30
Разбуженный в такую рань Мирошников, полусонным, с искоркой злости, взглядом неотрывно смотрел на Самойлова. Тот закончил доклад и тоже молчал, ожидая указаний.
- Так в чем спешка-то? Зачем было среди ночи поднимать? - недовольно проворчал полковник. - До утра не могло подождать?
- Извините, но это просьба Филимонова. Он сказал, что это срочно, и что вы ждете результат. А время скоро пять. Уже утро, - сказал Олег, коротко взглянув на часы. - Может, освободить Стрихнина, товарищ полковник?
- Пущай посидит, как говорили в старину. Не будет по ночам шляться, где не надо, - продолжал в том же тоне Мирошников. - Еще не известно, каким образом он угощал их всех своим зельем. Не с чаем, так в лицо плескал, или платочек давал понюхать. Это еще надлежит проверить.
- Ничего и никому он не плескал и нюхать не давал. Вы сами хорошо это знаете. Он лекарь, травник. Ни в чем он не виноват, Юрий Савельевич, - продолжал Олег. - Он и так уже весь извелся. Взрослый мужик и плачет.
- «Плачет», «не виноват», - передразнил Мирошников, натягивая китель. - И ты тоже... Еще один адвокат нашелся. Плачет он, видите ли. Сизов мне тут всю плешь проел, спать не давал. Теперь ты мне еще голову морочишь, не в свое дело лезешь. Волей-неволей начнешь думать, что горячку мы напороли. Да уж больно по Куценко все складно. Ладно, иди подними Сизова и майора. Одному мне что ли куковать? Пусть тоже не спят. Еще раз побеседуем с этим твоим не виноватым.
Самойлов улыбнулся, сделал «под козырек», повернулся и вышел.
Поднимать никого не пришлось. Уже подходя к палатке, где расположились Сизов с Куценко, Самойлов услышал их громкие голоса. Между ними шел спор на ту же тему.
- Да подумайте вы хорошенько, что мы можем предъявить Стрихнину, - говорил голос Сизова. - Все о чем говорилось, не более, чем догадки. У нас нет ни одного вещественного доказательства, ни единого свидетельского показания. Ни один суд за рассмотрение такого дела не возьмется. А если даже и рискнет, свидетели – весь лагерь, включая спортсменов – разнесут все наши обвинения в пух и прах. Согласен, что-то укладывается в логически стройное предположение. Но все действительно может быть объяснено совершенно иначе. Разве вам не приходилось сталкиваться с чем-то подобным? Ведь бывают совпадения, от которых даже суд оказывается в большом затруднении.
- Приходилось, конечно, - отвечал ему голос Куценко. - Но я считаю, что все эти затруднения от нашей мягкотелости. Если вести расследование жестко, так как это заслуживают преступники, затруднений будет гораздо меньше. Убийцы не разбрызгивают слезы жалости, когда делают свое грязное дело. Почему же мы должны с ними нянчиться? Кому нужно такое расшаркивание? Они строят из себя невинных овечек, а за нашей спиной над нами же и посмеиваются.
- Согласен. Но сначала нужно доказать, что они преступники. Мы не имеем права оскорблять ни в чем не повинных людей. Сталинские времена уже далеко в прошлом.
- В сталинские времена тоже не все было так уж плохо. Нам не надо ничего доказывать. Преступники лживы и изворотливы, не мне вам это говорить. Если факты свидетельствуют против них, это они должны доказать нам, что преступниками они не являются, что ни в чем не виновны. Я не понимаю этих новшеств в юриспруденции, всех этих презумпций и прочего. Если все очевидно, зачем морочить головы самим себе? Время только терять. Была бы моя воля, я бы их мордой об стенку. Вот тогда запели бы. То же касается и вашего Стрихнина. Я считаю, что нужно на него просто как следует надавить, тогда и признаний, и вещественных доказательств будет в достатке. Если в полной мере подключить к дознанию ваш «детектор», будьте покойны, признания сами из него посыплются, как из рога изобилия.
Самойлову неловко было продолжать слушать этот разговор. Что-то было в этом от элементарного подслушивания. Он отошел от палатки подальше и громко прокашлялся, снова к ней медленно приближаясь. Подойдя, он громко сказал:
- Товарищ майор, вы спите? Товарищ майор.
Из палатки вышел Куценко в накинутом на плечи кителе.
- Самойлов? В чем дело?
- Доброе утро. Товарищ полковник поручил мне сообщить вам, что он ждет вас и Сизова.
- А что случилось?
- Не могу знать. Мне он ничего не сказал.
- А где он?
- Когда давал распоряжение, был у себя в палатке, но собирался идти на кухню.
- Хорошо, сейчас придем, - сказал Куценко и нырнул в палатку.
Когда Самойлов вернулся в столовую, Мирошников был уже там. Он сидел на стуле около Николая.
- Как же так, Николай Георгиевич? Вы своих воспитанников призываете к спокойствию и дисциплине, а сами вытворяете совершенно непотребные вещи. Ну какого хрена вам понадобилось играть в эти игры? Вы что, хотели славы частного детектива? Тоже кино насмотрелись? Ищете приключений на свою жопу?
- Я ничего не вытворял, - сказал Стрихнин. - Я уверен, что эта сволочь где-то рядом. И не в лагере. Но ваши люди упорно продолжают трепать моих ребят. Нет среди них преступника. Почему вы не видите очевидного? Для меня совершенно ясно, что это чужой, и ему негде больше быть, как в роще. Я все равно его найду.
- Ну и будет вместо четырех жертв пять. И для нас только лишние хлопоты.
Дверь широко открылась, и в комнату без стука вошли Куценко с Сизовым. Мгновенно оценив ситуацию, они застыли на пороге и молча воззрились на сцену беседы Мирошникова и Стрихнина.
На лице Сизова промелькнула легкой тенью смесь плохо скрываемой радости с удовлетворением. Он опустил голову, пряча и без того еле заметную улыбку, и слегка подкашлянул.
Куценко был в некоторой растерянности. Он обвел взглядом присутствующих и остановил его на Сергее. Его лицо стало пунцовым, потом фиолетовым, а затем серым. Рот его скривился в жалкое подобие улыбки, вместо которой у него получилась какая-то безобразная гримаса. Он слегка прищурил глаза и с деланной лаской в голосе произнес:
- Спокойной ночи, товарищ журналист.
- Оставь ты это, майор... - сказал Мирошников, но Сергей перебил его:
- Извините, товарищ полковник, но я думаю, что майор прав. В компании с ним я действительно лишний. У меня к вам только одна просьба. У Стрихнина есть какое-то универсальное противоядие. Предоставьте ему возможность дать его Лазаревой.
- Чтобы дотравить, - вставил Куценко.
Сергей никак не отреагировал на эту его реплику и продолжил:
- И еще одно. Я набрался наглости и без согласования с вами, но от вашего имени, попросил Каблукова осмотреть вещи Лазаревой, ее рюкзак и ледоруб. Возможно, там обнаружится какая-нибудь важная деталь. Извините мне эту выходку. Обещаю, что это не повторится. Спокойного вам остатка ночи, - он повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Присутствовавшие молча проводили его взглядами. Но выражения лиц у всех были разными. Мирошников смотрел с некоторым даже любопытством. Лицо Сизова выражало откровенное удовольствие. Самойлов выглядел растерянным. Взгляд Стрихнина светился надеждой. Цвет лица Куценко опять перебрал все цвета радуги и он, наконец, процедил сквозь зубы:
- И сюда влез...
- А почему вам самому не пришло это в голову? - повернулся к нему Мирошников. Это уже был официальный разнос и обращение на «ты» не годилось. - Вам что, не хватает опыта работы? Или вас устраивает единственная версия, в которую вы вцепились зубами? А где же ваш следственный кругозор? Головотяпство это, а не работа.
- Простите, Юрий Савельевич, а вы что, хотите его освободить? - пытаясь перевести разговор в другое русло, кивнул Куценко на Стрихнина.
- Да, хочу. Его вина требует серьезных доказательств.
- Но его задержание провел я.
- Не вижу разницы.
- Извините, вы, конечно, старше по званию, но смею напомнить, я командирован Областным управлением. Для руководства операцией, - подчеркнул он.
- А по мне хоть из самой Москвы. Если вы так руководите, то лучше бы оставались дома. Мы уж тут сами как-нибудь. Старшинство по положению это еще не признак выдающегося ума. Знаю, что побежите докладывать. Зеленый вам свет.
Снаружи послышался быстро нарастающий шум двигателя БТРа, который вскоре смолк. Куценко воспользовался этим, чтобы скрыть свой гнев, подошел к окну и всмотрелся. В утренних сумерках уже проступали силуэты людей и палаток.
- Тихомиров вернулся, - прокомментировал он. - Быстро он... Что-то Шумилин ему рассказывает. Ябедничает, наверное, писака.
Через минуту дверь в комнату распахнулась, и в комнату влетел Николай-второй. Молча обведя взглядом всех присутствующих, и чуть задержав его на Стрихнине, он открыл было рот, но не найдя слов и сообразив наконец, что совершил оплошность, скрылся за дверью и прикрыл ее за собой. Но тут же постучал и, приоткрыв дверь, спросил:
- Разрешите войти? - и вновь вошел, не дождавшись ответа. - Я могу поинтересоваться, что здесь происходит?
- Да вот, преступника поймали. Убийцу и отравителя, - с улыбкой сказал Мирошников, которого просто развлекало искреннее негодование Тихомирова.
- Но это же - совершеннейшее ид... совершеннейшая гл... - он никак не мог подобрать нужное слово. - Это нонсенс! - наконец нашелся он. - Это же просто немыслимо! Вы же абсолютно его не знаете! Да он за своих ребят голову отдаст, не задумываясь. Он им, как отец родной. Он их, можно сказать, вынянчил, вырастил и на крыло поставил. Он из-за них со всем начальством переругался, а вы такое...
- Не горячитесь, Николай Васильевич. Лишнее это. Мы уже разобрались. Самойлов, - обратился он к Олегу, - разыщи Волошина, подними и приведи сюда. С ключами, - он кивнул на наручник, которым был пристегнут Николай.
Долго искать Волошина не пришлось. Тот мирно похрапывал в свой палатке. Растормошив его, Олег передал ему приказ полковника явиться. Волошин по-военному быстро вскочил, и уже через минуту был готов ринуться в бой.
- Какие указания? - наконец догадался спросить он.
- Иди, отстегивай Стрихнина.
- И это все? - застыл он, разглядывая в полумраке Самойлова.
- Все. Тебе мало?
- Ты отнял у меня два часа сна. Вернешь бутылкой.
- Мирошников вернет. Иди, алкоголик, - подтолкнул его Олег. - И не забудь извиниться.
- Никогда этого не делал и впредь не собираюсь. Я солдат и выполняю приказы, как собака. На кого скажут «фас», того и покусаю.
- А своя соображалка не нужна?
- Пусть начальство думает. Оно – большая умная голова, а я – только руки с ногами. Так же, как и ты.
Объяснить что-то Волшину было все равно, что пытаться разбить гранитную глыбу трухлявой палкой. Они зашли в комнату, где по-прежнему сидел прикованный Стрихнин в компании со всей следственной группой. Отрапортовав, Волошин выслушал приказ, расстегнул наручники, сложил и спрятал в карман.
- Гуляй пока, стрихнин, - так же, с ударением на последний слог, с ухмылкой сказал он.
- Моя фамилия – Стрихнин, - спокойно, но сквозь зубы, сказал Николай.
- А по мне, так хоть Курареев*, - повернулся Волошин и встал около двери. - Я могу быть свободен, товарищ полковник?
-----------------------------------------------------------
* - От названия сока тропического растения «кураре», из которого изготавливается нервно-паралитический яд. Широко используется жителями джунглей для охоты на животных, а также в медицинской практике по всему миру, как составная часть подготовки больных к наркозу.
- Да, пожалуй что. Иди додрыхивай.
Тот вышел, не задерживаясь.
- Наглец, - пробормотал Николай, сделав движение за ним.
- Оставьте его в покое, - остановил его Мирошников. - Волошин может быть и хамоват, но он добросовестный исполнитель, а такие в любом деле нужны. Так что это за чудодейственное зелье там у вас, Николай Георгиевич?
- Да есть одно, - нехотя, еще не совсем успокоившись, ответил Николай, потирая затекшее запястье. - Противоядие с универсальным спектром действия. Я работал над его созданием больше года. Мои ребята часто собирают в горах всякие травы. Иногда по незнанию ошибаются. Бывали серьезные отравления. И не всегда есть возможность выяснить, что они там накашеварили. Вот я и разработал этот отвар. Хорошо помогает. За один день на ноги ставит.
- Принесите-ка его сюда, хочется взглянуть.
Николай направился к двери. Тихомиров было последовал за ним, но Мирошников остановил его:
- Николай Васильевич, задержитесь на минутку, пожалуйста.
Тот обернулся и присел на стул, на котором провел ночь его друг.
- Вы любите чай с мятой? - спросил полковник, внимательно смотря в глаза Николаю-второму.
- Да, очень. Освежает, помогает работе сердца, очищает печень и почки. И вообще очень вкусно. Прекрасный напиток. А почему вы меня об этом спрашиваете? Хотите угостить?
- Нет, просто так, к слову. У меня и мяты-то нет.
- Мята – не проблема. Если хотите, я сам могу приготовить прямо сейчас. Только воду вскипячу.
- Да нет, как-нибудь потом, - на секунду опустив взгляд, сказал Мирошников. И опять встрепенулся. - Доставили пострадавшего? Все благополучно?
- Да, до медчасти в расположении полка. Они хотят транспортировать его в Окружной госпиталь. Военврач при мне звонил полковнику Гордееву и сказал о своем намерении.
- У кого с собой радиотелефон? - повернулся Мирошников к Куценко и Сизову.
Те полезли по своим карманам и оба протянули ему трубки. Мирошников схватил ближайшую и нажал кнопку вызова. После небольшой паузы там ответили.
- Соедините меня с полковником Гордеевым, - требовательно сказал Мирошников. И после еще недолгого ожидания продолжил. - Василий Игнатьевич? Опять я, ни свет, ни заря на твою седую голову. Утро доброе. Тебе уже сообщили? Да, я слышал про Окружной. Но у меня предложение к тебе одно: не торопись. Мы тут с травником одним познакомились. Чудеса творит. Есть у него одна травка для твоего бойца. Пусть угостит его. Не знаю, но у него опыт есть, говорит - должно помочь. С врачом? Хорошо. Я буду ждать, не отходя. Договорились, - он отключил связь и повернулся ко всем остальным. - Хочет с врачом посоветоваться. Хорошо, Николай Васильевич, спасибо. Можете отдыхать. Вы это заслужили, - обратился он к Тихомирову.
Николай-второй поднялся и, кивнув головой, вышел. И тотчас дверь открылась снова, впустив Николая-первого. Он держал в руках небольшой флакон с темно-зеленой тягучей жидкостью. Не сказав ни слова, он поставил его на стол. Все стали его внимательно разглядывать, но никто не решался взять в руки.
- Вот этим вы всех и перетравили? - с улыбкой в шутливом тоне сказал Мирошников. - Это можно нюхать?
Николай, который в своем настроении шутки воспринимал плохо, считая их элементарным издевательством, молча взял со стола флакон, открыл крышку и, поднеся вплотную к носу, глубоко вдохнул. Потом закрыл крышку и опять поставил флакон на место.
- Не сердитесь на нас, Николай Георгиевич. Когда все это закончится и уйдет в прошлое, вы сами, подумав, согласитесь, что в наших рассуждениях есть немалая логика. Версия с вами на сегодняшний день выглядит самой убедительной. Давайте возвращаться к нормальным взаимоотношениям. У меня к вам просьба. Вам нужно проехать в Орлинск, в расположение полка и угостить пострадавшего этой микстурой, - он кивнул на флакон. - А потом заехать в районную больницу и таким же образом напоить Лазареву. Надо же вам все-таки навестить свою воспитанницу, пока ее не увезли в Область.
- Я ее и там навестить успею. Мне пока отлучаться нельзя, я должен оградить от опасности остальных. А напоить отваром может с таким же успехом и Николай Васильевич. Даже лучше меня, он все же врач и тоже неплохо разбирается в травах. А я сегодня намерен найти этого гада. Он, правда, по вечерам орудует, но должен же он где-то быть и в другое время суток.
- Опять вы за свое? Неужели сегодняшняя ночь не послужила вам уроком? - с некоторой досадой в тоне сказал Мирошников.
- Послужила. Но не тем уроком, который вы имеете ввиду. Во-первых, если я его найду, а я найду его, будьте уверены, вы, наконец, полностью снимете с меня свои подозрения. А во-вторых, я пойду не один. Мы пойдем туда целой группой, прочешем всю рощу до кустика и найдем. Это я вам обещаю.
Мирошников только развел руками, но ничего не сказал. В этот момент ожил радиотелефон – раздался сигнал зуммера.
- Слушаю, - проговорил Мирошников, нажав кнопку. - Да, я, Василий Игнатьевич. Дал добро? Отлично. Тебе повезло с врачом, обычно все они консервативны, никаких трав не признают. Да, высылаю. Что? Солдат на БТРе? Я думаю, что нет необходимости. Ну если из принципа – «наших бьют», тогда на твое усмотрение, диктовать не могу. Спасибо. До встречи, - он отключил телефон и посмотрел на Стрихнина. - Что ж, Николай Георгиевич, если вы твердо решили заняться поисками этого мерзавца, запретить вам я не в праве. Могу только не советовать. Но сначала организуйте спасение пострадавших. Сами или уговорите Тихомирова, как угодно. Я думаю, что сейчас это не менее важно. Полковник Гордеев в знак благодарности и из желания отомстить за своего подопечного высылает сюда своих шестерых хорошо вооруженных солдат для помощи в проведении операции по задержанию. А я дам вам в поддержку Волошина. Он тоже вооружен. Судя по тому, как этот маньяк орудует, его голыми руками не возьмешь. Остается только пожелать вам удачи.
- Спасибо. Но у меня к вам просьба. Не нужно давать нам в компанию Волошина. С учетом наших взаимоотношений, мы, наверное, будем отвлекаться. Разрешите поработать с Самойловым. Ему я доверяю больше.
- Участковым табельное оружие не выдается. И потом, я уже распорядился, чтобы он возвращался в Гутово.
- Вы можете отменить это распоряжение? Всего на один день.
Мирошников слегка задумался, с интересом глядя на Николая, а потом спросил:
- А вы за один день управитесь?
- Надеюсь, что да. Я догадываюсь, где он может прятаться.
- Вы знаете, Николай Георгиевич, вы меня заразили. Считайте, что уговорили. Есть в вас что-то эдакое... Я пойду с вами. Олег, - повернулся полковник к нему, - позвони-ка Никитину, пусть задержится еще на денек, - он вновь повернулся к Николаю. - А сейчас попросите Николая Васильевича еще раз съездить в госпиталь.