Голоса
Родные голоса... но где же вы? -
один давным-давно мертвы, другие
потеряны, как если бы мертвы.
Они порой воскреснут в сновиденьях,
они порой тревожат наши мысли
и, отзвуком неясным пробуждая
поэзию минувшей нашей жизни,
как музыка ночная, угасают...
(Пер. Р. Дубровкина)
Достаточно порой одного стихотворения, чтобы попасть под обаяние этой простой сильной поэзии.
Кажется, что здесь вообще отсутствуют поэтические средства, но это не так.
Например, Бродский резко судил многих коллег по цеху, называл поэтическое наследие Набокова второсортным, – а вот к Кавафису испытывал пиетет столь сильный, что редактировал переводы его стихов и написал эссе «На стороне Кавафиса».
Константинос Кавафис, грек, жил в Египте, в Александрии, на «задворках Европы». Жизнь его длилась 70 лет, начиная с 1863 года, и была предельно бессобытийной. Писал стихи, печатал в газетах (не издал ни одной книжки) толковал в кафе с местными литераторами, играл в карты и на скачках, посещал гомосексуальные бордели и иногда наведывался в церковь. Читать стали его уже гораздо позже его жизни. Причем - читать бешено :)
Откуда его вдохновение – об этом, например, он высказался так:
Начало
Запретное и острое блаженство
отхлынуло. Они встают с матраца
и быстро одеваются без слов.
Выходят врозь, украдкой, и по этой
неловкости на улице понятно:
им кажется, что всё в них выдает,
с кем миг назад они упали рядом.
Но так и дорастают до стихов.
И завтра. Позже. Через годы, сила
Наполнит строки, чье начало – здесь.
(Перевод Б. Дубина)
Но дело, конечно, не в гомосексуальности как таковой. Бродский говорит: «и это ТОЖЕ», соглашаясь, что гомосексуальность сильней побуждает к самоанализу, но замечая, что вообще 90% любой лирики написано postcoitum. А у Кавафиса все стихи написаны ретроспективно. А добрых две трети их – о темной, богатой, полной красочных мифов истории его родного захолустья, Александрии Египетской.
Бродский считал, что «удовольствие вспоминать» было ценно для Кавафиса ВООБЩЕ: здесь не играет роли, память ли это о его собственном «вчера», или о том «вчера», когда последние корабли Клеопатры уходили отсюда после разгрома при Акциуме. Необратимость и там, и там.
Воспоминание может коснуться и исторического прошлого, и прошлого личного, потерянного величия древности и потерянной вчерашней любви, и соединиться так, к примеру:
По рецептам древних магов
Какое снадобье из трав волшебных, -
сказал один ценитель красоты, -
какое снадобье, составленное по рецептам
греко-сирийских древних магов,
вернет хотя бы день (если не действует
на дольший срок), вернет хотя бы час
из той поры, когда мне было двадцать три;
И друга возвратит, вернув ему
Двадцать два года, красоту, любовь.
Какое снадобье и по каким рецептам
греко-сирийских древних магов
теченье времени направит вспять
и нашу маленькую комнату вернет нам.
(Перевод Е. Смагиной)
Короче говоря – везде здесь классическая греческая повесть о мироправящем эросе, заметил Бродский.
Кавафис оживил много картинок, известных по античным источникам. Порой он чуть ли не буквально следовал за текстом античного автора. Критики упрекали его за якобы автоматизм пересказа: всё то же следствие обманчивой «естественности» и простоты стихов.
Вот ТЕСТ – все-таки на тонкость слуха читающего, а не на совершенство стиха:
Царь Деметрий
"Уже не как царь, но как актер, переоделся, сменив
свой знаменитый роскошный плащ на темный
и обыкновенный, а затем незаметно ускользнул".
Плутарх. Жизнеописание Деметрия.
Когда его отвергли македонцы
и оказали предпочтенье Пирру,
Деметрий (сильный духом) не по-царски
повел себя, как говорит молва.
Он золотые снял с себя одежды
и сбросил башмаки пурпурные. Потом
в простое платье быстро облачился
и удалился. Поступил он как актер,
что, роль свою сыграв,
когда спектакль окончен,
меняет облаченье и уходит.
Читатель может судить: либо он чувствует, как поэт при помощи нескольких нюансов преображает смысл эпиграфа,
– либо нет.
Текст Плутарха сухой, но в нем мимолетно брошенное «ускользнул» выдает насмешку над незадачливо потерявшим власть Деметрием.
Читатель же смотрит с иного расстояния.
Пусть он не знает, что речь идет о наследовании недавно разделенной империи Александра Великого, пусть не слыхал никогда о «пирровой победе», – он всё же почувствует, что здесь – некая универсальная модель царской судьбы, сто раз проигранная историей, допустим, начиная с короля Лира, и что руководило Деметрием Полиоркетом отнюдь не только малодушие.
Отказ от одеяний власти и возврат к судьбе «просто человека» – поступок, в глазах современности, достойный, как минимум, поэзии.
Вот еще поступок; на этот раз стоический. Точнее - призыв к нему.
Это Марк Антоний в Александрии. В последние часы свой мощной суетной жизни, говорят, он услыхал, как Дионис, его покровитель среди богов, в сопровождении своей свиты и музыки торжественно уходит из города. А это значило – Провидение ставит точку в его, Антония, судьбе…
Покидает бог Антония
Когда внезапно в час глубокой ночи
услышишь за окном оркестр незримый –
божественную музыку и голоса –
судьбу, которая к тебе переменилась,
дела, которые не удались, мечты,
которые обманом обернулись,
оплакивать не вздумай понапрасну.
Давно готовый ко всему, отважный,
прощайся с Александрией, она уходит.
И главное – не обманись, не убеди
себя, что это сон, ошибка слуха,
к пустым надеждам зря не снисходи.
Давно готовый ко всему, отважный,
ты, удостоившийся города такого,
к окну уверенно и твердо подойди
и вслушайся с волнением, однако
без жалоб и без мелочных обид
в волшебную мелодию оркестра,
внемли и наслаждайся каждым звуком,
прощаясь с Александрией, которую теряешь.
(Пер. С. Ильинской)
Здесь, как вы поняли, Александрия произносится как АлексАндрия - классическое звучание имени города. Кавафис, кстати говоря, прочно нанес эту АлексАндрию на литературную карту мира. Он сплел из александрийской яви, былей и небылей орнамент, который гипнотизирует уже не одно поколение. Пример его гипноза - "Александрийский квартет" Лоренса Даррела, сверкающая красками глыба-роман размером чуть побольше "Войны и мира", в которой и сам Кавафис ("Старый Поэт") такая органическая часть городского пейзажа и мифологии, что, извлеки из книги его, - всё рассыплется.
О простоте стиха Кавафиса, о том, что он делает с выразительными средствами, о технике его «волшебства» сказано много. Емко писал Бродский:
«Каждый поэт теряет в переводе, и Кавафис не исключение.
Исключительно то, что он также и приобретает.
Он приобретает потому, что уже с 1909-1910 годов начал освобождать свои стихи от всякого поэтического обихода – богатой образности, сравнений, метрического блеска и рифм.
Это – экономия зрелости.
Кавафис прибегает к намеренно "бедным" средствам, к использованию слов в
их первичных значениях, чтобы еще усилить эту экономию. Так, например, он
называет изумруды "зелеными", а тела описывает как "молодые и красивые".
Эта техника пришла, когда Кавафис понял, что язык не является инструментом
познания, но инструментом ПРИСВОЕНИЯ, что человек, природный буржуа,
использует язык так же, как одежду и жилье…»
По тавернам
По тавернам бейрутским, по борделям шатаюсь,
боль глуша, - докатился. Я бежал без оглядки
прочь из Александрии. Я не ждал от Тамида,
что меня променяет он на сына эпарха
ради виллы на Ниле и дворца городского.
Я бежал без оглядки прочь из Александрии.
По тавернам бейрутским, по борделям шатаюсь,
боль глуша, - докатился. В этой жизни беспутной
мне одно помогает, как соприкосновенье
с красотой долговечной, как держащийся запах
на губах и на теле, - то, что целых два года
мой Тамид несравненный, мальчик мой, был со мною -
и не ради чертогов или виллы на Ниле.
Вдали
Я эту память в слове удержать хочу...
Такую хрупкую... Она почти растаяла
вдали, за дымкой отроческих лет.
Как лепесток жасмина, матовая кожа...
Вечерний сумрак августа - был, вероятно, август...
Глаза я помню смутно, но как будто синие...
Да, синие, сапфирно-синие глаза.
И еще напоследок Бродский:
«Обращение Кавафиса к "бедным" определениям дает неожиданный эффект:
возникает ментальная тавтология, которая раскрепощает воображение
читателя, – в то время как более разработанные образы и сравнения пленяли бы
воображение или бы ограничивали его уже ими достигнутым.
Кавафис сделал очень простую вещь. Метафора образуется из двух составных частей: из объекта описания ("содержания") и объекта, к которому первый привязан путем воображения или просто грамматики ("носитель"). Связи, которые обычно содержатся во второй части, дают писателю возможность совершенно неограниченного развития.
Это и есть механизм стихотворения.
Кавафис концентрируется непосредственно на "носителе"; развивая и разрабатывая его подразумеваемую зависимость от первой части метафоры, но не заботясь возвращением к ней как к самоочевидной. "Носителем" была Александрия, "содержанием" – жизнь…»
Город
Сказал ты: "Еду в край чужой, найду другое море
и город новый отыщу, прекраснее, чем мой,
где в замыслах конец сквозит, как приговор немой,
а сердце остывает, как в могиле.
Доколе разум мой дремать останется в бессилье?
Куда ни брошу взгляд - руины без числа:
то жизнь моя лежит, разрушена дотла,
ее сгубил, потратил я с судьбой в напрасном споре".
Нет, не ищи других земель, неведомого моря:
твой Город за тобой пойдет. И будешь ты смотреть
на те же самые дома, и медленно стареть
на тех же самых улицах, что прежде,
и тот же Город находить. В другой - оставь надежду -
нет ни дорог тебе, ни корабля.
Не уголок один потерян - вся земля,
коль жизнь свою потратил ты, с судьбой напрасно споря.
****
Написал Кавафис не очень много. Писал по два - три стихотворения в год, - непонятная нам, сегодняшним, неторопливость, да? Как будто сразу в вечность целился...
Был прекрасный сайт с полным корпусом его стихов – и исчез, похоже…
Всё равно, в сети Кавафис ЕСТЬ.
Здесь, например, приличный объем им написанного:
Здесь античная тематика: http://www.mify.org/poems/poems20/kabaphes.shtml
Кстати. «Стихи Ру» содержат страничку «Кавафис в переводах Вланеса», http://www.stihi.ru/avtor/kavafis&s=50
Я не рекомендовал бы представление о поэзии Кавафиса составлять по этим переводам; на мой взгляд, во многих из них теряется ритмическая упругость и большая доля красоты стиха.
Хотя… почитав качественные переложения, можно сравнить :) - с пользой для себя.
Кавафисом в России занималось много серьезных людей:
Солонович, Дубин, Ильинская, Мориц, Смагина… Есть блок переводов Г. Шмакова под редакцией Бродского. Есть эксперимент М. Гаспарова – т.н. «сокращенные» переводы кавафисовских стихов; всё это живые свидетельства интереса к методу «последнего матроса Одиссея», как называют Кавафиса греческие поэты.
Метод его кратко можно, наверно, так описать:
Скромное и глубокое проникновение в суть происходящего
Поэтическое человеческое переживание
Интеллектуальное и эмоциональное усилие.
****
В ожидании варваров
Перевод Михаила Гаспарова.
Журнал "Комментарии", № 15 (1998).
- Отчего народ в перепуге?
- Идут варвары, скоро будут здесь.
- Отчего сенаторы не у дела?
- Идут варвары, их и будет власть.
- Отчего император застыл на троне?
- Идут варвары, он воздаст им честь.
- Отчего вся знать в золоте и каменьях?
- Идут варвары, они любят блеск.
- Отчего ораторы онемели?
- Идут варвары, они не любят слов.
- Отчего не работают водопроводы?
- Идут варвары, спрашивайте их.
- Отчего все кричат и разбегаются?
Весть с границы: варвары не пришли,
Варваров вовсе и не было.
Что теперь будет?
С варварами была хоть какая-то ясность.
Сравните с «каноническим», не разрушающим оригинал, переводом Шмакова под редакцией Бродского:
В ожидании варваров
- Чего мы ждем, собравшись здесь на площади?
- Сегодня в город прибывают варвары.
- Почто бездействует Сенат? Почто сенаторы
сидят, не заняты законодательством?
- Сегодня в город прибывают варвары.
К чему теперь Сенат с его законами?
Вот варвары придут и издадут законы.
- Зачем так рано Император поднялся?
Зачем уселся он у городских ворот на троне
при всех регалиях и в золотой короне?
- Сегодня в город прибывают варвары,
и Император ждет их предводителя,
чтоб свиток поднести ему пергаментный,
в котором загодя начертаны
торжественные звания и титулы.
- Почто с ним оба консула и преторы
с утра в расшитых серебром багряных тогах?
Зачем на них браслеты с аметистами,
сверкающие перстни с изумрудами?
Зачем в руках их жезлы, что украшены
серебряной и золотой чеканкой?
- Затем, что варвары сегодня ожидаются,
а драгоценности пленяют варваров.
- Почто нигде не видно наших риторов,
обычного не слышно красноречия?
- Затем, что варвары должны прибыть сегодня,
а красноречье утомляет варваров.
- Чем объяснить внезапное смятение
и лиц растерянность? И то, что улицы
и площади внезапно обезлюдели,
что населенье по домам попряталось?
- Тем, что смеркается уже, а варвары
не прибыли, и что с границы вестники
сообщают: больше нет на свете варваров.
- Но как нам быть, как жить теперь без варваров?
Они казались нам подобьем выхода.
Использованы материалы С. Грамматикопулоса, И. Ковалевой.
Эссе И. Бродского «На стороне Кавафиса» здесь: http://lib.ru/BRODSKIJ/br_cavafy.txt