Жила на свете женщина Зоя Ивановна. Жила себе, жила, никого не трогала, ничего дурного вроде бы не делала, коптила небо. Любила Зоя Ивановна деньги. И деньги любили Зою Ивановну – частенько у неё задерживались. А поскольку трудиться Зоя Ивановна не любила, то доставать деньги ей приходилось другими способами. Например, брать в долг и не отдавать.
Заняла она как-то тысячу долларов, а отдавать не собирается. Павел Александрович, одолживший ей денег, человек был очень порядочный. Он долго и терпеливо ждал, а затем позвонил Зое Ивановне, чтобы напомнить о долге. Зоя Ивановна сделала вид, что не знает, о чём идёт речь. Павел Александрович привёл подробности. “Да не делайте из меня ду-у-ру! – возмутилась Зоя Ивановна. – Вы меня явно с кем-то перепутали!”.
Павел Александрович загрустил. Человек он был небогатый, деньги ему были нужны. Рассказал он о своей проблеме в семье. Его сын Андрей, студент-старшекурсник актёрского отделения, вызвался помочь. “Не волнуйся, батя, она сама тебе эти деньги принесёт, с извинениями. Вот увидишь”. Павел Александрович лишь рукой махнул. Мол, молодо-зелено.
А Андрей принялся за дело. Взял у отца номер телефона Зои Ивановны и звонит ей. “Зоя Ивановна? Здравствуйте! Что же это такое, Зоя Ивановна? Ну я понимаю, не любите Вы Надю, но за что же её так оскорблять? Да ещё при всех! Нехорошо, ай, нехорошо!” – “Не знаю я никакую Надю!” – “Да не делайте Вы из себя ду-у-ру, Зоя Ивановна! И Надю прекрасно знаете, и мужа её Григория Алексеевича, и Петю их младшего, и всю их родню” – “Вы меня с кем-то путаете”, – успокоилась Зоя Ивановна. “Да не делайте Вы из себя ду-у-ру! Подумайте лучше на досуге над своим поведением”.
Наутро проснулся Андрей пораньше и давай звонить Зое Ивановне. Подстроился под женский голосок: “Ай, Зоя Ивановна, как не стыдно! Это Надя звонит. Хоть бы извинились, что ли. Так нахамили, как у Вас только язык поворачивался” – “Вы меня с кем-то, женщина, путаете. Вот и вчера молодой человек звонил, тоже о какой-то Наде говорил” – “Да не делайте Вы из себя ду-у-ру, Зоя Ивановна! Все, все слышали: и Григорий Алексеевич, и Петька мой, и вся родня. Как Вам только не стыдно! Бесстыдница Вы этакая”.
Андрей отправился по своим делам, споткнулся у выхода из подъезда и опять за телефон. “Зоя Ивановна? Опять Ваши происки? Это Вы гвоздь вбили у нашего подъезда? А если бы я упал? А если бы я штаны порвал? А если бы поранился?!” – “Молодой человек, постойте, Вы меня с кем-то перепутали, с какой-то другой Зоей Ивановной” – “Не делайте из себя полную ду-у-ру! И перестаньте пакостить, прошу Вас подобру-поздорову”.
В середине дня, выйдя из сломавшегося троллейбуса, Андрей опять звонит к Зое Ивановне: “Вы не успокаиваетесь, я смотрю! Понимаю, что у Вас знакомые в троллейбусном парке есть. Но подговорить водителя – это уже чересчур! Он же план не даст, у него дети дома голодные!” – “Господи, какого ещё водителя? Я из дома сегодня не выходила” – “Так у Вас телефон под рукой!” – “Кто Вы такой, собственно?” – “Да не делайте Вы из себя ду-у-ру! Это уже слишком, не узнаёт она меня, видите ли!” – “Кто Вы?!!” – “Вы что, издеваетесь надо мной, Зоя Ивановна?”. Зоя Ивановна всхлипнула и положила трубку.
Андрей набрал ещё раз. Телефон в доме Зои Ивановны зловеще затрещал. Она сидела перед аппаратом и унизительно вздрагивала. Затем вынула штепсель из розетки.
Через час включила – опять звонок. “Зоя? Вот это но-о-мер! Вот те раз! – отчитывал Зою Ивановну женский голос, но это была не Надя. – Ты дома? Обещала ждать меня возле магазина в три часа, а сама дома. Кулёма такая! Бесстыжая!” – “Возле какого магазина?” – “Возле какого магазина! Не делай из себя ду-у-ру, а то...” – “Сама ты дура!” – закричала Зоя Ивановна и бросила трубку.
Через минуту опять звонок. Опять женский голос, на этот раз Надин. “Надя, это Вы?” – в ужасе спросила Зоя Ивановна. “Ага, вспомнили меня, значит. Да я на Вас в суд подам! Так оскорбить меня, при моих родственниках! Так уни...” – “А что я, собственно, сказала?” – “Да не делайте из себя ду-у-ру! А то я щас как повторю, так сами на меня в суд заявлять пойдёте!”. Зоя Ивановна заплакала. Раздались короткие гудки.
Пять дней и ночей одолевали Зою Ивановну неведомые враги. Она уже выучила их по именам, ориентировалась в степени их знакомства и родства. Она просила прощения, давала клятвы, кричала, грубила, рыдала, посылала проклятья. Она хотела склонить Надю на свою сторону – та была неумолима. Она просила позвать к телефону Григория Алексеевича или, на крайний случай, Петьку – они не желали с нею говорить. В Надиной комнате слышались их презрительные голоса. В комнате Зои Ивановны раздавался её плач и ощущался сильный запах валерьянки. Она думала над последней Надиной фразой: “Знаем мы, какая Вы честная. Не делайте из себя ду-у-ру, в конце-то концов! Загляните в себя поглубже, много грязи увидите”.
Вдруг Зою Ивановну осенило – это кара Божья за её прегрешения. Бог не оставил её: Он протянул ей руку помощи, Он хочет очистить её от грехов. Она выписала на бумагу все свои прегрешения. Среди них не последнее место занимал долг перед Павлом Александровичем. Зоя Ивановна позвонила к нему и извинилась. Она понесла к нему его тысячу долларов.
Зою Ивановну встретили отец и сын. Оба они ликовали. Павел Александрович взял деньги и вышел в другую комнату, чтобы не слушать слащавые извинения Зои Ивановны. Андрей наклонился к ней и на ухо произнёс: “Надя прощает Вас. Она из Вас сделала дуру, и ей довольно”. И захохотал. Зоя Ивановна изменилась в лице, сказала: “Ах, какие бесчестные люди!” – и ушла, сияя своим мысленным нимбом.
Андрей шутит, что с тех пор жалеет об одном – о том, что нельзя уже звонить по каждому пустяку Зое Ивановне и выплёскивать на неё негативную энергию. А ему так понравилось исполнять роль телефонного вампира.
2000 г.