Глава пятнадцатая
Визит к Инне потряс Вику. В тот же вечер она села за дневник, чтобы разобраться в себе.
« 11 сентября.
Сегодня я убедилась, что мама права: я – чистоплюйка, слепая курица, жалкая эгоистка! Жизни не знаю, а уселась сочинять повести! Я главного не знаю пока – боли! Я даже в классе не участница всего, а наблюдательница. И это меня девчонки просят на роль судьи, стоит кому-то рассориться?! Это ужасно – в шестнадцать лет узнать о себе такое! Я могу влюбиться в чужое лицо только из-за красоты и даже пойти за ним следом, чтобы любоваться (было такое!), но узнать, что стоит за прыщеватым лицом некрасивой одноклассницы, даже не подумала. Я эту девочку просто не видела. А вчера впервые за девять лет увидела, как она улыбается...
Расскажу по порядку. Иначе не понять, какими глазами я посмотрела, вернувшись от Инны, на свою комнату, на мамину, на наш шикарный голубой ковер... Мне стало стыдно! Перед глазами теперь стоит убогая квартирка Инны.
Живет Инна в старом доме, который расположен в глубине двора довоенного четырехэтажного дома. Мне объяснили, когда я искала квартиру Инны, что до революции в большом доме были громадные квартиры, их сдавали богатым жильцам, а этот, двухэтажный, был предназначен для прислуги. Оказалось, что Инна живет именно там. На второй этаж дома ведет наружная железная лестница, которая приводит к длинной площадке вдоль стены со множеством дверей. На них краской нарисованы номера квартир – это больше похоже на кабинки общественного туалета. Ужасно...
Я еле продралась через мокрое белье – весь двор им был завешен. Тетка, которая мне объяснила, где живет Инна, кинула вдогонку:
– Ты там поосторожней!
Я не поняла, почему...
За дверью с номером десять на мой звонок никто не откликнулся.
– Чего звонишь, там всегда открыто! – крикнули мне из дальнего окна (между каждыми дверями было по два окна, сейчас распахнутых).
Я толкнула дверь и попала в темный коридор, напоминающий платяной шкаф. Пришлось действовать на ощупь. Следующая дверь привела меня в полутемную прихожую, где тоже нельзя повернуться, но уже можно было различить высокий табурет с ведром, накрытым крышкой, с кружкой сверху. Это напоминало сельскую хату.
– Можно войти? – не очень громко спросила я, почему-то волнуясь.
Сначала было молчание, потом за дверью началась странная перебранка: два голоса спорили между собой – грубый и потоньше. Этот, наверное, принадлежал старухе:
– Развяжи-и-и! Больно!
Я кинулась на выручку и распахнула дверь. На железной кровати с высокими спинками я увидела распатланную старуху, которая дергалась во все стороны, пытаясь скинуть одеяло без помощи рук, – те были привязаны. Больше никого я не обнаружила. Старуха, словно не замечая меня, заорала вдруг грубым голосом, и я поняла: сумасшедшая!
Так близко сумасшедших я не видела никогда. Я невольно шагнула назад, подумав, что не туда попала. Но тут старуха замерла и уставилась в потолок. Наверное, набиралась сил...
Я бы ушла, если бы мне не бросилась в глаза большая фотография в рамке – почти у самой двери. Две симпатичные молодые женщины (одна постарше) смотрели на меня с напряженной улыбкой, а между ними тоже улыбалась девочка лет пяти с огромным бантом на макушке. Это была Инна. Даже в детстве она была некрасивой, и бант не спасал. Зато ее украшали пышные волосы, распущенные по плечам. Волосы у Инны и сейчас красивые: густые, темно-рыжие, вьющиеся, но они так туго собраны в хвост, что напоминают трусливо поджатый хвост дворняги...
Значит, здесь живет Инна... Какая бедность и теснота! Комната так узка, что вся мебель размещается в один ряд: бабкина кровать, следом кровать пошире, стул, платяной высокий шкаф. Подоконник застлан газетой, а на нем стопка тетрадей и учебников. Это – письменный стол?! Так вот где Инна делает уроки, получая свои пятерки и четверки?
Вдоль другой стены – стулья в ряд, а на них висят платья. Возле бабкиной кровати табурет, на нем тарелка с недоеденной манной кашей, чашка с водой...
– Инка, развяжи меня, – снова заныла бабка, но теперь она смотрела в мое лицо. – Завязала мне руки эта (она жутко выругалась), а сама где-то шлендрает, пьянь поганая! Ну, чего стоишь?
Тут появилась за моей спиной женщина. Я стала оправдываться, почему вошла без спросу. Она меня слушала, держась руками за косяк двери и глядя на старуху. От нее воняло водкой и куревом, и я шагнула вперед, в комнату.
– Склероз, – сказала женщина, кивнув на старуху и не слушая меня. - Привязываем вот, когда уходим. Такое творит, если не свяжем. Рубахи на себе рвет, не напасешься. Вот стерва! И откуда у нее силы берутся? А была... Вон, гляди на фотку!
– Я видела.
– Не узнать, да? Живучая, еще десять лет проживет, нас в могилу загонит! Уход хороший! – в голосе старухиной дочки звучала ненависть. – Ей шестьдесят, мне сорок, а кто старше выглядит? Я!
Старуха молчала и только слушала со страхом.
– А я специально портрет повесила перед ее носом, чтоб не забывала, какие мы все были! И какие стали из-за нее! Вот убить – и делу конец, а, мать?
Я сразу поверила, что мысль об убийстве жила в этой пьяной женщине давно.
– В богадельню хочешь? – вдруг заорала дочь пьяным голосом. До этого она аккуратно и старательно выговаривала слова.
Старуха мелко-мелко затрясла головой.
– Видишь, понимает!
– Зачем вы так? – не выдержала я. – Она ж не виновата!
– Я чуть замуж не выскочила – сказала мать Инны, не обращая внимания на мою защиту, – в прошлом году. Хороший мужик попался, образованный и добрый. А как пришел да все увидел – фью-уть, и был таков. Он и посоветовал: выпей и забудь. Я и выпила. И вот целый год не просыхаю.
Мне захотелось уйти, но эта страшная женщина стояла на дороге.
– А ты кто?
– Из школы послали. Узнать, почему Инна не пришла.
– Инка у нас сознательная! Отличница. Почти. Пятерок больше, чем четверок. Уроки ночью делает...
Инна появилась в тот момент, когда я уже сделала незаметные шажки в сторону двери. Как она покраснела, увидев меня! Глаза ее налились слезами, стали огромными, словно были готовы выкатиться из орбит.
– Меня Наталья прислала, – залепетала я.
– Бабуля, я тебе лекарство принесла.
Мать Инина исчезла, едва увидела дочку. Инна, не отвечая мне, быстро развязала бабку и стала поить ее какими-то каплями из ложечки.
– Пришла, пришла, моя красавица, где ж ты ходила? Дай судно! И кушать хочу!
Бабка теперь говорила голоском послушной девочки. Даже не верилось, что это она недавно грубо материлась.
Инна оглянулась на меня. Я хотела уйти, но Инна вдруг улыбнулась мне смущенно:
– Видишь, она только меня и понимает. Врач говорит: если бы не я, она бы ...
Бабка жалобно заскулила:
– Ку-ушать, кушать!
– Сейчас я ее накормлю, и она уснет. И пару часиков буду свободна. Уроки принесла на завтра? Ты там скажи, что я... приболела... Понимаешь, мать где-то ночью напилась, а я ждала ее, ждала, всю ночь не спала, а утром... проспала.
Не буду всего описывать. Я уже не хотела уйти ни с чем. Мне показалось, что она рада меня видеть, что ей хочется поговорить. Я ушла во двор, села на скамью у чужого подъезда, куда Инна пообещала выйти. Но здесь стали собираться бабки, и мы с Инной пошли по улице в сторону моего дома. Я звала ее в гости, но Инна сказала, что времени мало – может проснуться бабушка.
Инна мне рассказывала о своих домашних так просто, словно мы давно дружили, потом разъехались и вновь встретились. Это была незнакомая Инна, открытая.
– Понимаешь, мне больше всего обидно за маму, которая стала пить два года назад. Раньше мы вместе хозяйничали. И никто в доме никогда не ругался. Я бабушку здоровой плохо помню, но мама говорит, что она была очень интеллигентной женщиной и не выносила даже народных словечек, не то, что таких... Говорит, что лупила меня по губам, если я приносила из детсада вульгарное словцо. Да и мама не такой была... Она терпела. Она очень любила мою бабушку.
Инна улыбнулась смущенно:
– Что это я вывернулась наизнанку? Наверное, потому, что ты так хорошо слушаешь... Правда, что ты добрая, девочки говорят...
Как я не замечала, что у Инны чудная улыбка? Именно про такую улыбку говорят, что она осветила лицо! Теперь мне и нос ее не казался таким большим и глаза – выпученными. Они оказались не блеклыми, а голубыми.
Когда Инна сказала, что меня считают доброй, я испытала настоящий стыд.
– Как хорошо, что мы с тобой... познакомились, – сказала Инна и остановилась.
– Ты не думай, я никому-никому не скажу, – начала я, но Инна меня перебила:
– Знаю! Иначе я бы так не разболталась!
Что я еще могу сказать? Только повторить: я рядом с нею – инфантильная дура и эгоистка!»
Вика захлопнула тетрадь и вздохнула. Но тут же улыбнулась, вдруг сообразив, что, может быть, нашла новую подругу...
Продолжение http://www.proza.ru/2010/07/20/841