Чувство обиды липким тягучим желе забивало протоки памяти, и человек, глядя на листок бумаги с номерами телефонов, повторял и повторял вслух: «Все для них делал, а теперь никому не нужен...»
Бутылка, среди нехитрой закуски на столе, была уже почти пуста, и ее содержимое лишь усиливало концентрацию ощущения обиды. Человек разговаривал с теми, кого не было в комнате, а некоторых – и на белом свете.
Когда ему показалось, что разговор исчерпан, мужчина схватил бумажный лист, порвал его на мелкие кусочки и разбросал вокруг себя. И сразу же уснул, уронив голову на спинку старого потрепанного кресла.
Почти каждый вечер заканчивался именно так, и никогда не приходили к нему воспоминания с примесью чувства вины, не останавливали, не изменяли ход событий.
Он не вспоминал о том, как руководил стройкой теплиц вокруг дома и робкие замечания жены о том, что трудно будет содержать такие площади, грубо обрывал словами: Не барыня, не рассыплешься!
Не вспоминал, как прятал половину вырученных, за отменные помидоры и огурцы, денег в тайничке гаража, а остальную половину, отдав жене, строго контролировал, приговаривая: Не буду следить – по миру пойдем!
И как любил перебить о чем-то говорившую супругу любимым изречением: У кого есть деньги, у того есть мнение!
Не было чувства вины от того, что открывая свой скрытый сейф, когда была нужна денежная помощь дочке или сыну, отсчитывал только третью часть просимого, не преминув сказать при вручении: А вам, сколько ни дай – все мало...
Не хотел помнить или действительно не помнил, что, привезя из больницы, домой жену после тяжелейшей операции, говорил всем друзьям и соседям: Мне женщина нужна, а дома - недоразумение...
И то, как через месяц после похорон жены, позвонил дочке и в приказном порядке сообщил, что нужно приехать и переклеить обои: Новой хозяйке угодить хочу!
А потом было этих хозяек шесть или семь, и ни одна не хотела даже заглянуть в теплицы. Так они и опустели, осиротели, а затем были проданы вместе с домом, а он купил себе квартирку, в которую все пытается найти хозяйку, забыв, что годы ушли за семьдесят.
Не вспоминал тот день, когда на слова невестки о том, что она десять лет не получает алименты от его сына и может подать в суд, со злостью бросил: А мы в суд тоже обратимся, пусть проверят, за какие деньги ты живешь и детей в институтах учишь!
Не вспоминает, каясь, что, приехав к дочери в больницу, требовал у нее ключи от квартиры, а, получив отказ, ожесточенно выкрикнул: Ну и ладно, поеду домой, буду ждать там приглашение на похороны!
И действительно приехал через день. Дочка просила медсестер в больнице, чтоб сообщили о том, что случится, бывшей невестке. Больше некому – семьи у нее нет, брат в загулах, отец – уже давно не отец. Невестка и позвонила, позвала на похороны...
А помнит ли он, что, когда оформляли похоронный ритуал, услышав сумму, замахал руками и закричал: «Нет, нет, у меня денег нет!», и невестка с его внучкой и внуком взяли на себя все расходы и хлопоты. Помнит ли, что, оставшись на ночь в дочкиной квартире после похорон, осмотрел все шкафчики, все документы. То, что подошло, сложил для себя в пакеты, выбросив на пол вещи дочери, принесенные из больницы. Достал из морозильной камеры говяжий язык и утром, отварив его, плотно позавтракал перед дорогой и уехал, добавив в пакеты продукты из холодильника…
Утром он просыпается с тяжелой головой, пытается сложить разорванный листок.
Потом по памяти записывает номера телефонов на чистый тетрадный лист.
Их немного, этих номеров – всего четыре. Уже и не помнит, когда он последний раз смог дозвониться сыну, может быть, тот телефон потерял, а может, и слышать отца не хочет.
Невестке не дозвониться – занят номер до ночи.
«Тоже мне бизнес-леди!» - злобно повторяет он, в который раз выводя цифры на бумаге.
«А внуков телефоны и вспоминать не буду! Жил для них, а вот..., как все обернулось!»
Он достает из тумбочки папку с бумагами. Раскладывает их на столе, отодвинув остатки вчерашнего ужина. И вытирая слезы, перечитывает договора с кредитными союзами, куда вложил все свои сбережения из тайничка и доплату за дом с теплицами.
Союзы обанкротились. Кто и когда вернет ему деньги? Кому нужен он на белом свете?
Остатки вчерашней водки услужливо сверкают в бутылке под лучами солнышка, что пробиваются через давно немытые стекла перекошенных окон.
- Скоро пенсию принесут, а пока возьму взаймы у соседа, у Васильевича.
Повезло соседу – жене скоро шестьдесят, сорок лет вместе, а ходят рядышком, как молодожены. Конечно, такая пышная красавица... Васильевич пылинки с нее сдувает, и она ему: Пашенька, Пашенька…. Дети приезжают каждый месяц. Внуки с дедом в саду копошатся. А когда уезжают, так грузят в «Жигуль», как на грузовик – и лучок, и картошку, и закатки разные… А я... Все для них делал, а теперь никому не нужен...