Дочитывала она уже дома, на следующий день, после небольшого скандальчика с дочкой. Та просила вернуть дневник, Ирина Алексеевна заупрямилась:
– Не дам. Уже поздно, ты снова будешь куковать всю ночь.
– Это нечестно, – чуть ли не сквозь слезы шепнула Вика.
– Хорошо, признаюсь: я прочитала про ваших проверяющих. В общем, об уроке литературы. И мне... понравилось. Вот если бы ты так писала всегда...
– А как я пишу вообще? Можно подумать, что ты читаешь!
Ирина Алексеевна отвела глаза.
– Значит, все-таки читаешь, читаешь, да?! Роешься в моих вещах! Но это же... некрасиво!
– Дурочка! Ты же всюду бросаешь без присмотра свои дневники и всякие там... рассказики. Мне остается только поднять и...
– Неправда! Я всегда все прячу! От тебя! Разрешение нужно спрашивать!
Ирина Алексеевна фыркнула насмешливо, и Вика выскочила из ее комнаты в гневе. Но тут же вернулась:
– Отдай дневник!
– На!
Ирина Алексеевна изобразила обиду, которой в сердце не было. Она пыталась скрыть неловкость.
– Мне хотелось узнать, что будет дальше. Чем ваш урок закончился, – смиренно сказала она, возвращая дочери дневник. – Я ведь тоже хочу знать, как ты живешь в своем классе...
Вика смотрела на мать такими растерянными глазами, что Ирина Алексеевна растрогалась:
– Деточка моя, ну как можно так жить? У тебя на физиономии написано больше, чем того требует... осторожность!
– Ты уже это говорила мне не раз... Тебе и вправду интересно? Или притворяешься?
– Вот те крест! – Ирина Алексеевна с улыбкой осенила себя широким крестом.
– Ладно, – сказала Вика со вздохом.
– Садись, дорогая, гостьей будешь. Так что там комиссия решила?
– Меня после всех уроков позвала физичка в свой кабинет – исправлять оценку за контрольную. Вернее, не в кабинет, а в лаборантскую. Дверь была открыта в кабинет. Я решала задачи, а физичка вышла куда-то. Дала мне на все полчаса. И тут приходит целая делегация: завуч, но не Ксения, а другая, Юлия Борисовна и тетки из Киева. Ужас, до чего противные! И дядечка с пожатыми губками. Бр-р-р! Меня они не видели. Меня полуоткрытая дверь заслонила. Мама, ты даже не представляешь, как они ругали бедную Юлю! И что она, якобы, отбила у детей охоту читать учебник, и развела базар на уроке! Никакой системы в уроке! Нет выводов по теме! Тему не записала на доске! Дети неуважительно разговаривают с учителем! Опаздывают, хамят! Бедная Юля отбрыкивалась, пыталась объяснить свою систему. Говорила, что урок сдвоенный, а потому она потом успела сделать выводы, подвести итог и так далее! А они: «Вы прививаете детям вредные мысли! Вы приветствуете ложный гуманизм отрицательного героя»! Мама, они несли такую чушь, что я не выдержала!
– И что? – Ирина Алексеевна даже привстала с дивана, чтобы лучше видеть дочь.
Вика замялась, вздохнула тяжко, улыбнулась виновато:
– Я выскочила...
Ирина Алексеевна не сводила с нее глаз.
– И все им высказала.
Ирина Алексеевна молчала, ожидая.
– Вот. Я сказала, что... Мама, ну какая разница, что я сказала?! Я должна была защитить Юлю? Если даже завучиха, зараза, не стала ее защищать, а тоже напустилась? Я так и сказала: вы, Светлана Романовна, не были на уроке, а повторяете чужие... глупости.
– О-о! – простонала Ирина Алексеевна.
– «Кто эта девица?» – спросила одна из тетенек.– Вика постаралась передать ее гнусные интонации. Мама улыбнулась.– «Как она здесь оказалась?»
– А ты? А Юлия?
– Я не стала оправдываться, мне надо было досказать главное: Юлия –настоящий учитель, творческий, и дисциплина для нее стоит на третьем месте!– Вика грустно вздохнула.– Мне не дали договорить... Выставили.
– Так что же Юля? Молчала?
– А что она могла?
– Ты хочешь сказать, что кинулась в защиту своей любимицы, а та... промолчала?
– Ма-ама! Она, наверное, потом скажет что-то!
– Словом, ты Дон – Кихот в юбке. Себе репутацию подрываешь и Юлю не спасаешь. И все-таки я бы на ее месте при тебе что-то сказала в твою защиту. Ты же у нее в любимицах ходишь?
После этого разговора атмосфера в доме немного потеплела.
На следующий день по дороге домой Вика рассказала Стасу и об этом разговоре, и о том, что ему предшествовало. Он молча выслушал, а потом сказал почти с мамиными интонациями:
– Боюсь, что ты Юле скорее навредила, чем помогла.
– И ты туда же?! А кто ее защитит? Не ты же! И не Стелка. Вам все... по барабану.
Стас вздохнул, остановился, отдал Вике ее сумку, которую нес. Ей всегда нравилось, что Залевский не стесняется таскать ее сумку, если та тяжелая. Сказал ровным голосом:
– Мне домой надо торопиться. Успеть бы до вечера сделать уроки. Потом засяду за реферат. У нас завтра кружок, я докладчик.
Никогда он так пространно не докладывал Вике о своих внешкольных делах. То ли считал, что ей это неинтересно (но это вряд ли!), то ли не хотел нагружать своими проблемами. Похоже, что сейчас он пытался скрыть обиду.
– Извини, я свинья, – тихо сказала Вика, принимая сумку из рук Стаса. Глаз она не поднимала.
– Не грусти, – тут же откликнулся Залевский, уже по привычке ероша ей волосы.
От этого жеста у Вики всегда замирало сердце. А сейчас оно просто разрывалось от чувства вины. Все она делает не то и не так! И правда – Дон-Кихот двадцатого века!
На троллейбусной остановке она увидела Юлию Борисовну в компании со Стелкой. А эта что делает здесь? О чем они могут разговаривать – такие разные? Вика словно забыла, что Стелка у Юлии проучилась все последние годы и получала одни пятерки. Вика удивлялась, что ее подруга очень сдержанно, даже неохотно хвалит такую замечательную учительницу. Вроде бы не может ее оценить или не придает значения такому везению: Вике, влюбленной в литературу, досталась Топа, а Стелке, обожающей математику, судьба подкинула самую лучшую учительницу в школе по литературе!
В общем, домой Вика пришла в расстроенных чувствах. Ей показалось, что Юлия Борисовна сделала вид, будто не заметила свою защитницу, зато вовсю улыбалась Стелке! Стелке, которая промолчала весь урок. Как она пояснила Вике – «не хотела светиться перед посторонними людьми». У нее, мол, были такие по теме смелые мысли... Незачем было их высказывать, то есть «подставлять хорошего человека».
Вот и получалось, что это Вика подставила под неприятность любимого учителя. Короче: она везде провинилась!
С этими мрачными мыслями Вика закрылась в своей комнате.
Хорошо, что дед у тети Агнессы, а мама на работе. Она только-только погрузилась с головой в переживания, лежа на спине и глядя в потолок (обедать не стала), как в дверь позвонил Женька двумя условными звонками. Она уже решила не открывать, но Демченко упорно звонил через промежутки. В школе он не был – ходил в больницу сдавать анализы после болезни.
– А чего ты не открывала? А я уже перепугался! Слушай, ты ... плакала? Что-то случилось?
Вика сделала жест рукой: иди, мол, за мною, и поплелась в свою комнату. Да, Женька – друг. У него просто чутье на Викины беды. Ему даже объяснять ничего не надо.
Вика вернулась на свою кровать, а Женя сел в кресло напротив и уставился на нее своими черными горячими глазами. Он больше ни о чем не спрашивал. Он терпеливо ждал, когда Вика сама соизволит что-то объяснить. Та сначала молчала, потом вяло улыбнулась:
– Потом, ладно? Завтра. Долго рассказывать. Ничего не случилось, просто депрессия. Тошно.
Женя молча пожирал ее вопрошающим взглядом. Пауза затягивалась. Тогда он встал, чтобы уйти, и вдруг по-мальчишечьи звонко спросил:
– Кого мне убить, чтобы тебе стало легче?
– Меня, – улыбнулась Вика.
Она сама не знала, как получилось, что волна благодарности к этому верному мальчику подхватила ее с постели. Вика обняла Женьку, чмокнула его в щеку, а тот растерянно хлопал глазами и делал какие-то нелепые жесты – то ли пытаясь ее обнять, то ли наоборот – освободиться от Викиных рук. Они походили на двух малышей в детсаду, которые не знали, как выразить порыв человеческой любви к другому существу.
Из неловкости их вывела Ирина Алексеевна, слишком громко хлопнувшая дверью.
– Вика! Ты дома?
Она сразу учуяла их смущение, кинула острый взгляд.
– Ну, что на пороге застряли? Ты хоть гостя накормила? А то все Настины пирожки поглощаешь, а самой угостить чем-то соседа ...
– Я сыт!– привычно кинулся на защиту подруги Женя.
– Я не успела угостить. Ты, мамочка, пришла. А у тебя есть что-нибудь такое же вкусненькое, как у тети Насти?
– Ладно тебе!
Только Женька ушел, позвонила Инна Кильман, с которой теперь Вика общалась каждую свободную минуту на перемене, если, конечно, не отнимала ее у Стаса.
– Вика, извини за беспокойство, – начала Инна издалека, – но я боялась, что ты подумаешь...
– Инка, глупая, я просто из кабинета завуча попала в лапы Натали! Та пыталась меня разговорить: что я, мол, такое натворила, что вся школа гудит про мое нахальство! Как я смела так нагло спорить с людьми из министерства! А потом Стас подошел...
– Ясно, – вздохнула Инна. – Я очень рада, что у тебя есть такой друг..
– Инночка, все не так просто. Я тебе как-нибудь расскажу. Твоя мама вчера какой вернулась?
– Вчера – трезвой. Я даже смогла уроки сделать спокойно. Она бабулю на себя взяла. И не сильно ругалась... И все-таки я по голосу чувствую, что ты грустишь. Да?
– Нет, солнышко, уже не грущу! – с чувством сказала Вика.
Целый вечер у нее было прекрасное настроение. У нее есть друг! Нет, два друга! И, может быть, даже три, если считать Стаса. Но два – это точно. Они по голосу определяют ее настроение!
– Что это ты такая... праздничная? – усмехнулась Ирина Алексеевна. – С Жекой целовалась?
– Ма-а! Ну ты всегда – как брякнешь!
– Полегче с матерью! Просто видок у вас был такой, словно после первой брачной ночи.
– Ма-ма! – возмутилась Вика.
Нет, с мамой невозможно разговаривать!
– Между прочим, я бы на твоем месте двумя руками держалась за Жеку.
Вика молчала.
– Кстати, на днях я вечером, когда на дежурство шла, встретила твою Кармен в такой компании... сомнительной. Будь от нее подальше. Все парни старше ее, а девочки... Нет, там была всего одна девица, кроме Стеллы... Так вот, девица, по-моему, обычная проститутка.
– Ма-ама!
– Я, конечно, понимаю, что ты у меня – дитя в сравнении с этой... кобылой, но чаще всего именно дети попадают в беду.
Вика не знала, что ответить матери. С одной стороны, ее возмущала ее беспардонность в отношении к людям, ей не симпатичным, с другой... С другой, если честно, мама вроде бы подтверждала ее подозрения, что как раз неблагополучно со Стелкой, а не с нею, Викой. И надо ставить точку в их приятельстве, ставшем не радостью, а грузом.
В классе Стелла уже собрала вокруг своей персоны кружок разношерстных поклонниц и поклонников. Ей только не удавалось перемануть на свою сторону тех, кто симпатизировал Вике. Происходило нечто странное, с точки зрения Вики, – скрытое соперничество на пустом месте. Никто не отнимал у Стеллы того, что ей не принадлежало, то есть любви Стаса, упорно не замечавшего стараний школьной красавицы замануть его в свои сети.
Залевский по-прежнему сидел за одной партой с Викой, проводил с нею почти все перемены, после школы провожал домой (чаще – в компании с Женей), а вечером под любым предлогом упорно отменял вечерние прогулки вчетвером. Стеллу это злило, Вику печалило, а Женьку радовало. Тогда они проводили вечера вдвоем с Викой возле его магнитофона.
Продолжение http://www.proza.ru/2010/07/21/1101