38
«Я, наверное, покажусь тебе порядочной дрянью, но жить всю жизнь, обманывая, я не хочу. Думаю, что и тебе это ни к чему. Я люблю другого человека. Когда все притупится, ты тоже поймешь, что наш брак был бы большой ошибкой для нас обоих. Мы очень скоро стали бы раздражать и ненавидеть друг друга. Давай лучше расстанемся друзьями. Прости, если сможешь. И прощай».
Сергей положил записку на стол и, все еще продолжая смотреть на исписанный каллиграфическим почерком белый листок бумаги, вырванный из блокнота, присел на стоявший рядом стул. Мыслей не было. Было только ощущение провала, пустоты, какой-то нереальности всего, что его сейчас окружало. Душа рвалась вслед. Хотелось бежать, догнать, объяснить, вернуть. Но зная Алену, он прекрасно понимал всю бессмысленность такой погони. Это все равно, что пытаться догнать ушедшее время. Алена не совершала не обдуманных со всех сторон поступков, но даже если бы совершила, никогда бы не сожалела об этом.
- Можно войти? - раздался с порога голос Афанасия Матвеевича.
- Конечно. Это ведь ваш дом, зачем вы спрашиваете? - отвлекся от своих мыслей Сергей. - Вы же знаете, что кроме меня здесь уже никого нет.
- Я знаком с понятием «этикет», - сказал хозяин, переступив порог. - Ну что, Сережа, получил оплеуху? Нечего сказать, хороша твоя невеста оказалась. Теперь ты понимаешь, что мент – он и есть мент? Плевать им всем на нас. Только и пекутся о самих себе.
- Вы глубоко заблуждаетесь, Афанасий Матвеевич. Но я слишком молод по сравнению с вами, чтобы пытаться вас переубедить. Да и настроение сейчас никак не располагает к горячей дискуссии. Просто вам очень не повезло с той эпохой, в которой вы жили. Вам от нее жестоко досталось. Поэтому вы озлоблены.
- А что хорошего в эпохе, в которой довелось жить тебе? Была держава, за которую, не задумываясь, отдавали жизни. Был трудовой подъем, всеобщий энтузиазм. Была вера в светлое будущее. А что теперь? Безнравственность и разврат. Тотальное пьянство. Вороватое правительство. Продажные менты. Обнищавший народ. Сначала уничтожили веру в Бога, теперь уничтожают веру в человека. Не осталось никаких идеалов. И все это называется демократией. Вот твоя эпоха.
- Вам врали. Вас заставляли за гроши, а то и вовсе задаром, горбатиться, внушая мысль о трудовом энтузиазме. И вы в это беззаветно верили. Вам и сейчас врут. Убежденный коммунист не может в одночасье стать демократом. Остались в прошлом райкомы, горкомы, крайкомы. Но пользуясь своими многолетними связями, все эти дельцы перебрались в думы, мэрии, банки. Стали бизнесменами, наворовав при горбачевском и ельцинском бардаке миллиарды. Наказать их невозможно. Они похерили понятие демократии, сделав так, что даже само это безвинное слово вызывает тошноту у любого мало-мальски мыслящего человека. Но это переходный период. Все образуется. А среди обычных людей в любую эпоху было и есть очень много чистых и правильных людей, и от профессии это никак не зависит. И об Алене вам не следует думать плохо. Она, по-видимому, права, мы звучим с ней в разных тональностях. Унисон не получился бы. Простите, Афанасий Матвеевич, но мне надо идти к Самойлову, - закончил Сергей этот бесконечный по своей сути, и бессмысленный по ситуации спор, и поднялся со стула.
Хозяин смерил его взглядом, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но видно, вспомнив об этикете, раздумал и вышел. Сергей, не торопясь и продолжая думать о своем, собрал в сумку все свои вещи, которые остались в доме при его поспешных сборах пять дней назад. Посмотрев еще раз на записку Алены, он взял листок, сложил его пополам и засунул в карман. Потом, взяв сумку, он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Хозяева сидели у стола в гостиной и, не говоря ни слова, смотрели на него.
- Большое вам спасибо за все, - сказал Сергей. - Я переночую у Самойлова. Нам завтра утром вместе уезжать в Орлинск, а потом мне улетать домой. Я искренне рад нашему знакомству и если судьба распорядится с удовольствием встречусь с вами снова. Прощайте.
Афанасий Матвеевич покивал головой и проводил его взглядом, так и не сказав ничего, а Пелагея Филипповна потянула руку в карман за своим платком.
Сергей вошел в дом Олега без стука. Тот возился на кухне, и на легкий скрип двери, и шаги в доме, вышел.
- Я чувствовал, что ты придешь, - сказал он. - В одиночестве тоскливо. Уехала твоя без пяти минут жена? Записку-то хоть оставила?
Сергей, молча, полез в карман, вытащил сложенный листок и протянул Олегу. Пока тот читал, Сергей прошел в угол комнаты, поставил свою сумку и обернулся. Олег, не говоря ни слова, смотрел на него с полной оторопью во взгляде. Постепенно лицо его приобрело сурово-сосредоточенное выражение. Он положил на стол записку, вышел на кухню и скоро вернулся с бутылкой, в которой оставалось грамм сто коньяка.
- Коньяк у тебя? Ты что, потихоньку от всех все-таки грешишь?
- Это не мой. Борис оставил, - ответил Олег. – Сам я не собираюсь, а тебе сейчас это нужно. - Он поставил на стол бутылку и одну стопку.
Неотрывно глядя на янтарный напиток, Сергей в задумчивости сказал:
- Нет, мне это, пожалуй, тоже не нужно. Один подарок от него я уже получил.
- Ты думаешь, что это он?
- Я это знаю.
Олег некоторое время смотрел на Сергея, подбирая какие-то слова утешения, но так их и не нашел. Только в задумчивости пробормотал:
- Значит, вот на ком он собрался жениться. Подлец.
- Настоящая любовь не может быть подлостью. Ладно. Хватит об этом. Как сказал Николай, о плохих вещах надо забывать как можно быстрей, - он подошел к окну. - Уже совсем поздно. Альпинисты наверняка уже вернулись. Странно, но я по ним скучаю. Сейчас с удовольствием посидел бы с ними у костра. Только Юру Семенихина с его гитарой уже не послушаешь. Ты знаешь, Олег, - обернулся он, - я, после этих пяти дней, стал каким-то другим. Так не хотелось мне все бросать и лететь сюда, а теперь с ужасом думаю, что если бы я отказался, я бы обокрал сам себя. Я стал как-то гораздо богаче, мудрее, что ли. Я приобрел столько хороших друзей и так много узнал за это время!
- С альпинистами ты, возможно, еще встретишься. Может быть и с Мирошниковым. Если по времени совпадет, вам завтра одним рейсом улетать. Я приду вас проводить.
- Мы можем позвонить отсюда в Область? - вдруг спросил Сергей, кивнув на телефон. - Я поговорил бы со своим Главным. Надо же объявиться, показать, что живой. Алена улетела сегодня. Но после всего, что произошло, я не уверен, что она выполнит свое обещание позвонить ему по приезде.
- Я никогда не пробовал звонить, повода не было. Надо просить межгород в райцентре. Это может затянуться, и будет совсем поздно. К тому времени, пока соединят, он вряд ли будет рад твоему звонку. И потом, мне кажется, что звонить ты собрался совсем не ему, - посмотрел Олег Сергею в глаза.
Сергей коротко мотнул головой и, ухмыльнувшись, сказал:
- Ладно, провидец. Давай что-нибудь пожуем и спать. За все эти дни первый раз в человеческих условиях. Я уже соскучился по нормальной постели. А своему шефу я позвоню завтра из аэропорта или из Орлинска.
Рано утром они окатили друг друга холодной водой, выпили по кружке горячего крепкого чая и, заперев дом, пошли на автобусную остановку.
Обратный путь всегда кажется короче, чем добираться до места назначения. За тихой беседой, за разглядыванием проплывавшего за окном пейзажа они не заметили, как прибыли на Орлинскую автостанцию. Олег к указанному времени ушел на совещание, не простившись и пообещав приехать в аэропорт к рейсу вместе с Мирошниковым. До отлета было еще далеко, и Сергей побродил по Орлинску и поглазел на его скудные достопримечательности. Встречные подозрительно косились на его исцарапанное лицо, поэтому, прекратив свою экскурсию, Сергей сел в автобус и уехал в аэропорт.
В дорожном кафе «Полет» (а как еще может называться кафе или ресторан в любом нашем аэропорту?) было немноголюдно. Гигантской волной прокатившиеся по стране перемены коснулись и этих мест. Цены на авиабилеты взлетели так, что далеко не многие могли сейчас позволить себе свободные перемещения. Только по делу и желательно за чужой счет.
Оставшиеся до вылета полтора часа Сергей коротал, попивая остывший кофе, прослушивая короткие записи на диктофоне и перечитывая свои заметки. План и содержание его будущей статьи были уже спроектированы, и сейчас голоса тех, среди кого он находился все эти дни, будоражили вновь еще совсем свежие воспоминания. Послушав немного, он отложил в сторону диктофон и свой блокнот, и выглянул в окно. На площади с торопящимися пассажирами и провожавшими, среди машин такси, частников и рейсовых автобусов, у служебного входа стоял желто-синий милицейский УАЗик, в котором был виден только водитель. Не желая бередить свежую рану в своей душе, Сергей отвернулся и взглянул на дорогу. Там приближался к аэропорту знакомый «Икарус». Почувствовав на душе какую-то теплоту, Сергей спешно сложил в сумку свои журналистские принадлежности, поднялся и пошел к выходу на площадь, на ходу сунув в руку официантке деньги. Та, тоже с подозрением до этого изучавшая его лицо, посмотрев на то, что оказалось в ее руках, долго провожала Сергея взглядом, открыв от удивления рот.
Спортсмены уже живо выгружались, шутя, смеясь и громко переговариваясь, когда Сергей подошел к ним.
- Привет, друзья! - поздоровался он. - Мои вам поздравления со взятием высоты!
- Спасибо! - ответило ему сразу несколько голосов.
Не прекращая возиться со своими мешками, кто-то приветливо помахал ему рукой, кто-то улыбался, а кто-то просто покивал головой. Из автобуса показались оба Николая. Сергей подошел и поздоровался.
- Все удачно? - спросил он.
- Да. Молодцы ребята. Не подвели, - сказал Николай-первый.
Он взглянул куда-то за спину Сергея, и лицо его вдруг слегка напряглось. Сергей обернулся и увидел выгружающегося из служебной «Волги» Мирошникова в сопровождении Самойлова и Волошина. Николай взвалил на плечи свой рюкзак и коротко бросил Сергею:
- Поговорим в дороге. Мне надо оформлять команду на рейс.
Он махнул рукой своим воспитанникам и быстрыми шагами пошел в здание аэропорта. Спортсмены потянулись за ним. Заметив их, Волошин почти бегом догнал группу и позвал Николая. Тот остановился и обернулся, глядя на него из-под нахмуренных бровей. Расстояние не позволяло слышать произносимые слова, но через какое-то время Сергей увидел, что лицо Стрихнина стало разглаживаться. Он вдруг протянул руку, которую Волошин крепко пожал. Николай что-то коротко сказал и улыбнулся. Потом повернулся и, догнав своих ребят, скрылся в здании аэропорта. Сергей подошел к Мирошникову и Самойлову и поздоровался с полковником. Вскоре подоспел и Волошин.
- Что ты ему сказал? - спросил Мирошников.
- Извинился. Я еще вчера хотел это сделать, но не успел. Хорошо, хоть здесь встретились.
- И как он на это отреагировал? - удивленно уставился на него полковник.
- Как любой нормальный мужик. Улыбнулся, пожал мне руку и сказал всего одно слово: «Забыто».
- А ты?
- Я сказал ему «спасибо». Хороший он все-таки человек.
Мирошников некоторое время продолжал еще разглядывать его, а потом молча полез в машину. Он достал свой легкий чемодан, потом, выпрямившись, повернулся и еще раз внимательно посмотрел на Волошина. Но опять ничего не сказал, только коротко мотнул головой. Сделав призывный жест рукой, он повернулся и направился ко входу. Сопровождавшие последовали за ним.