По Петрограду стремительно идёт человек. Ни молодой, ни старый, лет тридцати пяти, худощавый и нельзя сказать, чтобы слишком здоровый, но когда он переходит улицу, кажется – если бы сию минуту на него наскочил грузовик, то разлетелся бы вдребезги, а Маршак как ни в чём не бывало продолжал бы свой путь. Начинающий поэт спешит на встречу в издательство «Радуга» - в начале 20-х его организовал дореволюционный «король репортёров», вознамерившись выпускать детскую литературу. Спорная смена амплуа. Маршак даже издевался: «Пусть нам Клячко принесёт новые изданья. Пусть он книжки издаёт, а не только ржанье». Сегодня автору и издателю предстоит очередной диалог в стиле зоологического сада, его итог заранее известен обоим, но надо же что-то делать!
Лев Моисеевич Клячко, царь зверей, а не лошадь, как раз заканчивает раскладывать эскизы, когда раздаётся узнаваемый стук в дверь. Отрывистый, нетерпеливый, беспощадно-воинственный, как два слога короткой и резкой фамилии Маршак.
Самуил Яковлевич заходит и жадно набрасывается на листки, по-ярмарочному разложенные хитрым дельцом, но продуманная презентация не помогает – очередной художник отбраковывается. Сколько их уже было? Надо понимать, что иллюстраторы на полу не валяются! Привередничает поэт… Нет, просто считает художника соавтором, а для того, чтобы два имени стояли вровень на обложке, они должны быть равной величины. Сам Маршак постоянно растёт. Во всех смыслах. Будучи сыном техника-мастера химзавода он ухитрился из Воронежа перебраться в петербургскую гимназию, а оттуда перескочить в Лондонский университет, и поэтому слова «невозможно» в его словаре нет. Велика планета Земля, обязательно где-то найдётся подходящий художник, только нужно поискать!
Маршаку не просто требуется иллюстратор, его натура такова, что стихи зачастую сами рождаются как иллюстрации к картинкам. Взять хотя бы зверюшек англичанина Олдина – вроде бы, ничего особенного, а стихотворные подписи получились так хорошо, что поэта не огорчил даже крах журнала, сделавшего заказ. Ни одного номера не вышло. Зато выйдет книжка! Отдельное издание посолидней будет, вот только для такого дела Олдиновское «ничего особенного» слабовато будет.
Неугомонный Маршак, этот вечный двигатель, вдруг остановился посреди типографии. Гул машин стих для него. Словно в замедленном фильме рука потянулась к бумажке, лежащей на полу. Это пробный оттиск иллюстрации. Фона нет. Линия композиции пересекает плоскость листа и как будто движется. «Движение, движение», - шепчут печатные станки. «Это то, что надо», - отвечает Маршак.
Художников Лебедевых – пруд пруди, целое Лебединое озеро, и Владимир Васильевич среди них далеко не гадкий утёнок. Хотя и происходит из семьи механика, зато коренной петербуржец, имел возможность с детства впитывать графику окружающего пейзажа, с 1910 по 1914 образовывался в Академии художеств и частных студиях. До революции обратил на себя внимание благодаря журналам «Сатирикон», «Новый Сатирикон» и в детском приложении к нему (по имени «Галчонок») начал осваивать иллюстрацию для самых маленьких. К моменту встречи с Маршаком в 1923 году Лебедев оформлял детские книжки в издательствах «Эпоха», «Мысль», «Радуга», не забывая и журнал «Аргус», и живопись для души, и преподавательскую деятельность в Академии художеств, и «Окна РОСТА», где не просто числится одним из организаторов – для них он в итоге сделает более 600 плакатов…
А Маршак вцепился в «Слонёнка». Подняв очки на лоб, он с удовольствием разглядывает персонажей Киплинга, один за другим проходят жирафа, крокодил, бегемот, страус, а главный герой бежит вприпрыжку, и если бы на него наскочил грузовик, то, без сомненья, разлетелся бы вдребезги!
Что за птица этот Лебедев – производит впечатление человека серьёзного, но как умеет смешить, «хохотать на бумаге»!
- Когда я работаю, - говорит художник, - я всегда стараюсь припомнить своё детское сознание.Иллюстрации должны задавать сто загадок, увлекать, добавлять что-то новое.
Маршак кивает, улыбается куда-то себе. И Лебедев улыбается – у него давно крутилась одна идейка, похоже нашёлся для неё автор.
Цирк! Парад! Клоунское шествие! И чтобы с оркестром, а впереди, дирижируя жезлом с бахромой – кто? Каждый в детстве представляет себя на этом месте, а взрослый дядя Владимир Васильевич такой и есть – он командует парадом, сидя на лихом коне, то бишь, на табуретке, а карнавал его разворачивается на площади бумажного листа. Ах, как ждал он подходящих стихов, чтоб пригодились все приёмчики карикатурно-плакатные, ведь обязательно нужен повод для картинок, просто так их печатать не станут, хотя бы по две строчки для оправдания сюжета…
Ах, как ждал Маршак вот такого иллюстратора-вдохновителя. Яркие, контрастные, геометрические персонажи будто сами диктуют стихи – круглые, короткие, мелькающие в руках жонглёра. Они не похожи на детские рисунки, но достаточно схематичны и легко усваиваемы для самых маленьких читателей, чаще даже зрителей и листателей.
Похоже, художник и поэт основали новый жанр визуальной литературы для дошкольников. Жанр, вычеркнутый из формата двадцать первого века и гонимый в 20-е годы века двадцатого. Российская ассоциация пролетарских писателей (1925-1932) всё время своего существования боролась с детским смехом, пытаясь вымести с книжных полок всех тараканищ и мух-цокотух. Советскому ребёнку предлагался жёсткий non-fiction о людях с мозолистыми рубанками и кроликах с ценным мехом.
В 1925 году на заседании комиссии Госиздата объявили вредной «Сказку о Пете, толстом ребёнке, и о Симе, который тонкий». Через одиннадцать лет после Маршака добрались и до Лебедева. Некий аноним в статье «О художниках-пачкунах» писал: «Словно прошёлся по всей книге мрачный, свирепый компрачикос и всё испортил, изгадил, на всём оставил грязную печать. А сделав это своё скверное дело, расписался с удовольствием…»
На все нападки Маршак и Лебедев отвечают ударным трудом. Не прислушиваясь к представителям странной профессии под названием «педолог», а ориентируясь на свой вкус. Вряд ли кто-то лучше, чем Маршак, знает, что нужно детям. Ещё в Первую Мировую, будучи совсем юным, он помогал сиротам и беженцам, организовал в Краснодаре «Детский городок». А чем могут похвастать размышляющие теоретики?
Как известно, чтобы плыть против течения, надо грести в два раза быстрее. Художник и поэт не только издают новые книжки, но и регулярно обновляют старые. Время идёт, подрастают следующие поколения читателей, а значит, иллюстрации должны идти с ними в ногу. «Цирк» обрёл новых
персонажей, они уже не скачут, а будто бы стоят в витрине сказочной лавки игрушек. Дама с багажом из круглой нэпманши 1926 года превращается в худосочную старуху, чтобы к середине пятидесятых
обернуться девицей-модницей. Иллюстрации утрачивают социальную остроту и становятся более познавательными, детализированными. Появляется живописный фон.
Художественный Мистер Твистер меняется сильнее, чем когда-то – литературный. Когда он впервые предстал перед мэтром Чуковским, его звали Мистер Блистер, и выглядел стих совершенно законченным, но для автора тот набросок оказался первым черновиком черновика. «Понадобилось не меньше десяти вариантов, пока Маршак наконец не достиг того звукового узора, который ныне определяет собой весь стиль этих звонких и нарядных стихов», - вспоминал Чуковский.
Все произведения были отполированы до такого блеска, что модернизировать было решительно нечего. Дабы не вступать в диссонанс с музыкой меняющихся эпох оказалось достаточно почаще переодевать книжку в свежую обложку. Одной смены иллюстраций мало, Лебедев проектирует всё от «а» до «я» - вплоть до выбора шрифта, и даже мимолётный взгляд отметит разницу между изданиями «Сказки о глупом мышонке», которые разделяют тридцать лет.
Маршак любит перелицовывать не свои, а чужие произведения. Знакомая английским детишкам песенка о старушке и пуделе вышла в дореволюционной России под названием «Бабушка-забавушка и собачка Бум». Маршак, поглядев на зверушку со скакалкой и в одёжке, решил явить миру настоящего хулигана, а Лебедева, как водится, подрядил приблизить персонажей к современности. В итоге умильная бабуля не просто сменила имидж, но попросту превратилась в бестелесный клубок энергии. Что немаловажно – и старушка, и пёс получили советскую прописку.
- Очень интересно смотреть, - говорит Маршак Лебедеву. – Можно много узнать про характер ваших зверей. Такие и разговаривать умеют. И говорят при этом по-русски.
Художник достаёт спрятавшегося в папке беспокойного мышонка-привереду, Маршак восклицает:
- Превосходно! А текст где будет?
Лебедев с величайшим изяществом намечает карандашиком место.
- А не получится… - спрашивает Маршак и начинает смеяться, - не получится, что ваш конь лягает мои стихи?
Тут и Лебедев начинает смеяться. И весело всем.
Самуил Яковлевич, работавший и с Цехановским, и с Митуричем, всё же «своим» художником всегда будет называть Владимира Васильевича. Когда в 1938 поэт переедет в Москву, с каким интересом и нетерпением он будет вскрывать большие, тщательно упакованные пакеты из Ленинграда с долгожданными иллюстрациями.
- Просто чудо, что ещё мог придумать к «Мышонку» Лебедев после всего, что уже натворил, а у него только поглядите, всё опять новое….