится к полиции. Правда, большинство моих товарищей так и не смогли понять этого до конца службы. Я, видимо, выделялся своим умственным развитием и, поэтому, в конце концов, стал офицером. Но не буду забегать вперед.

На первых наших стрельбах я проявил свои недюжинные умственные способности. Вот как это было. После моего первого выстрела мы с сержантом пошли проверять мишень. В мишени торчала пуля. Сержант сказал, что я слабо жму на спусковой крючок, поэтому пуля не пробивает мишень, а застревает с ней. В следующий раз я нажал сильнее, но в мишени снова сидела пуля. Сержант снова сказал, что нужно жать еще сильнее. На третий раз я нажал со всей мочи. В мишени торчал боек. Сержант упрекнул меня, сказав, что уж очень сильно жать не надо, а то вылетает боек. Я долго думал, что же мне делать, как правильно стрелять? Разгадка пришла, когда мы чистили оружие. Разобрав его, я увидел, что мой боек на месте. Подняв руку, я попросил слова, и сказал сержанту, что разгадал загадку пуль и бойка – он их втыкал в мишень, пока я не видел, потому что мой боек на месте, - значит в мишени был другой боек. Сержант позвал офицера, они попросили меня рассказать о моем открытии всему взводу, а потом, оценив остроту моего ума, заявили, что меня ждет большое будущее, и они рекомендуют меня на офицерские курсы.

На офицерских курсах было собеседование с психологом. На его вопрос о моем самом сокровенном желании, я ответил ему, что хотел бы автоматный рожок, в котором никогда не кончаются патроны. Психолог посмотрел на меня как-то странно и спросил о моем следующем за этим сокровенном желании. Я, естественно, сказал, что взял бы еще один такой рожок. Психолог похлопал меня по плечу и выразил уверенность в моей блестящей карьере. На этом собеседование с ним закончилось. А под конец курса у нас проводили конкурс между представителями различных родов войск на самых умных. Условие было досчитать до 10-и. Самый умный десантник досчитал до 8-и и спекся. Моя очередь была последней. Я легко досчитал до 10-и. Все мне хлопали. Главный судья конкурса спросил меня, а знаю ли я дальше? Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Конечно же знаю: «валет», «дама», «король», «туз»; что тут же и выдал. Мне снова хлопали, еще сильнее, чем в первый раз.
Короче, офицерские курсы я закончил с отличием, и мне сразу дали не «младшего», а полноценного «лейтенанта».

О боевых буднях мне писать нельзя, потому как – секрет. Но, например, про «размежевание», или как у нас тут говорят - «итнаткут», могу написать. Это не секрет, нас даже по телеку показывали. Нам выдали такие красивые синие жилетки и шапочки с гербами и флагами. Сказали, что нужно выселять поселенцев с «регишут (чуткостью)» и «нехишут (решимостью)». Первое слово я не понял, зато второе мне было понятно. Правда среди моих солдат были такие, которые, видимо поняли и первое слово. Начали задавать вопросы, типа «зачем их вообще выселять?», «они ведь тут законно живут». Но я им быстро объяснил, что закон у них один – и это я, а у меня – мое начальство. И вообще, поселенцы эти – дармоеды и препятствие к миру. Сидят тут за счет государства и раздражают арабов, а еще и охраняй их. Поэтому ради мира, народа и страны надо их выселить.
В общем, забрали у нас автоматы и пистолеты, хорошо хоть палки оставили, и жилетки с шапочками дали, и послали выселять. Сказали – в одном из домов армия не справляется. Солдатки уже плачут и не функционируют. Приходим, вижу – муж в такой тряпке белой с кистями и коробочки на голове и руке у него. Стоит в углу, качается с книжкой в руках. Ага, молится, типа, понял я. Вокруг дети бегают, мал мала меньше, штук шесть насчитал; кричат что-то, видимо из Торы. Но Тору я не учил, так что не понял, что они хотят, да оно мне и не надо. На диване сидит женщина, жена видимо: на голове тряпка, у груди еще один ребенок, совсем малой. А, эта кормит, - соображалка моя работала, как надо. Но меня не проведешь. Нас учили, что эти, с тряпками и коробками, ага, вспомнил, «религиозные» называются, - они вредные и все делают специально, назло нам. Если жена кормит, то не потому, что ребенок есть хочет, а нам назло. Так и объясняли. Ну, со мной две девахи были, из наших, из пограничниц – боевые девки. Я им команду дал, они быстро подскочили к женщине, одна ребенка – хвать, жена только рванулась, а вторая уже ей руку болевым скрутила – и на выход. Мы с парнями мужа резво оприходовали, без шума и пыли; он чего-то кричал, но нам пофигу – мы все равно так быстро на иврите не понимаем. Ну, а дети сами уже к автобусу подтянулись. Солдатки, которые плакали, странно так на нас смотрели, даже плакать перестали. Наверное, крутизну оценили. Жалко, нам запрещено на службе знакомиться, я бы у них телефончик попросил, пока они под впечатлением.

Прослужил я 10 лет. Вдруг вызывают меня к большому командиру, а он мне говорит, что, мол, я уже капитан, на должности давно, пора молодым дорогу давать. Ну, я ему – давайте, говорю. Тут он мне и выдал, что для этого мою должность освободить надо, а наверху все занято, а то, что свободно – не для меня, потому, что умный слишком. Это если неофициально, а официально – нужна академическая степень, а у меня даже аттестата зрелости нет. Так что, спасибо за службу, выходное пособие в бухгалтерии.

Теперь я работаю в охранной фирме инспектором сторожей. Объезжаю точки, слежу за порядком и дисциплиной. Сторожа у меня в форме – я им устраиваю построения и учебные тревоги. Так что жизнь налаживается.

Одного не могу понять до сих пор – почему «магав» называются пограничниками, если границу защищают совсем другие парни?