КОНЕЦ.
Уже много лет на Воргашоре существовала традиция: те ребята, которые занимались спортом под руководством Воробьева Николая Николаевича, тренера от шахты «Октябрьская», ездили отдыхать в школьные каникулы на Урал. Часов 12-13 на поезде с одной пересадкой. Точно сказать, где находился конечный пункт и как он назывался, я не могу - в памяти осталась лишь нумерация станций, между которыми надо было подниматься вверх к подножию плато с красивым названием Раис. 134 и 142 километр- так обозначались эти полустанки.И там, у почти вертикальной стены плато, жил с женой в просторном вагончике легендарный лесник дядя Вася - давний друг нашего Ник Ника. Затворческая супружеская пара была невероятно гостеприимна; она каждый раз принимала многочисленные отряды ребят с Воргашора как своих родных детей. Более того, когда случалось, что командировка на Урал срывалась, дядя Вася с супругой жутко тосковали и с нетерпением ждали следующих по очередности школьных каникул.
Я с 10-ти лет гонял зимой шайбу в хоккей и футбольный мяч летом под присмотром Воробьева, поэтому, повзрослев, тоже стал ездить в заповедные места Северного Урала подышать первозданным чистейшим воздухом гор, отдохнуть в нетронутой человеком тайге, покататься на лыжах среди величавых столетних сосен. Ну и потренироваться, конечно.
В тот год ничего не изменилось. Делегация человек в 40 была выстроена и привычно посчитана по головам Ник Ником, после чего двинулась в дальние края. Наступил весенний перерыв в школьной учебе - самое время! В дороге мои друзья- попутчики подшучивали надо мной, вспоминая двухдневной давности боксерский поединок, когда мой имидж неуступчивого драчуна мог быть сильно подмочен. Все спрашивали: как на счет чемпионства? На что я им отвечал, что в финале выступать не собираюсь, так как по договору с Коноплевым я свою программу уже выполнил. И вообще, какой я боксер?!.
Урал встретил нас с распростертыми обьятиями, обволакивая нашу экспедицию со всех сторон сказочными вершинами гор, одетых в нарядные белоснежные шубы. Очередной показ местного колорита природы как всегда удался: все гости,включая руководителя, снова были очарованы; что- то возвышенное в себе ощутил каждый.
Дядя Вася с женой встретили нас как спасителей из другого мира- иного никто и не ждал. Сердобольная супруга лесника тетя Катя обнимала всех по очереди как-будто собственных внучат. Шикарный стол был накрыт, от запаха приготовленной зайчатины железы выдавали тройную дозу густой слюны. Праздник в раю стартовал, и абсолютно все были счастливы. Из состояния всеобщей неописуемой эйфории, которое продолжалось целую неделю, удалось выпасть только мне. Видно, что-то я делал в последнее время не так, раз высшие силы выделили меня из числа посвященных.
Уже в первый день я умудрился спотыкнуться и завалиться на раскаленную до красна трубу печки-буржуйки. Тело спасла оголенная левая рука, приняв на себя основной удар. Флюиды паров от собственного жареного мяса я помню до сих пор. От кисти до локтя кожа покинула меня, переместившись продолговатым лоскутом на железную трубу. Зрелище не для слабонервных.
Все оставшееся время меня как могла лечила собственными снадобьями заботливая лесничиха, спасибо ей за заботу. Мази из трав, ежедневные перевязки и просто внимание облегчали мои страдания; я не чувствовал себя одиноким в своей беде, и это вдохновляло. Боль постепенно сдавала свои позиции, рука медленно, но верно, шла на поправку. Но не смотря ни на что я, как и все, каждое утро выбегал в тайгу на тренировку, наматывая километры на лыжах. И не только днем. Да, моя левая выздоравливала, но одновременно с этим я стал ощущать странное неудобство в подмышке: там образовался какой-то болезненный шарик, который рос по дням как на дрожжах. К концу приключений на Урале он стал по размерам с куриное яйцо, а боли от этого инородного образования стали превышать многократно страдания от ожогов. Из огня да в полымя!
Вернувшись домой на Воргашор, я не мог ни поднять, ни опустить левую руку: согнутая под 45 градусов в локте и под тем же углом по отношению к телу, она висела перед животом, как у Семен Семеныча, только без гипса и бриллиантов.
Мама, увидев картину маслом, вошла в ступор, проклиная весь Уральский хребет скопом. Срочно отправила меня к врачам, я еле успел переодеться. Люди в белых халатах поставили диагноз: лимфоденит, в простонародье- «сучье вымя». Срочная сдача анализов и- на операционный стол. «Яйцо» может лопнуть в любую минуту, и вывалится «цыпленок» в виде зеленой гнойной субстанции, опасной для жизни. Запугали так, что мои ноги сами понесли меня по лабораториям на пятой, максимальной, скорости. Был молод, и здоровье терять совсем не хотелось.
Получив через пару дней результаты обследований, врач выписал мне направление в больницу, на срочную операцию. Оказывается, при ожогах тренироваться и потеть вообще нельзя, сразу- лимфоденит...
Все бы хорошо, но эти двое суток ожидания анализов стали для меня временем сущей нервотрепки. Сразу после приезда с гор, передо мной нарисовался Коноплев с его извечными проблемами, которыми он теребил меня не переставая. Выяснилось, что мне в любом случае нужно выходить на ринг в финале, иначе зачетных очков команда не получит. Таковы правила, других вариантов нет. Я пихал ему в лицо свою деревянную руку, а он отвечал, что я здоров как бык. Диалог между нами напоминал сказку про белого бычка- сдаваться никто не хотел. Глыба маразма и бессердечия давила на меня, я снизу- вверх отстреливался аргументированными ответами. Уже перешел на «ты», не обращая внимание на субординацию, и осмелел настолько, что стал называть Львовича просто «Юрой». А ему все до фени: ринг, бой, очки, победа! Если кто-то подумает, что этот «бокс» продолжался 3 раунда по три минуты, то он глубоко ошибается: время исчислялось часами с небольшими перерывами на прием пищи и сон. Узнай моя мама о наших дисскусиях, Коноплев давно был-бы трупом, причем никто из родных его бы не опознал. Я ему прямо об этом так и сказал, на что получил высокопарную фразу: « Ты же мужик, не баба, трещать на всех углах!»
К концу переговоров, на вторые сутки, мы стали как братья: «Женька» понимаешь, «Юрка», и все такое. Уже никакого крика - ровный разговор в доверительных тонах без эмоций, в обнимку. Я был безнадежно юн, поэтому под прессингом разносторонней дипломатии бездушного монстра раскис и окончательно созрел для миссии по утвержденному дьяволом плану. Тогда мне казалось, что Коноплев — фанат своего дела, которому необходима моя помощь; сейчас же я думаю о нем как о великом Комбинаторе, которому Остап Бендер мог лишь чистить ботинки.
Он не сказал мне, что один парень из нашей боксерской команды в каникулы сломал ногу, катаясь на коньках, и в финале выступить не сможет; что теперь первое место в общем зачете — призрачная перспектива; что только в случае моей победы можно было надеяться на успех. Ничего такого не освещалось – вся эта информация всплыла много позже, ну а «пока» Львович настойчиво убеждал меня, что я и с одной рукой способен вырубить чемпиона Республики по боксу – именно он стал вторым финалистом вместе со мной. Я ему почти верил, находясь в липком коконе его бравадных речей.
- А если будет совсем тяжело, – с жаром говорил он, – не волнуйся: я выкину полотенце и остановлю бой. В обиду не дам, что я зверь что-ли? И вообще, поговорю с тренером нашего противника, чтобы тот особо не усердствовал на ринге, скажу заранее в каком ты инвалидном состоянии- пусть знает, что надо действовать помягче; тебе в больницу скоро! Ну не будет первого места – и черт с ним! Ты – главное – не расстраивайся: будут у тебя еще победы, мы с тобой еще повоюем!
На такой мажорной ноте закончился наш «братский» разговор, увенчаный ореолом оптимизма и ливнем несбыточных обещаний. Больницу – пришлось отложить на день, не ставя в курс родителей, и на завтра надевать перчатки...
Бывают дни светлые даже в пасмурную погоду, а бывает и наоборот. «День финалов» для воргашорцев стал именно вторым. Ничего ни у кого не получалось: наших били по всем фронтам, за редким исключением. Коноплев рвал и метал, орал и уговаривал, но раставлял все по своим местам кто-то свыше.
Дошла очередь до Пети Пяскина, и только в этот момент Львович дал себе передышку: в нем уж он был уверен на все сто. Я сам болел за него, в нем мне видился тот, кто по праву достоин быть первым.
Петруха как всегда был хорош: столько бахвальских понтов в сочетании с великолепной техникой не снились даже Мохамеду Али. Противник же выглядел не очень, удрученно даже. Оставалось совсем немного до конца, когда Пяскин пропустил мощнейшую оплеуху в голову, после которой ноги ему отказали. Лежал долго, что можно было сосчитать до тысячи с небольшими перекурами. Нокаут, самая тяжелая его фаза. Носилки, почетный экскорт во главе с Коноплевым, тяжелый протяжный стон земляков, как траурное сопровождение вдогонку. Стало совсем грустно...
Вот и мой черед настал – последний поединок дня и моей боксерской карьеры. Наконец я воочию увидел Чемпиона, о котором был так много наслышан. Он был не худым, не толстым: его тело напоминало торс Тарзана из фильма, жилистое, упругое, все в буграх от тугих мышц. Но самое главное, что меня поразило, так это его рост. Два метра, плюс-минус сантиметр! И длинные руки как у Годзиллы. Он был настоящим красавцем, который только мог уродиться на этой земле.
Если хорошо подпрыгнуть, пришло мне на ум, можно достать до подбородка. А не прыгая – смогу лишь бить по плечам, а толку-то с того?! Вариантов, что мне удасться хоть раз хорошенько потревожить своими ударами его абсолютно идеальные лицо и тело, было полный нуль, учитывая, что «рабочая» рука у меня была всего одна и что опыта в боксе не имелось вообще. Мне вспомнились слова Пяскина, что этот парень может легко разделаться с самим Львовичем, и я теперь не видел причин ему не верить. Я стоял перед Чемпионом в своем углу один, без Коноплева, который куда-то исчез, и трезво рассуждал, что будь даже у меня здоровая левая рука и еще одна третья в запасе – шансов уйти живым отсюда не было никаких.
Тренер что-то шептал ему на ухо, и Тарзан, снисходительно улыбаясь, понятливо кивал головой в ответ. Возможно, наставник, предупрежденный о моих недугах Львовичем, просил подопечного не бить меня сильно; а может – как поэффектнее сделать из меня бифштекс. Я завертел головой в поиске Коноплева: кто же будет выкидывать полотенце и останавливать бой? А выкидывать придется, прикинул я, и уже скоро. Но демона видно не было...
Уже слышимый мной ехидный голосок прокаркал по микрофону: Чемпион – 27 боев, 1 – поражение; затем мои показатели : 1 бой, 1 – победа. Веселый хохот в зале – мне был знаком, как родной. Впрочем, безудержная радостная истерия толпы на трибунах началась сразу после моего появления на помосте: как-же, красавчик Голиаф против невысокого бойца, у которого, к тому же, одна рука торчала качергой, защищая только одно место на теле – пупок, разве это – не цирк с клоунами? Диктор просто добавил зрителям эмоций, и они закатили новую волну издевательского гогота. В общем гаме я услышал и крики поддержки: «Женька, давай!» – это ребята из моей команды постарались поднять во мне боевой дух. До меня вдруг дошло, что о моем недуге знают в этом зале только два человека: я – сам, да «братишка» Львович, отсутствующий на данный ответственный для меня момент...
Но время летит: вот судья пригласил боксеров в центр площадки для приветствия. Мы сошлись, и я оценил габариты соперника уже с близкого расстояния. Мой взгляд уперся точно в его соски, а плечи и голова Чемпиона были безнадежно где- то в небесах. Я по- максимуму задрал голову и встретился с его глазами, которые, как мне показалось, источали доброту и понимание. Он дружелюбно кивнул мне, я ответил ему тем же. Кажется, он – предупрежден, мелькнуло у меня в мозгах, и я сразу ощутил облегчение.
Гонг, как труба и набат одновременно, возвестил о начале триумфа одного и трагедии другого. Бой начался. С первых секунд мне стало ясно как день, что Коноплеву переговоры не удались, даже если они и были. Тарзан начал с того, что нанес мне несколько просто сумашедших по силе и мощи ударов по голове, которые мне никак не удавалось отбить или просто от них увернуться. Само собой, я не ожидал такой агрессии, про себя наивно рассуждая, что все предстоящее – не более, чем концерт, но через минуту бойни, осознав, что помощи ждать неоткуда, сконцентрировался и стал двигаться по рингу как угорелый, только чтоб уйти от чувствительных колотушек с наименьшими потерями для здоровья. Правая работала за двоих, а череп гудел, как будто в нем громыхали канонады. К искрам, которые раз за разом высекались из моих глаз, я уже стал привыкать.
Да, этот Кинг — Конг был великолепен, даже под градом его ударов я мысленно аплодировал ему. Он вообще был красив собой, без изъянов. Совершенный кумир для девочек и женщин всех возрастов. Идол, как не крути. У меня нестерпимо больно резало под мышкой, но я , в противовес агонии, рассуждал о возвышенном, дабы как-то отвлечься: мне казалось, что в любой миг я могу потерять сознание от нечеловеческих страданий. «Что ж ты так слабенько бьешь, малыш?» -- мысленно вопрошал я его, и это действовало как пачка анальгина, принятая разом. И Чемпион, стараясь реабилитироваться передо мной, как всемогущий Зевс, все метал и метал в меня с заоблачных высот свои молнии –удары, усиливая натиск. Причем, видя висящую как плеть руку, не забывал и о ней. Он терзал меня, как бульдог мягкую игрушку, и конца этому не было...
Странно, но по всем канонам я уже давно должен быть в морге, однако чудовищная боль, внешняя и внутренняя, не давала мне спокойно покинуть этот мир, толкала к противодействию, пусть и безнадежному. Мне вдруг вспомнились слова из песни Высоцкого, так любимого отцом: «...А он все бьет, здоровый черт, ему- бы в МВД...», и я, загнанный в угол ринга, держался непонятно как.
Однако, вечного двигателя не существует: в какой-то момент хватка разъяренного пса стала ослабевать, и Тарзан, весь в мыле пота, решив видимо передохнуть, завалился на меня всем телом, накрыв с головой. Дыхание его было драконовским – жарким и учащенным, стук сердца – как пулеметная очередь. Мне захотелось хоть раз его треснуть пока есть возможность, но он оплел меня своими длиннющими руками словно гигантский вьюн – годовалый саженец, и было не шолохнуться. Пытаясь выпутаться из клейких объятий, я через пару секунд успокоился, поняв бесполезность задуманного.
Зато в этом временном перемирии ко мне ясно пришло понимание, что реакция публики в зале явно переменилась: народ неодобрительно гудел, слышались злобные выкрики, типа: «Что ты телишься? Добивай этого тюфяка быстрее!», оно и понятно: блиц-криг не удался, а возня двух боксеров в углу ринга никого не устраивала. Зрители требовали от своего любимчика быстрой и красивой победы нокаутом – на их взгляд, его соперник представлял из себя настоящую тренировочную грушу, не более того. И эти призывы завели Чемпиона по-новой...
Отдышавшись наконец, он снова приступил к осаде с утроенной энергией: бил, что называется, молотом в мой периметр, не обращая внимание на скупую защиту. Почти все попадало в цель. Моя голова металась из стороны в сторону, как у китайского болванчика, а искры из глаз уже сыпались градом, словно из-под наждака.
Хорошего – мало, надо сказать, да и кому подобное по душе? Меня, например, это обстоятельство сильно угнетало: я злился все больше и больше, мысленно вопрошая неизвестно кого: «Где Львович, и почему он не смог договориться?! Где это чертово белое полотенце?! Кто ответит мне за весь этот кошмар?!».
Я был на пике отчаяния, когда уставший и запыхавшийся монстр расслабился и слегка раскрылся, и врезал в образовавшуюся брешь что есть силы. Правой – точно в бороду! Тарзан отлетел к канатам напротив, его глаза округлились от удивления. И тут-же прозвучал гонг, отмерив своим звоном окончание первой трети поединка. Мой единственный удар за раунд публике пришелся по вкусу, она вдруг стала неистово аплодировать мне, одобрительно подбадривать.
В моем углу услужливо подставлял стульчик незнакомый дядя в спортивном костюме. Я его разглядывал одним глазом – другой, левый, успел заплыть огромным шишаком.
Кто вы? Где Коноплев?- спросил я, усаживаясь.
Он встал передо мной и стал обмахивать меня материей, при этом отвечая:
- Юрий Львович попросил меня его заменить. Он вместе с врачами возится с вашим Пяскиным. Тому плохо – сильное сотрясение. Сейчас его отвезут в больницу, «скорая» уже приехала. Ты сам-то как?
- А вы не видели?
– Откуда? Я только подошел!
– Еще чуть- чуть, и я поеду следом за Петей...
Дядя призадумался, видимо соображая, кто такой Петя, и в итоге до него дошло.
- Может выкинуть полотенце? Коноплев что-то говорил про это...
Наконец-то я дождался Спасителя! «Выкинуть полотенце» – какие сладкие слова; я мечтал их услышать всю жизнь! Как лелей на душу! Как заработавший вдруг эскалатор из преисподней!
Я хотел сказать «конечно», но почему-то произнес:
- Пока не надо. Я еще повожусь с этим сопляком!
Сказал и тут же подумал: «Ты че, дибил что-ли?! Тебе, что-ль, мало досталось? Мазохист хренов! Хвастун тряпошный!!».
Со мной такое бывает: мозги дают правильную команду, а язык делает что ему захочется. Я хотел его откусить, но тут гонг возвестил о начале второго раунда, и мне пришлось отложить экзекуцию.
Не понимаю, чем было вызвано мое окончательное решение? Может меня окрылил последний удар в голову Чемпиона? Или нарастающая на него злость и жажда мести? Не знаю, но я зачем-то встал и двинул на Тарзана.
Кто- нибудь смотрел один и тот же фильм два раза подряд? Сюжет до боли знаком, герои – предсказуемы, концовка — известна? Вот- вот: ничего не поменялось и у нас в этом раунде – двухметровая жердина крушила меня пудовыми ударами не останавливаясь, а я исправно ловил лицевой костью все, что в меня летело. Последний глаз уже трансформировался в китайскую щель, но все еще видел! Было худо, зато я сильно насобачился защищаться одной рукой, и если бы был чемпионат мира по боксу среди одноруких, то в нем мне не было бы равных...
Как это уже бывало, к середке раунда Чемпион опять решил взять передышку и снова облепил меня огромным скользким слизнем, дыша как паровоз. Следуя сценарию, я не сопротивлялся. В этот момент мне пришло в голову внести совсем незначительные изменения в постановке, и я тихо, только ему, сказал:
- Ты что, не видишь, что у меня одна рука никакая? Что ты лупишь: ведь и так все ясно!
- А мне — по барабану! – ответил он и снова «запоровозил».
- Тебя же предупредили! Так?
- Ну и что? А мне — плевать!
С последней репликой Кинг-Конг отскочил назад на пару шагов и тут- же обрушился на меня снова. Роль молотобойца он исполнял с завидным постоянством, стоит признать, а его удары были все тяжелее и тяжелее.
Но и я после «дружеского» диалога озверел: меня просто-таки раздирало на части от ненависти к этому быку. «Он знал, черт его побери! Знал!!». Во мне все вдруг забушевало, кровь закипела, как под кипятильником. Какой там лимфоденит или синяки по всей роже?! Все забылось в мгновение, любая боль отступила для меня на второй план, и я кинулся на животное...
Теряешь самообладание — упускаешь контроль над собой, полностью отдаешь себя во власть более мастеровитого. Да, мне удалось в каком-то неимоверном прыжке достать голову соперника и припечатать ему в глаз от души, но... и только. Когда я опустился на ноги, весь нараспашку, получил такой тумак в ухо, что сразу почувствовал невесомость. Летел я долго, как перелетная птица, а падал – как подстреленная. Рухнув на пол мешком, я понял, что подняться уже не смогу. В голове гудело фабричной сиреной, передо мной все вертелось каруселью, ног я не ощущал. Предательски покидала вера в себя. Тотальная опустошенность во всем, безысходность...
...Я лежал телом, духом же парил в облаках. Где-то оттуда апостол Павел медленно- монотонно считал ступеньки, ведущие на тот свет, которые мне предстояло пройти: «Раз... два... три»... Как-то маловато, мелькнуло у меня в остатках мозгов. Может, остановится и даст шанс? И не жил ведь совсем!..
... «Четыре...пять»...
… Ну дай же сигнал «отбой», я ж — молодой совсем! Пожалей родителей моих – я у них один ребенок!..
… « Шесть...семь»...
… Да что ж такое?! Есть справедливость в этом мире или нет?! Зачем я тебе нужен сейчас, господи, какой с меня толк?! Отпусти назад, очень прошу!!.
… «Восемь... девять» и … ОН меня услышал!
Звон тысяч колоколов разбудил мое сознание, придал в долю секунды богатырские силы, и я вскочил, счастливый , зановорожденный...
Да, конечно, «звонил», естественно, гонг, возвещавший об окончании второго раунда. Мне крупно повезло, хотя по правилам я поднялся на ноги вовремя, до роковой цифры десять. Но в тот момент я в душе благодарил именно небеса за подаренную жизнь и в ответ был готов на любой подвиг. Действительность овладела мной, я стал прежним, но совсем другим. Направляясь в свой угол, увидел там Коноплева, растерянного и виноватого. Плечи его были опущены, взгляд печален. Но я почему- то был рад видеть его, родного человека.
- Жень, так получилось, я не успел..
- Пустое, Львович! Все нормально, – прервал я его исповедь, стоя перед ним. Стульчик он мне не поставил. – Присесть-то можно?
Он удивленно уставился на меня, после чего промямлил:
- Вообще-то, я собираюсь остановить бой. Вот, полотенце наготове! С тебя, я думаю, хватит! Вон, вся пачка у тебя заплыла – дальше некуда...
Само собой, Коноплев не мог понять моего теперяшнего состояния, однако, его участие в моей судьбе тронуло. За ним ранее такого не водилось, видать, расчувствовался. Но для себя я уже все решил и отступать был не намерен.
- Львович, я продолжу. И — никаких полотенц!
- Он убьет тебя, парень!..
- Это мы еще посмотрим.
Бедный тренер отказывался что-либо понимать, весь его вид демонстрировал недоумение.
- У тебя всего один глаз! – вещал он. – Как у циклопа...
- И одна рука, вы не забыли? Я думаю, этого будет достаточно, чтобы завалить эту гниду на пол до полной отключки, – сказал я вместе с гонгом и, так и не присевши, повернулся к тому, кого приготовился убивать.
Он, эта тщедушная амеба, стоял в боевой стойке с горящими глазенками и жаждал добить дилетанта- недотепу. Его коуч громко призывал воспитанника к тому же. А зал, к удивлению, был уже на моей уже стороне, поддерживая мой выход громкими аплодисментами. Правда, меня это перевоплощение мало тронуло: я входил в состояние карателя непотребного существа, которого надо поставить на место. Я припомнил все, что умею, на что способен, и был уверен в победе, как никогда.
Наконец, мы стали сходиться. Он занес свою длинную ветвь для первого удара, привычно не ожидая сопротивления, когда я, для начала присев, нанес ему мощнейший удар ногой в открытую печень...
Лоугик — так называется этот приемчик.
Боль в печенке возникает не сразу, секунд через 5-10, поэтому гнида сразу и не оценил мой маневр. Он по-инерции все шел на меня и махал ручонками, а я тем временем другой ногой впечатал ему между ног, превратив все, что там было, в яичницу. Чемпион заорал так, что своим воплем перекрыл гвалт толпы на трибунах, которая откровенно была поражена моими действиями. Он тут же рухнул, как подкошенный, а я и не думал останавливаться: моя правая долбила его морду на полу, как отбойный молоток, до тех пор, пока меня не оттащили. Публика гудела от восторга, а специалисты бокса не знали как быть в такой ситуации. Спасибо Львовичу: он спас меня от разъяренного тренерского штаба Чемпиона, прикрыв собой и поддавая тем, кто осмеливался к нам приблизиться. Коноплев даже вошел в раж и пару-тройку чудаков из стана противника послал в глубокий нокаут, как это он делал в старые добрые времена. Подключились и все остальные наши ребята, и пошла заваруха. В конце - концов, наша команда уходила с боем до самого автобуса — так далеко все это зашло.
ЭПИЛОГ.
День следующий. Больница. Я — на койке после операции по удалению лимфоденита, весь синий от гемотом. Смотрю в танковую щель на толпу гостей: соратников- боксеров во главе с Юрием Львовичем Коноплевым. Апельсины, лимонад.
- Ну и чем закончилась история? – спросил я.
- Нас сняли с соревнований с годичной дисквалификацией, – был ответ. – Но как же мы здорово выступили – понравилось всем!