Почти Кафка

Екатерина Сергеевна Шмид
Туманная завеса забывчивости постепенно закрывает мой разум. Всё становится неясным, не помнишь, правда это или придумалось, а может, даже и приснилось.

Я в помещении. Оно похоже на длинный коридор. Неровные стены окрашены светло бежевой масляной краской.  Над головой горят довольно тусклые лампы в железных абажурах. По правую сторону умывальники,  по левую – длинные столы и скамьи стоят перпендикулярно к стене. Тесно. Окон нет. За столом сидят мои родные, я только знаю, что это мои родные, но никого, кроме Алисы не вижу. Она сидит в углу, довольно далеко от меня. Я должна её покормить. Кормлю почему-то не её, а козу, неизвестно откуда взявшуюся. Коза рогатая, темной окраски с чёрными полосками. Она хватает ложку крепко зубами и долго не отпускает. Тогда я капаю на пол йогурт, и она начинает слизывать его с пола. Пол становится липким. Коза исчезает.

Я поворачиваюсь и иду за тряпкой, чтобы вытереть пол. Скамьи уже не скамьи, а узкие железные кровати. Такие были у нас в пионерских лагерях с панцирной сеткой. Беру чьё-то чужое чёрно-белое полосатое полотенце, мочу под краном и начинаю вытирать пол. Наклониться я не могу, и поэтому один конец полотенца у меня в руках, а второй, мокрый - на полу. Я ставлю на него   ногу и тру, тру этот тёмный грязный липкий пол.

Мы все оказываемся в саду за теми же длинными столами-скамьями. Я иду между столами и смотрю, ищу кого-то, сама не знаю кого. Сад полон гомона. Люди разговаривают оживлённо, я заглядываю в лица… не то. На одной скамье за таким же столом сидит Катерина Александровна с печальным, несчастным, заплаканным лицом. Рядом с ней никого. Я подсаживаюсь к ней  и начинаю расспрашивать, в чём дело? Она начинает что-то мне рассказывает и заливается в плаче и в припадке. Её дёргает и трясёт. Потом снова и снова. Потом она выходит из-за стола и говорит, что ей надо выпить лекарство (называет его) Я знаю, что это сильное наркотическое, успокоительное средство.

 Потом мы идём по двору, и она показывает мне женщин в белых халатах. Мы думаем, что это медсёстры, но, подойдя ближе, видим, что это крестьянки, торгующие молоком, мёдом или подсолнечным маслом, не разберёшь. Что-то тёмное в банке. Может быть, и тем и другим. Они чисто одеты. На плечах у них белые платки с мелким цветочным узором по краям. Иду дальше. Напротив тоже столы-лавки. Там тоже стоят торговки. Только они торгуют зеленью. Или это лекарственные травы? Два священника в ризах прильнули к прилавку. Что-то спрашивают. Я вижу из-под руки одного из них, что он торгует одну из трав. Один из священнослужителей идет сам по себе, а ко второму пристроились две бабки в платочках. И не просто идут сзади, а вцепились в него  и просто повисли на нём.

Я решаю, что таким образом они защищают его от покушения, если будут стрелять сзади. Тут в кованые ажурные ворота двора входит С.Ш. тоже в рясе и клобуке, и с автоматом. Он сторожил нас, или священника, на котором повисли бабки? «Всё чисто» - говорит он и направляется в раскачку в дом, неся своё толстое тело на коротких ногах. Ряса волочится за ним по земле.