Новенькую привезли к нам в интернат осенью по распутице. Из окна учительской было видно, как она долго, тщательно мыла резиновые сапоги в тазике с водой у корпуса. Она показалась мне удивительно красивой: нежные черты бледного лица, большие карие глаза, из-под казенной вязаной шапочки выбивались пушистые светлые волосы. Но когда новенькая выпрямилась, я отпрянула, как от удара. Правая часть лица была ассиметрична, непропорциональна левой, будто оттянута к уху чьей-то могучей рукой. Косил прекрасный карий глаз, кривились нос и уголок рта.
Впрочем когда Юля Малышева (так звали новенькую) улыбалась, дефект сглаживался. Только улыбалась она редко. Отказница. Для тех, кто не знает, поясню, что отказниками называют в детских домах детей, у которых родители вроде бы есть, но им собственные дети не нужны. По разным причинам. И они официально отказываются от дочерей и сыновей. Опытный педагог сразу отличит отказников от других сирот. \
Они, как правило, отстают в развитии от сверстников, робки и замкнуты. Как цветок не может набрать силу, не согретый солнечными лучами и вырастает в тени лишь бледной копией того, чем бы он мог стать, так и дитя без материнской любви развивается очень медленно и с трудом. Такие сироты нуждаются в особо чутком отношении, их надо долго и осторожно отогревать. И мы в своем интернате старались относиться к отказникам с особым теплом и тактом. Хотя и понимали, что утраченную материнскую любовь ничто не может восполнить.
Юля оказалась крепким орешком. Казалось, что створки ее души были плотно захлопнуты раз и навсегда. Взрослых она сторонилась, на все вопросы отвечала неохотно и односложно, от разговоров уходила. Я никогда не слышала ее голоса, на уроках она всегда молчала, вызывать к доске и спрашивать ее с места было бесполезно.
Через несколько месяцев, потребовавших от меня большого терпения и выдержки, она вдруг заговорила. В очередной раз, уже не надеясь на успех, я подняла ее на уроке литературы. Юля, густо покраснев, опустив глаза, едва слышно, но умно и толково ответила на мой вопрос. Впрочем все самостоятельные работы девочка выполняла на «отлично».
Однажды мне приоткрылась и ее душа. Я замещала свою подругу воспитательницу и вышла дежурить в ночь. В спальне девочек-первоклассниц увидела Юлю. Она укладывала малышек. Как взрослая, укутывала их, заботливо подтыкая одеяло. Юля стояла ко мне спиной, и я могла наблюдать, как она забавно, подражая воспитательнице, командовала малышами. Строго, но с любовью.
- Юля, Юля, расскажи сказку! – попросила черноглазая непоседа Катя, когда маленькая воспитательница подошла к ее кровати.
- Про Страну Лебедию расскажи, - загалдели девчонки.
- Хорошо, - согласилась Юля. – Только все на правый бочок, ручки под ушки и спать.
Я притаилась за дверью, мне тоже хотелось послушать Юлину сказку. Она выключила свет и начала таинственным голосом.
« Далеко- далеко на севере есть прекрасная страна Лебедия. Там высокие сосны и глубокие озера. Там живут одни лебеди. В стране Лебедии никто никогда не плачет, там все очень счастливы, потому что у каждого ребенка-лебеденка есть своя мама-лебедушка. Она защищает его большими крыльями от холода и ветра, от злых насекомых. Кормит его из клюва, пока он маленький, а когда ребенок-лебеденок вырастает, он также заботится о своей маме-лебедушке».
Я на цыпочках отошла от двери. Страна Лебедия…Надо же такое придумать…
Эта тринадцатилетняя девочка с неправильным асимметричным лицом оказалась гением милосердия. Очень редко, но встречаются еще такие люди, словно специально созданные для того, чтобы согревать и поддерживать самых обездоленных и несчастных. А их было немало в нашем специализированном интернате для умственно отсталых детей. Со временем Юля стала групповой мамой у первоклашек. Каждый день ее можно было встретить в «малышовской».
Особенно она жалела и любила тех, кто был наиболее болен и уродлив, а значит – презираем и отвергнут жестоким детским обществом. Юля первая отзывалась на просьбу о помощи, надо ли было что-нибудь отнести куда-то, заступиться за обиженного или позаниматься с одноклассником. Она с удовольствием и великим терпением помогала нянечке ухаживать за всеми детьми, неспособными себя самостоятельно обслуживать.
Неудивительно, что новенькая скоро стала общей любимицей. А нянечка тетя Шура прозвала ее «сестрой милосердной».
В один из родительских дней я увидела Юлю у окна в интернатский парк. Прижавшись носом к стеклу, она подсматривала, как мама одного малыша поправляла ему шапочку, а затем, усадив сына на скамейку, достала из сумки какое-то домашнее лакомство. Юле ждать было некого. Таких, как она по негласному распоряжению директора в родительский день мы старались чем-то занять, отвлечь от лишних переживаний. Я знала, что Юля сегодня дежурила в столовой.
- Малышева, ты почему здесь? – как можно строже спросила я.
Моя любимица испуганно повернулась ко мне заплаканным лицом. Что-то оборвалось во мне, захотелось обнять ее, прижать к себе, расцеловать... Но педагогическая выучка не позволила. Я достала носовой платок.
- Ну вот, рассиропилась! У меня тоже мамы нет. Но я же не плачу. А если мы все, весь интернат, хором заревем? Что будет? - грубовато утешала я девчушку, вытирая ее лицо.
- Людмила Ивановна, а вас тоже бросили? – изумленно спросила Юля.
- Нет, моя мама умерла, когда мне было восемь лет.
- И вы поэтому пошли работать в интернат?
- И поэтому тоже.
- Я тоже хочу стать учительницей, как вы. Я смогу?
- Конечно, сможешь.
Я ничуть не кривила душой. По умственному развитию девочка вполне могла учиться в обычной школе. Все учителя терялись в догадках, как попала она в интернат нашей категории. Неужели только из-за изуродованного лица? Или из-за необыкновенной робости и застенчивости? У нас бывали такие ошибки…В тот момент я мысленно дала себе клятву помогать Юле всегда и во всем. И вспомнила Страну Лебедию.
- Ты что-нибудь знаешь о своей маме?
- Нет.
- И ты…никогда не хотела с ней встретиться?
- Нет.
- Но почему? Она же твоя родная мать!
- Она плохая женщина, она пьяница. Она меня бросила.
- Откуда ты знаешь?
- Мне воспитательница в прежнем интернате рассказала.
- Не надо так думать о маме. Разные бывают обстоятельства.
Юля опустила голову, борясь с чувствами. Вдруг, сильно волнуясь, тихо спросила:
- А вы ее знаете?
- Нет. Но можно попробовать ее разыскать, если она жива. Ты этого хочешь?
Юля от волнения не смогла ответить, только кивнула.
Разыскать ее маму оказалось несложным делом. Странно, почему это до сих пор никому не приходило в голову? В личном деле девочки я нашла расписку Анны Александровны Малышевой: «Отказываюсь от свое дочери ввиду множества уродств». Вместе с соседкой, лейтенантом милиции, мы сделали запрос в Ленинградский дом ребенка, который принял новорожденную отказницу. Там сохранился адрес матери.
Еще один запрос в Эстонию, и скоро я получила письмо с подтверждением, что семья Малышевых с тех пор никуда не переезжала и живет в селе Р- во. И снова пишу, теперь уже в детскую комнату райотдела милиции: « Надеюсь, что мое письмо попадет в женские руки. Пишу вам как мать к матери. У меня к вам огромная просьба: побывайте в селе Р-во, разузнайте о семье Малышевых. Что они за люди: не пьяницы ли, не тунеядцы? Примут ли они дочь? Если все будет благополучно, передайте им мое письмо с фотографией их дочери Юлии и моим адресом».
В письме я рассказала Анне о нашей любимице, о том, какая замечательная дочь у нее выросла. Конечно, я рисковала, не зная ни Анну, ни ее семью, ни обстоятельств ее страшного решения, но сердце подсказывало мне, что тут какая-то ошибка, несуразица, и Анна отзовется, откликнется.
Примерно через месяц пришел ответ от начальника детской комнаты милиции Асты Круус. «Уважаемая Людмила Ивановна! Ваше письмо мы все прочитали с большим волнением. Выражаем Вам благодарность за доброе дело. Я сама выезжала в Р-во и спешу Вам сообщить, что семья Малышевых - порядочная, трудолюбивая. Анна Александровна работает главным бухгалтером совхоза, муж – механизатор. В семье трое детей. В селе живет также мать Анны Александровны. Малышевы обрадовались найденной дочери. Анна Александровна выезжает к Вам по указанному адресу».
И тут что-то застопорилось. Ждем неделю, другую, летние каникулы начались, а Малышевы молчат. Но я все же на свой страх и риск решила подготовить Юлю:
- Я получила письмо из Эстонии. Твоя мама хорошая женщина. Она скоро приедет за тобой.
Девочка ответила мне таким преданным и любящим взглядом, каким не умеют смотреть «домашние» дети. И вдруг тучка пробежала по ее лицу.
- Если она хорошая, почему же она меня бросила?
- Понимаешь, произошла ошибка. Тебя перепутали в роддоме и сказали твоей маме, что ты умерла. А другая женщина, дочь которой на самом деле умерла, не захотела тебя брать, потому что ты ей чужая, - вдохновенно врала я в стиле индийских фильмов.
Ну не могла я ей рассказать о той расписке-отказе. Не могла и все тут! Но Юлю не надо было убеждать, она снова доверчиво смотрела мне в глаза. Дети охотно верят в то, во что хотят верить.
После того разговора девочку как подменили, она стала невнимательной и рассеянной. Плохо ела, похудела. Часто я замечала ее у окна. Юля подолгу стояла там, задумавшись, пока кто-то не окликал ее. Что происходило с ней? Какие недетские размышления уводили ее от привычных занятий с малышами, от сказок? С кем она мысленно разговаривала, слегка улыбаясь? С мамой? С родными? Пусть это останется ее тайной. Было радостно, что, как видно, в душе Юля простила мать. И ждала.
Как только я заходила в класс, встречала ее напряженный, ждущий взгляд. Чувствовалось, что нервы девочки напряжены до предела. Но обрадовать Юлю мне было нечем.
Наконец вечером в моей квартире раздался междугородний звонок:
-Людочка! Доченька! Позволь тебя так называть! – услышала я незнакомый взволнованный голос. – Я бабушка Юли, Нина Ивановна.
- Здравствуйте, Нина Ивановна! Ждем, ждем вас.
- Людочка! Я целую твои добрые ручки! Мы все тебе низко кланяемся! Ты нашу девочку нашла…Я 13 лет на коленях каждый день - и утром, и вечером молила Царицу Небесную, чтобы Она нашу Юлечку помогла отыскать. Как я Анну ругала за отказ! Сколько мы запросов делали, сколько ездили. Все напрасно. Уже и надежду потеряли…
Голос пожилой женщины сорвался и я, в страхе, что прервется эта связь, спешу сказать хоть что-нибудь:
- Юлечка вас ждет. Похудела, плохо ест. Когда же вас ждать?
- Я старая, болею, так далеко поехать не могу. А у Анны отчет, не может сейчас приехать…
-Какой отчет?! Пусть все бросает и едет! Что там у вас в совхозе – нелюди?! Не поймут мать?!
- Конечно, конечно, я с ней поговорю…
- Пусть приезжает сразу ко мне!
- Ваше время закончилось, - сказал равнодушный голос - и гудки, гудки…
Оборвалась связь, и снова неизвестность, ожидание и напряженный Юлин взгляд, от которого хотелось куда-нибудь спрятаться.
Однажды я пораньше пришла с работы и, пока не вернулись дети, готовила на кухне ужин. Задумавшись о своем, не сразу услышала робкий стук в дверь, хотя у нас был установлен звонок.
У крыльца стояла…Юлька. Только старше лет на 20 и с правильным красивым лицом, без асимметрии. Только жалким и опухшим от слез. Мы обнялись, как давние подруги. Анна никак не могла успокоиться и все время всхлипывала:
- Пришла к нам в правление эта женщина из милиции, достает твое письмо, а из конверта выпала фотокарточка. Я в обморок упала, сразу догадалась, что Юлечка жива. Плачу с того дня, не могу успокоиться. Мама говорит, что это душа отмывается от греха.
И тут я усомнилась. А есть ли у этой женщины действительно материнские чувства к нашей Юлечке? Искренне ли она раскаялась? Кому я отдаю нашу радость, нашу «сестру милосердную»? Даже враждебность какая-то появилась к Анне. Хотела сказать: « Москва слезам не верит! Тогда надо было головой думать»! Но сдержалась, думаю, дай-ка я ее испытаю.
- Может, чайку с дороги, что-нибудь поешь?
- Какой чай? Не могу ничего есть!
- В интернат пойдем завтра, отдохнешь с дороги, тем более вроде дождик собирается…
- Нет, нет, идем скорее. Я не усну. Идем сейчас же!
До остановки Анна чуть ли не бегом бежала, я еле успевала за ней. Теплый летний дождик нас все-таки намочил, пока ждали автобус, а зонтик я тоже в волнении забыла. В автобусе не удержалась от расспросов.
- Как же ты могла отказаться от ребенка? С мужем была не расписана?
- Да нет, все было в порядке. Училась заочно в Ленинграде, первый ребенок. Роды были тяжелыми, накладывали щипцы, изуродовали лицо ребенку. Я сильно расстроилась. А тут одна женщина –врач меня уговорила. Мол, еще молодая, дети будут. Откажись, мол, от нее, она все равно урод и не жилец. И я...Сама не понимаю, как я согласилась? Сколько слез потом пролила, когда осознала, что сделала. Душа болела все эти годы. Мы с мужем пытались разыскать дочь, но куда там…Я рожала в год Олимпиады, всех неполноценных детей перевозили из столиц в провинцию. Юлин след потерялся. Но я знала, чувствовала, что она жива.
- Что же ты так долго не ехала? – не унимаюсь я.
- Боялась. Стыдно перед дочкой. Простит ли?
А лицо мокрое. Или это капли дождя не высыхают…
- А Юля не…-Анна беззащитно и растерянно смотрит на меня.
- Успокойся. Она не урод. Легкая асимметрия лица. А так – умная, нормальная девочка. Отличница. Я же писала. Мы все сами не понимаем, как она попала в интернат для умственно отсталых детей. Ошибка какая-то. Слишком много ошибок в ее коротенькой жизни…
Перед самым интернатом, не замечая дождя, Анна вдруг остановилась
- Ой, не могу, страшно. Сердце сейчас выскочит. Что я ей скажу?!
Договорились, что пока будем продолжать мою «индийскую» версию. А там..что Бог даст. Первой в корпус войду я, подготовлю Юлю, а Анна подождет за дверью моего сигнала.
С бьющимся сердцем захожу в группу, где дети занимаются рукоделием.
- Юля…, - мой голос срывается.
Девочка быстро вскидывает на меня взгляд и сильно бледнеет. Мы вдвоем выходим в коридор, я что-то говорю о дороге из Эстонии, об отчете и никак не могу сказать главного. Неожиданно сильно распахивается дверь и вместе с ветром и дождем в коридор влетает Анна. Не выдержала! Она бросается к дочери, прижимает ее к себе, целует, не разбирая, в лицо, плечи, руки, сквозь слезы приговаривая:
- Доченька! Доченька! Родная, прости меня. Я твоя мама. Я все тебе потом объясню.
Казалось, еще миг и она упадет перед девочкой на колени. Юля сжимается в комочек и испуганно защищается от Анны руками. Анна совершенно теряется и отпускает дочь:
- Что это с ней?
- Успокойся. Просто Юлю никто никогда не целовал и не обнимал, - стараюсь объяснить как можно мягче. – Юля не знает, что такое материнская ласка. Она привыкнет к тебе.
…Мы уложили их спать в старшей группе на соседних кроватях. Мать и дочь долго не спали, шептались, не могли наговориться. Не спал и весь интернат. То и дело потихоньку скрипела дверь, заглядывали любопытные дети, воспитатели, нянечки, пытаясь своими глазами увидеть подтверждение невероятной новости.
А потом пришло письмо из Эстонии от Юли. Начиналось оно так: « Пишу вам из Страны Лебедии. Я очень счастлива». Девочка подробно рассказывала нам о том, в какую хорошую, дружную семью она попала, сколько у нее братьев, сестричек, родственников, и как они все ей рады.
После 1992 года письма от Юли перестали приходить. Мы так больше ничего о ней и не знаем. Но в интернате ее долго помнили, оставила эта девочка добрую память о себе. Да и не часто случаются такие замечательные истории. До сих пор ко мне подходят малыши-отказники и, доверчиво глядя в глаза, просят: « Найди мою маму»! Если бы я могла всех детей сделать счастливыми...