отторжение

                ОТТОРЖЕНИЕ
                Футуристическая мелодрама
 
Внеземная мелодия. Из антрацитной космической пустоты появляются звёзды, планеты, они летят навстречу, и кажется, что небо распахивает зрителю свои объятия. Под звуки величественной музыки выплывает планета Земля. Поворачивается то одним, то другим боком, приближается, увеличивается.... Внезапно музыка становится стремительной и тревожной. Земля из голубой превращается в грязную, на ней вспыхивают маленькие взрывы.
Голос Трики за кадром: 14 лет назад произошла глобальная экологическая катастрофа.
Камера спускается к поверхности планеты, летит над океаном. Китобойное судно преследует финвала. Слышен его отчаянный крик. Дальше тонет нефтяной танкер. Над ним завис вертолёт, по лестнице лезут люди. В чёрной жиже, разлитой вокруг, барахтаются птицы.
Трики: Мы уничтожили почти всю флору и фауну, залили Мировой Океан нефтью, загрязнили воздух и вырубили леса. Дыхание Земли прервалось. Наша Родина стала такой же мёртвой планетой, какой мы считали Марс.
Трики, стоящий на фоне видеодоски, смотрит прямо в камеру. Трики – гермафродит без возраста с длинными чёрными волосами, чёрными губами и довольно светлыми глазами, выразительно подведёнными чёрными тенями до самых бровей. На доске роскошные меха хвойных лесов сменяются старыми фотографиями Марса. В классе полукругом составлены стулья, на которых сидят разновозрастные мутанты всех видов и сортов. Пока видны только те части их тел, где мутации не бросаются в глаза – просто на подсознательном уровне возникает чувство, что что-то не так. Гуляет голубая ушастая кошка.
Трики: Выжившие виды мутировали, в том числе люди. Те, кого не коснулось уродство, воздвигли Стены вокруг городов, а мутанты остались за Пределами.
На доске звери при помощи компьютерной графики превращаются в монстров. Такой же мультик показывает Стену, вырастающую, как по волшебству. Из неё выдвигаются клыкастые дольки, составляющие полусферу. Теперь город выглядит, как Нью-Йорк в стеклянном шаре.
;
Действие переносится с экрана в реальность. Возле городской лаборатории стоит группа учёных в белых халатах. Один из них держит в руках небольшое устройство. Жмёт на кнопку – небо загорается голубым сиянием, плывут белые облака и надпись “Windows”.
Голос Трики за кадром: Небеса забыли род человеческий, и Солнце покинуло нас. А ведь когда-то оно было с нами всегда, даже ночью. Мы видели на печальном лице Луны его отражение и знали, что время тревог неминуемо растает с новым рассветом.
Люди на пропеллерах-рюкзачках завинчивают в середину купола колоссальную лампочку и отлетают. Учёный жмёт на кнопку, и лампочка загорается. Учёный нажимает на три кнопки подряд – сначала настаёт тьма, потом включаются фонари, и, наконец, по монорельсовому меридиану на небо выплывает прожектор-луна, на которой одна реклама сменяется другой.
;
Трики: Но рассвет больше не наступит, и тьма не рассеется во веки веков.
Трики, стоящий в профиль, виден из-за спины мальчонка, задающего вопрос.
Руру: А мы можем спасти Солнышко?
Трики поворачивается. Камера отъезжает – теперь видно, что Трики одет в атласный корсет и высокие сапоги. За спиной у Трики белоснежные крылья. Он стоит на небольшом возвышении вроде сцены, потому что класс располагается в развалинах бывшей церкви. На краю сцены сидит лысая ушастая кошка голубого цвета и внимательно слушает, что говорят.
Трики: Мы уже не те.
Трики в сопровождении кошки сходит с возвышения и опускается на колени перед Руру. Он сейчас очень похож на рыцаря в своих высоких сапогах, с шипами на плечах и множеством свисающих завязочек. Уродства сидящих становятся очевидными. Руру - тоже мутант, милое существо, похожее на зайку.
Трики: Мы слишком долго дышали ядерным воздухом. Мы слабые, нам трудно приспособиться к вечной ночи, но ты – ты родился ночью, ночь – твой дом и твоя колыбель. Может быть, именно ты победишь дракона, укравшего Солнце, Луну и звёзды?
Трики встаёт, чтобы обратиться ко всем сидящим.
Трики: Если пророчество окажется ложным, и Спаситель не придёт, наш маленький мирок разделит печальную участь Атлантиды.
Ребёнок: А кто это?
Трики: Атлантиду придумал мыслитель из Древней Греции. Его звали Платон. Атлантида была страной его мечты, где всё хорошо и правильно устроено. 
Трики садится на сцену, ловит голубую кошку, гладит её, сажает к себе на колени.
Трики: Об этом у Эдит Сёдергран есть такие стихи –
«По той стране, которой нет, тоскую.
Ведь то, что есть, - желать душа устала.
А светлая Луна серебряные руны
Поёт мне о стране, которой нет.
Там исполнение желаний наших.
Там нет цепей. Там лунная роса
Ложится на пылающие лица.”
Красноволосая: Если это просто сказка, зачем Платон точно указал, где искать? Ведь известно, что Атлантида находилась за Геркулесовыми Столбами!
Трики: Мне тоже хотелось бы верить, но я узнал, что греки, говоря о Геркулесовых Столбах, имели в виду тридевятое царство. Просто такое выражение. Они же не давали морям номера, когда плыли за семь морей!
Красноволосая: Значит, и города под куполами могут оказаться выдумкой?
Панк с пёстрым хохолком: Какая выдумка?! Я сам там был!
;
Город. Ночь. Поднимается крышка канализационного люка, вылезают мутанты – крылатый Имдугуд с головой, похожей на львиную, чешуйчатый ящер, лилипут, волк с человеческими глазами и Тильда, единственная, лишённая мутаций. Ей 14 лет, у неё прямые голубые волосы до плеч, она, разумеется, носит ошейник, брутальные браслеты, высокие кроссовки, гольфы, белую майку и шортики.
Голос панка за кадром: Мало кто знает, но со старых времён в городе Нобеле осталось две вещи – телефонный кабель и канализация. Мой брат Имдугуд знает этот лабиринт вдоль и поперёк. По ночам он водит в город своих друзей, чтобы подышать чистым воздухом и прошвырнуться по магазинам, как в старые добрые времена.
Весёлая компания скачет по улице, выключая кондиционеры и отвинчивая воду в фонтанчиках. Струи бьют высоко в воздух, Тильда кружится, как под дождём. Путешественники с разбегу прыгают через турникет. Имдугуд и ящер бегут между полок наперегонки, сбрасывая всё, что лежит вокруг. Лилипут стучит по кнопкам кассы, аппарат серпантином выплёвывает бумажную ленту, в которой уже успел запутаться волк. Когда лента кончается, лилипут ударяет по кнопкам в последний раз, и касса со звоном открывается, обнажая ряды купюр.
;
Класс.
Трики: Я надеюсь, они там не воруют?
Панк: Что ты! Люди специально оставляют магазины открытыми! Эта Стена, которую они, как и мы, называют Пределом, постоянно напоминает об ограниченности существования, о страданиях внешнего мира. Люди боятся нас, но одновременно чувствуют вину, потому и позволяют брать, что хотим.
;
Из огромной бетонной сточной трубы появляются путешественники. За Пределом идёт дождь. Они шлёпают по грязи – кто лапами, а кто ластами. Тильда снимает кроссовки с гольфами и несёт в руках.
;
В классе.
Трики: В следующий раз я вас научу правильно есть пиранью, чтобы не взорвался ядовитый пузырь.
Все уходят через дверь, окно или дыру в стене. Тильда подходит к окну, заглядывает внутрь, встречается взглядом с Трики и машет ему.
Тильда: Трики!
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Средний план – Тильда и Трики идут под дождём в свете, доносящемся от дальних фонарей. Со шляпы Трики текут струи воды.
Трики: Я люблю гулять под ночным дождём. Воздух хотя бы немного становится чище и можно думать, что Луна не умерла, а просто закатилась за тёмные тучи.
Тильда: А в городе никогда не бывает дождя. Там и неба-то нет!
Ловко запрыгнув, Тильда идёт навстречу камере по низенькому заборчику, балансируя руками. Она похожа на Иисуса под дождём. Рядом движется Трики с кроссовками Тильды в руке. Его шляпа – как нимб. И вся сцена такая нереальная, такая куинджевская.
Тильда: Ты знаешь, там ночи не так холодны. Там деревья совсем не кусаются. Я раньше не понимала, почему Город настолько притягателен, а теперь знаю – просто там можно жить. Не опасаясь за каждый вдох. Просто дышать, принимать воздух как должное. Я теперь понимаю, зачем родилась не такой, как все. Трики, Нобель ждёт меня! Я туда обязательно попаду, когда вырасту, и будь уверен, я стану настоящим человеком! 
Трики: Не верь мечтам своим. Они
Летучи, словно лёгкий дым....
Тильда: Но и опасны тем, что могут сбыться!
Трики придерживает покачнувшуюся Тильду за руку.
Трики: Заглядывал ли ты в глаза мечтам?
Они больны и лишены понятья
И лишь своим намереньям верны.
Не очень верь мечтам. Они,
Как ложь, должны бежать от нас....
Тильда спрыгивает с заборчика, чуть не наступив на ногу Трики.
Тильда: Но, сумасшедшие, они хотят остаться.
Тильда касается щеки Трики.
;
Трики и Тильда сидят в беседке.
Тильда: Я думаю, воровство для них – протест против несправедливости.
Трики: Зачем ты их оправдываешь?
Тильда: Не знаю. Просто мне кажется, они злятся потому, что им трудно живётся.
Трики: По-твоему, это оправдание?
Тильда: По-моему, да. Они ведь на самом деле хорошие. Вот, например, Гризли. Он меня кормит. У меня к нему такое семейное чувство.
  Трики: Разве у тебя нет матери?
Тильда: Не думаю, что она моя настоящая мать. Меня, скорее всего, подменили, а настоящие родители живут в Городе и ищут меня.
Трики: Все так говорят. Твоя мать наверняка не такое уж чудовище, ведь тебя она хорошо воспитала.
Тильда: Аха. Однажды заставила меня съесть печёнку прямо с пола, а вчера взяла мои деньги, сказала, что идёт за едой, а сама купила торт и на моих глазах его слопала! Хорошая она, правда? Добрая и не жадная. Я понимаю, что несу за неё ответственность, - всё-таки больной человек, возможно, это мой крест такой, но как же хочется отсюда смыться! Чтобы никогда не вспоминать! А все, кто останется, пусть завидуют мне страшной завистью! А Гризли, который на всех плюёт, пусть меня зауважает!
Трики: Чтобы тебя уважал кто-то злой, надо самой быть злой, а ты не можешь!
Тильда: Могу! Если надо, я в следующий раз тоже что-нибудь украду в магазине! Не веришь?
Трики: Верю. Ты можешь совершить преступление, но преступницей от этого всё равно не станешь.
Тильда: Как это?
Трики: Совесть.
Тильда с ухмылкой смотрит на Трики, пытаясь понять, шутит ли он. Трики таинственно ухмыляется, словно зная её будущее.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Больница, кабинет врача. Вид из-за спины в белом халате – Лин стоит без майки.
Терапевт: А теперь спинку.
Лин поворачивается, и врач с аханьем отступает, открывая зрителю спину с маленькими крылышками.
Терапевт: Одевайтесь.
Крылья приподнимаются, Лин снова поворачивается к камере и натягивает белую футболку.
Коридор. Врач высовывается из двери.
Терапевт: Мадам Нуар!
Она встревоженно вскакивает, бросается в кабинет.
Нуар: Да?
Терапевт: Мне надо с вами поговорить.
Мадам Нуар хватает Лина, уже в куртке, за плечи.
Нуар: Что-нибудь не в порядке?
Терапевт: Пусть ребёнок подождёт в коридоре.
Нуар: Зачем?
Терапевт: Посидит на скамейке, он уже взрослый, ничего с ним не случится.
Нуар: Никуда не ходите и с чужими не разговаривайте!
Мадам Нуар выставляет Лина за дверь.
Лин неторопливо идёт в стеклянный павильон с длинными лампами и зелёными зарослями. Там среди лиан в позе Аполлона стоит красавчик лет семнадцати со светлым панковским гребешком. Он срывает с куста какие-то красненькие ягодки и хамает их, зубами отрывая по очереди от грозди. Одежда Хуберстенка похожа одновременно на прикид металлиста, рыцарские доспехи, костюм ныряльщика и викторианский парадный наряд.
Лин: Тут можно посидеть?
 Хуберстенк: Нет, конечно. Хотите ягодку?
Хуберстенк тычет веточку в нос Лину.
Лин: Спасибо, но мне нельзя ничего принимать от незнакомых.
Хуберстенк широким жестом отправляет всю ветку себе в рот.
Хуберстенк: Меня тут все знают. Я Хуберстенк – слыхали о таком??!
Его манера речи, мимика и движения напоминают первые диснеевские мультики.
Лин: Пока нет.
Хуберстенк ужасно удивляется.
Хуберстенк: Оо! Я же тот самый чувак, который ничего не чувствует!
Лин: Как это?
Хуберстенк: Смотрите!
Он лёгким движением прижимает руку от локтя до запястья к стволу кактуса. Огромные толстые колючки пронзают плоть. Лин ахает. Хуберстенк, довольный произведённым эффектом, убирает руку и показывает Лину кровавые дырки. Вся рука в шрамах.
Лин: Это не фокус?
Хуберстенк: Ха-ха, какие тут фокусы?!!!! Я не чувствую даже простых прикосновений. Ни холода, ни огня не боюсь! Благодаря этому я стал чемпионом среди чемпионов. У меня даже есть рыцарский титул!
;
Глашатай: Сэр Хуберстенк Безбашенный!
На большом поле собралась толпа фанатов рыцарских турниров. Люди в старинных костюмах трубят в фанфары. В круг, где уже стоит чёрный рыцарь, въезжает Хуберстенк на своём мотоцикле по кличке Козлик (это написано на его крутом боку). За спиной Хуберстенка - блондинка с двумя длинными льняными косами, как у Кримгильды. Она похожа одновременно на Офелию и на ангела – вся в белом, с бледной кожей и потрескавшейся раной вместо губ. Офелия слезает с мотоцикла и снимает шлем, предлагая его Хуберстенку. Он бросает на неё снисходительный взгляд. Офелия со своим шлемом встаёт рядом с другими болельщиками. Хуберстенк кладёт тяжёлую руку в шипованной перчатке на середину руля. Противник сжимает бейсбольную биту свободной рукой. Крупный план – нога Хуберстенка жмёт на газ. Мотоцикл несётся навстречу противнику. Оба мотоцикла взвиваются на дыбы, рыцари дубасят друг друга битами. Мотоциклы движутся, как живые лошади, пока их хозяева стараются сбить друг друга. Крупный план – соперник падает на песок, забрало распахивается. В этом взгляде чувствуется вся горечь поражения. Камера кружит под ногами триумфатора Хуберстенка, воздевающего руки к небу с совершенно каменным лицом. На Хуберстенка радостно бросается Офелия, обвивая его руками и ногами. Он поддерживает её.
;
Лин: Кто она?
Хуберстенк: Да так.... Это не то, что вы подумали. Она интересуется рыцарскими турнирами, а вовсе не мной.
 Лин: Я одного не могу понять – что чемпион делает в больнице?
Хуберстенк тащит Лина в глубь зарослей, оглядывается и шепчет в ухо, переходя на крик.
Хуберстенк: Скажу по большому секрету – я хочу научиться чувствовать.
Лин удивлён.
Лин: Зачем? Вы же можете потерять рыцарское звание!
Хуберстенк: Оо! Я приобрету нечто большее! У меня ведь не только тело бесчувственное, но и душа!
Лин: Не может быть!
Хуберстенк: Я раньше даже говорил без выражения – пришлось брать уроки актёрского мастерства! To be or not to be that is the question whether ‘tis nobler in the mind to suffer or to take arms against a sea of troubles?????????????!
Он произносит это таким страшным голосом, что Лин немножко пятится. Настроение Хуберстенка мгновенно меняется. Он с таинственным видом достаёт из небольшого рюкзачка мягкого Страшилу.
Хуберстенк: Угадайте, кто это!
Лин: Похож на Страшилу.
Хуберстенк: А на меня не похож?! Совсем скоро врачи набьют меня разными яркими чувствами, как набили соломой этого Страшилу.
Хуберстенк даже пританцовывает в предвкушении.
Хуберстенк: И тогда уж я буду вам настоящим другом! Таким дружбаном – всем друзьям другом!
Лин: Почему вы разговариваете со мной, как с маленьким?
Хуберстенк: Да? Я не заметил. Наверное, потому что я и сам-то не такой взрослый, каким кажусь.
Он со смехом шепчет это, прикрываясь рукой. Как будто кто-то может подслушать.
Хуберстенк: Ну ладно, мне пора! Публика ждёт.
Хуберстенк кладёт ягодку в дупло, которое мгновенно её проглатывает, а сам исчезает, будто его и не было. Лин поворачивает голову и сквозь листву видит мать, в панике бегающую по лестнице и громко зовущую Лина, обращая внимание пациентов и персонала. Крупным планом лицо Лина. Ему стыдно за мать, но идти надо. Лин делает шаг из кустов.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Крупный и средний планы – затуманенная Тильда лезет на скалу. Она ужасно устала. Она оборачивается и видит, что на верёвке, прицепленной к её поясу висит Гризли. Тильда поднимает голову. Трики, идущий впереди, машет рукой, будто отбрасывая что-то. Но Тильда качает головой и бросает жалостливый взгляд на Гризли. Тогда Трики спускается и сам пытается отцепить карабин на поясе Тильды. Она отталкивает его руку, мотает головой в знак протеста.
Незаметная ночная музыка, как серая кошка. Тильда открывает глаза в хате Гризли. Он, всхрапывая, лежит на другой стороне постели. Она приподнимается и разглядывает его. Крупным планом уродливая морда Гризли. Пальцы Тильды задумчиво расковыривают её, как пластилин. Под страшной маской обнаруживается прекрасное, но мёртвое лицо.
Рок. Тильда садится в кровати рядом с неподвижно дрыхнущим Гризли и смотрит на банку персиков, стоящую на столе. Бухается на подушку – вид сверху. Крупным планом банка. Позади из-за кромки стола показывается голова Тильды. Тильда сидит на столе спиной к камере и смотрит на стоящую рядом банку. Тильда включает маленькую настольную лампу, освещающую только банку, а сама засыпает, облокотившись о стол. Вялый рассвет, лампа бледнеет. Появляется обнажённый торс Гризли. Он выключает лампу, и Тильда просыпается. Она смотрит на банку глазами, какие бывают у кающихся грешников. Музыка тише.
Тильда: Это та банка, которую я своровала из магазина.
Тильда не поворачивается. Гризли чем-то гремит за кадром и не виден.
Гризли: Да, ты нас уже знакомила.
Тильда: Ты меня теперь больше уважаешь?
Гризли: Да нет.
Он сказал это таким обыкновенным голосом, что Тильда резко развернулась на крутящемся стуле. Теперь видно, как Гризли открывает холодильник и достаёт “Удовольствие”.       
Тильда: Тогда зачем всё это было нужно? Что мне теперь делать с этой банкой?
Гризли: Не знаю.
Гризли с сочным звуком открывает “Удовольствие” и пьёт. Тильда отворачивается к столу, берёт банку и вертит в руках. На стол спиной к камере садится Гризли.
Гризли: Да съешь ты, наконец, эти чёртовы персики!
Тильда поднимает голову и смотрит на Гризли.
Тильда: Как это съесть?
Гризли: В качестве завтрака.
Тильда: Но они же ворованные.
Гризли: Даа? Какие мы честные! То, что я приношу, ты ешь безо всяких угрызений совести, хотя прекрасно знаешь, что откуда берётся.
Гризли ставит банку “Удовольствия” на стол и наклоняется к самому лицу Тильды.
Гризли: Тильда, ты, наверное, думаешь, что в этом мире можно остаться чистенькой, если другие будут воровать для тебя? Ты ведь ничуть не лучше. Только врёшь больше.
Крупный план - в его лице столько жестокости, что Тильда чуть не плачет.
Гризли: Тильда, выпей «Безмятежности».
Тильда: Я тебя утомила?
Гризли: Аха.
Тильда: Мне действительно давно пора....
Тильда встаёт.
Гризли: Можешь остаться. Я это не к тому сказал, чтоб ты ушла.
Тильда: Я знаю.
Гризли: Ну тогда давай, оставайся, выпьем вместе, и всё сразу встанет на свои места, вот увидишь. Выпей «Безмятежности»!
Тильда: Как я могу пить «Безмятежность», когда моя жизнь рушится?!!
Гризли: Как ты можешь не пить «Безмятежность», если твоя жизнь действительно рушится?!?
Тильда: Гризли! Это же просто наркотик! Это забвение, а мне нужно спасение!
Гризли: А что, по-твоему, спасло меня, когда все отвернулись и наплевали?!
Гризли поднимает банку наркотика «Удовольствие».
Гризли: Смотри, Тильда, этот чувак был со мной, когда я потерял родителей. И когда дружбаны мои ушли в армию, чтобы больше не вернуться. И когда я перестал узнавать собственное лицо – рядом были только наркотики.
Тильда: Но теперь-то есть я!
Гризли: Это не имеет значения. В моей жизни всегда – и до тебя, и после – был, есть и будет только один друг – моё «Счастье». Тебе ещё мало лет, и ты ищешь удовольствия в дурацком внешнем мире, который, как ты сама понимаешь, вряд ли существует. Но ты станешь старше. Мудрее. И поймёшь истину – за счастьем не надо гоняться, оно всегда рядом. Стоит только открыть баночку.
Тильда пристально смотрит на банку в своих руках. Гризли крутит ручку радио, музыка вновь становится громче. Тильда срывается с места.
Она съезжает по шесту в логово Имдугуда и показывает ему банку. Он кивает в ответ и за руку ведёт её прочь.
Тильда и Имдугуд ползут по канализации, по улицам мёртвого ночного Нобеля.
Тильда крадётся по тёмному городскому магазину, чтобы поставить банку на край нужной полки. Тильда покидает магазин. Крупным планом – банка консервированных персиков. Круглые часы на стене показывают 6. Как только секундная стрелка достигает 12, загорается свет, музыку сменяет жужжание автоматики. Робот с тележкой подъезжает к полке, переворачивает банку Тильды. Крупным планом – срок годности. Робот проводит по цифрам красным лучом, идущим из глаза, и выкидывает банку в свою тележку. Крупный план – банка трясётся в движущейся тележке, а сверху падают новые и новые банки консервированных персиков. Робот открывает окошко в стене, опрокидывает туда свою тележку, и персики с грохотом уносятся в небытие.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Крупный план – запыхавшаяся мадам Нуар решительно движется по белому коридору, громко стуча каблуками. Над ней проплывают лампочки, чередуя светлые и тёмные полосы. Съёмка снизу - Нуар несёт на руках бесчувственного Лина. Сквозь стеклянные двери видно, как она приближается. Двери бесшумно разъезжаются перед ней. Мадам Нуар оказывается в просторном круглом холле, ослепительно-белом от света, льющегося с потолка. Стены заняты низкими окошками с поднимающимися дверцами. Посреди – стойка с многочисленными телефонами, компьютерами и едва виднеющимися из-за этого хлама людьми в белых халатах.
Мадам Нуар: Врача срочно!
Неторопясь подходит медсестра.
Медсестра: Что случилось? Успокойтесь.
Мадам Нуар: Успокоиться? Посмотрите, мой ребёнок умирает! Торопитесь!
Медсестра: Мы ничем не сможем вам помочь, пока вы не объясните, что произошло!
Подходят два дюжих санитара с носилками, похожими на доску для сёрфинга.
Мадам Нуар: Да откуда я могу знать! Просто схватился за сердце и упал.
Медсестра поворачивается к санитарам.
Медсестра: Положите в первую. Я сообщу врачу.
Мадам Нуар: Да скорее же!
Санитары держат носилки, пока мадам Нуар кладёт Лина. Санитары подносят носилки к одному из окошек в стене. Первый санитар нажимает кнопку, поднимающую железное веко, открывая проём. Санитары кладут Лина в этот проём, и веко снова опускается. Лин скользит по мини-туннелю, его сканирует фиолетовый луч. На экране в операционной появляется изображение Лина, оно сменяется схемами мышц, органов, костей. Чьи-то руки открывают железную дверцу, из-за таких в советских магазинах вываливалась картошка, но на этот раз в роли картошки – Лин, всё так же без сознания.
Голос за кадром: Приступаем!
Лин лежит на столе, над ним зажигается круглая лампа.
;
Палата. Жалюзи закрыты. Прохладный полумрак. В углу за книжкой сидит двадцатилетняя блондинка с локонами чуть ниже плеч. Это сестра Флора. Лин – на кровати. Внезапно он дико взвывает. Сестра Флора вскакивает со стула и прижимается к стене. Лин с упрёком смотрит на неё и надрывисто дышит, громко хрипя. Потом опять издаёт крик. Лин хватает пальцами воздух. Флора осторожно кладёт книжку на стол и подходит поближе. Лин шевелит губами.
Флора: Что?
Лин: Больно.
Флора: Я знаю, Лин. Скоро пройдёт.
Лин: Отгоните боль.
Флора: Хорошо, отгоню. Уходи, кыш! Кшш!
Флора размахивает руками над постелью.
Лин: Нет, не так.
Флора наклоняется к самым губам Лина.
Флора: Что вы говорите?
Лин: Я сам не могу.
Флора: Хорошо, я всё сделаю, что нужно?
Лин: Вы должны потянуть за шнур.
Лин взглядом показывает на шнур, подключённый к какому-то аппарату справа от кровати. Флора, не сразу поняв подвох, разглядывает панель, из которой торчит шнур. Потом снова склоняется над Лином. Он редко дышит с тихими стонами.
Флора: Лин, я не могу, от него зависит ваша жизнь.
Лин: Знаю.
Лин закрывает глаза. Из них текут мученические слёзы. Флора осторожно, почти не касаясь, вытирает их кончиками пальцев. Лин открывает глаза.
Лин: Слишком больно жить.
Флора: Не говорите так. “Нет ничего отвратительнее смерти ради смерти. Мы должны научиться любить долгие часы болезни и тесные годы страдания, как мимолётные миги цветения пустынь.”
Лин: Вы смешно говорите. Как в книжке. Но мне нравится.
Флора: Я вам принесу эту книжку.
Лин: Тогда я, может, ещё немножко поживу.
;
Мадам Нуар сидит в квадратной белой комнате без окон. На стене портрет Генерала – невыразительного человечка с косым пробором. Посередине стол. В углу ещё один столик, шкафы с бумагами вдоль стен. Дверь открывается, входит женщина-врач с чернокудрой медсестрой Милл. Нуар вскакивает.
Нуар: Доктор, как он себя чувствует?
Врач садится.
Врач: Сейчас он себя чувствует. Сядьте.
Чувствуется, что Нуар хочет забросать врача вопросами, но она сдерживает себя и опускается на стул. Медсестра Милл занимает своё место за маленьким столиком. Врач снимает очки и смотрит на мадам Нуар.
Врач: Вы знаете, почему я ношу очки?
Мадам Нуар обескуражена таким неожиданным вопросом.
Нуар: Мне казалось, это нечто вроде знака профессии.
Врач надевает очки, смотрит прямо на мадам Нуар, как будто не замечая её волнения.
Врач: Я ношу очки потому, что плохо вижу! Современная медицина ничем не может мне помочь. Мир вообще мало изменился со времён Гиппократа. Мы даже записи делаем по старинке, на бумаге.
Врач берёт со стола папку и презрительно шлёпает её обратно. 
Врач: Что уж говорить о методах лечения....
Нуар: К чему вы клоните?
Врач: Скажите, это ваш единственный ребёнок?
Нуар: Да.
Мадам Нуар чувствует неладное.
Врач: В вашей карте написано, что вы законсервировали яйцеклетку....
Нуар: Я давно сдала её государству. Из неё, наверно, сделали солдата. Если нужны ткани для пересадки....
Врач снимает очки и кладёт перед собой.
Врач: Нет. Не в том дело. Видите ли, у вашего ребёнка дефект межжелудочковой перегородки. Мы могли бы сделать несложную операцию, но организм ослаблен. Вы ведь ему недавно крылья отрезали.
Нуар оглядывается на медсестру и переходит на шёпот.
Нуар: Откуда вы знаете?
Врач: У ребёнка свежие швы на спине. Трудно не заметить.
Нуар: Вы сообщили в Комитет?
Врач: Зачем?   
Равнодушно. Надевая очки.
Нуар: Мой сын чудовище.
Мадам Нуар пристыжённо опускает голову.
Врач: Ваш сын мутант. И это не так страшно, как то, что вы с ним сделали. Лучше здоровый мутант, чем больной человек.
Мадам Нуар вспыхивает.
Нуар: Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем! Вы знаете, какой это чудный, добрый, талантливый мальчик?! Вы скажете, что все матери так говорят, но он действительно самый замечательный, самый чистый! Разве такую судьбу заслужил мой ребёнок?! Вы скажите, что нужно, я ничего не пожалею!
Врач: Деньги это всего лишь цифры. Они ещё никому по-настоящему не помогли. Вам не деньги нужны, а новое сердце.
Нуар: Я достану! Я закажу в лаборатории!
Врач: В лаборатории выращивают прекрасные уши, которые не способны слышать, и красивые незрячие глаза. Нужно ли вам бесчувственное сердце на батарейках?
Врач снова снимает очки и вертит их в руках, разглядывая так и эдак.
Врач: Знаете, вы были правы. Очки – символ нашей профессии. Символ слабости.
Она поднимает взгляд на мадам Нуар.
Врач: Вы всё-таки узнайте, что стало с вашей яйцеклеткой. Или усыновите кого-нибудь.
Мадам Нуар с оскорблённым видом поднимается, дрожа от злости.
Нуар: Спасибо. У меня уже есть ребёнок!
Мадам Нуар покидает кабинет. В пустом коридоре она прислоняется к стене, прижимая сцепленные руки ко лбу. Через минуту из того же кабинета выходит медсестра Милл. Оглядывается по сторонам, подбегает к мадам Нуар, суёт что-то ей в руку и снова исчезает в двери. Мать непонимающе смотрит на карточку, оставленную медсестрой. Крупный план – визитка с надписью «Доктор Тод. Поиск».
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Тильда сидит на попе под дубаобабом, выросшем на помойке, и наблюдает, как Трики просеивает над коробкой мелкий мусор через самодельное сито. Вокруг бегают рыбьи скелетики.
Тильда: Знаешь, что меня спасает? Я каждый день совершаю подвиг. Что угодно, пусть даже это будет незаметно для других, но мне нужно знать, что я сделала мир хоть капельку лучше. Ой, оно меня укусило!
Тильда вскакивает из-под дерева.
Трики: Это же дубаобаб! Он и проглотить может!
Тильда садится рядом с Трики.
Тильда: Понимаешь, мне необходимо каждый вечер ложиться с мыслью, что я поцарапала Предел ещё немножко.
Трики усмехается.
Трики: Ты думаешь, что можешь противостоять Стене?! Как будто не знаешь, что Стена живая. Она сделана из строматолита. Это животное появилось на Земле ещё в докембрийский период, у него нет мозга, а тело похоже на коралл, но оно пережило динозавров и птиц, а вскоре переживёт и людей. Стена сильна, её раны заживают быстрее, чем ты их наносишь.
Тильда: “Тот, кто руками в ссадинах и шрамах
Не хочет рушить стену серых буден,
Пусть погибает молча у Стены -
Он не достоин видеть солнце жизни!”
Трики: Солнце умерло 13 лет назад!
Тильда: Я знаю.
Трики: Тогда брось тратить время на глупости. Ты вечно ставишь недостижимые цели, а потом сама же страдаешь, когда видишь своё бессилие.
Тильда: Трики, какое бессилие? Я только тогда чувствую себя сильной, когда сражаюсь с непобедимым противником!
Трики: Этот вечный бой может закончиться твоей смертью.
Тильда: Зато мне есть, за что умирать. Да и жить, если честно, стоит только ради недостижимого. Это вопрос самоуважения.
Трики: Ты что, хочешь попасть в рай?
Тильда: Я не верю в рай.
Тильда убирает из коробки принесённый ветром фантик и обращает испытующий взгляд на Трики.
Тильда: Обещай, что никому не скажешь.
Трики: Клянусь.
Трики поднимает правую руку, как на суде. Один скелетик подпрыгивает, чтобы цапнуть его за палец. Тильда мнётся, смотрит на свои высокие кроссовки поправляет шнурок, потом снова переводит взгляд на Трики.
Тильда: Я сделала маленькое открытие. На самом деле мы все умерли 13 лет назад и теперь живём в аду.
Трики: Не могу сказать, что я удивлён. Но зачем тогда ты проявляешь чудеса святости?
Трики сворачивает бумажку кульком и ссыпает просеенный мусор в затёртую пластиковую бутылку. Тильда придерживает. Скелетики мешают.
Тильда: Чудес не бывает, и святость мне не грозит. Я знаю одно – в аду, как нигде, нужно верить в лучшее. Лучшее в людях. Надо искать это лучшее в самых потерянных душах, только так мы пробьём Стену.
Трики: Знаешь, как говорят, - трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно, если её там нет.
Тильда отворачивается. Она рассержена и обижена.
Тильда: Почему все считают мой труд напрасным?!
Трики соединяет две бутылки горлышками и даёт Тильде держать, а сам ловко наматывает липкую ленту.
Трики: Я не считаю, мне просто жалко твои силы.
Тильда: Посмотри, что ты делаешь.
Тильда суёт Трики получившуюся конструкцию, он с гордостью её оглядывает.
Трики: Песочные часы.
Тильда: Времени нет. Некуда спешить и никуда не опоздать. У тебя и песка-то нет для песочных часов, а ещё говоришь – я трачу силы. Жалко тебя.
Голубая ушастая кошка огромным прыжком распугивает скелетиков и уносится, преследуя одного из них. Подходят мутанты, Трики поднимает голову и втыкает часы в кучу мусора рядом с собой.
Трики: Сегодня у нас, как видите, занятия на свежем воздухе. Располагайтесь.
Мутанты садятся, а Трики встаёт. Он снимает широкий браслет, под которым оказываются наручные часы.
Трики: Именно здесь я вчера нашёл вот эти часы. Бесполезное изобретение, вечно отставали или разбивались....
Руру: Дай посмотреть!
Трики снимает часы и передаёт Руру. Мутанты поочерёдно разглядывают их. Трики тем временем втыкает в землю железную палку.
Ребёнок: А зачем они?
Трики: Часы показывают время. Время существовало тогда, когда у каждого дня было своё число, а у каждого месяца – имя. Время это такая вода. Иногда оно обрушивается, как водопад, иногда застывает, как лёд, а чаще всего просто течёт. Вот так.
Трики переворачивает свои самодельные песочные часы, и мусор начинает отсчитывать секунды.
Трики: А эта палка называется солнечными часами. Так как Солнца нет, его роль буду играть я.
Трики вытаскивает из-за пояса фонарик и зажигает его.
Трики: Как видите, я хорошо подготовился!
Пока Трики кружит вокруг палки, Тильда незаметно уходит, посмеиваясь.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Палата. Санитары ввозят кого-то на каталке, сгружают на кровать и уходят. Это Лин. Входит сестра Флора.
Флора: Познакомьтесь с новым соседом.
На второй кровати лежит Хуберстенк с забинтованной головой. Он поворачивается к Лину.
Хуберстенк: Я знаю этого чувака! Он боится разговаривать с незнакомцами!
Лин: Хуберстенк! Вас вылечили?
Хуберстенк: Наоборот.
Сестра Флора поправляет постель Лина.
Флора: Зря вы согласились.
Хуберстенк: Ничего не зря! Мне предложили выбор – остаться с этим убийственным холодом в сердце или получить чувство, но только одно.
Лин: Хотя бы одно!
Флора поправляет постель Хуберстенка. Находит Страшилу, которого Хуберстенк мгновенно вырывает у неё из рук.
Флора: Зато какое!
Хуберстенк: Боль! Физическая и душевная. Во всех проявлениях!
Флора берёт руку Хуберстенка и показывает Лину.
Флора: Свежие шрамы. Раньше он делал это потому, что ничего не чувствовал, а теперь – наоборот. По-моему, ему вырезали логику.
Хуберстенк бросает на неё взгляд, в котором нечто большее, чем издевательская ухмылка. Флора отвечает ещё более укоризненным взглядом и отпускает руку.
Хуберстенк: Лин, я теперь могу чувствовать разные вещи - ненависть, разочарование, стыд.
Лин: Стыд? Вам-то чего стыдиться?
Хуберстенк: Я плохо поступал с одной белокурой бестией. Не обращал внимания, а теперь вижу, что она меня любит. Сам удивляюсь, как я мог не понимать этого раньше! Я думал, мы просто катаемся по небу, а это оказалась любовь.
;
Хуберстенк и Офелия едут впереди банды байкеров на мощных мотоциклах. Едут вдоль Стены. В какой-то момент, разогнавшись, байкеры один за другим прыгают на Стену и едут почти перпендикулярно земле. Наматывая круги, они поднимаются всё выше, пока наконец не оказываются на небесном куполе. Хуберстенка обгоняет Офелия. Оборачивается, довольная, косы по ветру, облака “Windows” под колёсами.
;
Хуберстенк: Я столько читал о любви, так надеялся! Почему мне дали только одно чувство?!
Флора швыряет дротики в мишень.
Флора: Некоторые ухитряются принимать боль за любовь.
Хуберстенк: Надо попробовать!
Флора: Только настоящая любовь не приносит боли.
 Никогда.
Без компромиссов.
Лин: Вообще-то, в нашем городе неспособность любить весьма ценится.
Хуберстенк: Я разве не говорил? Я из другого города.
Флора: Откуда?
Хуберстенк: Я называю это место “издалека”.
;
Медсестра Милл приоткрывает дверь и видит, как Лин и Хуберстенк треплются в палате. Милл закрывает дверь и поворачивается к доктору Тоду.
Милл: Если так пойдёт дальше, он обойдётся без нашей помощи. Не боитесь потерять богатого клиента, доктор?
Милл немножко заигрывает, но Тод не принимает игру.
Тод: Не боюсь. Его мать – беспокойная наседка, такими легко манипулировать. Если понадобится, Лин не выздоровеет никогда.
Угрожающий крупный план.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Подвал. Гризли вылизывает ноги Тильды, лежащей на постели с закрытыми глазами.
Тильда: А кто лучше – я или банка «Счастья»?
Гризли: С тобой никакого «Счастья» не надо!
Тильда: Ах, ты льстец!
Гризли останавливается, разглядывает одну пятку, потом вторую. Тильда открывает глаза.
Гризли: Ты знаешь, что у тебя тут какие-то пупырья повылезли?
Тильда: Ну-ка....
Она берёт левую ногу и подносит к глазам.
Тильда: Что это?
Гризли: Не знаю, но у меня такое когда-то было.
Тильда: Ты ж мутант, Гризли! Скажи честно, что это такое, и во что оно выливается.
Гризли снова берёт левую ногу Тильды.
Гризли: Да ничего особенного. Поболит и перестанет.
 Тильда: В том-то всё и дело, Гризли! Оно не болит! Ты понимаешь, Трики говорил, что мутации не вызывают боли!
Гризли: Это не мутация. Вот мутация.
Гризли задирает футболку, показывая полоски на животе.
Гризли: А у тебя просто пупырушки.
Тильда: Я не могу рисковать!
Гризли встаёт с постели, находит какой-то ящик, переворачивает его, вываливая хлам прямо на пол.
Тильда: Я должна быть абсолютно здоровой, как ты не понимаешь?! Меня же в город не возьмут, если хоть что-то обнаружат! Гризли, я не могу остаться здесь, я даже представить себе не могу, что всю жизнь тут проживу и умру под этим свинцовым туманом! 
Гризли, наконец, находит в куче какой-то тюбик и протягивает его Тильде, стоящей на четвереньках на краю кровати.
Гризли: Ты вообще никогда не умрёшь, я поделюсь с тобой своим бессмертием.
Тильда нюхает тюбик и кладёт на кровать.
Тильда: Это бессмертие? А воняет, как протухшая моча.
Гризли: Потому что это делают из протухшей мочи.
Тильда: И ты мне предлагаешь мазаться этой гадостью?
Гризли: Не хочешь – не надо. Но у тебя там уже гной.
Тильда берёт тюбик.
Тильда: Ладно, сегодня же вечером дома попробую.
Гризли: Уже вечер. Куда ты собралась?
Тильда: Ну эта гадость так воняет, мне бы не хотелось при тебе её открывать.
Гризли: Дай сюда.
Тильда отдаёт Гризли тюбик. Он берёт из кучи бинт, прыгает на кровать и отвинчивает крышку. Тильда закрывает рукой рот и нос и отодвигается на дальний край большой кровати.
Тильда: Фуу, гадость какая!
Гризли кладёт тюбик на свои колени и за ноги подтаскивает Тильду поближе. Она протестующе верещит, не отнимая руки от лица. Потом откидывается на спину. Гризли мажет ей ноги, а затем профессионально забинтовывает. Тильда убирает руку.
Тильда: Как ты можешь, неужели тебе не противно?!
  Гризли: Тильда, я только что вылизывал языком твои ноги. Я их так хорошо знаю, что считаю почти своими. Как мне может быть противно?!
Гризли заканчивает перевязывать ноги и целует их по-птичьи. Слезает с кровати и складывает обратно в ящик всю ту кучу лекарств, которую из него вытряхнул. Тильда наблюдает за Гризли, опершись на локоть.
Тильда: Гризли, зачем тебе столько лекарств?
Гризли усмехается.
Гризли: Ну, я же пока жив. А жизнь это боль. Нужно много обезболивающих.
Тильда: Неправда, они не спасают от боли. Это гормоны, замедляющие мутации.
Гризли оборачивается. В его взгляде иссякает терпение.
Гризли: Ну и что с того?
Тильда: А то, что, значит, ты не совсем на себя плюнул.
Гризли: Теперь уже совсем.
Его голос не оставляет надежды. Он равнодушен.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Больница. Лин садится на скамейку, стоящую в коридоре. Справа – некто, забинтованный с ног до головы – только панковский гребешок торчит. Этот некто трогает Лина за левое плечо. Лин оборачивается, но никого нет. Забинтованный дёргает его за волосы на макушке. Лин трёт макушку и сердито оглядывается на соседа. Тот поднимает руку, но не успевает тронуть Лина за плечо, остановленный его взглядом. На этот раз Лин замечает Страшилу, сидящего рядом с забинтованным типом. Лин вглядывается в глаза, едва видные из-за бинтов.
Лин: Хуберстенк?
Хуберстенк: Всё, что от него осталось.
Лин обнимает Хуберстенка.
Хуберстенк: Осторожно! Я, между прочим, всё чувствую!
  Лин: Да, я помню.
Хуберстенк: Представляешь, купил себе шлем! Если бы мне кто сказал, что я когда-нибудь это сделаю, я бы просто не поверил! Теперь придётся менять боевое имя. Хуберстенк Безбашенный умер. Да здравствует новый Хуберстенк!
Лин: Ты что, в аварию попал?
Хуберстенк: Ещё чего! Я был на вечеринке в Аду....
;
Хуберстенк идёт по ночной улице, видит толпу в коже и латексе у дверей ночного клуба. С чёрного хода выбрасывают садомазохистов в бессознательном состоянии. Неоновая чертовка размахивает хлыстом. Сгорает и воскресает из пепла надпись «HELLYWOOD». Один привратник – здоровенный детина в колпаке палача и с обнажённым торсом. Другой привратник – чёрная красотка в огромном серебряном парике и облегающем комбинезоне, напоминающем паутину. Хуберстенк входит в клуб. Это видит Офелия, наблюдающая из-за угла.
;
Крупный план – забинтованное лицо Хуберстенка.
Хуберстенк: Как видно, даже в аду мой ангел был со мною.
;
Музыка. Хуберстенк идёт по клубу, оглядываясь по сторонам. Вокруг танцует множество прекрасных и пугающих созданий. Кто-то извивается за решёткой, кто-то свисает с потолка, связанный японским способом, кто-то бегает на четвереньках, сдерживаемый поводком. Кто-то метает дротики в человека, прикованного к мишени. Какая-то рыжая кричит, чувак за её спиной закрывает ей рот. Она кусается, теперь кричит уже он, едва слышно за громкой музыкой. Хуберстенку на плечо ложится чья-то рука, он оборачивается.
Лин и Хуберстенк сидят на скамейке в больнице.
Лин: И кто это был?
Хуберстенк: Первооткрыватель моего тела.
;
Улица. На земле возле чёрного хода лежит садист без сознания. Офелия снимает с него маску и чёрную куртку. Надев и то, и другое, она проходит в клуб. Полосатая женщина-кошка показывает ей язык. Офелия снимает маску и вглядывается в толпу. Её обнимает чувак, весь раскрашенный в голубой цвет. Он целует Офелию в шею, она ускользает. Офелия подбегает к кресту, на котором висит Хуберстенк, утыканный стрелами. 
;
И снова больничный коридор.
Хуберстенк: В общем, сам выйти не смог.
Лин: Ну, Хуберстенк! Какого чёрта ты там потерял?!
Хуберстенк: Не обязательно терять, чтобы отправиться на поиски.
Лин: Вечно ты ищешь приключений на свою задницу!
Хуберстенк: Приключений? Нет, я искал нечто иное, даже не знаю, как сказать. Я искал ответ, наверное. Я хотел понять, как далеко могу зайти. Ты же знаешь, как это бывает – пока не дойдёшь до края, не увидишь Бездну, не поймёшь, где ты вообще находишься.
Лин: Но почему именно садо-мазо?
Хуберстенк: Ты только не подумай, я не извращенец. Я даже не могу сказать, что боль доставляет мне удовольствие. Я, скорее, научился извлекать из неё такое мрачное удовлетворение. Но мне всё равно чего-то не хватало. Мне хотелось чувствовать каждую клетку своего тела. Мне хотелось прикосновений глубже, чем допускает физическая оболочка.
Лин: Вырвать своё сердце и положить ей в руки, чтобы она его погладила, вылезти из кожи, чтобы голыми нервами ощутить её дыхание.
Хуберстенк смотрит на Лина, треплет его шёрстку.
Хуберстенк: Я думал, ты ещё маленький.
Лин: Иначе не говорил бы всего этого. Я для тебя, наверное, как глухонемое дерево, которому глупые девчонки выбалтывают чужие тайны.
Хуберстенк: Ты, скорее, случайный попутчик. Мы ведь сегодня последний раз видимся. Я забыл сказать, я возвращаюсь в свой город.в Гидраргирум. Здешние врачи больше ничего не могут сделать.
Лин: Жалко.
Хуберстенк: А мне нет. Я ни о чём не жалею. Я теперь чувствую, что стал взрослым. И если для этого надо было пройти через такую боль, то жалеть тут нечего.
Хуберстенк смотрит на Страшилу, которого всё это время вертел в руках.
Хуберстенк: Знаешь, я тут подумал. Раз уж я такой шибко взрослый, может быть, Страшила поживёт у тебя?
Хуберстенк позволяет Лину взять Страшилу с колен, хотя видно, что им не хочется расставаться.
Лин: Ты же мой единственный друг! Бросаешь меня, уезжаешь, а вместо себя оставляешь этого Страшилу! Как будто он может заменить тебя! Хуберстенк, Хуберстенк!
Хуберстенк обнимает печально своего друга Лина. Лин крепко обнимает Хуберстенка. Хуберстенк шепчет на ушко Лину.
Хуберстенк: Ты делаешь мне слишком больно, Лин....
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
 Тильда сидит возле своего сарая и лениво играет в городки. К ней подходит Трики, ведущий за собой стайку детишек без мутаций.
Трики: Тильда! Пойдём скорее!
Он берёт её за руку и ведёт по переулкам между трущоб.
Трики: Сегодня приехал доктор Тод. Он отбирает тех, кто ещё не стал мутантом, и выдаёт зелёные бумажки. Это как билет в Рай.
Тильда: В городе таким, как я, доверяют только самую грязную работу!
Трики: Какая разница. Ты ведь абсолютно здорова, тебя непременно выберут! Разве ты не говорила, что за Пределом гораздо лучше?!
Тильда: Говорила.
Скептически.
Они выходят на площадь, кишащую вполне нормальными молодыми людьми – все ожидают своей очереди возле белых вагончиков. Подходят и Тильда с Трики и стайкой малышей. Дверь вагончика открывается, медсестра Милл хватает за руку растерявшуюся Тильду и тащит внутрь. Народ вокруг взвывает. Трики оглядывается. Люди вокруг развлекаются, как могут. Особое внимание привлекает весельчак с губной гармошкой и его приятель, поющий смешную песенку, под которую многие танцуют, в основном дети. Минуты летят незаметно, и вот Тильда выпархивает из вагончика, помахивая зелёной бумажкой.
;
В вагончике Милл подносит колбу с кровью доктору Тоду, сидящему на складном стуле.
Милл: На этот раз все анализы совпали.
Тод берёт колбу и смотрит на свет.
Тод: Замечательно!
Он выпивает всё залпом и отдаёт медсестре пустую колбу. Потом достаёт мобилу и набирает номер.
Тод: Мадам Нуар! Хорошие новости. Я нашёл для вас ребёнка!
;
В своей гостиной с портретом Генерала на стене Нуар плачет над телефоном.
Нуар: Не может быть! если бы вы знали.... Я вам так обязана! Что угодно, что угодно.... Сколько?
Нуар мгновенно меняется в лице. Слёзы счастья испаряются.
Нуар: Отчего же так дорого?
;
В вагончике.
Тод: Дороже всего стоят надежда и страх. Именно на них я и делаю свой бизнес, так что не обессудьте!
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Нежная, слегка ностальгическая музыка (как Porcelain). Осенний парк во всём великолепии. По шуршащему ковру идёт сестра Флора с лиственным букетом в руках. Из кучи листьев ей навстречу выпрыгивает Лин. Флора притворно пугается и обиженно швыряется в него своим букетом. Лин сгребает охапку листьев и осыпает ими Флору. Флора отвечает тем же. Тогда Лин отворачивается и по-собачьи окучивает Флору листьями. Флора толкает его, он со смехом падает навзничь. Флора с разбегу бросается на кучу опавших листьев. Камера взмывает вверх, мимо полуобнажённых деревьев и листьев, планирующих с них.    
Голос сестры Флоры: «Прозрачны дни осенние. Прозрачны
Окрашенные в золото леса,
Улыбкой осенённые осенней....
Как хорошо забыться без желаний,
Заснуть, устав цвести и зеленеть,
С венком вина рябин у изголовья....
Осенний день недолог, и его
Прохладны пальцы, и в прохладных снах
Повсюду видит он необозримый
Снежинок рой, слетающий с небес».
Палата с портретом Генерала. Сестра Флора с книжкой сидит на стуле у кровати, красиво освещённая тёплыми лучами из окна. Лин сидит в постели с альбомом и делает кое-какие наброски. Флора берёт альбом и рассматривает картину, изображающую двоих, валяющихся в куче листьев. Переворачивает страницу и натыкается на собственный портрет. Смеётся от неожиданности.
Флора: Что это?
Лин: Это? Хороший свет, хороший день, хороший друг.
Он, кажется, немного смущён.
Флора: Мне нравится.
Флора кладёт альбом ему на кровать. Лин берёт её руку.
Лин: Только это неправда.
Флора: Что неправда?
Она обеспокоенно застывает, склонившись над Лином.
Лин: Это не просто свет. У меня полно ваших портретов. Я всё время только этим и занимаюсь. Посмотрите, карандаши куплены совсем недавно, а они уже вон какие коротышки!
Лин собирает по всей кровати карандашики, стараясь скрыть смущение. Флора садится на пол и поднимает красный карандаш.
Флора: Да, вот эти совсем маленькие, а те – длинные.
Лин: Которые любимые, те быстро кончаются, а плохие только попадаются вечно под руку и никак не кончатся. Хотите, я вам покажу кое-что?
Флора после минутного раздумья осторожно кивает. Лин открывает тумбочку, Флора достаёт оттуда стопку толстых альбомов.
Флора: Охо, сколько! И когда вы успеваете?
Флора разглядывает картинки, которые выбирает Лин.
Лин: Единственное, чего у меня полно, так это времени. Когда боли нет, я работаю круглые сутки.
Флора: А вы не устаёте?
Лин: Я устаю лежать. Я устаю ждать очередного приступа. Я устаю изображать из себя больного.
Флора: Но ведь вы и вправду больны.
Лин: Нет, Флора. Когда я делаю эти картинки, я бог и царь. Я сильнее всех на свете, и я совсем-совсем здоров. Посмотрите в моей карте. Проверьте, я не обижусь.
Флора встаёт с колен, берёт карту, висящую на спинке кровати. Листает. Улыбается. Поглядывает на Лина.
Лин: Ну как?
Флора: Я должна это показать!
Флора спешит к дверям, прижимая карту к груди.
Лин: Флора!
Флора оборачивается к постели с вопросительным кивком. Лин выдирает лист из альбома и протягивает ей.
  Лин: Возьмите! Это же для вас....
Флора кладёт портрет между страниц карты.
Флора: Я ещё зайду!
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Флора идёт по коридору. Вдалеке мелькает доктор Тод.
Флора: Доктор Тод! Постойте!
Тод оборачивается. Врач, с которым он говорил, уходит. Флора подбегает к Тоду.
Флора: Я как раз вас искала! У меня такие новости!
Тод: Как всегда, не здороваетесь, кричите и носитесь по больнице, как тайфун.
Флора: Но у меня к вам важное дело! Посмотрите сюда, только посмотрите, а потом говорите, что угодно!
Флора суёт под нос Тоду карту Лина. Тод отмахивается.
Тод: Я без очков. Говорите, в чём дело.
Доктор Тод идёт к лестнице, Флора за ним.
Флора: Помните тему моей диссертации?
Тод: Что-то революционно-патетическое?
Флора: «Искусство против страдания».
Доктор Тод долго рыщет по карманам в поисках очков и, наконец, обретает искомое.
Тод: Мне казалось, этот проект был закрыт.
Флора: Аха. За недостатком улик. Но у меня появился новый пациент, и история его болезни очень хорошо вписывается в мою концепцию.
Доктор Тод, нацепив очки, разглядывает карту Лина, стоя посреди лестницы.
Флора: Понимаете, доктор, у него совершенно невероятное улучшение!
Доктор Тод и Флора поднимаются по лестнице, выходят на другой этаж.
Тод: Действительно, невероятное. Тут какая-то ошибка. Новое оборудование, сбои вполне возможны.
Флора: Да, конечно, только ведь пациент сам всё чувствует лучше любой техники. А он говорит, что выздоравливает.
Тод: И чем вы это объясняете?
Флора: Живописью! Доктор, вы бы видели, сколько у Лина альбомов, и все просто ломятся от картинок! Он между страниц вставляет ещё листы, и альбомы становятся такими толстыми, как осенние яблоки! Вот-вот взорвутся! Вы ещё помните, как это раньше бывало – выходишь в сад, а там - словно дождик стучит, когда они с деревьев падают!
Доктор Тод открывает дверь, и входит в кабинет первым.
Тод: Не могу разделить ваш восторг. Вы, к сожалению, забываете, что любое творчество требует сил, а больному, прежде всего, нужен покой.
Флора: Он сыт вашим покоем по горло! И я уверена, не он один. Позвольте мне провести эксперимент. 
Тод: Вы что, собираетесь раздать пациентам цветные карандаши?
Флора: Ну да.
Доктор Тод смеётся, садясь в мягкое кресло. Флоре стула не предлагает.
Тод: Сестричка Флора! Вашему юному возрасту свойственна вера в чудеса, но мой опыт....
Флора: Послушайте, искусство это же, как зарядка для души!
Тод: Душа это выдумка поэтов, милочка.
Флора перебирает статуэтки и подставки для ручек на столе доктора Тода.
Флора: Хорошо, объясню по-научному. Вдохновение высвобождает эндорфины, которые помогают победить боль. Кроме того, работая руками, пациенты не дают скучать своему мозгу!
Тод: Да, они не скучают....
Доктор Тод извлекает из карты портрет Флоры. Он вопросительно и обвиняюще смотрит на неё. Флора краснеет и выхватывает картинку.
Флора: Это моё.
Тод: Вижу. Я даже успел прочитать, кто автор.
Флора прижимает лист к груди, не зная, куда деваться. Тод берёт её за подбородок.
Тод: Флора, вы знаете, что за это бывает?
Флора: За что?
Тод: Ваши обязанности ограничены измерением температуры и раздачей лекарств.
Флора: Но ведь пациентам нужно живое общение! Даже цветы вянут, если с ними не разговаривают!
Доктор Тод смотрит на Флору, как на глухую фиалку, отпускает её подбородок и отворачивается.
Тод: Идите, Флора. Идите в психиатрическое отделение. Там прекрасная оранжерея.   
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Доносится шум, представляющий собой смесь металла, аплодисментов, топота, криков. По полутёмному коридору, в конце которого сияет проём выхода в зал, идёт громила в садо-мазо прикиде и капюшоне палача. В его руках - окровавленное полотенце. Он открывает дверь и, не заходя, швыряет полотенце в комнату. Оно шмякается на скамейку, разбрызгивая кровь. В раздевалке бойцов без правил двое – Гризли, одетый, как обычно для сражения, и молодой воин по кличке Дикий, раскрашенный безумно даже по меркам шоу. Загорается лампочка на стене у громкоговорителя. Протяжное пиканье.
Железный голос: Пятый раунд. Скоро ваш выход.
Арена. Звон гонга. Бойцы под рёв толпы бросаются друг на друга - жёлтый скорпион и чёрный леопард.
Дикий перед зеркалом надевает лохматый парик, как у рокеров 80-х. К нему подходит Гризли, останавливается сзади, смотрит на отражение.
Гризли: Охо! В таком виде тебя мать родная не узнает!
Дикий: На то и расчёт.
Гризли: В каком смысле?
Дикий: Если мамка моя узнает, что я этим занимаюсь....
Леопард бьёт скорпиона в морду кулаком.
Гризли: Ты что, её боишься?
Дикий: Не боюсь, а уважаю. Люблю я её очень, маманьку мою. 
Гризли: А я потерял родителей, ещё, когда они были живы. Просто однажды понял, что во мне нет больше сил любить их. Или хотя бы ненавидеть. Вот я и ушёл. Поселился в подвале.
Дикий: Ты о них часто думаешь?
Гризли: Я же говорю - нет места, даже для ненависти. Как я могу думать о них? Их не существует, и я не уверен, были они на самом деле или нет. 
Дикий: А мне повезло с маманькой. Она меня правильно воспитала, научила, как обращаться с женщинами.
Скорпион стоит на четвереньках, леопард у него на спине.
Дикий: Это сейчас редкость, но лично я благодаря маманьке никогда женщин не бью. Хорошая она у меня. За всю жизнь ни разу слова плохого от неё не слышал.
Гризли: Ну и сидел бы с ней. Сюда-то чего ради приполз?
Скорпион встаёт и с размаху шмякается об решётку спиной, где висит леопард.
Дикий: Да вот как раз ради неё. Она не жалуется, нет. Просто раньше она всегда говорила: “Солнца хватит на всех” – такое у неё было представление о жизни. А потом Солнца не стало.
Крупный план – медленно и измождённо закрывается жёлтый глаз леопарда.
Дикий: И маманька поняла, что нужна новая поговорка, а другой  не было. Она вообще стала более задумчивой. И почти не поёт. Я очень хочу услышать, как раньше....
Дикий склоняет голову перед собственным лицом в зеркале. Гризли кладёт руку ему на плечо.
Гризли: Что ты тут делаешь, деточка?
Скорпион крутит цепью и под приглушённые крики зрителей с размаху бьёт по спине леопарда, стоящего на коленях и держащегося за решётку.
Голос Гризли за кадром: Неужели не нашлось для тебя другого занятия, побезопаснее?
Крупный план – леопард издаёт звук, похожий на огонь в вершинах деревьев. Его глаза сквозь решётку – настоящий взгляд зверя. Лапами он сжимает прутья.
Дикий поднимает на Гризли издевательский взгляд.
Дикий: А для тебя, я вижу, нашлось?
Гризли: Для меня это не проблема. Я выбрал бои потому, что люблю драться. Поэтому мне везёт. Тем, кто на своём месте, всегда везёт. А твоё место рядом с маманькой. У тебя нет шансов на поле боя.
Скорпион сжимает в объятиях леопарда, громко хрустит позвоночник.
Дикий отчаянно и мужественно вглядывается в своё отражение.
Дикий: Я должен попробовать. Чтобы знать, что я хотя бы попытался. Мамке-то, кроме меня, никто не поможет. Один я у неё.
Гризли: Тем более. Ты ж не вернёшься живым. Не оставляй мать. Посмотри на настоящих бойцов - ....
Леопард прыгает с ограждения на скорпиона.
Гризли: У них нет ни жалости, ни сомнений, они даже не имеют собственного имени и лица, они различаются только масками. Им всё равно, кто ты. Тебя – нет.
На арене скорпион беспрестанно наносит удары мусорным баком по голове леопарда.
Голос Гризли за кадром: Есть кусок мяса, который нужно смолоть в мясорубке. И будь уверен – они это сделают. Я сам такой.
Дикий говорит как будто со своим отражением – Гризли где-то далеко, на заднем плане, в стекле.
Дикий: Но ведь не все поединки заканчиваются смертью. Если публике понравится боец....
Зал бушует. Народ вскакивает, орёт, машет кулаками. Кое-где виднеются руки с поднятыми большими пальцами. Поверженный леопард с надеждой приподнимает окровавленную голову.
Раздевалка. Крупный план Гризли прямо в камеру.
Гризли: Запомни - зрителям не нравятся бойцы. Зрителям нравится кровь.
На лицо счастливого болельщика брызгает кровь. Сидящие рядом алчно слизывают капли.
Голос Гризли за кадром: Смертельный риск, на который они сами никогда не решатся.
Скорпион кладёт руки на свой тяжёлый пояс. Публика беснуется.
Голос Гризли: Толпа с тобой, пока ты победитель. Пока улыбка на твоём лице.
Раздевалка. Гризли держит Дикого за плечи.
Гризли: Если сегодня публика решит, что ты должен умереть, я тебя убью, хотя это очень несправедливо по отношению к твоей матери. Так что, давай, сделаем вот как – ты выйдешь сейчас за дверь, я её закрою, а когда меня вызовут, открою, и чтобы тебя уже не было.
Двое громил в садо-мазо прикидах и капюшонах палачей уволакивают тело леопарда со сцены.
Дикому страшно, но он усмехается в лицо Гризли.
Дикий: По-моему, ты просто боишься со мной драться, вот и запугиваешь.
Гризли: Я тебя не запугиваю. Я даю шанс. Но только один, так что пользуйся.
Гризли выталкивает Дикого за дверь и закрывает её. Тишина, какой не было прежде. Гризли делает несколько бесцельных шагов. Загорается лампочка.
Железный голос: Гризли, Дикий, на взлёт.
Гризли смотрит на дверь с надеждой, жалостью и решимостью.
;;;;;;;;;;;;;; ;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Тильда: Гризли!
Тильда открывает дверь, попадая в знакомый подвал, заваленный всякой дрянью. В углу светится ноутбук с плывущими облаками “Windows”.
Тильда: Гризли, ты тут?
Тильда оглядывается, видит задёрнутую занавеску с силуэтом ванны и торчащей из неё головы. Кап-кап.
Тильда: Ванну принимаешь? Буржуй. В то время, как гибнут остатки жизни в Мировом Океане.... Хотя я уже столько раз тебе говорила....
Тильда отмахивается от буржуя и садится на качели.
Тильда: Слушай, Гризли, я чего пришла-то. У меня такая радость стряслась. Представляешь, Старуха как будто бы выздоровела! Серьёзно, она себя ведёт так же, как раньше. Она даже выглядит лучше, чем обычно! Я не знаю, отчего это получается и как долго продлится....
Тильда перестаёт кричать и захлёбываться восторгом, она словно падает с небес на землю.
Тильда: Потому что Трики говорит, что это вряд ли навсегда. Трики считает, что так бывает перед ухудшением, а я верю!   
Тильда снова взмывает.
Тильда: Я обязана верить. Это моя профессия, Гризли, - верить в пропащих людей, потому что, если в тебя верят, ты непременно становишься лучше. И знаешь, даже если Трики говорит правду....
Запыхавшаяся Тильда соскакивает с качелей, чтобы примерить огромный сценический парик Гризли.
Тильда: Даже если Старуха безнадёжна, если чудо закончится завтра или прямо сейчас, я всё равно буду благодарить судьбу за то, что она хоть ненадолго почувствовала себя человеком.
Пауза. Тильда теребит занавеску.
Тильда: Гризли, ну скажи, что ты думаешь.
Пауза. Молчание. Слышно капанье капель в воду, которому Тильда поначалу не придавала значения. 
Тильда: Гризли.... Гризли, не пугай меня!
Пауза. Кап. Силуэт ванны в свете стоящего за ней фонаря.
Тильда: Гризли, можешь меня убивать, но если ты сейчас не ответишь, я открою занавеску.
Её голос суров и полон страха. Она прислушивается.
Тильда: Гризли, я открываю.
Страшная музыка. Тильда неуверенно отодвигает занавеску. Гризли с закрытыми глазами лежит в ванне, наполненной чёрной водой. Капли падают возле его белой безжизненной шеи и дают круги, которые отражаются от стенок ванны и пересекаются. Наезд на то место, куда капает вода, едва разбавляющая черноту. Тильда смотрит без страха или жалости. Смотрит, как на гору дров, ожидающую распилки. Наклоняется к камере. Рука Тильды трогает грудь Гризли, сдвигается немного, резко, потом в другую сторону. Выныривает, грязная, из кровавой воды. Тильда хватает Гризли и с огромными усилиями тащит из ванны. Тело несколько раз ныряет обратно, морда Гризли лишена всякого выражения, и его уродство впервые не вызывает ни отвращения, ни притяжения. Тильде, наконец, удаётся перевалить тело через край ванны. Гризли падает и от удара просыпается. Он непонимающе оглядывается, потом сердито смотрит на Тильду и встаёт. На нём только трусы, и можно разглядеть полоски у него на теле, мохнатый гребешок, идущий вдоль всего позвоночника и ноги с чёрными атрофированными пальцами.
Тильда: Гризли! Гризли....
Тильда пытается обнять Гризли, но он отталкивает её.
Тильда: Гризли, что случилось? Чем я могу помочь?
Гризли: Отвали, надоела!
Тильда: Гризли, у меня же больше никого нет, я всё для тебя сделаю, только скажи!
Гризли: Ты что, глухая?! Вали отсюда, ты не моя мать, ты не нужна мне, ты никому не нужна! Ты только хочешь быть нужной! “Бедненький мой Гризли, я спасу тебя!” Ты себя чувствуешь такой сильной, да? Бедненькая Тильда! Ты забыла, кто тут мужик!
Тильда: Да какой ты мужик!
Гризли со всей злостью бьёт в камеру кулаком. Тильда падает и, пятясь, отползает, убирая волосы с лица.
Тильда: Ты меня ударил!
Гризли: Да, ударил!
Тильда кое-как встаёт, подходит к ноутбуку и шевелит мышь.
 Гризли: Ты что делаешь?
Тильда: Стираю свои фотографии.
Гризли отбрасывает её на пол и, отвернувшись, выключает ноутбук.
Гризли: Они мои, понятно? и я решаю, что мне с ними делать.
За спиной Гризли Тильда снова встаёт и покидает берлогу.
 ;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Металл. Дождь. Трубы и тучи. Тильда плачет, бьёт Стену, царапает её, пинает, отковыривает куски строматолита. Вдалеке на фоне сияющей полосы свинцовых облаков по трубе идёт Тильда. Наезд на Стену. Дырка не зарастает. Падают одинокие осколки из её раны.
Тильда карабкается по руинам школы, ветер хлопает серыми полотнами, свисающими там и тут. Откуда-то доносится чистейший детский голос, с выражением читающий:
“И вот они совсем закрыли солнце, -
Висят тяжёлые, как флаги будней,....”
В классе на сцене стоит до боли уродливая девчушка-мутант, её внимательно слушают другие мутанты, расположившиеся полукругом на коробках и в когда-то роскошных креслах. Камера поворачивается к окну без стёкол. Голубая ушастая киска, сидящая на подоконнике, оборачивается на проходящую за окном Тильду.
Девчушка: “И монотонно дни уходят в вечность,
Как музыка в открытое окно”.
Тильда появляется в дверях. Мутанты аплодируют стихам и расходятся. Кто-то через дверь, кто-то через окно, кто-то исчезает в коридоре. Трики подходит к Тильде, облокотившейся о косяк.
Трики: Ты плакала?
Тильда: С чего ты взял? Я никогда не плачу.
Тильда со слезами бросается на шею Трики.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Мутант и человек стоят у сарая, когда подходят Тильда и Трики.
Мутант: За тобой приехали из города.
Человек: Дама в длинных чёрных перчатках.
Трики: Повезло тебе, Тильда!
Мутант: Ещё неизвестно. Все, кто отправился за Предел, переставали звонить через неделю. Неизвестно ещё, для чего их туда отвозят....
Тильда оборачивается к Трики.
Тильда: Я сейчас вернусь.
Трики: Ты куда?
Тильда оборачивается, в её огромных блестящих глазах мольба.
Тильда: Прости меня, Трики.
Трики: Тебе хуже будет.
Тильда: Я справлюсь.
Тильда бросается бежать. Она мчится по грязным переулкам, разрывая ногами валяющиеся повсюду огромные клочья упаковочной бумаги. Чуть-чуть медленнее она скачет по крышам раздавленных машин. Ещё медленнее пробегает мимо помойки. У каменной стены возле норы Гризли Тильда совсем сбавляет шаг. Она медленно и неслышно спускается, захлёбываясь затаённым дыханием, подходит к знакомой двери, останавливается, склонив голову, подбирает кирпич и с ненавистью царапает им по белой стене напротив двери. Закончив, Тильда печально кладёт руку на дверь. Камера проникает сквозь стену – теперь видно и то, что внутри, и то, что снаружи. Гризли кладёт свою руку на дверь аккурат напротив руки Тильды. Крупный план едва успевает схватить лицо отворачивающегося Гризли. Похоже, он почти готов просить прощения. Гризли распахивает дверь, но из-за его спины видна только надпись:
«Эта весна пройдёт мимо твоего сердца,
Нам не о чем больше говорить.»

Под музыку Тильда вместе с японской нянькой и мадам Нуар едет по городу Нобелю, сплошь увешанному часами и огромными портретами Генерала, осматривая из окна трамвая достопримечательности, среди которых особенно хорош спортивный парад с движущимися платформами и колоннами гимнастов.
Нянька распахивает дверь в комнату, залитую светом и роскошно обставленную. На лице Тильды восторг.
Тильда лежит в пенной ванне и пускает мыльные пузыри. В это время нянька забирает брошенную старую одежду и вешает новую – чёрную, как у всех горожан.
Тильда в чёрной майке и штанах ступает босыми ногами на кафель. Нянька тут же суёт чёрные тапки.
Довольная Тильда сидит за столом, ломящимся от разнообразных блюд.
Тильду укладывают спать. Она показывает на окно, откуда бьёт свет, но нянька подносит палец к губам, другой рукой опуская занавески.
Весёлая мелодия сменяется грустной. Усталая нянька сидит на кухне и пьёт «Радость». Заходит босая Тильда.
Нянька: Вы должны быть в постели.
Тильда берёт у няньки банку.
Тильда: Я не знала, что вы тоже пьёте наркотики.
Нянька: Выходит, пьём.
Тильда: Я думала, вы тут хорошо живёте.
Нянька: Хорошо. А пьём от скуки. Наденьте тапки, Тильда.
Тильда уходит.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Коридор больницы. Из палаты выходят мадам Нуар и медсестра Милл, поддерживающая её под локоть.
Милл: Помните, что стресс может вызвать даже музыка. И, пожалуйста, отберите у него карандаши.
Они удаляются. В коридоре остаются ранее незамеченные дежурная и Флора в чёрном платье, с прямоугольной сумкой на плече.
Флора: Видите, значит можно!
Дежурная: Только для родственников.
Флора: Об этом никто не узнает, обещаю, я только одним глазком посмотрю!
Флора садится на корточки и кладёт руки на стол. Её голос необычайно доверителен, а взгляд – как у бассет-хаунда.
Флора: Мне очень нужно. А ему нужно ещё больше. Он серьёзно болен, сестра. Мы больше никогда не увидимся.
Дежурная смотрит на Флору. Медленно с пыхтением встаёт, исчезает в двери палаты. Флора так же медленно поднимается и напряжённо выпрямляется в ожидании. Дежурная выходит, оглядывается, мимолётно касается руки Флоры.
Дежурная: Только недолго.
Флора: Аха!
Палата Лина. Входит Флора. Лин – в постели, сидит, привалившись к подушкам.
Лин: А, это вы. Ко мне сейчас должен кое-кто прийти.
Флора: Кто?
Лин: Понятия не имею, просто сказали – посетитель.
Флора: Посетитель это я. Между прочим, с подарком.
Флора достаёт из сумки нечто прямоугольное в чёрной обёрточной бумаге и отдаёт это Лину.
Лин: Что это?
Лин разворачивает бумагу и обнаруживает книжку, которую столько раз видел в руках Флоры.
Флора: Я хотела купить новую, но не смогла найти. Таких больше не делают.
Лин: Ничего, так даже лучше. Тут отпечатки ваших пальцев и листья вашей осени.
Лин листает книжку, где действительно много листьев. Он поднимает глаза на Флору, двигается к краю постели и расправляет одеяло.
Лин: Садитесь сюда Флора!
Флора садится на расчищенное место.
Флора: Да мне засиживаться некогда....
Лин захлопывает книжку и смотрит на Флору.
Лин: Почему вы с ней расстаётесь?
Флора: Прощальный подарок. Теперь у вас другая сестра будет.
Лин: Не хочу я другую!
Флора: Тогда выздоравливайте.
Лин: Вы скажите толком, что за дела....
Флора: Не надо, Лин. Не надо тратить время на объяснение того, что я сама не понимаю. Давайте лучше просто посидим вместе, как обычно. Притворимся, что всё в порядке, и это ещё не конец.
Лин: А разве это конец?
Флора: Меня выгнали.
Лин: Ну и что? Вы ко мне просто так приходите!
Лин замечает в глазах Флоры безысходность.
Флора: Я должна уехать. Вдруг....другор....горд....В другой город.
Лин: А как же я? Я и так в последнее время получаю слишком много прощальных подарков. Я уже начинаю ненавидеть вообще все подарки, потому что они означают расставание. Как будто вы все пытаетесь откупиться от меня. Да за что же так жестоко? Почему вы все меня бросаете?
Флора: Я не бросаю вас, милый мой. У меня сердце кровью обливается, но вы же знаете, мы все несвободны, и дороги, по которым нам идти, неизменно выбирает кто-то другой.
Сестра Флора дотрагивается до руки Лина над локтем.
Флора: Вам не холодно?
Лин: Не знаю.
Он говорит обиженно и отворачивается. Флора тоже отворачивается. Пауза. Два силуэта на фоне окна. Флора – лицом к камере, Лин – к окну.
   Флора: Мы не должны так расставаться. Мы потом всю жизнь будем вспоминать и мучаться.
Молчание. Лин открывает лежащий на тумбочке альбом, достаёт первый лист и кладёт на край кровати, где сидит сестра Флора. Она бросает взгляд на картинку – там они изображены вместе. Лин находит руку Флоры и хватается мизинцем за её мизинец.
Лин: «Свежеет день. Но вот моя рука -
Испей с неё тепло весенней крови.
Возьми её. Тревожно и светло
Она белеет в сумраке вечернем».
Лин поднимает глаза, но видит лишь затылок и щёку сестры Флоры. Крупный план - Флора сжимает ладонь Лина обеими руками. До дрожи.
Флора: «Прощанье велико и неизбежно
Мне будущую встречу обещает
И лёгкий сон с ладонью под щекою,
С тишайшим материнским поцелуем
На сердце и на сомкнутых ресницах:
Усни, дитя, до солнца далеко».
Её голос одновременно нежен, торжественнен и твёрд. Она сидит спиной к Лину, поэтому он не видит, насколько ей тяжело.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;
Помойка Запредела. Трики стоит возле больших чёрных пластиковых ящиков с мешком мусора. Он достаёт бутылки и сгружает в один ящик. Бумажки – в другой. Жестянки – в третий. Трики окружают рыбьи скелетики на куриных ножках с большими человеческими глазами, которым он бросает какие-то куски из мешка. Сам мешок с оставшимся мусором Трики бросает в последний ящик и идёт прочь.
Трики у руин собора, служащего школой и домом единственному учителю. Ветер несёт телефонный звонок. Трики вбегает в своё жилище и хватает наушники.
Трики: Тильда?!
Гостиная мадам Нуар. Тильда, прижимая к уху трубку, берёт с антикварной тумбочки чёрный телефонный аппарат.
Тильда: Откуда ты знаешь????
Трики: Ну я ведь узнаю твои шаги и читаю твои мысли, так что не удивляйся!
Входит маленький мутант-зайчик Руру, Трики приманивает его рукой.
Трики: Это Тильда!
Тильда садится с телефоном на пол за тумбочкой.
Тильда: Кто там?
Трики регулирует ободок наушников, чтобы вместо одной головы поместилось две – его и Руру.
Руру: Это я!
Тильда: Руру! Я так соскучилась! Представляете, я живу в старинном доме, и тут сохранился старый телефон! Никто даже не помнит, что он работает!
Трики: Я знал, что ты нас не забудешь! Я о тебе каждый день думаю!
Руру: Как там, за Стеной?
Тильда: Ты даже представить не можешь, как тут светло! Ночью не холодно, днём не жарко, и деревья совсем не кусаются! Я сплю в собственной постели, на чистых-чистых простынях и ем каждый день по нескольку раз! Тут вода прозрачная! А цветы!....угадай, чем тут пахнут цветы! Ты, наверное, думаешь, трупом или какашками, чтобы привлекать мух, а здесь вместо мух летают совсем другие звери, и запахи у цветов такие....такие!
Трики: Я помню, как пахнут цветы.
Тильда: Знаешь, ты был прав. Нет никакой Атлантиды. Просто красивый образ, чтобы люди не перставали мечтать.
Трики: Я впервые огорчён своей правотой.
Руру: Тебе там плохо?
Тильда: “Город, не ты ли сломал мне сердце?
Город, ты душащий, душный. В твоей глубине
Мы дышим, как донные рыбы”. Ты знаешь, Трики, тут люди совсем не весёлые. Они живут лучше, чем мы, но им не лучше от этого.
Трики: Тильда, я сам не знаю дороги в город, но я попрошу Имдугуда, и он проведёт тебя по лабиринту.
Тильда: Вернуться за Предел?   
Тильда на мгновение задумывается. Её лицо становится печальным.
Тильда: Нет, я не должна. Я достаточно погрызла Стену с той стороны, теперь я попробую разрушить её изнутри.
Трики: Тебе просто нравится искусственное небо.
Тильда: И это тоже.
Руру: Оно же ненастоящее.
Тильда: Знаю. Настоящих вещей так мало, что приходится радоваться искусственным. В городе все убедили себя, что так и должно быть. Я тоже потихоньку убеждаюсь.
Трики: А как тебе мадам Нуар?
В кабинете мадам Нуар стоят нянька и хозяйка дома. Нянька разводит руками и пожимает плечами.
Гостиная.
Тильда: Не знаю. Наверное, я должна быть ей благодарна.
В кабинете.
Нянька: Вы всегда были добры к ней, я не знаю, почему она убегает.
В гостиной, за тумбочкой.
Тильда: Только я всегда под присмотром, зачем-то решётки на окнах, а верхний этаж закрыт.
Кабинет.
Нуар: А если она наверху?
В гостиной.
Тильда: По-моему, там кто-то живёт. Мне кажется, у мадам Нуар есть тайна, которая делает её такой скрытной. Подождите, кто-то идёт!
Нянька стучит каблучками по лестнице.
Тильда: Нет, показалось.... 
Руру снимает наушники.
Трики: Позвонишь завтра?
Тильда колеблется. Её голос обнажён.
Тильда: Ты ещё кое-что должен знать. Я ведь так и не попрощалась с ним, а это надо было сделать обязательно. Он не отпускает меня, Трики.
Трики думает.
Трики: Ты знаешь, на все неразрешимые вопросы отвечает только время. Ты ведь легко отделалась, он тебя не убил, не изнасиловал, не покалечил. Ты ещё можешь....
Тильда: Он меня изуродовал, Трики.
Трики: Не может быть. Я и сейчас вижу твоё сияние. Я очень на тебя надеюсь. Мы все надеемся.
Губы Трики шевелятся, но слова заглушает ангельское пение. Трики смотрит на портрет Тильды, висящий на стене. Картина похожа икону, над головой Тильды нимб. Губы шепчут. Наезд на лик Тильды. По коридору идёт нянька Тильды. Тильда сидит за тумбочкой, прижав телефон к груди, а трубку к уху. У неё решительное одухотворённое лицо. Наезд на икону. Чёрные губы Трики. Тильда кивает. Нянька распахивает двери. Пение обрывается. Вид из-за тумбочки – на первом плане спрятавшаяся Тильда, на заднем - нянька в дверях. Крупный план сбоку – Тильда, не отнимая трубки, поднимает голову и тревожно прислушивается. Губы Трики молчат. Нянька закрывает дверь, кладёт руки на бёдра и, судя по всему, активно размышляет. В чёрном комбинезоне с корсетом она выглядит шахматной фигурой на белом фоне двери.
;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; 
Пустая тишина. Лин входит в свою комнату походкой человека, выбравшегося из пекла боя. Вытирает щёку. Он не плачет. Достаёт из-под кровати терменвокс. С отчаяньем шмякает на стену музыкальную панель – крупный план. Кладёт ещё две панели по бокам. Одновременно трёт их кончиками пальцев – привычный быстрый жест. Между двух панелей с тихим гудением загорается радуга, обрамляющая Лина. Гудение смолкает. Лин смотрит в камеру, за камеру, в глубокое пространство бесконечности.
Поднимается правая рука, звучит первый аккорд мелодии Another Brick In The Wall.
В тишине, в полутьме – лицо сестры Флоры.
Крупный план - рука Лина движется в воздухе, рождая вторую строчку песни - столь же заунывно, тоскливо. Безнадёжно, как отторжение.
Тёмная дорога с фонарём в конце и маленьким путником посередине. Это Флора с чемоданом – семь чётких шагов, откликается только эхо.
Лин играет третью строчку.
На полу, прислонившись к стене, сидит Тильда. На стене – круглая лампа, похожая на Луну. Тильда барабанит пальцами всё тот же Another Brick In The Wall.
Лин играет четвёртую строчку.
Тревожно и высоко стучат колёса приближающегося поезда подземного метро, тональность, как в песне.
 С болью и страстью Лин обеими руками играет “Hey, teacher, leave us kids alone!”
Мадам Нуар открывает глаза в своей постели. Сверху доносится печальная музыка.
Левая рука Лина бьётся, как мотылёк.
Флора, склонившаяся у окошка кассы метро, поднимает голову и прямо в камеру что-то говорит. Движения её губ не синхронизировaны со звуком.
Голос Флоры: Another Brick In The Wall.
 Слышится проигрыш – мадам Нуар надевает на лысую чешуйчатую голову парик, набрасывает поверх чёрной шёлковой ночнушки такой же халат.
Лин играет всё более встревоженно и поспешно.
Флора стоит под большими круглыми часами. Стрелки на них показывают полночь. Стрелки смыкаются – звучит всё та же музыка.
Мадам Нуар поднимается по тёмной лестнице. Ступеньки скрипят, как клавиши.
Заунывные звуки терменвокса. Крупный план - Тильда смотрит на тёмный потолок, потом опускает голову на руки.
Флора входит в поезд метро дальнего следования. Тревожная вздрагивающая музыка завершается грохотом сомкнувшихся створок вагонных дверей.
Лин замедленно играет финальную фразу с невыразимой грустью. Тишина. Лин сидит с опущенными руками, с опущенной головой.
Распахивается дверь, вбегает мадам Нуар, бросается обнимать Лина своими чёрными атласными рукавами. Целует в макушку, кудахчет.
Нуар: Мальчик мой, вы что же это делаете?! Уу, как сердечко бьётся! Пожалейте мать, себя поберегите!
Мадам Нуар сдирает со стены большую панель терменвокса и вместе с двумя другими отбрасывает в угол. Лин провожает инструмент взглядом, пытается вырваться из цепких материнских объятий.
 Лин: Он разбился!
Нуар гладит сына по голове.
Нуар: Вот и хорошо, хорошо, теперь моему мальчику ничто не будет мешать. Никаких волнений, никаких резких движений, никаких терменвоксов!
Лин: Сестра Флора сказала, что через музыку говорит душа, а молчание её убивает!
Нуар: Это она вас настраивает против меня!
Лин вырывается, но мать сильнее.
Лин: Она не виновата!
Нуар: Перестаньте кричать, а то придётся вколоть успокоительное!
Лин: Мне не нужно успокоительное! Мне нужна настоящая жизнь! С настоящими большими эмоциями!
Вы же меня держите на полочке в холодильнике и не разрешаете ни смеяться, ни плакать, как все!
Нуар: Мой сыночек не должен плакать! А громко смеяться просто неприлично! Нужно уметь сдерживать себя. Жить тихо, экономно.
Лин: А для чего такая экономия?
«Я лежу целый день в ожидании ночи.
Я лежу всю ночь в ожидании дня.
Я лежу больной в райском саду.
Я знаю, что не излечусь”.
Мама, что я вам сделал? За что вы меня так ненавидите?!
Нуар: Вы сами знаете, что для меня во всём мире нет ничего, дороже вас.
Она говорит холодно, как будто выполняя долг. Лин, сидящий на полу, смотрит на неё снизу вверх. Его лицо полно отчаянья и бессильной ненависти, как у зверька, пойманного глупым и жестоким ребёнком.
Лин: Тогда почему? Почему моя жизнь состоит из одних запретов?
Нуар: Вот вы уже и на мать кричите!
Лин: Я просто защищаю свою свободу!
Нуар: Да какая же это свобода, дитя моё? Это погибель ваша! Вы требуете, чтобы я своего собственного ребёнка перестала ограждать от неприятностей!
Лин: Вы же настоящую Стену построили, мама! Я не знаю, сколько мне осталось, но я не могу всё это короткое время жить только для вас! Я не хочу просто сидеть у окна и ждать смерти! Я хочу сам что-то сделать, хочу увидеть другие города, хочу болтать со своими ровесниками, хочу кататься по небу, и если я упаду с мотоцикла, я хочу заработать шрамы, чтобы всем показывать!
  Мать с упрёком кивает головой.
Нуар: Ах, вот, что у вас за желания.... В любом случае, пока я жива, я обязана оберегать вас от излишних эмоций.
Мать снова подходит к двери, нажимает кнопку на стене.
Лин: Раз уж мне суждено сгореть так быстро, я хочу гореть ярко, я буду вместо Солнца, я не могу медленно тлеть.
Нуар: До вашего совершеннолетия все решения принимаю я.
Лин: Я не доживу до совершеннолетия. Считайте, что моя последняя воля....
Дверь распахивается, влетают сторожа с огромными клыкастыми собаками, которые начинают лаять и бросаться в сторону Лина. Мадам Нуар абсолютно спокойна.
Нуар: Ребёнок отказывается принимать димедрол.
Двое сторожей хватают Лина. Мадам Нуар берёт из тумбочки шприц в упаковке, разрывает целлофан. Оказывается, шприц уже заряжен димедролом. Мать отдаёт шприц третьему сторожу. Теперь обеих собак держит всего один мордоворот. Они вот-вот сорвутся. Мать отворачивается к стене.
Нуар: Не могу это видеть. Сделайте всё сами.
Лин: Мама! Мама, я же просто хотел поговорить!
Нуар: Я достаточно услышала. Вы неадекватны.
Лина колят. Жирная струя крови катится до локтя, а с него – на пол, забрызгивая всё кругом.
Лин: Мама, мама, мама!
Нуар: Ну что – “мама”?
Лин: Я люблю вас, мама, но я не могу отдать вам всю свою жизнь!
 Мадам Нуар поворачивается в профиль, по-прежнему не глядя на Лина.
Нуар: Ваша жизнь и так принадлежит мне. И я ею распоряжаюсь правильно.
Мадам Нуар выходит, не оглядываясь. За ней – сторожа с собаками. Двое, державшие Лина, бросают его на полу. Он уже не в силах подняться. Хлопает дверь. Обессиленный Лин плачет в луже крови.
Кабинет. Тильда берёт телефон и садится в тесный угол за тумбочкой. Крутит диск. Внезапно двери отворяются – Тильда это слышит, но не видит, кто пришёл. Она поспешно нажимает на рычаг аппарата и затаивает дыхание. Камера подкрадывается к тумбочке, смотрит на Тильду сверху. Она поднимает глаза и встречается взглядом с портретом Генерала, висящим напротив. Тильда подносит палец к губам, призывая его молчать. Свет в комнате гаснет.
Вошедшие мадам Нуар, Тод и Милл в зашторенной полутьме подходят к столу.
Нуар: Здесь нам никто не помешает.
Милл кладёт на стол чемоданчик, открывает, нажимает кнопку. В воздухе возникает трёхмерная голограмма – голые Тильда и Лин с розовыми телами пупсов.
Тильда выглядывает из своей засады. К счастью, все стоят спиной к ней. Над их головами висит голограмма.
Тод: Операцию проведём завтра утром. Сначала мы отметим линии, по которым будет двигаться скальпель.
Тод при помощи светового пера проводит чёрные линии на грудных клетках пупсов.
Тод: Потом надо открыть вот эти лепесточки....
Тод пальцами открывает рёбра голографических пациентов.
Тод: А теперь вытаскиваем органы.
Тод вытаскивает двумя руками оба маленьких сердечка. Они бьются в его руках, как настоящие. 
Тильда в ужасе закрывает рот рукой.
Тод: Главное – сделать это синхронно, чтобы никто не пострадал.
Милл: Кроме донора. Думаете, Тильда сможет жить без сердца, как вы?!
Тод удивлён, но нисколько не напуган. Он хозяин ситуации.
Тод: Вы хотите сказать, что отказываетесь?
Крупный план ответом на крупный план.
Милл: Вы знаете, что я не могу отказаться, но кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Почему один ребёнок получает красивые подарки, живёт в роскошном доме и объедается сладостями, а другой всю жизнь мучается в нищете, да ещё и сердце своё должен отдать тому, кто и так имеет всё!?
Нуар: Вы не понимаете? Мой сын умирает!
Она готова броситься на Милл с кулаками, но Тод её останавливает.
Тод: Успокойтесь. Просто сестра Милл забыла, что все рождаются разными. Дети из-за Предела глупые и ленивые. Они не умеют даже читать, у них нет никакого будущего. Вы правильно сказали – они мучаются в нищете, так давайте прекратим их мучения. Это будет очень гуманно.
Милл: Вы убиваете детей, доктор Тод!
Тод: Я спасаю детей, сестра Милл! Тех, кто этого стоит. Хороших детей из уважаемых семей, которые в будущем станут достойными членами процветающего общества.
Милл: К чёрту такое общество!
Тод берёт Милл за локоть и наклоняется к самому её лицу.
Тод: Мы с вами прекрасно знаем, что завтра утром вы придёте на операцию и сделаете всё как положено. Так что не надо лицемерить. Давайте, сестра.
Тод показывает пальцем на свою щёку, Милл нехотя целует его.
Милл: Конечно.
Мадам Нуар неловко их прерывает.
Нуар: Может быть, перейдём в гостиную?
Тод: Нам пора.
Нуар: Я провожу.
Тод захлопывает чемоданчик, пупсы гаснут в воздухе. Все уходят.
Тильда, дождавшись, пока шаги стихнут, отчаянно крутит телефонный диск.
В пустой комнате с портретом Тильды на стене звонит телефон. Среди руин он слышен тихо. На пустынной дорожке – едва доносится.
Тильда набирает одну цифру и останавливается в раздумье.
Подвал. Камера подкрадывается к Гризли сзади. Он сидит перед старым ноутбуком, у которого разваливается крышка, благодаря чему монитор, провода и микросхемы торчат наружу. На экране – Тильда, шлющая воздушные поцелуи в бесконечном повторе. Сердечки, вылетающие изо рта Тильды, превращаются в надпись «Всё равно люблю!». Гризли останавливает движущиеся картинки и выделяет слова «всё равно». Нажимает на кнопку Backspace. На экране появляется надпись: «Программа совершила недопустимую ошибку и будет закрыта». Гризли в панике стучит по какой-то кнопке, потом по другим, а экран тем временем гаснет. Через мгновение он загорается, Гризли с надеждой вглядывается в чёрный квадрат, но на нём вспыхивает только небо с плывущими голубыми облаками. Гризли роняет голову на руки. Звонок.
Тильда прижимает трубку к уху.
Тильда: Гризли.... Это Тильда. Гризли, я бы никогда не позвонила, подожди, не бросай! Послушай, Гризли, они хотят убить меня! Им нужно моё сердце для пересадки, я ничего не придумываю, я сама слышала! Не вешай трубку, умоляю тебя! Я не могу дозвониться до Трики, мне только ты можешь помочь! Я знаю, что можешь! Гризли, не бросай трубку, не бросай меня! Я не выберусь одна, я не знаю, как! Нет, я не должна быть сильной! Я не могу, Гризли! Помоги мне, я прошу тебя, они же убьют меня, понимаешь! Я не хочу умирать, Гризли, Гризли, я не хочу умирать, я не хочу умирать, не хочу умирать! Заткнись! Нет-нет, только не вешай! Я хочу сказать, твоя философия не поможет, мне сейчас поможет только одно.... Что? Гризли! Гризли, я прошу тебя, я не смогу сама, мне никто больше не поможет! Какая судьба, Гризли?! Только козлы верят в судьбу! Герои творят её сами! Да, ты козёл, Гризли! Подожди, не вешай трубку! Гризли! Гризли....
Холодный Гризли сидит у себя.
Гризли: Думай, Тильда, думай. До свидания, позвонишь, когда сама всё поймёшь.
Он кладёт орущую трубку.   
Тильда за тумбочкой в тихой истерике. Она сдерживает рыдания, чтобы её никто не услышал, закрывает рот рукой, в другой продолжает судорожно сжимать телефон. Она закрывает рукой глаза, размазывает слёзы по лицу. Шепчет что-то, поначалу едва различимое.
Тильда: Я не хочу умирать, не хочу умирать, я не подохну, назло тебе, Гризли, назло тебе я выберусь отсюда!
Тильда решительно встаёт, со звоном ставит телефон на тумбочку.
Быстрая приглушённая музыка, как шёпот с редкими вскриками. Тильда бросается к входной двери и нажимает на ручку. В ответ на стене открывается панелька с мигающим отпечатком руки. Тильда раздосадованно замахивается кулаком и поворачивает обратно. Мучительно ищет взглядом выход. На глаза ей попадается вентиляционная решётка, находящаяся на верхней лестничной площадке. Тильда возвращается в кабинет, где хватает со стола нож для писем.
Тильда сидит на лестничной площадке и ножом откручивает винты на решётке, прикрывающей отверстие в стене. Совсем близко – дверь, ведущая на верхний этаж. За дверью прислушивается Лин с альбомом и ручкой в руках. Он открывает замок и выглядывает наружу. Тильда в ужасе оглядывается.
Лин: Я знал, что в доме кто-то завёлся. У меня от жизни взаперти появилось шестое чувство.
Лин выходит, Тильда вскакивает и выставляет вперёд нож. Лин прикрывается альбомом.
Тильда: Аа, так это тебе хотят отдать моё сердце! Не получится, детка, оно мне самой нужно!
Лин: Зачем мне ваше сердце? Мама обещала мне искусственное!
Тильда дёргает решётку. Крупный план – дрожит винт.
Тильда: Ну да, конечно! А, по-твоему, зачем я здесь? Зачем меня откармливают и моют каждый день?
Лин: Потому что хорошо относятся?
Крупный план – винт еле держится.
Тильда: К поросятам тоже хорошо относятся. “Кушай, моя свинюшечка!” – а потом хрясь!
Тильда пыряет ножом в направлении Лина. Тот отскакивает.
Тильда: Ножом в спину!
Тильда ещё раз хорошенько дёргает решётку, и один из двух оставшихся винтов падает.
Тильда: Ну, я, пожалуй, пойду! 
Лин: Стойте! Там вентилятор! Смотрите....
Лин выдирает из альбома чистый лист и подбирается к отверстию под настороженным взглядом Тильды, не опускающей ножа. Лин подносит лист к проёму, его туда засасывает, через мгновение обратно вылетает рой мелких обрывков. Тильда хватает Лина за руку и подносит нож к его лицу. Она не шутит.
Тильда: Тогда выведи меня через дверь!
Лин: Я не могу её открыть.
Тильда дотрагивается ножом до его шеи.
Лин: ....Но есть другой выход! Идёмте!
Камера выныривает из-под просторного непромокаемого крыла – Лин ставит посреди комнаты самолёт, представляющий собой велосипед-тандем с красными крыльями.
Лин: Я сам его собрал по старинным чертежам. После того, как лишился крыльев....
Тильда: У тебя были крылья?
 Она опускает нож. Лину не скрыть печали.
Лин: В Нобеле нельзя отличаться от других. Поэтому у меня больше нет крыльев. “Нет ничего, к чему можно прикоснуться губами.
Да и все губы со временем исчезнут”.
Тильда: “Но ты, дитя, веришь в силу своего сердца,
Ты знаешь, что напрасно жить – меньше, чем умереть”.
Лин: Вы знаете Эдит Сёдергран?!
Они уже друзья.
Тильда: У меня была такая небольшая книжечка....
Лин выхватывает из-под подушки свою книжку.
Лин: Такая?
Тильда: Точно!
Она на мгновение берёт книжку в руки, потом возвращает Лину. Он запихивает её запазуху и делает размашистый жест в сторону самолёта.
 Лин: Прошу на борт нашего лайнера!
Первый этаж. Из дверей кабинета появляется нянька.
Нянька: Тильда!
 Внимание няньки привлекает писк электроники. Это мигающая дверная панелька с отпечатком руки.
Нянька: Мадам Нуар!
Нянька нажимает кнопку в стене – под потолком включается аварийная мигалка.
Комната Лина. Взволнованная музыка. Самолётик с Тильдой стоит на отрезке крыши, примыкающем к окну, а Лин, сидящий на подоконнике, держит его за хвост.
Лин: На старт!
Тильда сжимает рулевой трос.
Лин: Внимание!
Лин сосредоточенно опускает голову.
Лин: Мааааааааааа!
Лин сталкивает самолёт с крыши и виснет у него на хвосте. Тильда не без труда выравнивает летательный аппарат в воздухе.
Смешная музыка. Нянька, мадам Нуар и сторожа с собаками подбегают к окну комнаты Лина.
Героическая музыка. Из окна высовываются гавкающие и орущие морды. Лин бросает на них последний взгляд и кое-как взгромождается на заднее сидение тандема. Тильда оборачивается к нему.
Лин: Я вас провожу.
Самолётик машет крыльями.
А в это время внизу.
Нуар: Быстрее!
Она едет на чёрной лакированной велорикше и, приподнявшись, тычет в спину водителя, одновременно глядя в небо. Следом едут сторожа на великах, собаки-людоеды бегут своим ходом.
В самолётике – Лин смотрит вниз.
Лин: За нами погоня!
Тильда бросает взгляд на землю и дёргает рулевой трос, поворачивая влево.
Мадам Нуар чуть не на голову водителю садится.
Нуар: Налево!
Слева на параллельной улице проходит спортивный парад. Под цирковую музыку велорикша мадам Нуар разгоняет цепочку зрителей и очень ловко пересекает поперёк колонну музыкантов, не нарушая их шахматного порядка. Сторожа прыгают на великах сквозь большие обручи, которые несут гимнасты, собаки останавливаются, как вкопанные, перед жонглёрами, очарованные их скачущими шариками.
;
В самолётике Лин хлопает Тильду по плечу, она оборачивается.
Лин: Я больше не могу.
Тильда: Они ещё там?
Лин смотрит вниз, тяжело дыша.
Мадам Нуар, задрав голову, едет по рельсам, за ней – сторожа, потом собаки, а следом – трамвай с торчащими из окон и дверей изумлёнными пассажирами.
Череда крупных планов – вздымающиеся красные крылья, ноги Тильды, тяжело крутящие педали, голова Лина на плече запыхавшейся Тильды, её усталое лицо. Внезапно оно освещается надеждой. Тильда дрыгает плечом, на котором лежит Лин. Он поднимает голову.
Тильда: Смотри!
Впереди летает множество людей на разноцветных шарах, рюкзачках-моторчиках и крылатых самолётиках. 
Кавалькада мадам Нуар кружит на земле среди болельщиков и аэронавтов, готовящихся взмыть в воздух.
Красный самолётик приземляется на противоположном краю аэродрома. Герои едва выбираются, становятся дрожащими ногами на асфальт, смотрят друг на друга.
Тильда: Ну, пока.
Лин: Мы больше не увидимся?
Тильда: Если только стена рухнет.
Лин: Как вы попадёте за Предел?
Тильда: По канализации. Проводи меня до люка.
Они идут молча. Лин отодвигает крышку. Тильда обнимает его на прощание и спускается. Она прыгает на бетонное дно колодца, поднимает голову и видит Лина, спускающегося по лесенке.
Тильда: Решил проводить до дверей?
Лин: Можно я с вами? За Предел?
Тильда: Если не заблудимся.
Тильда ведёт Лина по узкой трубе.
Тильда: Просто мы не туда свернули. На этот раз точно. Я припоминаю это место.
Тильда прыгает вниз – там невысоко, около фута. Оглядывается. Слева большая круглая железная дверь с вентилем, в двух шагах справа – свежая кирпичная кладка. Из трубы прыгает Лин, и сразу берётся отвинчивать вентиль.
Лин: Нам сюда?
Тильда: Нет. За этой дверью сточные воды. Стоило бежать, чтобы опять наткнуться на стену.
Тильда устало прислоняется к кирпичам. Лин неловко хлопает её по плечу, несколько смущаясь. Сквозь трубу видно, как по коридору проходят Имдугуд, волк, лилипут и ящер.
Лин: Не будем терять надежду.
Ящер останавливается.
Ящер: Имдугуд!
Имдугуд оборачивается.
Ящер: Я слышал голос.
Имдугуд: Это крысы болтают. Пойдём.
Компания удаляется.
Лин берёт Тильду за руки.
Лин: Сейчас главное – снова выбраться на поверхность, а там доверимся судьбе.
Тильда: У меня нет судьбы.
“Капризное мгновение
Украло для меня
Случайно сколоченное будущее”.
Я родилась по неосмотрительности, меня никто не ждал на этой Земле, да и на небе, как видно, забыли приготовить для меня звезду.
Лин снимает цепочку с серебряной пятиконечной звездой и надевает на шею Тильде, тщательно заправляя за ворот.
Лин: Эта звезда упала с неба. Я знал, что однажды найду того, кто её потерял.
Лин прыгает в трубу и за руку втаскивает следом Тильду.
Лин и Тильда поднимаются по лесенке к сияющему кольцу люка.
Вид с улицы – люк поднимается, вылезает Лин, помогает подняться Тильде. Они в каком-то подвале среди чемоданов и мешков. Взявшись за руки, наши герои поднимаются по лестнице и распахивают двери. Перед ними огромный вокзал, под потолком ездят поезда.
Тильда: Что это?
Лин: Метро дальнего следования.
Тильда и Лин подходят к светящейся карте окресностей.
Тильда: Куда же мы отправимся?
Лин достаёт из кармана штанов Страшилу. Наезд на надпись “Гидраргирум, второе кольцо, улица Фарадея”. Лин дважды нажимает на лампочку на карте, и из щёлочки в стене выползают два билета. Лин отрывает их и вручает один Тильде.
Лин: Добро пожаловать в новую сказку!
Они обмениваются ухмылками.
Героическая музыка. На камеру мчится паровоз подземного метро. Камера поднимается сквозь толщу почвы, сплетения проводов, канализацию, где бродит банда Имдугуда, выскакивает на поверхность и с дикой скоростью летит над землёй, потом поднимается к облакам, выше облаков и в Космос, где взрываются великолепные фейерверки новых миров.
   
 THE  END