Продолжение
Начало на http://www.proza.ru/2010/07/25/1221
Океан с тихим шипением лизал берег. Солнце уже прошло три четверти своего пути и висело не так уж далеко от горизонта. Наверное, уже было часов пять.
Карасик расположился на прогретых светилом камнях. Ох, и задержался он, однако.
Из рюкзака он извлек дневник и ручку. Оштампованная бумага с водяными логотипами Института, такими же, как на его руке, обладала удивительными свойствами. Она не горела, и в воде не размокала, как обычная. Но при этом писать по ней можно было любым типом пишущих средств. Хоть чернилами и пером, хоть ручкой, хоть углеродным грифелем или просто углем.
Марк застрочил описание последнего дня. Событий было много. Все фиксировала камера. Но надо было выделить самое главное. Иногда он отрывался от своего занятия и вслушивался в шелест океана.
Он любил океан, хоть тот и унес жизни его родителей. Любил сидеть на берегу. И в родном времени, и в любом другом. Если случалось оказаться в этих краях по заданию Института, он приходил на этот пляж и наслаждался незыблемостью, которой так не хватало человеческой жизни. Конечно, берег менялся со временем. Ветер и вода поработали над прибрежными скалами, изрезав их профиль. А сам берег придвинулся теперь почти вплотную к ним. Но все же это был все тот же берег. И все тот же океан. В настоящем Карасик набирался здесь покоем и Солнцем, чтобы потом провести ночь в пустой и тихой квартире.
От неожиданного удара Марк прочертил по всей странице кривую полосу. А от следующего – кубарем полетел с высокого камня.
- Карась! Смотри-ка, и впрямь похож!
В полете Марк извернулся, так что теперь оказался к врагам лицом.
- Так что ты там возбухал против личности Иннокентия Капитоновича Тилькова?
За спиной рыхлого Иннокентия подпирали друг друга «здоровые лбы» их класса. Они довольно похихикивали, предвкушая расправу.
- Слышь, Иннокентий Капитонович, - Марк сердито отплевался от песка, – шел бы ты по добру, по здорову.
- А то что? – Тильков сделал к нему шаг и наступил на ногу. Марк сбросил его кроссовок и встал. Одним движением, как учили наставники по рукопашному бою.
- Ух ты, как мы умеем. Только ты, Карась, не карась вовсе. А килька в томатном соусе. Малё-хонькая такая, - Тильков сощурился, показывая пухлыми пальцами размер означенной рыбки. – И ты сейчас в этом убедишься.
- Слышь, я не хочу тебя бить, Тильков. И не потому, что у тебя папаша чиновник. Плевать я хотел на чины. Просто, люди не для того созданы, чтоб досаждать друг другу. А наоборот.
Тильков сначала захлопал куцыми ресницами. А потом расхохотался.
- Слышите, он не хочет меня бить, - Тильков обошел вокруг худого Карасика. – А тебе и не придется этого делать. Бить будут тебя.
И он ткнул его кулаком в плечо. Карась напрягся. От удара даже не шевельнулся.
Интересно, легко это, подставить левую щеку, когда тебя ударили по правой?
Тем временем свита уже сошлась кольцом вокруг Марка и своего повелителя. Они мерзко улюлюкали и похихикивали, предвкушая расправу. Потом проверили его карманы.
- Ты тут в магазин на досуге заходил. Деньжатами обзавелся? – Тильков запустил пухлую руку в карман брюк. Марк ударил по ней. Жестко, рубящим движением ладони, как учили в Институте. Тильков взвыл, а ему достался увесистый подзатыльник, после которого Тильковские молодчики цепко ухватили его и повалили на землю лицом вниз.
- Ого, - Тильков рассматривал скатку из купюр. Утром Карасик не только дневник забрал у Сержа, но и командировочные получил. Хорошо еще, что половину потратил. Жаль, что не все. – Ребзя, да мы живем!..
Били Марка с наслаждением. Удары сыпали с оттяжкой, унизительно держа его в полусогнутом состоянии. Сначала, держать приходилось всем. Потом, когда он обессилил, управлялось с этим делом всего двое. Сначала Марк рвался, выскальзывал ужом. Но было поздно. Нельзя было допускать, чтоб его окружили. А теперь они с наслаждением давали ему пинки. Кто с разбега, кто – просто так, оттачивая маховые удары ногами.
Теперь он просто плакал. Слезы застилали глаза. Он плакал не столько от боли, сколько от унижения.
- Ну что, гнида. Будешь просить прощения у Иннокентия Капитоновича?
Марка бросили к ногам Тилькова, и у него даже не нашлось сил, чтоб встать. Ноги нещадно болели. В голове нелогично мелькнула трезвая мысль: «сможет ли он после этого ходить?»
- Я повторяю вопрос, - с нотками эсесовца произнес Тилькин.
Марк отрицательно мотнул головой.
- Ребят, он не понял. По-моему, стоит продолжить.
Кто-то покровительственно похлопал Марка по нещадно болевшему заду.
- Еще убьем, гниду.
- А если и так? Пусть сдохнет. Никто не узнает.
Марк снова задохнулся от унижения. Его тряхнули, поставили на колени, держа за волосы, запрокинули голову, так чтоб Тильков мог смотреть ему в глаза.
- Я чего-то не пойму, Килька! Перед училкой он, видите ли, извиняется. А передо мной – нет?
- Та ж ему психоанализатором пригрозила.
- А что, Килька, ты не хочешь повстречаться с доктором? – обидчик склонился к его лицу и заглядывал ему в глаза своими заплывшими жиром глазками. – А по-че-му?
- Слышь, Кеша, он что-то писал, когда мы пришли. Может, он псих? Надо посмотреть.
- Ага, - кивнул Кеша.- Вон его опусы валяются. Тащи.
Дневник был раскрыт на середине. Страницы перевернулись во время полета. Тильков с удивлением рассматривал необычную тетрадь.
По лицу Марка беззвучно текли слезы. Они не смогли бы остановиться, даже если б он сильно захотел. Но Марк и не пытался. Всхлипывая, он вдруг закричал на Тильковскую компанию:
- Псы! Псы! Продались за грошии и радуетесь своей бесхребетности.
Тут же последовала крепкая оплеуха.
- Ребзя, я тут ничего не пойму. Он пишет про какую-то Иудею. И про то, что там самое унизительное ругательство – пес.
- Ну-ка? – Тильковские прихлебатели вовсе не все были тупыми. Колька Важников, который взял тетрадь, прежде всегда казался Марку порядочным парнем. А теперь… Колька, как и все, с азартом отвешивал ему пинки. – Кеш, а ты видел, что тут написано? На обложке?
- И чё? Читай.
- Институт Времени. Дневник эксперта.
Все замерли. На их лицах явственно отразился страх.
- Что? – Тильков посмотрел на Карася. – Это чье у тебя?
Карась молчал.
- Выкинь быстрее эту гадость. Лучше в море. И руки помой.
- Ты тоже её трогал.
Карася отпустили. Он упал на песок лицом вниз, не в силах пошевелиться от горячей волны боли.
Как-то сразу у всей компании пропал интерес и азарт. Его удовлетворенные мучители засобирались домой.
- Слышь, Карась, - кроссовки Тилькова замерли возле его лица. – В школе против меня еще что-нибудь пикнешь – мы здесь всю процедуру снова повторим. Надеюсь, тебе понравилось.
- Пока, Карасик, до завтра.
Они ритуально по одному попрощались с ним, уходя. А Колька, уходивший последним, вдруг крикнул:
- Подождите, давайте облегчим жизнь страдальцу. Такая жара, а он в рубашке. Нож есть у кого-нить?
- Есть, - от толпы откололся мелкий Шастик. Его прозвали так за лопухастые уши, но прозвище со временем укоротили. – Вот, держи.
Колька взял нож и стал разрезать рукав.
- Вот… сделаем футболочку. Один, - он ловко орудовал лезвием. – теперь – второй.
Когда надрез стал достаточным, чтобы рассмотреть заклейменную руку, Колька присвистнул.
- Слышь, Карась. Это что у тебя? – а потом, прочитав, отшатнулся. – Институт Времени? Так это было твое?
Марк растянул губы в злорадной усмешке. Вот она, маленькая месть...
- Видишь, сколько инфекций, Коля? - с трудом прохрипел он. - Теперь тебе все, каюк однозначный. И всем, кто меня трогал. Так что поторопитесь к врачу.
Ужас перекосил лица нападавших. Марк злорадно расхохотался, а потом отключился от сильного удара ногой по голове.
Продолжение на http://www.proza.ru/2010/07/25/1256