Когда он бежал с завода, то был намного умнее, а, главное, честнее. Ему предстояло управлять чуждой его интересам кафедрой, кафедрой на которой конъюнктура и
тяжелые людские отношения главенствовали. Это была самая роковая ошибка в его
жизни!
- Гордыня! Это всё твоя гордыня - сказал его приятель, человек, действительно верящий в бога.
Кафедра сначала была многочисленной и разношерстной. Его предупреждали, что он сделал роковую ошибку, согласившись упрвлять таким многочисленным коллективом. Каждый считал здесь себя самым главным. По каждый был хорошим человеком, но когда собирались вместе на заседания, согласия добиться было крайне сложно. Александр Васильевич использовал
такой прием: он договаривался с каждым до заседаний и только тогда вопрос выносил на общее обсуждение. Но этот прием действовал не всегда: иногда
договоренность разваливалась. На кафедре действовали враждующие кланы – они заставляли загораться огни то здесь, то там. “Внешние силы” только поддерживали
состояние, которое отвечало принципу “разделяй и властвуй”. И хотя те, кто умело использовал этот принцип, уже были стары, но боль от их действий была не меньше.
Александр Васильевич страдал еще и потому, что все бросились открывать такие кафедры, будто только на них можно учить чему-то сокровенному, которое
знают лишь здесь.
А более всего он страдал от эксплуатации слова – экология, т.е. науки скорее биологической, чем технической. Ему много раз приходилось объяснять в Канаде, в США и в Китае, что русские имеют в виду, когда говорят о промышленной экологии.
Нужно было отстаивать термин, введенный до его прихода, чуждый его пониманию. Одним словом, он согласился быть тем, в ком все протестует против предмета, которым занимается.
Постепенно стали появляться и за рубежом одноименные кафедры. Но разве нужно верить всему зарубежному. Там, за рубежом, полно таких же конъюнктурщиков, как у нас... И все же это ослабило натиск представителей “чистой” терминологии и
успокоило волны. Как говорится в английской пословице, на волнующуюся морскую
поверхность “вылили бочку масла”.
Александр Васильевич тяжело переживал падение и развал советской науки и образования. Эти процессы, похоже, запланированы. И хотя многие стали говорить о
необходимости поддержки образования, но предполагалось, в основном, образование школьное.
Получить степень доктора наук стало легко. В доктора стали загонять палкой, чтобы университеты выглядели представительней. Александр Васильевич, вслед за
коллегой всезнающим, но уже ушедшим Адрианом Михайловичем, стал называть молодое поколение, прорвавшееся в доктора, не докторами наук, а “фельдшерами”.
Как делаются теперь диссертации, что они содержат и как защищаются, Александр Васильевич знает.
Последние выборы в Академию Наук только подтверждают сказанное. Теперь за звание члена корреспондента Академии станут платить 25 тысяч рублей, а за академика 50.
Однако не в академиках загвоздка – их мало, а в членах корреспондетах – их тысячи. Если посмотреть, в чем их заслуга, то назвать ее в подавляющем
большинстве случаев будет крайне сложно. У некоторых – имеются потенциальные возможности, а у многих и таковых нет. Сам процесс выборов не предполагает
действительное наличие заслуг. Это просто похвальба тем, что могло бы быть, а не то, что есть на самом деле. В США, за которыми мы всю жизнь гонимся и что-то удобное берем от них, а что-то неудобное забрасываем, за должности в Академии
Наук удачливому члену не платят ничего. А у нас это стало кормушкой и ареной гнусной борьбы, совершенно не выявляющей действительно заслуживших. Адриан
Михайлович уже решался об этом писать в газете. Безрезультатно!
Накануне выборов в Академию Наук, лауреат Нобелевской премии сказал, что качество самой Академии значительно упало. А теперь ученые, привлеченные лишней тысячей долларов в месяц, стремятся попасть в Академию и рубятся насмерть, не имея ни заслуг, ни достижений – только гонор.
Александру Васильевичу стали часто сниться тяжелые сны, а вчера вновь ему приснилась катящаяся, но ничего не сказавшая голова. Однажды приснилось
настолько ужасное, что он долго не мог понять спит ли он или все происходит наяву. Половина профессора спала, а другая бодрствовала. Такое раздвоение было
невыносимо. Он пытался кричать, но звука не было.
- Второй удар геморрагического инсульта – сказал кто-то.
- Тогда ПОМОГИ и ВЕРЬ, а не стой – продолжил тот же голос.
Александр Васильевич постепенно понял, что слова ‘ПОМОГИ и ВЕРЬ’ были сказаны кем-то в его сне.
- Что? Опять катящаяся голова? – мысленно спросил себя Александр Васильевич, окончательно отходя от сна.
- Забавно! Действительно забавно – бравируя, произнес профессор. Но бравады не получилось, наоборот какой-то внутренний голос твердил, что это предупреждение.
Александр Васильевич понял, кто и о чем
предупреждает. Несомненно, речь идет о
загибающихся пальцах правой руки и о странном поведении стопы правой ноги, а также о теряющемся зрении и слухе. Но что делать сейчас, он не знал. Уже тогда, сказала Александру Васильевичу во сне катящаяся голова, нужно было кричать:
“ПОМОГИ! И ВЕРЬ!".
- Загибающиеся в другую сторону когти белоголовых американских орлов почти уничтожили этих плиц, живущих над Великими Озерами – вспомнил Александр
Васильевич слова в своей же лекции по мониторингу.
Профессор вспомнил эту лекционную фразу по ассоциации с творящимися у него неполадками с пальцами правой руки и правой ноги. На руке три пальца, начиная от
мизинца, загнулись к ладони. Их трудно было выпрямить. То же происходило с пальцами правой стопы. Все это сопровождалось резкими болями, Александр
Васильевич считал дни, когда процесс зайдет так глубоко, что перемещение станет проблематичным. Он уже подумывал об ампутации, но мысль о длительном выходе из строя охлаждала его решимость.
- А уменьшение толщины скорлупы яиц привело к раздавливанию их кладки под тяжестью самих птиц, высиживающих кладку - вспоминал профессор выдержки из своих же лекций.
Сработал механизм, защищавший его от сумасшедствия. Хорошая штука мышление. Видимо, оно не одного его спасло от сумасшествия. Знать о перспективах тяжело, но надо.
Александр Васильевич полностью положился на судьбу. Четыре года изнурительных физических упражнений ни к чему не привели. А, быть может, привели!? Кто знает,
каким бы он был, если не занимался лечебной физкультурой, упорно, превозмогая боли. Врачи слабы в вопросах мозга.
Однажды Александр Васильевич предложил курирующему врачу подумать о любых опытах над его мозгом, но врач только испуганно замахал руками, а в его глазах появился ужас.
- Закон не позволяет эксперименты на людях – сказал он.
- А на собаках разрешает? – с возмущением продолжил свой вопрос и напомнил книгу Гуго Глязера “Драматическая медицина”, поразившую в юном возрасте Александра.
Врач, конечно, эту книгу не читал. И, вообще, даже, если бы закон разрешал такое, в стране вряд ли нашлись врачи, знающие, что нужно делать. Уже давно
стало правилом даже за простыми операциями обращаться на запад.
Когда, затрагивалась тема развития наук, Александр Васильевич рисковал выйти из строя на неделю.
Он не разрешал себе писать стихи на эту тему, больно переживая все происходящее в стране. Когда говорили о “бескровной” революции, Александр Васильевич
вскипал: “Эта “революция” бескровна, как бескровен геморрагический инсульт. Он забрал разум у народа. И отдаст ли – еще не известно”. А нижеследующие строки
были написаны до наложенного им самим запрета на подобного рода деятельность:
Ты – боль и стыд, моя страна -
Одна седьмая земной тверди.
Тобою злые силы вертят,
Хоть никому ты не равна
По спрятанным в тебе богатствам
И по обилию лесов,
Но кто ж теперь от пасти псов
Тебя спасет, если нет братства?!
Выдержка из стихотворения А.В. Саратова “Боль”
Когда он был в университете профессором, читающим столь любимые лекции, многое прощалось правительству. Александр Васильевич в шутку говорил, что у него такая маленькая зарплата, потому что он платит налог за то удовольствие, которое получает от преподавания. Слова эти не принадлежат ему, и трудно найти столь
острого на язык, который сказал так точно и с такой горькой иронией. Но чиновничья рать подхватила эту шутку и взяла ее на вооружение.
- А что бы ты делал - спрашиваали Александра Васильевича?
- Я в четыре раза уменьшил бы количество государственных университетов, в три раза увеличил зарплату простым преподавателям, в два раза – доцентам и профессорам. Приветствовал бы, но ужесточил контроль при создании частных университетов.
- А как быть с освобождающимися профессорами, доцентами и преподавателями – ехидно спрашивали его.
- Наше правительство крайне трусливо, чтобы пойти на решительные шаги. В стране - недостаток работников, которым предприниматель готов платить в много раз
больше, чем преподавателю. Если же ты не можешь жить без преподавательской деятельности, ты должен доказать это своими достижениями: популярностью у
студентов, многочисленными современными учебными пособиями, трудами в печати, своим научным статусом – рассуждал профессор.
- А если тебя сократят по старости – спрашивали коллеги.
- И меня тоже гоните по старости, но у них пока нет другого Саратова. У меня дипломники, аспиранты, связи с Канадой, Китаем, Японией и другими странами. Если
уберете меня, то буду консультировать за плату и немалую. Я уйду только в могилу – весело отвечал Саратов.
И вдруг, внимание Александра Васильевича обратила на себя свежая заметка в Интернете от 25.07.2008.
ПЛОХИЕ ВУЗЫ СТАНУТ ХОРОШИМИ ПТУ!
25.07.2008 09:46 | BBCRussian.com
МИНСТР ОБРАЗОВАНИЯ ЗАЯВИЛ О РАДИВАЛЬНОЙ РЕФОРМЕ.
ФУРСЕНКО ПРЕДЛОЖИЛ ЗАКРЫТЬ НЕЭФФЕКТИВНЫЕ ВУЗЫ.
Посещение президентом России Московского инженерно-физического института (МИФИ) из рядового события превратилось в новость дня благодаря шокирующему предложению министра образования и науки Андрея Фурсенко. Во время визита Дмитрия Медведева
в МИФИ министр высказался за реорганизацию большинства российских вузов.
"Известия" пишут о том, что визит Медведева связан с тем, что МИФИ планируется превратить в один из федеральных университетов, специализирующийся на ядерных исследованиях. Главе государства в вузе была представлена нанотехнологичная продукция.
Новые научно-образовательные центры должны появиться на Урале, в Поволжье и Калининграде, а также возникнуть на основе некоторых ведущих вузов, например МГУ, СПбГУ, МФТИ. В связи с этим президент спросил у министра образования, какое
количество университетов способны бороться за звание научных центров.
В России, по данным министра, около двух тысяч вузов. Андрей Фурсенко считает конкурентоспособными лишь порядка 150 из них, а всего, по его мнению, вузов в
стране должно быть не более 200.
Как созвучно это предложение министра Фурсенко, с предложениями Александра Васильевича 15–летней давности, предложениями, которые так сильно критиковались коллегами по секции Учебно-Методическому Объединению. Предложение Фурсенко было
явно согласованное и президентом Медведевым.
БУДЕТ ЛИ ЧТО-НИБУДЬ СДЕЛАНО. ПОХОЖЕ, ЧТО - НЕТ.