К 30-летию кончины Владимира Высоцкого

Геннадий Кагановский
Случилось так, что тридцать лет назад, утром 25 июля 1980, я вернулся домой, в Москву, из ботанической экспедиции на Полярный Урал, где, между прочим, мне довелось побывать в поселке Харп и наблюдать там на каторжных работах особо опасных преступников в полосатых робах (упоминаю здесь вскользь об этом, поскольку осужденный ныне высокопоставленный офицер МВД Евсюков отправлен отбывать свой пожизненный срок именно в Харп). И в то же утро, настроив по обыкновению свой приемник на волну радиостанции «Свобода», я был ошеломлен невероятной новостью: минувшей ночью в возрасте 42 лет умер Владимир Высоцкий.

Должен сейчас со стыдом признаться: до того момента я до обидного мало слышал его песен, в основном знал его по фильмам (был, конечно, потрясен его Жегловым в говорухинском сериале), а в театре побывал лишь на «Пугачеве» с его знаменитым монологом Хлопуши. Но в тот исторический, роковой день, благодаря р/c «Свобода», посвятившей Высоцкому значительную долю своего эфира, я услышал подборку наиболее значимых, навсегда запоминающихся его песен, причем в необыкновенно впечатляющих, качественных записях. Так, например, меня совершенно сразила запись, сделанная, насколько мне запомнилось, во время пребывания Высоцкого в Штатах: он спел свою гениальную песню «Где мои семнадцать лет?!» в сопровождении тамошнего высокопрофессионального оркестра и мужского хора…

Не буду перечислять здесь впервые услышанные тогда мною песни, вскоре ставшие по праву классикой русской поэзии, песенного искусства, исполнительской культуры. Добавлю только: на следующий день я поехал на Таганку и увидел в выходящей на площадь театральной витрине большой портрет поэта-артиста с траурным сообщением о его безвременной кончине, а также с прислоненной к нему гитарой.

А в день похорон я устроил себе на работе (во ВНИИ лекарственных растений) «местную командировку» и стал свидетелем того, какие неисчислимые тысячи скорбных москвичей, с цветами и без цветов, запрудили прилегающие к театру улицы, а также – что особенно меня поразило – все крыши многоэтажных домов по периметру необозримой Таганской площади…

В те же дни у меня родилось стихотворение, вошедшее позднее в мой большой сборник «Летучий Голландец». Позволю себе привести здесь этот текст.

Владимиру Высоцкому

Ты спорт воспел и осмеял,
Цедя целительные яды,
И как нарочно подгадал
Свой финиш – к дням Олимпиады.

Гвоздики, розы, васильки
Тебе на грудь легли с любовью.
Гитара с дружеской руки
Здесь притулилась к изголовью.

И нет шипов, и не видать
Тех, кто твоею был мишенью
И кто тебя на мушку взять –
Ловил, вытягивая шею.

Они живут, как прежде жили,
Как с ними ты в облаве жил.
Тебя флажками обложили,
И ты их – тоже “обложил”.

Через кордоны и капканы,
Поверх запретов и флажков,
Тугими волчьими прыжками
Прорвался ты – и был таков…

Сгорел, как спичка на ветру,
Как звёзды гаснут поутру.

Кому-то это по нутру –
С ухмылкой к твоему одру.

Но ты – апостолу Петру:
– Ещё носы я им утру!..
..................................................

Певец, не павший на колени,
Вдруг рухнул навзничь, как стена.

… До хрипоты – горластый гений
Орёт из каждого окна!


1980, июль