23
Было далеко за полдень. Ярко светило солнце. Заметно потеплело, и вся следственная группа, вынуждена была расстегнуть воротники и распустить галстуки. Дул легкий, уже совсем не холодный ветерок. По сводке погоды, представленной метеорологом, погода обещала быть устойчивой. Но повышалась селевая и оползневая опасность, поскольку повыше в горах прошел обильный дождь со снегом. Лагерю, правда, по утверждению того же метеоролога, это ничем не грозило, поэтому лишней головной боли никто не испытывал.
Вся следственная группа во главе с Мирошниковым стояла вокруг убитого. Филимонов, сидя на корточках, обследовал тело, рассматривая повреждение, другие части тела, и пытаясь согнуть и разогнуть его суставы. Потом он, кряхтя, поднялся с корточек и в два – три движения распрямил поясницу, упершись в нее обеими руками. Остальные с нетерпением и легкими ироническими улыбками смотрели на эту его «физкультуру».
- Ну что скажете, Виктор Иванович? - спросил полковник.
- Да что ж тут скажешь? Вы и сами прекрасно видите, что все абсолютно идентично. На удивление идентично. Смерть наступила мгновенно от двенадцати до пятнадцати часов назад. Точнее скажу после вскрытия. Мне необходимо сделать его как можно быстрей. Подозреваю, что и его результат будет таким же.
- Вы имеете ввиду мозг?
Филимонов в задумчивости покивал головой.
- Волошин, возьми двух солдат и организуй доставку трупа до БТРа. Подвезите к вертолету и загрузите. Носилки возьмите у коменданта лагеря, - распорядился Мирошников.
Волошин развернулся и почти бегом кинулся к лагерю. Повернувшись к Филимонову, Мирошников обратился к нему:
- Ну что ж, Виктор Иванович, отправляйтесь в обратный путь. Я пока останусь здесь. Будем ждать вашего заключения. Доложите Лукину, а он нам телефонирует.
- Заодно я проверю то, что хотел по тому предположению.
- Может быть, все-таки, посвятите нас? Что вы от нас скрываете?
- Ну что вы! Ничего скрывать от вас я не собираюсь. Просто, возможно, это не стоит выеденного яйца. Зачем же мне вас лишней информацией загружать, в заблуждение вводить понапрасну? Но как только будет готов результат, и он окажется таким, как я подозреваю, я доложу незамедлительно, в любое время дня и ночи.
- Ну хорошо, - с улыбкой, примирительно сказал Мирошников. - Будем ждать. Как поется в одной современной песне: «Подождем твою мать». Идемте, посовещаемся. Вы, Виктор Иванович, можете потихоньку двигаться к вертолету. Вам, кстати, Илья Николаевич, тоже надо лететь, - повернулся он к Каблукову. - У вас сейчас достаточно материала для экспертизы. Мы будем ждать результатов. И захватите Чувилина с его «Орлом» бескрылым. Толку от них... А мы пока сами поболтаем. Идемте.
Все повернулись и гуськом неторопливо тронулись в сторону лагеря. Сзади, со стороны обрыва внезапно послышался шум катящихся по склону камней. Все невольно остановились и обернулись.
- Я уже не в первый раз слышу этот звук, - сказал Сизов. – Может, мы напрасно так слепо верим метеосводке? Туман нам тоже прогнозировали надолго, а вон поди ж ты, жара какая. А не сползет ли лагерь в эту речку при таком потеплении? Надо будет еще раз поговорить с метеорологом. Если есть хоть малейшая опасность, надо срочно эвакуировать спортсменов. Да и всем остальным здесь оставаться тоже чревато.
- Пожалуй, вы правы, - сказал Мирошников. - Тем более, что подавляющее большинство альпинистов явно никакого отношения к преступлениям не имеет. И как от свидетелей толку от них тоже «кот наплакал». Тех, кто нам может еще понадобиться, можно придержать в Районе.
Они вновь в полном молчании, задумавшись, повернулись и пошли в сторону дороги. Уже выйдя из рощи, они встретили Волошина с солдатами. Один из солдат нес на плече сложенные носилки. Увидев высокое милицейское начальство, они невольно остановились, но положенное по воинскому уставу приветствие – смирно, честь отдать – делать не стали и продолжили свой путь с недовольными лицами.
- Стоять! - остановил их Мирошников.
Когда те остановились и повернулись в ожидании, он обвел их строгим взглядом и сказал:
- К вашему сведению, командование вами в полной мере поручено мне полковником Гордеевым Василием Игнатьевичем. В мое отсутствие это возлагается на майора Куценко, - он кивнул головой в его сторону. - По вашем возвращении в часть я должен буду доложить полковнику о выполнении вами задания. Вам все понятно?
- Так точно, товарищ полковник! - дружно отрапортовали они, вытянувшись в струнку и замерев.
Тот, у кого были носилки, быстрым движением снял их с плеча и поставил рядом, как винтовку в старые времена.
- Выполняйте приказ, - сказал Мирошников, едва заметно улыбнувшись.
- Есть выполнять приказ! - рявкнули они, повернулись кругом уже по уставу, и строевым шагом углубились в рощу.
- То-то же, - проворчал полковник и, уже открыто улыбнувшись, зашагал дальше. - Менты их, видите ли, не устраивают.
В лагере они, первым делом, вызвали метеоролога. Тот явился незамедлительно. Сизов высказал ему свои сомнения относительно возможности катастрофы.
- Понимаете ли? - ответил метеоролог после небольшого раздумья. - В горах такое может быть в любое время. Обычно оползни случаются там, где повышена сейсмическая активность. У нас с этим все спокойно уже много лет. Последний раз оползень в этих горах наблюдался в 1969 году, больше тридцати пяти лет назад. Но это не здесь, немного повыше. Здесь по руслу реки он прошел умеренной селью, ничему и никому не навредив. С тех пор здесь всегда тихо. Но в горах гарантировать ничего невозможно. Наверху сейчас все тает. Кроме того, был обильный снег с дождем. Если там что-то сползет, то только в эту реку. А здесь река постоянно подмывает почти вертикальный берег, который хоть и состоит из каменной породы, но в изобилии содержит и обычный глинозем. Так что, как видите... - развел он руками.
- Значит, есть смысл эвакуироваться? - спросил Мирошников.
- Не мне такое решать, конечно, но детей я бы отсюда увез. Оставьте только тех, кто вам нужен, а остальных увезите от греха. Особенно девчушек. Лагерь можно переместить подальше от обрыва. Можно и на вертолетную площадку. А можно и вниз, поближе к развилке дорог. И там, и там точно безопасно. Если за пацанами кто-то ходит, он тоже туда пойдет и выйдет на открытое место, не станет в роще прятаться.
- А откуда вы знаете, где он прячется? - слегка насторожился Мирошников.
- Ну а где ему еще быть-то? Только там и прятаться.
- Так вы считаете, что это кто-то чужой?
- Уверен, что так. Я здесь много лет работаю. Волей – неволей наблюдаю. Научился насквозь ребят видеть. Эти хорошие, на гадости не пойдут.
- А сотрудники?
- Вряд ли. Но как говорит поговорка: «Чужая душа – потемки». Вы же, наверное, знаете об Иркутском враче скорой помощи, маньяке. Или о том же Чикатило. Кто бы мог на них подумать? Даже близкие родственники не могли предположить.
Отпустив метеоролога, все задумались.
- Вот тебе и народное слово, - произнес, наконец, Мирошников. - Может быть, зря мы от людей отгораживаемся? Как думаешь, майор? - посмотрел он на Куценко.
- Не знаю. Я привык работать так, чтобы мне никто не мешал, - пожал тот плечами. Потом встал, отвернулся и, подойдя к окну, занялся разглядыванием горного пейзажа, давая понять, что обсуждать эту тему он не намерен.
- А я думаю, что многие из них могли бы оказать нам немалые услуги, - вмешался Сизов. - Это в свидетелях никто не хочет быть. Одни из страха перед местью, другие просто не хотят лишних забот и напрасной траты времени. А вот посоветовать могут. Иногда даже с большой пользой. Мудрей народной мудрости ничего нет, и нам бы не грех время от времени на нее опираться.
В роще под руководством Волошина солдаты положили тело Коновалова на носилки и, прикрыв его лицо его же курткой, пошли к дороге. И не заметили, что с кромки обрыва, из-за кустов, за ними внимательно следила пара больших серых глаз.
24
Борис положил трубку, подпер руками подбородок и задумался. Ни Тихомирова, ни Стрихнина он толком не знал. Так, встречались несколько раз, когда приезжали и уезжали с новыми группами спортсменов. Или на соревнования. Что могло так заинтересовать следствие? О Тихомирове уже второй раз запрашивают. Неужели они под подозрением? Тренер и врач. Маловероятно. Никаких серьезных происшествий за много лет. Дважды только за все эти годы кое-кто из спортсменов проваливался и даже без особых повреждений, так они же их и вытаскивали, сами при этом заметно пострадав. Но Мирошникову видней. Тем более, что он там, на месте.
За окном постепенно сгущались сумерки. Борис встал и прошел на кухню. Наполнив чайник, он поставил его на плиту и разжег огонь. Потом, открыв настенный шкафчик, он достал оттуда бутылку привезенного с собой коньяка, налил полстакана и смакуя выпил. Закусив куском давно остывшей курицы, он прошел в гостиную, сел к столу и задумался снова. Мысли его мало-помалу стали возвращаться в привычное русло.
Поскольку у него сосредотачивались все сведения, и из лагеря, и из райотдела, он мог собирать их и анализировать. Картина получалась загадочная.
«Два трупа, у которых, при полной идентичности ранений, не обнаружено мозга, - думал он. - Одна отравленная каким-то непонятным ядом. На подозрении тренер и врач. Причем, как выяснилось, тренер тоже неплохо разбирается в медицинских вопросах, хотя врачом не является. Мединститут утверждает, что «перечисленные студенты являются хорошо успевающими, дисциплинированными и ни в каких конфликтах ни с другими студентами, ни с преподавателями не замечены». По настоянию срочно прилетевших родителей Лазареву решено завтра утром транспортировать вертолетом в Областной токсикологический центр. Все подозрения в виновности кого-либо из спортсменов ничем не подтверждаются. Тогда кто? Сотрудниками лагеря никто не интересуется, а значит, они чисты. Неужели все-таки тренер или врач. А может быть оба? Ведь они давние друзья. По каким безумным соображениям они могут расправляться со своими воспитанниками таким варварским способом? И если это так, то каким образом они извлекают мозг, и куда потом его девают? Сумасшествие какое-то!».
Из кухни послышался свист закипевшей в чайнике воды. Борис оторвался от раздумий и пошел делать себе чай. В этот момент послышался стук в дверь.
- Войдите, не заперто! - крикнул он, не останавливаясь, с порога кухни.
Когда чай был готов, он налил его в алюминиевую кружку и, взяв ее, зашел в комнату. И застыл на пороге. У входной двери стояла Алена и, слегка улыбаясь, смотрела на него.
- Вы? - произнес он, остолбенело.
- Я. А что вас так удивило? Вы же меня приглашали, если я правильно запомнила. И даже были почти уверены, что я приду. Вот я и явилась послушать ваш «фильм ужасов». И поставьте вы, наконец, кружку. Вы же обожжетесь, - засмеялась она.
Борис поставил кружку на стол и тоже улыбнулся.
- Но я еще ничего не успел приготовить. У меня все холодное. Кроме сердца.
- Опять начинаете свое дурачество?
- Нет, я совершенно серьезно. Я не думал, что вы придете так рано.
- А вам не кажется, что позже не совсем прилично?
- У мужчин в таких случаях иные представления о приличиях. Хотите коньяку?
Алена пристально посмотрела на него, а потом, слегка вздернув голову, с вызовом сказала:
- Хочу.
Борис бросился на кухню. Достав из шкафчика коньяк и две стопки, он поставил их на стол в гостиной. Потом сбегал еще раз, порылся в холодильнике, кинул на сковородку более-менее прилично выглядевшие куски холодной курицы и поставил на еще горячую плиту. Затем схватил несколько картофелин, быстро промыл их, закинул в котелок, как была, в «мундире», залил водой, посыпал солью и тоже поставил на плиту. Потом достал соленые огурцы и хлеб, нарезал и разложил по тарелкам. Покопавшись еще, в дальнем углу холодильника он нашел полплитки окаменелого шоколада, затерявшегося здесь, по-видимому, еще с ледникового периода. Покромсав его, он сложил его на блюдце, а потом все это занес в комнату и поставил на стол. И только тут обратил внимание, что Алена все еще продолжает стоять на пороге.
- Что же вы стоите, садитесь к столу. Горячее будет готово минут через пятнадцать.
- Наконец-то проснулся джентльмен, - сказала она, проходя и усаживаясь. - Могли бы сразу предложить даме присесть. Поела я дома, так что не обязательно было и суетиться. Я вообще-то не есть пришла, если вы помните. Вы обещали мне страшилку на ночь.
Присмотревшись к тому, чем был сервирован стол, она добавила:
- М! Обожаю закусывать коньяк солеными огурцами с шоколадом. В вас действительно умер талантливый шеф-повар. Чтоб вы знали: к соленым огурцам обычно подают стакан свежего молока.
- Издеваетесь? Что поделаешь, чем богаты... В этом доме женщины - нечастые гости. И до меня, и при мне. А мы, похоже, поменялись ролями, а?
- Это женская месть, - сказала Алена, наигранно сверкнув глазами.
Борис разлил коньяк по стопкам, тоже сел к столу и, подняв свою стопку, сказал:
- За любовь! И за женскую месть, которая делает женщин неотразимыми.
- А мужчин – глупыми, - добавила она и, стукнув слегка по его стопке, выпила половину своей.
Поставив стопку на стол, она сунула дольку шоколада в рот и посмотрела на Бориса. Тот застыл с полной стопкой, молча наблюдая за ее движениями.
- Боже, как ты прекрасна! - наконец пробормотал он и одним махом опорожнил свою стопку. Но от закуски воздержался. - И прекрати на меня так смотреть, я теряю рассудок.
- Что-то я не припоминаю, чтобы мы пили на брудершафт. С какого это момента мы перешли на «ты»?
- А что нам мешает? - возбужденно сказал Борис.
Он схватил бутылку, снова наполнил свою стопку, поднял ее в полной готовности скрестить руки и застыл в этой позе.
Алена, не двигаясь, продолжала смотреть ему в глаза. Он отчаянно нравился ей. Да что там, она была в него безумно влюблена! Причем, произошло это еще в аэропорту. А сегодня днем, после визита к нему, все всколыхнулось. Она уже по дороге к дому размышляла об этом. Может быть, это действительно - указующий перст судьбы? Внешне он представлял для нее эталон мужской красоты. Но и человеком оказался интересным, незаурядным. Даже его дурачество было наполнено каким-то особого рода шармом. Сергей бесспорно проигрывал ему во многом. Он очень разумен, эрудирован, весь такой правильный, да. Но уж какой-то чересчур правильный. Постоянно чем-то занят. Вся жизнь по строгому расписанию. Даже когда они определились в своих отношениях, признавшись друг другу в любви, они сразу, по его же инициативе, договорились, что если кто-то из них полюбит другого, они расстанутся цивилизованно, без скандалов, разборок и взаимных упреков. Если не считать огромного количества анекдотов, которые были у него на любой случай жизни, то с чувством юмора у него было как-то неважно. В самой жизни этого чувства явно не хватало. Он почти никогда не шутил, не был способен на безрассудные поступки, которые так обожают женщины в мужчинах. Из-за того, что он был всегда серьезен, его самого можно было разыграть без особого труда. Но сам он на розыгрыши способен не был. И во всем этом он тоже проигрывал. С ним было надежно, но зачастую слишком скучно. Было ли все это любовью? Как сказал Бальзак: «Из двух любящих любит только один, другой лишь позволяет себя любить». Кто же из них этот «другой»? Пожалуй, она. А может быть и оба.
Все это прошелестело сейчас в ее мозгу, как книжные страницы на ветру, и она сказала:
- Да, пожалуй, ничто не мешает.
Она тоже подняла свою стопку и они, скрестив руки, выпили. Поставив стопки, они три раза поцеловались. Но третий поцелуй, по синхронно обоюдной инициативе, оказался чуть более затяжным. С трудом оторвавшись друг от друга, они сидели молча, с закрытыми глазами, все еще ощущая на губах вкус поцелуя. Потом Борис едва слышным шепотом произнес:
- Еще один раз, и я не выдержу.
Алена открыла глаза, пристально посмотрела ему в лицо, как бы изучая, а потом прижалась к его губам бесконечным поцелуем.
В кухне на сковородке медленно обугливались остатки курицы, рядом с картошкой в «мундире» в котелке, а в комнате на столе постепенно остывал в алюминиевой кружке так и нетронутый чай.