Тётя Люба нагрянула как всегда неожиданно. Втиснула заплывшее жиром тело в пятиметровую кухню подруги и плюхнулась на табурет.
- Валь, давай почаёвничаем что ли?..
Валентина поставила чайник на огонь и присела на соседний стул.
- Счастливая ты, Валька! Ох, и счастливая! Мужик при тебе, хоромы хоть и маленькие, а свои, а уж дочка-то!!!!!!!
Иринку, наверное, легко можно было назвать гордостью родителей.
Вот и сейчас это гордость забежала в кухню, улыбаясь матери на бегу вытащила из холодильника кефир, смахнула со стола в сумку вчерашнюю булочку и унеслась на работу.
А тётя Люба снова тяжело вздохнула, глядя ей вслед и продолжила печальный монолог:
- А мои-то, оболтусы!!!!!! Ох и устала я, Валь! Лодырей полон дом! Подняла их одна, без отца, а спрос с них какой? Валерку-то на днях с работы попёрли. Лежит на диване, каналами щёлкает. А ему баю «ты пошёл бы, сына, работу поискал, може давай газетку прикуплю, вона сколько мест рабочих-то» А он-то ни в какую! «Кризис, - говорит, мать! Кому я сейчас нужен, а ящики тягать с моим-то высшим образованием – только квалификацию терять» . Вечор пошёл в прокат, дисков притащил, мало ему сорок каналов-то по кабельному… А денег-то, денег ему кто даст? Всё с матери тянет!
А Нинка-то! Институт и вовсе бросать хочет. И то ей не то, и это не так. И тож финансу горазда тянуть. Мол, девка она молодая-красивая, клубы-тусовки… Слова всё какие-то модные употребляет, я и не слыхала таких…
А денег-то… Не сходится дебет с кредитом, уж к своей торговле и три подъезда мыть взялася –ан бестолку! Платят-то копейки, а тянут с меня все подряд… ОХ…
Тётя Люба подпрыгнула на табурете…
- Эх и свистит он у тебя, чайник этот! – выдохнула она, - ой, Валь, а ты про своих-то расскажи! Слухи-то разные ходят. Говорят, Ирка-то твоя в фирме крутой работает, деньгу зашибает.
- Зашибать не зашибает, но работа есть и слава Богу, - вздохнула Валя, разливая по чашкам свежезаваренный чай, - я вот расстраиваюсь, жизнь личная у неё как-то не ладится, всё одна кукует, а уж двадцать восьмой год пошёл.
- Ой, да девчонки-то нынешние толку в парнях не знают, всё требования предъявляют завышенные, чтобы и с квартирой, и с машиной, и по Турциям чтоб возил… Мы-то такими не были. Я-то как замуж-то вышла? Не сидела-ждала, подобрала мужичонку, пыль-то с него отряхнула, одежонку постирала, накормила и вот он – мой.
- Вот-вот, и сидишь с двумя оглоедами на шее теперь одна, - пискнула Валька и стыдливо прикусила язык.
Притихла. Да поздно. Тряхнула тётя Люба рыжей гривой, подняла колышащееся тело с табурета и гордо выплыла из квартиры, не сказав ни слова.
Ира бежала по улице вприпрыжку, лёгкая эйфория от свершившейся наконец-то сделки всей её жизни стала проходить, вновь навалилось ощущение безысходности, понимание того, как придётся выкраивать каждую копейку, чтобы погасить кредит за квартиру!.
Она изо всех сил старалась удержать это ощущение полёта и радости, которое стремительно исчезало. Да, сложно, но она справилась! Она это сделала! САМА!..
Коллектив на работе быстро охладил её пыл.
Вялое шушуканье по углам на тему «откуда у Иринки столько денег, что она покупает квартиры» тянулось холодом по ногам и, казалось почти осязаемым, вялым и сладковато-ядовитым.
- Слышь, Ир, ты у нас теперь невеста завидная, при квадратных метрах. Взяла бы под крыло экономиста нашего, вот он, печальный ходит, с женой развёлся, жалко, путёвый мужик пропадает, - приторно-сладко захихикала специалист по кадрам.
- Надо больно,- передёрнула Ирина плечами и усиленно забарабанила на клавиатуре…
Ирина зашла домой, бросила ключи на полку и плюхнулась на диван.
Хотелось выпить, но от одной мысли от выпивки начинало мутить.
Хотелось плакать, но слёз не было.
Хотелось человеческого тепла и участия, но ни в моготу было кого-либо видеть...
Хотело рассказать, как ей больно, но все чувства (и боль тоже) куда-то исчезли.
Комп загудел, загорелся монитор, пальцы забегали, набирая пароль для входа в личный дневник...
Слышно было, как во дворе кто-то из подростков играет на губной гармошке веселя остальных, распивающих Ягуар, гордых да крутых...
Стало смешно и горько.
Всё ещё хотелось плакать, но видимо, не судьба...
Зазвонил телефон...
"Спасибо за музыку" подумала Ирина и не стала нажимать кнопку "ответить"...
«Страшная штука – человеческая зависть. Она вползает в сердце ядовитой змеёй, она не знает сострадания, опьяняет, лишает зрения, ибо завистливый человек – слеп. Не видит он ничего, кроме сложностей своих и лёгкости, с которой живут другие. Яд этот озлобляет душу и нет уже выхода из порочного круга…» - написала Иринка и выключила монитор. Когда становилось особенно тяжко, она записывала в электронный дневник свои мысли, закрывала глаза и стряхивала с себя оцепенение безысходности. Она засыпала и думала, что не смотря на три волны сокращений на предприятии, она всё ещё работает, и что на день рождения она купит в лучшей кондитерской торт для подруг, и что в среду поедет, пусть не с любимым мужчиной, ,а просто с другом в лес, что в пятницу она поедет по святым местам в надежде исцелиться и обрести душевный покой, что мечта её о квартире осуществится так скоро…
И всё-таки, мы счастливые, - подумала она, утром, нежась в постели, глядя сквозь тюль на разбегающиеся солнечные лучи за окном, - счастливые…»
И, стараясь не обращать внимания на боль, встала на покалеченные артритом ноги.