(сказка)
Застекленная лоджия завалена хламом. Сюда выставили старый шефаньер с оторванной дверцей и забили его разными железяками. Здесь же на самом люке стоят стулья с изодранными седушками, на которых уже не осталось поролона. Сесть на стулья жестко, и им нашли другое применения - накидали на них пузатые полеетиленовые пакеты. Чего только в них ни напихали: и сломанные игрушки, и скукоженную от времени детскую обувь, и мотки проводов.
Хозяин, выходя на лоджию покурить, постоянно на что-то натыкался и кричал так громко, чтобы его услышала жена в большой комнате:
- Блин, японский городовой, нагородили здесь так, что к раскрытой раме подойти невозможно!
- Там от твоих железяк не развернешься! – кричала в ответ ему жена. – Разобрал бы свою свалку, а то я белье вешаю и обязательно за что-то зацепляюсь. Вон, вчера простынь порвала!
Эта перебранка повторялась чуть ли ни каждый день, но хлам с лоджии так и не разбирали, ничего не выкидывали. Всё думали, что какая-то сломанная вещь на что-то, да сгодится. Вдруг гости нагрянут, и их не на что будет посадить – тут и старые стулья окажутся очень кстати. «Хороши будут хозяева, если предложат гостям такие стулья! – усмехался про себя разобранный принтер, который пылился в шефаньере. – Можно подумать, что и я когда-нибудь смогу работать. Хотя бы отремонтировали, а то вытащили из моего нутра всю электронную начинку или, проще говоря, доломали и поставили здесь место занимать. Вон, электрический чайник злится, что я, большой дурак, придавил его к самой стенке, да так придавил, что он и вдохнуть не может. Эх, глупые люди, вы только и умеете, что захламлять пространство и при этом ругаться, спотыкаясь об этот хлам».
Тут дверь на лоджию открылась, и рука хозяйки поставила на пол вымытую трехлитровую банку. С нее стекали капельки воды. Затем рука задернула дверной проём тюлью. » Верно, от безделья прут из меня эти умные мысли, - продолжал рассуждать про себя принтер. – И умные ли? Раньше я только и знал, что бумагу через себя прокатывать. А как выключат, засыпал, провалившись в черноту, и никогда не выдел снов».
Каждую весну теплый ветер приносил на лоджию очень приятный аромат, и вещи-калеки гадали, что это за чудо. Поношенный до дыр детский Ботиночек оказался самым догадливым, ведь он, будучи новеньким, топал и по зеленой травке, и забирался в лужи под окрики мамы малыша. Да, когда-то его обували на маленькую ножку, и он жил, а не сох здесь на солнце.
- Это, верно, цветет какое-то плодовое дерево, - предположил Ботиночек.
Он запрыгнул на старый стол, обклеенный для приличного вида клеенкой, которая, впрочем, уже изодралась, дотопал до раскрытой рамы и заглянул вниз.
- Точно, это рябина цветет!
- Смотри, не свались! – испуганно вскрикнула кукла Таня, а потом засмеялась. – Кто же тогда пойдет со мной гулять? Вот, у меня как раз одна ножка осталась, обую тебя – и прыг-скок!
Ботиночек посмотрел на бедную куклу с рыжими растрепанными волосами и одним уцелевшим глазом, грустно улыбнулся и ткнулся дырявым носиком в ее твердый пластмассовый животик. Кому он еще нужен без правого братца?
- А может когда-нибудь рябина дорастет и до нашего седьмого этажа, и мы сможем ее увидеть? – проскрипел старый шефаньер.
- Вот, здорово! – обрадовался сдутый мячик и даже вывалился из пакета. – К нам снова вернется лето с зеленой листвой, осень с желтыми листьями и зима с белым снегом на тонких ветках.
- У рябины осенью листья не только желтеют, но еще и краснеют аж до темно-бордового цвета, - добавил Ботиночек. – А зимой на ветки будут садиться красногрудые снегири, и клевать ягоды.
Из месяца в месяц, из года в год вещи-калеки ждали, когда же рябина дорастет до седьмого этажа. Они видели это чудное дерево в своих снах, а, проснувшись, рассказывали друг другу, как свежая зелень колышется на ветру, и солнечные лучи играют в ее просветах. Какое это счастье – жить в предвкушении того, что ты когда-нибудь окажешься в саду! Ну, пусть не в целом саду, а перед твоими глазами будет стоять лишь одно деревце. Пусть, ведь остальное можно домыслить, вдыхая после дождя свежий запах мокрой и от этого еще более яркой листвы.
Мало ли о чем мечтает старая рухлядь, дай ей волю – она весь дом заглушит непролазными джунглями. Рябина дотянулась уже до пятого этажа, и ее ветки разрослись так густо, что солнечный свет почти не проникал в комнаты, и людям даже днем приходилось жечь электричество. Пышную крону спилили больше чем на половину. От ужасного звука работающей бензопилы вещи-калеки оглохли и больше не разговаривали друг с другом. Зачем жить и о чем говорить, если отняли мечту?