Костер отбрасывал золотисто-алые блики на их лица, когда они, как обычно по вечерам, сидели вокруг, разделив на всех более чем скромный ужин.
Бертран уже держал в руках лютню, и вскоре первые аккорды понеслись над притихшими деревьями, которые тоже, казалось, внимательно слушали печальные напевы.
- А эту, новую балладу, я посвятил тебе, Алиен, - объявил Бертран, на минуту прервавшись, -
- Надеюсь, она понравится тебе, - и он запел, легко касаясь струн и глядя в высокое небо.
Ты неистовей огненной молнии
И волны морской непокорнее,
Острокрылой птицы проворнее,
Только буре верность храня.
Битвы демоном злым очарована,
В сталь сияющую закована,
И в клинке твоем месть спрессована,
Но я знаю, что ты – тишина.
Можешь сердце в доспехи прятать,
Можешь жить, как живут солдаты,
Можешь горечь хранить утраты,
Никому не вверяя снов,
И в пути смертельно-опасном
Можешь быть простой и бесстрастной, -
Под твоей безупречной маской
Я же вижу, что ты – любовь.
Когда он умолк, ответом ему были аплодисменты. Все выражали свое восхищение. Все, кроме Алиен.
Она сидела хмурая, не говоря ни слова, потом поднялась и пошла прочь.
Бертран нагнал ее, минувшую молодую поросль осинника, и остановил на прогалине:
- Я расстроил тебя? Тебе не понравилась моя песня?
Девушка сердито посмотрела на него.
- Нет, песня хорошая, ты все так же талантлив… Но при чем здесь я?
- Разве в моих словах о тебе было что-то обидное или оскорбительное? – рыцарь выглядел растерянным, сбитым с толку.
- Ты все-таки ничего не понял из того, что я говорила! – Алиен вспыхнула, -
- Почему надо всячески опекать меня, когда я сама способна позаботиться о себе? Почему надо меня защищать, когда я сильнее вас всех пятерых вместе взятых? Почему надо посвящать мне песни? Почему ты не посвятишь их, скажем, Айвену или Эдварду?
- Но.., - от такого напора Бертран совсем смутился, -
- Потому что… Потому что ты – женщина. Потому что ты – красивая и замечательная, и, наверное, другой такой не существует.
Глаза Алиен сузились, как у кошки:
- Ну-ка, повтори, что ты сейчас сказал?..
Бертран почувствовал, что прижат к стенке, и отступать больше некуда.
- Хорошо. Я должен это сказать, рано или поздно. Так вот: однажды, когда я взглянул на тебя в пылу битвы, и с тех пор… нет, кажется, еще с того момента, когда ты впервые сняла шлем, и все мы были поражены, ожидая увидеть мужское лицо, а обнаружив… тебя. Понимаешь, Алиен, я… полюбил тебя.
- О, Господи, - выдохнула девушка после минутной паузы.
Рыцарь все так же стоял перед ней и молча глядел ей в глаза, ожидая ответа.
- Где я ошиблась опять? – вопрошала Алиен между тем, -
- Этого не должно, не должно было произойти!.. Бертран, прости меня, но я и любовь – вещи несовместимые. Ты выдумал себе сказку. Я только внешне выгляжу, как женщина.
- Нет, нет, - запротестовал он, -
- Не клевещи на себя, Алиен. Ты – самая настоящая, ты – лучшая из всех! Но ты… не любишь меня?
- Я не могу любить. Никого. И никогда. Если ты не понял: я – воин, орудие убийства. Я выбрала этот путь, и даже не мне решать теперь, кого щадить, а кого уничтожать – дорога сама ведет меня. Я не принадлежу себе. Меня нет.
- Ты есть! – горячо воскликнул Бертран, -
- И если бы я тебя не видел, тебя, настоящую, разве стал бы я создавать себе пустую иллюзию, призрак?!
- Еще раз прости меня, - произнесла Алиен, с некоторым удивлением подумав про себя: «А ведь когда-то эти слова говорили мне!»
- Забудь. И больше никогда не произноси подобного.
Бертран склонил голову:
- Хорошо. Как ты скажешь.
Но Алиен с трудом верилось в его показную покорность.