Звонкое, ясно-остро звучащее в пустом пространстве, обрамленном белыми стенами с четырех сторон, подскакивание монетки. Гулко грустно. Бирюзовый струящийся холодящий поток, наполнив до краев подоконник, стекал вниз, на дощатый, до черноты безличности серый пол. Схватившись с кусочком металла в рукопашную и повалив его на спину, продолжил прогулку до столкновения с противоположной стеной. Тихо фыркнув с досады на не принесшее результатов исследование вертикали, устроился по углам, присыпав себя снежной крошкой. Пустующая монетарная пространственность.
Белый свет, заполнявший комнату весь день и ожидающий благодарности, начал понимать, что зря сыпал фотонами и, все еще надеясь на вознаграждение, по частям уходил за бесшторные окна. Кружился с падавшим хлопьями снегом. Снег был словно пепел – скорбная радость.
Серый свет фонарных столбов. Как будто утро, но вечер. Пустые оконные проемы, в которых даже стекло не казалось заполняющей материей, смотрели широко распахнутой беззрачковостью на асфальтовую действительность.
Пушисто-мшистая пыль. Индикатор времени, покрывающий забытые предметы. Плед, скомканный и пустой, ютился в углу, боясь напомнить о себе, неловким движением стряхнув пыль. Если бы кому-нибудь пришло в голову дотронуться до него, взять в руки и бережно поднести к груди, он бы почувствовал теплую жизнь, все еще хранящуюся в складках шерстяной ткани.
Если бы кто-то смахнул пыль с полки неподалеку, не выпуская из рук пледа, и нечаянно задел бокал, послышался бы пронзительный стеклянный крик. И сотни осколочков, разлетевшись песчинками, нашли бы отголоски счастливого смеха и нежного шепота. Потревожив по углам свежий холодок, взвились бы в памяти пространства огоньки-искорки, сыпавшиеся из ласковых взглядов. Затанцевали бы по потолку отблески серебряных колокольчиков, звучащих в сердцах. Заиграло бы на стенах горячее чувство свободы, обжигая воспоминаниями случайного посетителя.
Войдя в кровь однажды, то чувство безбрежного всепонимания, всевозможности, та жажда дышать одним воздухом и быть как можно ближе, тот случайный августовский дар не покинет уже никогда. Как бы вы не старались. Заполнив артерии один раз и разойдясь по всему телу, смешавшись-спутавшись в клетках, оно заклеймило на всю жизнь. И потом еще долго будет рвать вашу непреходящую боль, пусть со временем и становящуюся тупой и беззвучной. Боль, отныне не покидающий вас спутник, будет гнать в ту комнату снова и снова. Постоянное возвращение. Картинки того, что было и могло продолжаться, если бы не. Память пытка.
Оно не исчезнет. И это повод для тех, кто еще не разорвал хрупкие нити, кто дорожит ими и бережно поддерживает все разгорающееся пламя – робко порадоваться, все еще боясь поверить в такое настоящее, их собственное, счастье.
03.01.2010