Я, Сид и анютины глазки

Лора Ларионова
                Нетеатральная  пьеса


                1

Действующие лица:
Федотова Нина Александровна – молодая  женщина
лет тридцати               
Сид Барретт: музыкант
Официант.   


Кафе. Полумрак. Освещается центр сцены.  Стоит столик и два стула. На одном сидит Нина. Одета женственно, элегантно, видно, что готовилась. Легкий аромат кофе (хорошо, если он будет чувствоваться в зале). На столе -  журнал и карандаш. Вместо звонка перед началом спектакля звучит песня Pink Floyd See Emily Play, она затихает, начинается действие.



- Последнее время я часто оглядываюсь назад. Вспоминаю университет: как училась, с кем общалась, чем занималась. Я не придавала никакого значения тому, что  происходит: жизнь как жизнь, ничего особенного. А  теперь, когда прошло десять лет, мне  кажется,  это  было  волшебное время.
 
Тогда я хотела стать писателем.    Меня всегда хвалили в школе,  приводили в пример мои сочинения. Все говорили, что у меня есть способности… и моя мама так думала.  Я представляла  такие маленькие книжечки в розовой обложке, которые можно брать с собой и читать в метро. На развороте   написано: Нина Фортео и моя фотография. Конечно, Федотова не плохая фамилия, но  у интересной молодой писательницы должно быть какое-то  более изысканное имя.

В общем,  я поступила на филологический факультет в полной уверенности, что это и есть начало моей блестящей карьеры. В студенческой газете появились мои статьи. А  спустя некоторое время и  два  первых     рассказа.

Один назывался «Оттепель»,  про молодого человека, который  ненавидел все вокруг: институт, в которой учился; город, в котором жил;  ненавидел вставать по утрам и обедать в столовой;  терпеть не мог   людей  вообще и  однокурсников в особенности;  зиму, потому что холодно, а лето, потому что жарко, -  все, абсолютно все. Ну и рассказ про то, как однажды он понял, есть все-таки нечто такое, что ему нравиться.

Второй – про девушку, которая  встречала Новый год в одиночестве, она была  дома, одна, и ей было очень грустно.  Одиночество   похоже на пытку, оно становится невыносимым на фоне всеобщего праздника и веселья. Кажется, что   в мире счастливы все, кроме одного единственного человека…  Сейчас  этот рассказ  получился  бы  намного лучше. Тогда я просто придумала историю, которая показалась мне интересной,  а теперь… теперь  можно было  рассказать об этом куда подробней.
 
Еще я любила танцевать.  Знакомые шутили: «девушка-загадка», ну, это потому, что группа, в которой я  танцевала  называлась «Энигма». Мы  выступали на всевозможных праздниках: для первокурсников, для выпускников,  для ветеранов,  преподавателей, но самое интересное –  на танцевальных конкурсах.

Помню, как я волновалась перед выходом: с утра ничего не могла есть. Сцена внушала какой-то панический ужас.   Я выглядывала из-за кулис, чтобы оценить, сколько людей в  зале, кто выступал перед нами – сама не знаю, зачем я это делала. Но потом,  когда подходила наша очередь – страх пропадал. Это такое  непередаваемое ощущение, потому что  в одно мгновение пропадает и страх, и боль,   мысли, чувства, желания.   Остается только танец. Руки и ноги сами выполняют те или иные движения,  ничего другого, и быть не может. Раз, два, три, раз, два, три -  я до сих пор слышу голос нашего преподавателя.

У нас были красивые  костюмы с блестками, прически, макияж и накладные ресницы. Я чувствовала себя настоящей артисткой, нужной и интересной. Репетиции занимали значительную часть времени, и я вела ежедневник, в котором чуть ли не по часам расписывала неделю – чтобы все успеть. Хотелось быть просто неотразимой. Если судить по тому, как нас встречала публика, – то  у меня это неплохо получалось.

Один раз я упала. Прямо посреди сцены.  Подвернула ногу  - и упала. Я тут же вскочила и продолжила танцевать. Только потом, когда музыка закончилась, я осознала, что произошло. Катастрофа. Мне было стыдно смотреть в глаза  преподавателю,  своим  подругам, друзьям,  - я так их  подвела, жуть;   когда я шла по   коридору,  мне казалось, что все  студенты знают о моем позоре и,  молча, злорадствуют – так тебе и надо, растяпа.   Да, с вами такого не случалось.


Выходит официант. Подходит к Нине. Молча, ждет.

Жене долго пришлось меня утешать, он говорил, что никто ничего не заметил, все решили, что это такое движение, я просто присела на секунду  – так и было задумано. Женя… При желании, он мог быть очень милым.

Мне капучино с корицей. Пока все (официант уходит).


Мы познакомились на втором курсе. Какой он был красивый: высокий, с темными волосами… Я была уверенна, что он  – моя судьба, и  после  государственных экзаменов, мы поженимся. Все было хорошо. Я его любила. И он меня любил. Но со временем… как бы это сказать…он стал как-то грубо со мной разговаривать. Приеду я к нему в гости,  устроимся мы на диване смотреть телевизор,  и тут он скажет: там, в холодильнике кусок колбасы, иди мне быстренько бутерброд сделай. Я, так же как и он,  смотрю фильм, почему я должна вскакивать и бежать на кухню, когда ему вздумается?  Но главное, сама интонация: одно дело сказать, котенок, я так проголодался, приготовь что-нибудь перекусить, а то, как прислуге, иди, да еще, чтобы быстро. Или вот. Я звоню и рассказываю,  как мы здорово выступали на вечеринке по случаю 23 февраля, а он меня на полуслове оборвет: ну ладно, я все понял; в восемь зайду, чтоб была готова, а то я задолбался тебя ждать.

 В общем, не прошло и полугода, как я стала сомневаться в том, что он моя судьба.  Еще  два года после этого я  сильно колебалась, размышляя о том, можно ли за него выходить замуж или нет. Но после очередной громкой ссоры, я все-таки сказала: Все, не приходи, не звони. Мы друг другу не подходим.
И он ушел. Не приходил,  не звонил,  и не просил вернуться. 


Появляется Сид Барретт. Садится на пустой стул. Сидит. Смотрит в одну точку.


Я закончила институт. Пришла пора искать работу. О, тяжелое это было время. Я ходила на одно собеседование за другим – все не удачно. Как назло, не везло. Сначала я выбирала те вакансии, которые соответствовали моим представлениям о «хорошей работе», а хорошая работа, прежде всего,  должна быть интересной. СМИ – это как раз та отрасль, где я могла бы проявить свои способности. Но   поиски не увенчались успехом. А время шло – нужны были деньги. Постепенно мои требования к работодателю становились все ниже и ниже  (например, уровень зарплаты,   сократился,  чуть ли не вдвое),  а через четыре месяца  неудачных исканий,  я была готова идти  куда угодно – хоть  продавцом в  супермаркет.  И тут, когда я уже совсем пала духом,   знакомая подсказала, что в  областную библиотеку требуется сотрудник в отдел периодики. Ура! На тот момент,  я думала, что большего счастья просто не бывает!  Зарплата маленькая, зато работа спокойная, и люди окружают интеллигентные – а для меня это важно, ну, чтобы люди были образованные. Тупость – это самое большое зло.   Тупого человека можно только застрелить, но объяснить что-либо невозможно: он хохочет  тебе в лицо, - и все тут.

О чем это я?

 А да… устроилась я работать в библиотеку. Однокурсники по разным местам разбежались,  одни женились, другие – замуж вышли, у всех  новая жизнь,  работа и новые  друзья.  Пару лет после  выпускного еще как-то встречались, общались, но потом все реже и реже, а сейчас я и сама не хочу никого видеть…  Зарплата у меня такая, что приходится во всем экономить и в первую очередь – на развлечениях. Танцы я забросила. В спортивных клубах такие цены -  не по карману.


Появляется  официант. Ставит на стол чашку  и уходит.

Спасибо.

Женю я больше не видела. Он не приходил. Не звонил. А мне бы хотелось. Сначала, я думала,  он пожалеет о том, что потерял меня (нам же было так хорошо вместе).  Что со дня на день он позвонит, и будет просить прощения – но я не прощу. Ни за что.  Спустя год, я поняла, что он нашел себе другую, но и другая девушка  его бросит, кому нужен такой хам?  Она  бросит его года через два  и тогда он позвонит мне. Он позвонит, и будет молить прощения, но я не прощу. Никогда.  Прошло три года.  Он наверняка расстался со своей подружкой, но  раз не позвонил мне, значит, познакомился с кем-то еще.  Конечно,  и эта девушка его бросит, кому нужен такой мужлан? Она прогонит его спустя два года…   Но еще несколько  лет показались мне вечностью.   И тогда я перестала ждать. Зачем? Я бы все равно его не простила.

Он мне нравился.  И вы тоже.  Особенно на тех фотографиях, возле машины, в темном пиджаке, с отросшими волосами. Вы были очень красивы, почти  как Женя.  Помню, как я любила рассматривать эти снимки, то немногое, что после вас осталось. У меня есть подборка любимых фотографий, но мне не нужно брать их в руки – я помню каждую. Такое лицо, прекрасное, умное лицо. Там, где вы в рубашке с жабо, с длинными взлохмаченными волосами… вы просто прекрасны. Потрясающие глаза, добрые, мягкие, и взгляд, спокойный, вдумчивый – разве это глаза сумасшедшего?..

Ну, да, конечно, не такой как все – значит, сумасшедший. Все очень просто. А люди… они замечательные. Они бегут, если чувствуют опасность. Инстинкт самосохранения -  сильнее всякой духовности. Человек, который молчит – опасен, от него надо избавиться. Люди замечательные, у них есть очень  забавная особенность: когда другому человеку плохо,  они тут же перестают с ним контактировать. Все правильно, на карантин его,  вдруг заразит. Сомнение. Если появится сомнение, что жизнь устроена правильно, это чревато серьезными последствиями: упадет один камешек, потом другой,  так и все здание рухнет –  быстрее, гораздо быстрее, чем вы можете себе представить.

Люди  работают в офисе. У них сплоченный, доброжелательный коллектив, они можно сказать «семья», потому что в иных случаях на работе проводят больше времени, чем со своими законными супругами.  Они  небезразличны, а напротив, очень внимательны друг к другу.  Держат на контроле, кто с кем спит, дружит,  враждует,  у кого какие доходы и расходы – ну,  это же очень  важно, сами понимаете. И вот появляется  на этом корабле грустный человек. Человек, который молчит, который молча грустит. Ну, это же страшнее чумы!

  Сомнения. У  коллег могут появиться сомнения в том, что они живут так, как хотели. Разве этот ненормированный рабочий день не прекрасен! Столько дел, встреч,  сколько интересной и нужной информации – голова идет кругом.  Мне доверяют важные поручения, т.к. уважают; я – специалист – это звучит гордо. Да, я хороший бухгалтер.

А тут, за соседним столом сидит  грустный человек.  Почему? Ему дали хорошее рабочее место, допустим, у него не самый новый компьютер, ну и что, когда  я  устраивался, у меня был еще хуже. Может,  он плохой менеджер? Но у него есть квартира, машина и одет  прилично – заработал же, стало быть, соображает. Странно, жена, дети – у него же все есть! У него  все как у меня.  Что же не так?  Тогда то и упадет первый камешек.  Грустный человек не пройдет испытательный срок, вместо него  появится  другой, энергичный, позитивный, - и все вернется на круги своя.  Мы встаем утром, потому что это нам нравится.   Мы всегда мечтали заниматься тем, чем занимаемся. Мы счастливы, у нас все хорошо – это заповеди  хорошего клерка. Главное, повторять их почаще.
Вы были грустным человеком, очень грустным и молчаливым. Однажды вы замолчали навсегда. Это произошло  за 35 лет до вашей смерти. Я иногда думаю, что же случилось? Что так сильно обидело, да нет, обидело, это не то слово,  что так сильно ранило вас.

Такой прекрасный старт, и столь досадный финал. Подумать только,  первый альбом вышел в  1967 году, вам тогда был   21 год. Этот альбом до сих пор считается достоянием мировой рок-музыки. Всего 21 год…  А уже в 22  вы не смогли выступать с группой. Потом  два сольных альбома,  и все. Конец.   Безмолвие.  Сид умер в 25 лет. Роджер -  в 60. Причем,  Роджер, никогда не работая и ни чем, не занимаясь,  прожил 35 лет на те деньги, которые приносило творчество Сида Барретта.    Это был странный выбор.  Вы решили замолчать, но для поэта замолчать – значит   то же самое, что потерять руку или ногу, потерять часть своего существа. Такая жизнь хуже, чем смерть – я так думаю. Но так думаю я, а вы могли думать по-другому. Что это? Самодостаточность в высшей степени? Мало ли чем можно заняться: рисовать, ровнять газон вокруг  своего дома,  общаться с матерью, смотреть телевизор, пить пиво и есть сладости, что еще? Думать… Думать о чем-то своем, и теперь уже не делиться ни с кем своими мыслями. Помимо художественного мира, есть еще и реальный (некоторым приходится напоминать об этом). Может, вы научились находить радость в простых вещах, в этой убогой повседневности  нашли нечто большое и важное, чего я, например,  не вижу.
 
Обидели.  Очень сильно обидели, только не ребенка, который за улыбку  простит все на свете. С годами люди становятся очень уязвимы. Чем  тоньше и сложнее человек, тем легче его обидеть.  Для того чтобы причинить ему боль, не нужно пользоваться плетью – достаточно  недоброго слова, скептического взгляда.  Может, в тот момент, когда вам было очень и очень плохо, люди вместо того, чтобы поддержать, поступили так, как поступают всегда – отстранились. Они сторонятся тех, кого не понимают.  Разве можно понять человека, который  не хочет открывать рот под фонограмму?   Все хотят, а он не хочет. Сразу видно, - сумасшедший.


Берет карандаш и читает журнал.


Так,  что у нас здесь: тест.  Тесты я люблю. Они конечно, глупые, зато есть чем заняться. Посмотрим.

1. Вы посещаете театр, кино, концерты:
А. Не реже, чем, раз в неделю.
Б. Раз в две недели.
В. Раз в месяц и реже.

Не помню, когда я была на концерте… Вообще не хожу, здесь нет такого варианта, ну тогда «В».  Хотя, нет, я же  сюда прихожу каждую  неделю. Чем кофейня хуже кинотеатра? За те же деньги я могла бы  сходить в кино, но я не хочу. Там шумно,  людно.  Здесь лучше. Я уже всех официантов запомнила.  Мы с ними почти друзья.

2.  Вам не хватает для полного счастья:
А. Денег.
Б. Свободного времени.
В. Настоящих друзей.
Г. Ванильного мороженого.
Д. Уже все есть.

О, как раз про друзей. У меня их много, вон сколько. Один скоро придет рассчитать. Жаль,  сегодня нет того молодого человека с рыжими  волосами. Он такой милый. Он всегда так приветливо улыбается, как будто на самом деле рад меня видеть, т.е. рад, что пришла именно я, а не кто-нибудь другой.
 
….Для полного счастья? Да, у меня все есть.  Ну, или почти все.  Но счастье, оно и не может быть полным. Человеку всегда чего-то не хватает, в этом и состоит жизнь. Он стремится к какой-то цели, но, достигнув ее, не обретает «полного счастья». Открываются новые вершины, еще  выше, еще круче.   Счастливым можно быть только короткий   промежуток времени, вот я, например,  сейчас, вполне счастлива.

3. С каким животным, вы бы себя сравнили?
А. С кошкой.
Б. С мышкой.
В. С собакой.
Г. С кротом.

С кротом, конечно с кротом. Да я – вылитый крот, просто одно лицо! Я живу под землей и не вижу дальше своего носа. У меня прорыт тоннель до библиотеки, в которой я работаю и от него еще пара веток к тем местам, где я иногда бываю.  Терпеть не могу незваных гостей, а тот, кто этого не знал, будет очень разочарован моим приемом.
 
4. Кем Вы были в прошлой жизни?
А. Королевой.
Б. Ведьмой.
В. Монашкой.
Г. Актрисой.
 
Интересный вопрос…  Актрисой, которая при этом была ведьмой. Она околдовала короля, и стала королевой. Но  потом  разочаровалась в жизни и ушла в монастырь, замаливать грехи.  Я думаю,  так и было. Ну, если надо выбирать… тогда  - королевой, да, мой внутренний голос, подсказывает, что я была королевой. Вообще, мне кажется, я была Марией-Антуанеттой… Ну, мне так кажется. Да.

5. Что спасет мир?
А. Красота.
Б. Доброта.
В. Ученые.
Г. Инопланетяне.
Д. Бог.

Нет, Господь Бог с инопланетянами точно нет. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.  Красота или Доброта…  Но и то и другое – порождение человеческого разума. Это человек определяет море как «красивое». Рыбы, которые в нем плавают или  чайки, которые над ним летаю, понятия  не имеют, красивое оно или нет, море и море, есть и ладно.  Совершенная  красота, как и вселенское добро,  созданы человеческим гением.  Ему же придется и мир спасать. Во время войны, чумы или  в ожидании огромного метеорита, Эйншейны и Ньютоны  будут думать, что же делать. Великие умы – значит ученые.  Так и выберем «ученые». Хотя, по моему  личному мнению, его  ничто не спасет.

6. Вас мучает чувство вины за то, что:
А. Вы хотели изменить мир.
Б. Вы хотели изменить себя.
В. Вы изменяли любимым.
Г. Вы никогда и ничего не пытались изменить.

Пауза. Еще чего…Пф.  Идем дальше.

7. Что вы умеете делать?
А. Зарабатывать деньги.
Б. Жаловаться на жизнь.
В. Играть на скрипке.
Г. Слушать, как играют на скрипке.

  Жаловаться на жизнь у меня бы хорошо получилось. Но  я живу одна, так что и жаловаться некому. Слушать тоже…  но слушать людей  не всегда интересно, а музыка, музыка – всегда рядом, она в моей голове. Эти звуки я слышу  постоянно.

8. Вы боитесь:
А. Летать на самолете.
Б. Мышей, тараканов и прочую нечисть.
В. Одиночества.
Г. Старости.
Д. Смерти.

Я боюсь боли, а боль и физическую и душевную причиняет старость.  Старость – это и есть смерть, только долгая и мучительная. Фу, не приятный вопрос. 

9. О чем вы мечтаете:
А. Полететь на Луну.
Б. Иметь большую    дружную семью.
В.  Найти клад.
Г. Найти себя.
Д. Чтобы Вас оставили в покое.

Ну, положим, да…  (молча обводит что-то карандашом) Ну, и что у нас получается?  Читаем:
«Ни семья, ни материальное благополучие не являются для вас приоритетами. Вы пытаетесь найти смысл в пустой бутылке. Но его там нет.  Можно годами всматриваться в мутное стекло и не найти ничего, кроме разочарования. До тех пор, пока Вы будете закрыты в себе, мир останется закрытым для Вас.

Обдумывает прочитанное, потом обращается к  Барретту.  Чего-то странный тест какой-то.  Кто это все придумывает?   Если у меня нет семьи, это не значит, что я  хочу всю жизнь быть одна; если у меня нет денег, это не значит, что  мне нравится нищета. Тоже мне,  умники.  Ну ладно. Рассчитайте,  пожалуйста! Пауза.  Не сложилось, как-то…  Достает деньги, кладет на стол и уходит.

                Гаснет свет.


                2

Действующие лица:
Федотова Нина Александровна – молодая  женщина
лет тридцати               
Сид Барретт: музыкант
Мама – женщина, лет  сорока пяти


Комната.  Полумрак. Освещается центр сцены.  Стоит столик и два стула. На одном сидит Нина. Одета по-домашнему, в халате, тапочках. Очень спокойная, расслабленная. За вторым – ее мама, закутавшись в шаль; выглядит больной, измученной. Вместо звонка перед началом спектакля звучит песня Pink Floyd  Jugband Blues, она затихает, начинается действие.

Вот и суббота. Целую неделю ждешь этого  дня, чтобы потратить его на уборку. Вещи должны лежать на своих  места. Как говорится,   порядок в квартире – порядок в голове. Сегодня полдня мыла  окна.  Зато дело  сделала.  День прошел не зря…   Теперь займусь чем-то более приятным. Скоро начнется мой сериал, потом  телешоу, в одиннадцать будет хороший фильм… 
 Знаешь, почему я такая довольная? У меня две новости и обе – хорошие.
Первая. Я гуляла с Вагнером и  видела  Федора. Ну, я тебе про него  рассказывала, у него такой толстый ротвейлер. Мы гуляем в одно и то же  время, поэтому часто встречаемся. Так вот, он пригласил меня в гости. Понимаешь, что это значит. Наверное, я ему понравилась, и он захотел познакомиться со мной поближе. А почему нет?  Приятный интеллигентный мужчина, преподает социологию в каком-то колледже. Высокий, стройный, и одевается интересно: почему-то очень любит носить шарф,  длинный   вязаный шарф темно зеленого цвета, который он несколько раз обматывает вокруг шеи. Любит животных, а это о многом говорит. Значит, он   добрый и внимательный.
Вторая -  я написала стих. Ты представляешь, я же не пишу стихов, а тут вдруг написала.  Меня это так удивило, я со вчерашнего дня  хожу и удивляюсь! Я прочитаю, только ты не смейся.

Я видела тебя сегодня,
Я узнала тебя со спины,
В сером пальто, осторожно,
Ты шла по осенней грязи.

Ты играешь в каком-то оркестре,
Виолончель говорит за тебя,
И я так привыкла к твоим музыкальным текстам,
Что речи других лишь утомляют меня.

Я хотела тебя окликнуть,
Но не нашла слова.
Эта осень меня погубила,
Этой осенью я умерла.

Тебе стоило лишь оглянуться,
И ты бы узнала о том,
Что сегодня, в начале седьмого,
Я была за твоим плечом.

Но этого не случилось.
Ты села в пустой трамвай.
Ты уехала в сторону центра,
А я собиралась в рай.

Снег с дождем, и значит, промокнут ноги,
Но это не страшно, я верю, что есть судьба.
И в следующий раз будет осень и будет прохладно
И я оглянусь, когда ты позовешь меня.

пауза

  Вчера было такое настроение… не знаю даже… захотелось изменить что-нибудь. Что-то я делаю не так.  Может, покрасить волосы? Девушки красятся то в блондинку, то в брюнетку, а я всегда одинаковая. И вообще,  я какая-то… не заметная. В понедельник, да в понедельник после работы пойду в парикмахерскую, подстригусь,  сделаю новую прическу.
Выходит С . Барретт с гитарой. Садится на полу,в сторонке, занимается «своими делами». Большую часть времени либо молчит, либо брякает по струнам, издавая бессвязные звуки, диссонирующие аккорды; подолгу извлекает одну и ту же ноту, внимательно вслушиваясь в то, как она звучит и в то, как она затихает.  Периодически играет по-настоящему красивую, грустную музыку. Эти места будут отмечены ниже.
   
Но это, конечно, ерунда.  Надо заняться  квартирой. Я уже лет пять собираюсь сделать ремонт – и никак не соберусь. Хотя бы линолеум поменять. Смотрю на него и не узнаю:  когда-то на нем был нарисован паркет, а  теперь рисунок большей частью стерся   и приобрел какой-то грязно-зеленый оттенок. А, нет, сначала нужно  побелить потолок.  Меня затопили, с тех пор он  стоит в разводах. Побелить, потом наклеить новые обои, а потом уже пол. Только, как же я одна буду одна  клеить обои? Никак не получится. Есть специальные службы, нужно нанимать рабочих. Они приедут,  все сделают,  даже мусор  вынесут. По-хорошему, еще бы двери  заменить.   Вагнер, когда у него  зубки резались, все деревянное грыз.  Двери особенно любил. Сейчас он уже большой и не вредничает.  Мама, а сколько двери стоят? Надо поинтересоваться. Можно, конечно, только пол… Но что толку менять пол,  если потолок белить надо, и обои старые... Что-то, как-то, дорого получается…
 
Нет, ну у меня есть деньги, ты же знаешь, я коплю на отпуск.  Я хочу поехать на море. Мне  скоро тридцать, а я видела его только по телевизору. Нет. Это деньги на отпуск. Нормальный пол.  Какой есть, такой есть, буду я на него еще  тратиться.  Я с таким трудом копила,  собрала нужную сумму, и что?  Вернусь, тогда    подумаю о ремонте.
Читала рассказы Чехова. Так здорово. Ялта. Море. Люди, которых видишь первый и в последний раз. Без имен, без фамилий. Люди, которые не знают кто ты, чем занимаешься, как живешь.  Приходишь в ресторан  обедать и поддерживаешь легкую  беседу с человеком, который сидит рядом. Не важно, что здесь, в городе,  мы бы никогда не   встретились, хотя бы потому, что он перемещается на машине, а я на трамвае. Более того, если бы он знал кто я, или наоборот, если бы я зала  кто он,  каких дел натворил, может и не хороших дел, может он вообще вор, мошенник, авантюрист,  да мало ли кем он может быть по жизни, - я бы вообще не стала  с ним знакомиться. А здесь,  в санатории,  мы просто обедаем и не задаем друг другу лишних вопросов. В этом что-то есть…  Оставаться в неведении, пожалуй, лучше, чем знать  слишком  много.   При  подобных обстоятельствах, не только узнаешь человека…  нет, нет,  не так,  при подобных обстоятельствах,  общаясь с человеком,  совершенно   не узнаешь его – он остается тем  же незнакомцем.  Узнаешь себя. Появляется новая улыбка,  голос, новые жесты, манеры, которых сама за собой никогда не замечала.

Представляю, какой  на курорте  размеренный образ жизни.  Я  бы вставала  утром к завтраку, потом, пока не очень жарко,  прогуливалась бы по набережной. После обеда отдыхала  бы в номере  и  читала какую-нибудь интересную книгу. А ближе к вечеру наряжалась бы  в красивое  летнее платье и  отправлялась  куда-нибудь   в клуб, ресторан или просто гулять по окрестностям. И так каждый день. Каждый из  24 дней, оплаченных мною  (начинается музыкальное сопровождение). Эх, так хочется бросить все, бросить немедленно. Бросить все как есть: шкаф с открытыми дверцами, гладильную доску разложенной, пусть стоит, как была. Взять и исчезнуть. Закрыть глаза, зажмуриться сильно-сильно, открыть, и увидеть: большое окно с белыми занавесками, а там, за окном - море, серебрится в лучах полуденного солнца. Там, за окном, другой мир. Мир, в котором минута длится бесконечно долго; в котором нет  ничего сиюминутного и преходящего;  этих мелких дел, которые  составляют всю нашу жизнь и делают ее столь же мелкой и никчемной. Мир, который завораживает своим величием, стабильностью. Он огромный, бескрайний, и, по закону гравитации, притягивает к себе людей, эти маленькие души, который растворяются в нем, обретая  покой и бессмертие.
 
Можно представить, что после смерти в небе загорается звезда – это чья-то душа. Человек умирает и в мире вечности над горами, лесами, океанами  загорается еще одна  звездочка – она светит сама по себе и ничего ее не беспокоит.  Из них состоит вселенная. Получается, что вселенная – это мертвые души?  Или мертвый души – это вселенная? Однако…

 Пауза. Нина молчит. Барретт доигрывает мелодию.

А может мне переехать? В другой дом. Зачем мне одной трехкомнатная квартира, только и делаю, что полы мою. Разменять на однокомнатную с доплатой и переехать в другой район, нет, в другой город. Место держит в плену воспоминании. Возвращаясь домой, возвращаешься к  мыслям, давно передуманным, бедам, давно минувшим, страхам, давно про`житым. 
Встретила недавно однокурсницу, случайно, в магазине. Она ко мне подходит такая радостная, возбужденная, говорит:

- Привет, как дела?
- Нормально.
- Замужем?
- Нет.
- Дети есть?
- Нет.
- Встречаешься с кем-то?
- Нет.
- Где работаешь?
- В библиотеке?
- Как ремонт, пластиковые окна поставила?
- Нет.
- А, как твое творчество? Пишешь что-то?
- Нет.  Вот, собираюсь…

У меня было ощущение, будто в меня выстрелили картечью. Такой мелкой дробью. Нет, нет и нет – один ответ. Один ответ на все.  Кошмар! Я так  растерялась.  Стою,  глазами хлопаю.  Говорю, ну,  у меня дела,  в другой раз поболтаем. Рада была повидаться. И давай  бегом бежать, пока она еще чего-нибудь не спросила.

Уехать в другой город, устроиться на новую работу, а что это изменит? Ничего.  Ты бы сказала, что мне надо взять себя в руки, собраться, нельзя быть такой пассивной, под лежачий камень вода не течет. И была бы права. Отчасти.  Мама, ведь я сплю не потому, что хочу спать, а потому, что мне не интересно жить. Дом-работа, дом-работа: замкнутый круг. Я сижу здесь, на своем любимом диване и меняюсь год от года.  То я была маленькой, потом юной, еще недавно я была девушкой, а тут на тебе – женщина. И когда  это произошло?  Пока я сидела и смотрела фильм. Тот же телевизор, тот же диван, тот же  стол с настольной лампой,  те же книги. Я годами нахожусь в окружении одних и тех же вещей, и мы  вместе стареем.

Было время, когда я говорила себе: нет, так нельзя.  Надо  знакомиться, общаться,  ходить в театры, кино, выставки, ходить куда  угодно, чтобы чувствовать себя живой. Я была молода, и порой мне хотелось новых впечатлений, ярких эмоций. Однажды представился случай все это испытать.

Я сидела в кафе, пила кофе и обдумывала свой очередной, так никогда и  ненаписанный рассказ.  Подошел мужчина. Он был старше меня, и казался  не первой молодости -  лет тридцати пяти. Меня бросил Женя, и я никак не могла смириться с тем, что придется жить без него.  Я чувствовала себя особенно гадко,  ведь никто не отказывается от чего-то стоящего,  выбрасывают только мусор.  Я чувствовала себя именно такой: ни на что не годной, никому не нужной. А тут еще  поиски работы, неудачные собеседования.  Каждый раз, когда очередной работодатель отвечал  отказом, это было подтверждением: да, точно, никому не нужна, ни на что не годна.  Скажу глупость, но тогда  я не хотела жить.

Ну, да… стало быть подошел этот парень, угостил вином, десертом. Внешне не привлекательный, даже более того,  отталкивающий.    Но  мне  было все равно.   Мы стали встречаться.  Жизнь изменилась до неузнаваемости.  Какие-то злачные заведения, ночные клубы,  бары, рестораны средней паршивости – стали обычным делом.  Были какие-то люди, не знаю, кто они, друзья, знакомые, может, его коллеги по работе. А где он работал? Я не спрашивала.  Сначала, мне даже нравилось. Вот, пожалуйста,  не придуманные истории, а  самая что ни есть реальность.  Вся эта мерзость очень соответствовала моему настроению, но не долго. Со временем – прошло месяца три-четыре, -   я стала чувствовать себя еще хуже.  Было  все сложнее заставить себя идти куда-то вечером,  я перестала следить за собой. Он звонил, и я выходила из дома лохматая, не накрашенная, в какой-то старой одежде.

 Однажды мы поехали в гости.   Если не ошибаюсь, было человек девять: пять мужчин и, кроме меня, еще три девушки.  Врубили музыку, пили, курили – все как обычно.  И вот,  что-то не поделив, один парень начал ругаться с девушкой. Он орал на нее, она кричала в ответ.  Другой парень,  решил за нее заступаться – началась драка.  Но рыцаря никто не поддержал. Остальные мужчины ринулись на него с кулаками.  Я смотрела на это в полном ужасе. Меня как током ударило: что я здесь делаю?   Я оглянулась вокруг, увидела грязную квартиру, пьяных людей, которых  знать не знаю. Стало мерзко и страшно. Парня избили. Потом  мужик продолжил  приставать  к девушке, а его дружки с удовольствием за всем этим  наблюдали.  Я тихонько встала, вышла из комнаты,  увидела входную дверь…

Я бежала со всех ног по пустым улицам, бежала, сколько могла.  Когда остановилась, увидела, что нахожусь  далеко от того дома и   позади  никого нет. Была ночь, зима и мороз  около 20 градусов.  Я перевела дух и стала соображать, что же делать дальше. Три часа ночи, денег на такси нет. Ловить машину и просить подвести  по доброте душевной – я не могу.  Мне легче замерзнуть.

 В общем, я стала искать жилой дом.  И надо же, только тогда  обратила внимание на одну маленькую деталь: подъезды всех жилых домов закрыты на ключ! Я ходила от одного дома к другому, чуть ли не рыдая с досады –  все двери закрыты,  людей ни души.  Пока я слонялась по  пустым дворам,   становилось все холоднее и холоднее (по крайней мере,  мне так казалось). Забыв про драку, я  думала только о том, что мне холодно. Очень холодно. Наконец, я  подошла к  домофону и набрала   случайный  номер – и надо же, хоть  одну лотерею я  выиграла!  Жильцы открыли дверь, без лишних вопросов. Я сидела на лестничной клетке до самого  утра, пока не увидела в окно, как проехал первый троллейбус.
 
Со мной никогда больше такого не случится.  Никогда! Я припомнила все, что было в последние месяцы, и ужаснулась.  Тогда я впервые почувствовала отвращение к себе, и  это чувство осталось до сих пор.  Я ушла и больше никогда не виделась с тем знакомым, ничего о нем не слышала.  Правда, первое время, я боялась, что он найдет меня, но, к счастью, этого не произошло. Ему, также как и мне,  стало ясно:  в подружки плохому парню я не гожусь.
 
Время шло, все утряслось. Я  с огромной радостью устроилась на работу в библиотеку. Все будет хорошо, никаких пьяниц и извращенцев. Тихая, спокойная жизнь –  как раз то, чего мне хотелось. Но не долго. Работать в библиотеке оказалось ужасно скучно.  Появилось  ощущение, будто «жизнь утекает сквозь пальцы».  Но теперь мне хотелось заполнить пустоту чем-то высоким, значимым, настоящим.  Так возникла  идея, поехать в Верхотурье. Я дождалась отпуска, и действительно поехала туда. Остановилась в небольшой гостинице и жила там чуть больше недели.

В этом городе  непередаваемая атмосфера.  Там была  заброшенная церковь. Я приходила и разглядывала стены с облупленной штукатуркой, а с высоты купола  на меня грустно смотрели  лики святых. В этих стенах, открытых всем ветрам,   было холодно и  одиноко, но они обладали какой-то необъяснимой магией. Они притягивали к себе больше, чем  пафосные соборы, где полно людей и строго по расписанию идут службы.
 
Возле реки Тура есть крутой обрыв, высокий, примерно  с четырехэтажный дом.  С него открывается замечательная панорама, а когда смотришь вниз – камни, голые холодные камни. За спиной – святой город, достаточно сделать шаг вперед и все – сразу в рай.
Я ходила на службы, смотрела на святые мощи, меня даже крестили. Как-то нелепо, по глупости. Я просто оказалась в нужное время в нужном месте:  зашла в собор,  суета какая-то, меня спросили, будете креститься? Я ответила, ну да. 

Но все это… Не знаю, все это мне чуждо.  Я не нашла Бога в своей душе. Я ходила в церковь, смотрела на  мужчин, женщин, на их одухотворенные лица,   наблюдала за ними как бы со стороны, совершенно безучастно. Я была там такой же чужой, как и везде.  Думала, может потом что-то изменится, я почувствую Бога, его присутствие где-то рядом… Но этого не произошло, не произошло до сих пор. А крестик вскоре потерялся, и в церковь я больше не ходила.

Все дороги ведут домой. Мои 62 квадратных метра -  это и есть мой рай.  Вот и все. Вот и все что  со мной произошло  за тридцать лет.
 
А что было в твоей жизни? Мама, что было в твоей жизни? Тебе не нужны были выси-дали, рассветы-закаты. Достаточно простого семейного счастья и что? Ничего (начинается музыкальное сопровождение). Работа с утра до вечера, нищета, муж-предатель, который ушел к другой, дочь-бездарь, которая ничего не может и страшная болезнь в придачу.  Но знаешь, я рада одному. Что ты не видела меня сейчас, в мои тридцать. Ты была уверена, раз я поступила и институт,  впереди -  блестящее будущее. Какой это был праздник для тебя, для меня. Кто бы мог подумать, что это будет моей первой и последней победой.  Нет такого ВУЗа, где учат писателей.  Прочитав много гениальных людей, понимаешь, что никто из них не поделился даже капелькой своего таланта. Да, что там… 
 
В следующие выходные поеду, посмотрю, как там анютины глазки. Я же  посадила их летом, чтобы они выросли и окрепли до зимы. Сейчас их укроет снег, а весной они зацветут и будут похожи на разноцветные бабочки. Правда, здорово?  Представляешь, какая у тебя будет красивая могила. Ты  тоже  была   красивая. Мама, как мне тебя не хватает.  Жаль, что ты умерла.


Сид Барретт, игравший до этого тихо, теперь играет в полную силу. Он солирует. Вместе с тем, как заканчивается его песня, заканчивается действие.




                3

Действующие лица:

Федотова Нина Александровна – молодая  женщина
                лет тридцати
Сид Барретт: музыкант
 

Библиотека. Полумрак. Освещается центр сцены.  Стоит столик и два стула. На одном сидит Нина. Одета по-рабочему. Нервозная. Беспокойная. На столе лежит сотовый телефон. Вместо звонка перед началом спектакля звучит песня Pink Floyd – Astronomy Domine.


- Так, не хорошо. Неужели, правда? Как же это я… даже не заметила.  Так нельзя. Надо быть  осторожней. Интересно, что она слышала? Фу, как не удобно. Не спроста Людмила Ивановна весь этот разговор задумала (передразнивает):
«Вы, Нина Александровна, не переживайте, все будет хорошо, все образуется. Сейчас многие после тридцати женятся.  Станут на ноги, определятся  с карьерой,  а там уже и о семье думают».
 
- Ага, как же.  Все только о семье и думают.
«Я  считаю своим долгом поговорить с  вами. Поймите правильно, ваша привычка разговаривать сама с собой - это же, по меньшей мере, странно, это вызывает беспокойство. Ладно, еще, когда вы действительно одна, но вы же  часто не замечаете, что в зале находятся посетители. Вы же детей напугаете!»

- Ой, как напугаю. Еще  как напугаю.
«Ваше будущее   в ваших руках. Подумайте об этом».

-Она меня что,  уволить собралась? Ну, ну, пожалуйста. Очень страшно. В этом ее забота заключается: уволить, чтобы  дома сидела и посетителей не пугала. Я всегда знала, что моя начальница – чуткая женщина. Только глупая.  Если  девушка печальна, то у нее  один повод для грусти – не замужем. Можно даже  не спрашивать, что случилось, а сразу подходить и утешать: муж будет, его не может не быть.  Достали. Может,  у меня собака заболела, может,   я любимую блузку испортила, может,   я вещь не нужную купила, а она возврату и обмену не подлежит, при чем здесь муж?

 Если бы я хотела найти себе «спутника жизни», давно бы нашла, тоже мне, проблема.  Вчера только ходила на свидание.  Сколько их уже было – всех не вспомнишь. Не вспомнишь, потому что вспоминать нечего – все одно и то же. У всех людей как будто заготовлена краткая биография – набор сведении о прошлом, который они рассказывают при первой встрече: живу там-то, учился там-то, работаю там-то,  братьев, сестер не имею. Ужасно нудно. Тем не менее,  идешь, рассказываешь и слушаешь в ответ то же самое, в надежде, что  за этим  официозом скрывается какой-то  другой, тайный смысл. Но ничего за ним не скрывается, напротив,  выясняется, что в большинстве случаев, говорить больше и не о чем.  Идешь, а потом  расстраиваешься -   снова   не вышло. Лет до двадцати пяти мне еще нравилось знакомиться, встречаться, потом  надоело – все по одному сценарию.

Федор этот, конечно,   странный.  Пригласил девушку и зачем? Чтобы читать лекцию о влиянии средств массовой информации на сознание современного человека. Очень надо! Своих студентов ему мало, решил  передо мной  повыступать.

Я честно призналась, что субботний вечер провела дома, перед телевизором. Не стала набивать себе цену, вот, мол, ходили с подружкой  в кино, потом  отдыхали в суши-баре.  В общем, скучно,  как всегда. Без мужчины, знаете ли,  все не то, и суши не такие вкусные…  Зачем я буду врать, сказала, как есть, да, была дома, смотрела телик и что?  Мне, может,  и так тошно,  так нет же, нужно еще добавить.   Телевидение убивает в человеке личность, засоряет разум не нужной информацией, унифицирует и упрощает систему ценностей…  Так, что еще… а, да, вспомнила: разрушает психику, можно сказать «зомбирует». Точно, зомбирует, так он и выразился.  Человек начинает смотреть одно, другое, третье, постепенно втягивается и не может остановиться –  возникает наркотическая зависимость. Открывается источник ярких эмоций, новых впечатлений – почти даром, всего за сто рублей в месяц.  Артисты, политики, бизнесмены становятся его знакомыми: кого-то он любит, кого-то ненавидит, все как по-настоящему.  Он о каком-нибудь актере знает больше, чем о соседке сверху. Забавно, смерть известной личности –  воспринимается как личная трагедия, несчастный  от всей души плачет перед экраном, как так, ему не было еще и шестидесяти! При этом,  когда умрет старушка в подъезде, то он самое большое вздохнет и разведет руками:  умерла, так умерла, что поделаешь.
Получается, что реальная жизнь и реальные люди  гораздо менее интересны чем то, что происходит по ту сторону экрана.  Он думает о тех, кого совершенно не знает, и что самое печальное, о тех, кто не знает о нем. Для обывателя нет разницы между просто Марией из сериала и какой-нибудь известной певицей: по отношению к нему они  находятся в одинаковом положении. То есть вполне реальный человек, в данном случае, певица, для обывателя такой же киношный персонаж, как и Гарри Поттер.

Он   тратит жизнь на фальшь. По телевизору 90 процентов  вымысла, за исключением новостей и документальных фильмов. Программа телепередач рассчитана на средний, ну очень средний уровень. Поэтому, если  у человека имелись задатки и способности, то при  подобном  занятии, он очень быстро опускается до «середнячка», до так называемой средней статистической единицы.
 
То есть это про меня, то есть это я – зомби. Смотрю телевизор и тупею день ото дня.  Может и так, но причины же не в этом. Если бы  с экрана вещали одни сплошь интеллектуалы, я бы смотрела  и повышала свой культурный уровень до каких-то там высот, что бы из этого вышло?  Я бы еще острее воспринимала  ту реальность, которая меня окружает. По-моему,  все логично,  посредственное телерадиовещание рассчитано на посредственного человека, у которого  впереди -  посредственная   жизнь. Что ему не нравится, тоже мне, философ в тапочках.  У него получается,  все наоборот, что телевидение клепает посредственностей из выдающихся людей, которые тратят свою жизнь на фальшь. Да что им тратить? Что мне тратить? Ходить по комнате взад вперед и думать о высоком? Это он сам, пусть думает, что говорит!

Да какая мне разница врет эта  известная певица или не врет, когда  рассказывает  о том, как  добилась успеха. Я все равно не узнаю, как оно там было на самом деле.  Пришла она на телешоу, красивая, нарядная, сидит, улыбается и нагло врет, ну и пусть врет, мне то что.  Мне дела нет до нее и до ее историй. У меня выходной и мне некуда пойти  - вот то, что есть на самом деле, вот это самая настоящая правда, и кому она нужна?  Мне самой не нужна такая правда, и не нужна такая жизнь.

Выходит С. Барретт, садится на полу перед столиком.

Есть, конечно, люди, которые мне не безразличны. За которых я переживаю, есть такие… ну, вот, например, Сид Барретт. Для меня не важно, что он уже давно состарился и умер, нет, ну,  разумеется, я хотела бы видеть его молодым и красивым… хотя… если подумать, так, может,  и не хотела. Зачем?  Он был бы не со мной, он  жил бы с другой; даже хорошо, что он  состарился и умер.

Чего-то я не о том… что я хотела сказать… а, да, Сид Барретт, например, далекий и мертвый, гораздо лучше живого и близкого Федора, более того, гораздо роднее и дороже. Почему? Он мне нравится и с ним удобно. Любить фантом намного легче и приятнее, чем реального человека. Только я могу отказаться от него, а он – никогда. Он не изменит, не предаст, не причинит боль. Он всегда рядом и никогда не мешает… И потом, он именно такой, каким я хочу его видеть; я сама его выбрала, а не согласилась принять того, кто выбрал меня, принять только по одной единственной причине – не нашлось никого лучше.
Федор лучше бы разобрался в механизме возникновения симпатии и причинах ее  отсутствия. Взрослый мужчина, а с девушками обращаться не умеет. Хотя, наверное,  я сейчас вредничаю, на него наговариваю. Дело не в радио, и  не в звездах, которые живут в телевизоре. Дело в чем-то другом.  В общем, я не плохо провела время. Интересно было его послушать. Приятно поговорить. Он анекдоты хорошо рассказывает. У него смешно получается, так не все умеют. Чай  заварил, купил торт, фрукты. Если бы он еще и рубашку погладил,  было бы  совсем хорошо. Но это уж, я так…

 Ближе к полуночи, он снова стал анекдоты рассказывать, вроде хорошо рассказывает, а  нам  не весело. Потом  сел  рядом, взял мою руку и говорит: Нина, давайте займемся  любовью.  Я готова была к этому, ну, к тому, что он  скажет нечто подобное. Смотрю на него и думаю, что же делать? Отказываться не удобно. Пришла к одинокому мужчине, знала же, зачем он  так старается. Да и вообще, 30 лет уже, сколько можно выбирать, надо соглашаться с тем, что есть. Скоро вообще никто  не глянет. Тем более,  хороший же человек, может, лучше и не встречу. Буду жалеть потом, слезы лить…  Ну не нравится он мне. Не нравится и все. Что я могу поделать? Ну и что, что тридцать, ну, не встречу, значит, так и будет.  Лучше бы не ходила. Представляешь, теперь придется с собакой  одной гулять.

Смотрит на телефон. Ой, еще только  третий час.
 
Телефонный звонок

Алло, да. Привет. Узнала. У меня все нормально. На работе. Нет, нет, я могу разговаривать, просто не ожидала тебя услышать. Ну, что рассказывать… Работаю. Ну, делаю ремонт в квартире, собираюсь пластиковые окна поставить. Потом поеду в отпуск, еще не решила, в Ялту или в Сочи. Думаешь, там лучше? Значит в Сочи. Знаешь, я же собаку завела. У меня теперь проблема, не знаю с кем ее оставить! Колли. Мальчик, его зовут Вагнер.

Ты можешь взять?! Ну, я даже не знаю… Э… Женя, у тебя что-то случилось?

У меня четвертая, положительная. Да, это редкая группа крови. А что?

Как разбилась? Сильно? Вы вдвоем ехали? А ты как? Нормально. Она в больнице. Какой ужас. А вы давно женаты? Семь лет. Мальчик и девочка. А, ну это хорошо, когда мальчик старший, я бы тоже так хотела, чтобы  девочка была младшей. Женя, ну ты не переживай, надеюсь, все обойдется. Слушай, мне нужно подумать. Последнее время я себя что-то не важно чувствую, даже не знаю… Да, да, я поняла, все очень серьезно. Слушай, я тебе перезвоню. Я не  могу долго  разговаривать. Ты не волнуйся, я перезвоню попозже. Ага, давай, пока.
Ничего себе, семь лет женаты. Какая-то Настя. Ту вроде не так звали, другая значит. Пропал. Ни слуху, ни духу. Не звонил, а тут вдруг кровь ему понадобилась. Это  меня он решил просить быть донором для своей жены! Нормально?

Как это он так ехал: сам не пострадал,  а она в реанимации. Жалко конечно. Она же ни в чем не виновата. Может, надо помочь? Вдруг она умрет, он мне об этом расскажет, и я всю жизнь буду чувствовать себя виноватой.  Зачем мне такой грех на душу? Хотя, я же не верующая, значит, у меня нет грехов… Но все равно, не хорошо.

Нет, ну что он меня так озадачивает! Я теперь должна идти в больницу, сдавать кровь, будто мне больше делать нечего. Да я видеть его не хочу,  ни его, ни его жену и детей! Кто он такой? Откуда у него мой номер, узнал у кого-то… Это же надо, сколько наглости. Видимо, он ее так любит, что на все готов, даже мне позвонить. На что он рассчитывает,  Что мне неудобно будет отказать. Конечно, кто ж на такое решится. Никто. Тут уже не до обид, вопрос жизни и смерти. Она нуждается в помощи, у нее двое детей, как тут отказать? В такой ситуации можно просить о помощи кого угодно, даже человека, на которого сам когда-то наплевал.

Когда у меня заболела мама, он знал, как мне было плохо, да где там плохо, это не то слово. Я думала, что сама умру вместе с ней. А он ничего, быстренько умыл руки – кому нужна девушка  с такими проблемами.   Мне казалось, что это все, конец. Она долго болела.  Мы все  прекрасно знали, что болезнь неизлечима, но все равно, делали вид, что все еще может наладиться. А ей становилось все хуже, хуже. Ничего не помогало…  Потом,  под конец,  она запретила приходить.  Она никого не хотела видеть, даже меня. Я сидела в больнице, в коридоре. Думала, вдруг она  позовет. Нужно было сказать все самое важное, самое главное, ничего не забыть… Но она не позвала.
 
Я осталась одна. И никто мне не помогал. Тогда я была уже взрослая – как можешь, так и живи. Вот и живу,  как могу. Если завтра  попаду под машину, то не найдется человека, который будет искать для меня донора – у меня же редкая группа крови, в больнице ее может не оказаться. Я никому не желаю зла, я никого не трогаю, никого не беспокою -  и меня не нужно. Я ничего не прошу – и меня не просите.  Меня вообще,  давно уже нет, только этого никто не замечает. Как человек, который, также как и все, нуждается в тепле и поддержке – я никому не нужна, а в качестве донора, о, сразу вспомнили, нашли и позвонили. Одному нужна кровь, другому печень, кому-то почка, а кому-то – сердце. Разобрать меня на кусочки – это в самый раз, это бы всех устроило. Мне должно быть совестно, что я   живу и мучаюсь, а другие вот хотят жить, у них семьи, их любят, их ждут, как эту Настю. Вместо меня одной можно спасти десяток человек.  Их родственники будут мне очень благодарны. Организуют достойные похороны,  может, даже  помянут добрым словом. Одна несчастная жизнь вместо  десяти счастливых! Каково?..

Полседьмого  уже. Надо звонить. Скажу,  пусть не ждет. Скажу,   не могу. Что я еще оправдываться перед ним должна? (Берет телефон, набирает номер).

Алло. Женя. Привет, это Нина. Ну, как ты? А, уже нашли, уже не нужно. Ну, хорошо. Я очень рада. Слава богу, теперь я думаю, все обойдется, все будет хорошо. Да, ладно, не благодари, не за что.  Я все понимаю, на твоем месте, любой бы так поступил. Ага, ну ладно, пока.

Уже не нужно. (Встает со стула, садится рядом с Барреттом на полу, телефон кладет рядом)  Слышишь, уже не нужно. Ну и хорошо, нам с тобой легче. Позвонил. Десять лет прошло…   Все таки, я его не простила. (Сидят недолгое время рядом, между ними – немой диалог; смотрят друг другу в глаза, как люди, которые все понимают)
Телефонный звонок

Алло (игриво). Да. Куда записывалась? А, да, я записывалась. На восемь. А сейчас сколько? Начало девятого... У меня, к сожалению, не получилось к вам подъехать. Понимаете, у  меня подруга попала в страшную аварию,  и мне пришлось срочно ехать в больницу сдавать для нее кровь. Я про вас совсем забыла. Нет, не нужно. Я передумала. Я не буду ничего менять. Меня все устраивает. Я говорю, что еще раз хорошенько подумала и решила, что моя прическа мне идет. У вас есть другие услуги? Слышишь (хихикает), у них есть другие услуги. Маникюр, педикюр, солярий, ага, понятно. Боюсь, у вас нет того, что мне нужно.  Что мне нужно?  Мне нужно… (серьезно)  мне нужно накормить Вагнера и погулять с ним.  Спасибо за ваш звонок, до свидания (выключает телефон).

Нина встает и уходит. Немного погодя, уходит Барретт. Потом гаснет свет.

                Конец.