Огонь. Триумф Павла Игоревича

Алексей Ильинов
   Город пылал уже две недели. Пожары вспыхивали с постоянной частотой в разных его районах, и тревожный телефон в единственной пожарной части был отключен самым надёжным способом: его провод был с мясом вырван из розетки. Пожарных никто не винил — они просто не справлялись с безумным количеством вызовов. Хмурые, в полном своём обмундировании, сидели они столовых и гадали, отчего не загорелось ещё здание, в котором располагалась сама пожарная часть.
   Городок был невелик, и поэтому у каждого нового погорельца обязательно находились родные или близкие, готовые потесниться в своих, целых пока, апартаментах, пока и тут не вспыхивал пожар; таким образом, отдельные компании лишившихся крова росли в арифметической прогрессии.
   Пожары возникали на ровном месте, по крайней мере, ни один специалист не смел даже предположить, каковы причины их возникновения. Спонтанное возгорание материи — так осторожно выражаясь, разводили они руками. Впрочем, всех, включая самих специалистов, волновали не причины явления, а его последствия — и только жрецы одного довольно известного бога шептали, с тревогой глядя в небо:
   — Что означает знамение сие?
   
   ***
   
   — Что означает знамение сие? — шёпотом переговаривались младшие жрецы, с подозрением и испугом косясь на трясущуюся пристройку к храму, где хранился священный инвентарь. Деревянное зданьице тряслось по меньшей мере час — именно час назад один из послушников, проходя мимо по своим послушничьим делам, заметил его странное поведение. Не мешкая, он рассказал об увиденном жрецам, и те немедленно прибыли на место происшествия.
   — Где же Верховный Жрец? — недоумевали собравшиеся. На поиски храмового главы сразу же отправили несколько послушников пошустрее, но те не нашли его ни в едальне, ни в купальне, ни в исповедальне, ни на колокольне — а других мест Верховный Жрец не посещал никогда.
   Итак, по истечении часа постройка всё тряслась, скрипя старыми досками и исторгая из щелей залежавшуюся пыль, а жрецы всё смотрели и тревожно перешёптывались.
   
   ***
   
   В квартире было темно, пока Павел Игоревич не разомкнул веки. Выскочив с кровати, он нетерпеливо натянул неподатливые штаны и помчался, сжав челюсти, к смежному своему санузлу.
   Получив порцию необходимого утреннего облегчения, он с неудовлетворением отметил, что в спешке забыл включить свет. Приоткрыв дверь на достаточную ширину, он просунул руку между ею и косяком, нащупал выключатель и щёлкнул им. Затем вернул руку на место и посмотрел в зеркало над раковиной.
   То, что он увидел, заставило его с криком ужаса отшатнуться и схватиться за сушилку для полотенец. Нет, всё в порядке было как с лицом Павла Игоревича, так и с видимой в зеркале частью тела — непорядок, на который так отреагировал Павел Игоревич, относился самому зеркалу, а точней, к его стеклянной поверхности.
   Это была надпись губной помадой.
   
   ***
   
   Безумец, привязавший себя к столбу на центральной площади города и обложившийся хворостом, был некогда копирайтером, а потому слова, которые он выкрикивал с запрокинутой головой, напоминали рекламные слоганы:
   — Сожги меня — но пощади остальных!
   — Порази меня молнией — и пусть ад плачет вместе со мной!
   — Я такой же, как все, а если нет разницы, то почему бы и нет?!
   Толпа, окружившая его, молча взирала на небо, заметно нервничая. Когда нервозность усилилась настолько, что невозможно стало дышать и из толпы начали доноситься возгласы «Давай уже!», «Сожги — и дело с концом!», «Сколько можно тянуть — у меня дома дети некормленые!» и тому подобные, с небес, как и полагается, камнем, упал огромный огненный ястреб. С оглушительным рёвом он врезался прямо в центр импровизированного костра и взорвался, заглушив вопль сгорающего безумца. Мгновенно вспыхнувший хворост разнесло взрывом; упав, горящие ветки образовали буквы, складывающиеся в неприличные слова. Толпа разбегалась в ужасе.
   
   ***
   
   В ужасе взирал Павел Игоревич на розовые буквы. С женщинами он не знался очень давно, и единственной из них, посещавшей его, была старушка-почтальон, приносившая телеграммы от двоюродных братьев. Не могло быть и речи о том, что некая фемина побывала в его квартире (или в кровати, подумал Павел Игоревич, и содрогнулся), а уходя утром, оставила на зеркале своё послание, содержащее эмоциональный отчёт о прошедшей ночи! Читать такое Павел Игоревич не желал, и скорее всего просто стёр бы, закрыв глаза, послание тряпкой, но подсознание было быстрей и успело прочитать верхнюю строку.
   «Уважаемый П. И. Здунишко!», — гласила строка.
   Павел Игоревич терпеть ненавидел, когда его инициалы ставили перед фамилией, и поэтому слова эти мгновенно отпечатались в голове розовым сполохом. Уже через мгновение взяв себя в руки, он отметил официальный тон, которым начиналось послание, и решил дочитать его до конца.
   
   ***
   
   Внезапно постройка перестала трястись, и жрецы испуганно замолчали. Как-то бесшабашно распахнулась дверь, и из постройки выбежал Верховный Жрец: глаза его пылала, на лице блуждала странная улыбка, ноги выделывали безумные коленца, а руки, соответственно, — локтенца.
   — О чём говорит знак сей? — снова заперешёптывались жрецы, с испугом и недоумением взирая на беснующегося в дикой пляске главу храма. Всё их внимание было поглощено этим необычным зрелищем, и поэтому никто из них не заметил, как из той же двери вышла женщина, тщательно прячущая розовое своё лицо.
   В городе начался первый пожар.
   
   ***
   
   Жертва безумного копирайтера не помогла — пожары вспыхивали с прежней частотой. Памятник неизвестному слепыми глазами наблюдал за тем, как на центральную площадь, где догорали остатки столба, стекается  разным сторон толпа. Люди, сжимая в руках чудом спасённые от огня документы, молча смотрели друг на друга, не зная, где искать спасения.
   Внезапно на площадь выбежал человек, производящий впечатление гиперактивного. Оглянувшись, он стремительным шагом приблизился к памятнику и влез на постамент, встав рядом с неизвестным. Толпа смотрела на него сквозь клубы приносимого ветром дыма, смотрела с отчаянием и глубоко запрятанной надеждой.
   Откашлявшись, Павел Игоревич (а это был именно он) стал произносить речь.
   — Сограждане! Согорожане! Ужасающее бедствие, свалившееся на наш несчастный город, необъяснимо — но это только на первый взгляд! Не более одного часа назад я имел возможность и честь прочесть послание одного довольно известного бога. В этом послании мне, как самому порядочному жителю города (и это не мои слова), были подробно изложены причины бесчисленных пожаров, начавшихся две недели назад и продолжающихся по сю пору.
   В этот момент одно здание, фронтоном обращенное к площади, с неожиданным треском заполыхало высоким костром. Люди вздрогнули, но не отвели глаз от оратора. Павел Игоревич же и вовсе не обратил внимания на помеху.
   — И я, — продолжил он, — готов рассказать вам о причине наших бед.
   Причина эта — прелюбодеяние Верховного Жреца!
   Толпа зашумела, обдумывая сказанное.
   — Да, сограждане, именно Верховный Жрец — виновник происходящего! — подлил масла оратор.
   — Убить святотатца! — послышался выкрик, и Павел Игоревич испугался, решив, что речь о нём.
   — Сжечь жреца — осквернителя святынь! — этот выкрик тут же развеял его страх, и он спрыгнул с постамента, поднял с земли горящую ветвь и приказал:
   — За мной! К храму!
   
   ***
   
   После того, как Верховного Жреца сожгли во всё той же многострадальной пристройке, где он заперся, спасаясь от толпы, в городе наступил мир и покой. Пожары прекратились так же внезапно, как и начались, а налетевший свежий ветерок унёс клубы чёрного дыма, не оставив от него даже запаха.
   — Скажите, — обратились к Павлу Игоревичу благодарные жители спасённого им города, — почему же довольно известный бог лично не покарал Верховного Жреца, а вместо этого предпочёл сжечь огромное количество наших домов?
   — Видите ли, — ответил Павел Игоревич, — в послании было сказано и об этом. Довольно известный бог именно что и хотел покарать Жреца, но… всё время промахивался. Подумайте сами — попасть огненной стрелой в какую-то, по его, бога, меркам, букашку! Это очень трудно!
   — Постойте-ка, — вмешался один противный интеллигент. — Однако же безумного копирайтера он сжег, так сказать, прямым попаданием! Чем вы это объясните?
   Интеллигент строго смотрел на Павла Игоревича, будто тот и вправду имел теперь обязанность объяснять нелогичные действия довольно известно бога.
   — Ну… — смутился Павел Игоревич. — Копирайтер — он ведь копирайтер и есть… Как же его не сжечь-то? В общем, бог извиняется перед всеми нами и обещает, что в течение трёх дней аннулирует весь причинённый ущерб.
   Толпа возликовала и на радостях хотела назначить Павла Игоревича мэром города, но он скромно отказался. Тогда ему предложили освободившуюся вакансию Верховного Жреца в храме довольно известного бога, но он ответил, что партийная принадлежность не позволяет ему принимать духовный сан. Тогда от него отстали и разошлись по домам.
   Женщину, совратившую храмового владыку, так и не нашли, и неудивительно: она к тому времени уже летела в Америку с по гроб жизни влюблённым в неё сайентологом.
   Жизнь налаживалась, а в общественном транспорте города с тех пор по нескольку раз в час звучало объявление:
   —Уважаемые пассажиры! Помните, что самой распространённой причиной пожаров является гнев богов. Будьте осторожны в мыслях, словах и поступках своих! Счастливого пути!
   КОНЕЦ.
   
   25.03 2010 г.