Утятинский Лохнесс. главы 18-22

Влад Васильченко
                18

         Виталий и Костя разыскали консервный завод ближе к концу рабочего дня. В проходной дежурил хмурый пожилой вахтер, к которому им пришлось обратиться.  Поскольку их целью было «потолковать» с нарушителем рыбацких законов, надо было сделать мирные и доброжелательные лица, чтобы никто ничего не заподозрил. Но такие лица делать они не умели. Вместо этого их физиономии приобрели какие-то нецензурные выражения, отчего вахтер насторожился еще больше.
   - Нам нужен Семен Поликарпович Грабовой, – сказал Виталий.
   - А зачем он вам? – окинув их пристальным взглядом, спросил вахтер, который никак не мог взять в толк, куда направляются или откуда прибыли эти два мужика, у одного из которых ружье в чехле и патронташ на поясе, а у второго удочка.
   - Да вот он гостил у нас, а когда уезжал, удочку забыл, – проявил Виталий удивительную находчивость. – А вещь иностранная, дорогая, наверное.
   - Что-то я не видел его сегодня, – чуть смягчился вахтер. Он заглянул в журнал. - Точно, не отмечался с утра. И ключ от его кабинета на месте висит, – добавил он, коротко взглянув на доску у себя за спиной.
   - Может, приболел?
   - Кто знает? Все может быть.
   - Адресок не дадите? – продолжал пытать его Виталий.
   - Не держим. Это только в кадрах.
   - А это где?
   - За турникет пропустить не могу, - уже строже, сознавая свою значимость, приступил вахтер к исполнению своих обязанностей.
   - А у вас что, пня, консервы военные? Для фронта? – спросил молчавший до сих пор Костя.
   - Я могу милицию вызвать! – вернулась к вахтеру его первоначальная хмурость.
   - Пошли, пня, – потянул Костя Виталия за рукав.
         Они вышли на улицу и, пройдя немного, остановились в раздумье.
   - Что делать-то будем? Уже и остограммиться охота, пня, – сказал Костя.
   - Если заболел, значит, должен был обратиться в поликлинику за «белютнем». Там и адрес его раздобыть можно. Сначала - дело, а уже потом  кабак.
         В том Райцентре, как и в сотнях других, была только одна поликлиника. Вернее – две, но одна, как и повсюду, ведомственная, железнодорожная. По какой-то совершенно необъяснимой причине наши путейцы по всей стране имеют свои медицинские учреждения для отдельного обслуживания. Как элита. Или как МВД и ФСБ. Что ж за тайны у них такие? Может, специфика их труда грозит им какими-то загадочными «железнодорожными» болезнями, которые нужно держать в строжайшем секрете, или которые опасны для людей других профессий? Грабовой железнодорожником не был.
         В районной поликлинике друзья обратились в регистратуру с той же версией причины поиска. Нет, такой в ближайшие полгода к ним не обращался и бюллетень не получал. Адрес? Нет проблем. Это в отделах кадров абсолютный секрет. Пожалуйста: улица Новоголубовская 12-А, квартира 7. Идти в сторону вокзала, третий поворот направо, рядом с газетным киоском по четной стороне, второй подъезд, первый этаж, налево. Звонок сломан, поэтому стучать.
         Адрес нашли быстро. Стучали добросовестно, предвкушая «приятную» беседу, но им так никто и не открыл.
   - Выходи, пня! – в последний раз стукнул кулаком в дверь Костя, уже не рассчитывая, что хозяин появится.
   - Да, наверное, действительно утоп, – произнес Виталий. – Или сожрало «оно» его. А может сердце. Пожилой все-таки. Пошли, выпьем. За упокой души.
         Они и не подозревали, что их стук и разговор слышны где-то еще. Дом казался пустым. Но за дверью напротив одиноко жила пенсионерка Глафира Спиридоновна Рукомойникова, которая, будучи по возрасту слегка глуховатой, напряженно прислушивалась к каждому произносимому в подъезде слову. Но отчетливо расслышать ей удалось только: «утоп… сердце… пожилой… упокой души». Уже наполовину успевший уснуть от утомительных многолетних размышлений мозг, вдруг заработал с новой силой:
   «Человек одинокий. Квартира заводская. Если собрать все справки о здоровье и семейном положении (дочь и внук остались прописанными в ее однокомнатной квартире), то завтра же можно идти поплакать в ЖЭК и на завод. Благо – профсоюзы еще не отменили. Если кому надо «сунуть», дело выгорит. Наружную дверь заложить, пробить новую между комнатами – это же будут хоромы! И за переделку дорого не возьмут».
         И она побежала звонить дочери. Зачем ей две кухни и два совмещенных санузла, она при этом и не подумала.
         А друзья нашли первую попавшуюся забегаловку и, приняв вместо ста грамм по двести пятьдесят, с чувством исполненного долга отправились восвояси. Найденный пропуск они решили отдать участковому, это – его работа. Если спросит, почему не отдали сразу, наврать, что нашли только вчера или позавчера. Удочку теперь можно было безбоязненно забрать себе.
         А Семен Поликарпович Грабовой в это время, ничего не подозревая, мирно подремывал на нижней полке полупустого вагона, уносившего его в очередную командировку в Краснодарский край. И никто, кроме директора завода, секретаря, кадровика и его самого об этом не знал.



                19

         Уже десять дней Степка вынужден был находиться дома из-за полученной раны. Несмотря на все нужные прививки, он все-таки не избежал легкого заражения, но сельский врач справился с инфекцией. Правда, для этого пришлось преждевременно снять швы и заживление раны замедлилось.
   - Ты смотри, что творится! – сказал отец, заходя в комнату, где все сидели перед телевизором. – Кажется, у нас действительно появился свой Лохнесс.
         Он принес областную газету, которая всегда доходила сюда с опозданием,  развернул ее и прочитал вслух:
          «Внимание нашей общественности и ученых области привлечено удивительным и загадочным явлением, наблюдаемым в озере Утиное в течение последних нескольких недель. По многочисленным свидетельствам местных рыбаков, имеется немало признаков обитания в озере невиданного доселе существа. Ниже мы приводим фотографию, где счастливцу удалось заснять этот феномен в момент его появления на поверхности воды. Несовершенная оптика любительской камеры и большое расстояние до объекта, к сожалению, не позволяют сделать каких-либо выводов относительно размеров, вида и особенностей анатомического строения этого животного. Однако нашему корреспонденту посчастливилось встретиться с несколькими очевидцами. Нашлись среди них и такие, кто видел это существо с близкого расстояния, и все они убеждены в агрессивности его нрава. Рассказывают о человеческих жертвах, о без вести пропавших, о тех, кому удалось спастись. Не исключая некоторых преувеличений народной молвы, надо признать, что мы, по-видимому, столкнулись с фактом, который требует тщательного научного изучения. Ведь подобные загадки, по свидетельствам средств массовой информации, наблюдаются в последние десятилетия во всех уголках мира. Почему же Утиное может быть исключением? Итак – слово за учеными».
         Отец положил газету на стол и все сгрудились над ней, изучая фотографию.
   - Я же говорила! – сказала бабушка. – Больше ты на озеро не пойдешь, пока его не поймают и не отправят в зоосад.
         Она была почему-то уверена, что только там ему и место.
   - Чертовщина какая-то, – пробормотал отец. – Похоже, что это действительно рискованно.
   - Степа, а может, ты от нас что-то скрываешь? - с ужасом раскрыв глаза, уставилась на него мать. - Может, это «оно» тебя укусило?   
         Только дед сохранял задумчивое молчание. А Степка вдруг вспомнил о лодке, спрятанной им в камышах. В хлопотах о своей ране он как-то совершенно о ней забыл.
   - Я никого не обманывал, – сказал он матери и, повернувшись к отцу, добавил. - Пап, мне надо кое-что тебе рассказать.
   - Пошли, поговорим, – с любопытством взглянув на сына, сказал отец.
         И они ушли в Степкину комнату. Остальные молча проводили их взглядами, заинтригованные еще больше.
         Степка рассказал отцу о своей находке. Немного подумав, отец начал рассуждать вслух:
   - Представить, что рыбак мог сам себя утопить, это неразумно. На такое может пойти только сумасшедший. Здесь может быть только два варианта. Первый – заглушку вытащил кто-то другой и при этом лишил хозяина возможности закрыть ее снова. Это может оказаться нешуточным преступлением. Второй вариант - если в озере действительно что-то плавает, то или «оно» случайно выдернуло пробку, зацепив ее чем-то, может и клыком, или что там у него еще, или «оно» имеет разум, и напав на рыбака, сделало это умышленно, – он задумался о чем-то, а потом вдруг добавил, - А ты – молодец! Наблюдательный парень. Ты должен завтра пойти к Соловью и все ему рассказать.
   - Нет, лучше ты.
   - Я уже не успею. Мы же завтра утром уезжаем, ты забыл?
   - Но, я же еще несовершеннолетний, – бросил Степка единственный козырь.
   - Тогда пошли вместе. Прямо сейчас, – поднялся отец, слегка удивившись, что Степка знает уже что-то о совершеннолетии.
   - Пап, я не хочу, чтобы кто-то знал про акваланг. Если я скажу, что я нашел лодку недалеко от берега, это не будет считаться обманом?
         Отец подумал немного и сказал:
   - Думаю, что нет. Какая разница? Лодку могло и отнести. Здесь главное – заглушка.
         Провожаемые недоуменными и застывшими в нетерпении взглядами остальных членов семьи, они молча прошагали мимо и вышли из дома.
 


                20

         Слух о безвременной кончине Семена Поликарповича Грабового разнесся по Райцентру с удивительной быстротой.
         Пришедшая в ЖЭК Глафира Спиридоновна Рукомойникова, долго и громко плакала и, вытирая слезы мятым несвежим платком, рассказывала начальнику о несчастном Семене Поликарповиче, как о своем родном. Ведь какой человек был! Никакой личной жизни. Всего себя отдавал производству, из командировок не вылезал. Так и надорвал сердце на трудовом фронте. Вот и схватило его. Упал в воду и утонул. Осиротил, можно сказать. И так тесно ей, старой, больной женщине, с таким огромным горем на ее однокомнатной жилплощади, где еще двое, кроме нее, маются, и нет у нее даже уголка своего, поплакать чтоб. Вот если бы расширить чуток, можно это горе с грехом пополам и пережить.
         Начальник ЖЭКа позвонил директору консервного завода. Тот сообщил, что товарищ Грабовой С.П. в настоящее время пребывает в командировке в Краснодарском крае, и через четыре дня должен уже вернуться. Ждем.
   - Тут такое дело… – сказал начальник ЖЭКа. - Вы имеете реальный шанс его не дождаться. Как сообщила мне его родственница, у него развился инфаркт миокарда. Прямо в воде. И он утонул. Это было,.. - он вопросительно взглянул на посетительницу, которая, не долго думая, показала ему раскрытую ладонь, - …пять дней назад. Уже и похоронили, наверное   
   - Ай-яй-яй! – сокрушался директор завода. – Как же так? Вот, беда-то. Что ж они сюда-то тело не привезли? Мы бы от завода организовали…
         Печальная новость мгновенно разнеслась по заводу и улетела за его пределы.



                21

         Участковый, старший сержант Григорий Ефимович Полудурый, получил свое прозвище – «Соловей» за то, что любил по вечерам свистеть в свой свисток. Он был на селе чуть ли не единственным представителем власти, и уже лет десять не получал очередного звания. Ну в самом деле, за что присваивать звания, если раскрываемость преступлений – ноль. Никто, правда, не задавался вопросом, что и самих преступлений – тоже ноль. Ну там, кто-то кому-то с пьяну по сопатке настучит, так кого этим у нас удивишь. Это же любя. На следующее утро уже – «не разлей вода», роднее не бывает. Ни одной кражи, даже из заколоченных домов.
         Тот рыбак пропавший, Мастерин, так и остался загадкой. Ни районные, ни областные ни тела, ни лодки так и не нашли, и дело было приостановлено по графе «без вести пропавший». Никто Григорию по этому поводу никаких претензий не предъявлял. Рыбак формально был объявлен в розыск, и о нем стали постепенно забывать. Вдова его, как водится, погоревала, но за домашними делами скоро успокоилась. Трое детей в доме, мал мала меньше, все-таки. Не до горестей.
         Томясь бездельем, Полудурый обычно, совершал ежедневный обход села, а к вечеру, после законной дозы «успокоительного», садился на лавочку во дворе, брал свой свисток и начинал высвистывать какую-нибудь мелодию. Музыку он любил беззаветно, но ни на одном музыкальном инструменте играть он не умел.
         И сейчас, уже настроившись принять «лекарство от тоски», он поначалу, было, расстроился из-за того, что ужин придется на время отложить. Но послушав Степку и его отца, он немного оживился. Кажется, наклевывалось дело, с помощью которого он сможет напомнить о себе районному, а может быть и областному начальству. Возможно, он дождался своего звездного часа.
         Он записал Степкины показания, задал несколько вопросов и, получив ответы,  дописал в протокол, а потом дал Степкиному отцу на подпись, что «со слов сына записано верно».
   - Завтра с утра идем осматривать место происшествия, – важно сказал он Степе. - Я имею ввиду, лодку, - тут же, спохватившись, поправил он сам себя.
         Когда Степка с отцом ушли, Григорий погрузился в глубокое раздумье. Дмитрий Никитич Мастерин был известным бабником, и денно и нощно трудился над сохранением популяции села Утятино. Из-за него не раз разыгрывались семейные сцены. Его самого, случалось, били, но никаких жалоб он не писал, не желая огласки. Врагов он себе наживал быстро и много, в зависимости от семейного положения его возлюбленных. Что ж, кто-то мог ему и отомстить за поруганную честь, сделав так, чтобы он бесследно исчез. Надо вспомнить его последние похождения и серьезно поговорить с потенциальными подозреваемыми. Если, конечно, это его лодка. Что касается этого черта в озере… Как-то не верится, хотя и не исключено. Вон телефонограмма лежит. Едет группа ученых на озеро из Области. Разберутся.
         Решив, что как говорят - «утро вечера мудреней», Григорий вернулся  было к своему стакану, но ему опять помешали. На этот раз у калитки топтались два уже полупьяных местных алкаша – Виталий и Костя. Он знал, что они абсолютно безобидны и никак не мог сообразить, зачем он им понадобился. Не считая незаконного изготовления спиртного, ни в чем другом предосудительном они замечены не были. Но спиртное на продажу они не делали, и ни в какие свары обычно не встревали, за что им и прощался их невеликий грешок.
   - Чего вам? - глядя на них исподлобья, спросил Григорий.
   - Да тут вот, дело такое. Мы вот на берегу нашли, – Виталий протянул Григорию найденный пропуск. – На рыбалке были. Позавчера.  Клевало… А тут в траве…
         Григорий глянул на фотографию, повертел документ в руке и протянул его назад Виталию:
   - Ну так отправьте почтой или с нарочным на завод и все дела. Чего от меня-то надо. Огород городить тут.
         Но Виталий пропуск в руки не взял.
   - Ты не торопись, Гриша. Нету этого мужика. Исчез. Мы сами ездили, справлялись. Ни на работе, ни дома. По здоровью тоже не обращался. Никто не знает. Утоп, может. А может и сожрало его. В озере…
         Григорий еще раз, уже повнимательней, посмотрел на пропуск, как будто  пытаясь по фотографии определить место пребывания пропавшего.
   «Еще один исчез. И опять бесследно».
   - Ладно, поищем, – засовывая документ в нагрудный карман, сказал он, совершенно не представляя себе, где и как искать его владельца.
         Выпроводив посетителей, он принялся, наконец, за свою трапезу. В этот вечер никто ему больше не мешал.


                22

         Когда Семен Поликарпович в положенный срок не вернулся из командировки, о нем заговорили с новой силой, получив еще одно подтверждение невозвратимости утраты.
         Директор завода скрупулезно изучал личные дела сотрудников, изредка советуясь со своим старым помощником - кадровиком, в поисках кандидатуры на скоропостижно освободившееся место снабженца. Грабовой был неплохим работником, но многие, включая самого директора, недолюбливали его за молчаливость и внешнюю угрюмость, и поэтому скорбели только в присутствии других. Нина Григорьевна чуть всплакнула еще разок над одинокой жизнью и трагической смертью Грабового, делясь своими переживаниями со своим сменщиком. Тот слушал молча, иногда кивал головой и размышлял:
   «Те двое, что приходили его искать, видимо являлись не зря. Кто такие? Явно приезжие. Нашим ходить на охоту некуда. Может быть, они его там и утопили? А потом решили алиби себе обеспечить таким способом. Вряд ли у них была удочка Грабового. С зарплаты снабженца такую не купишь. А сам Грабовой? Действительно ли он был одиноким? Ведь кто-то же сообщил. И даже похоронил. Может, скрывал что-то из своего прошлого? Темная лошадка. Загадочная личность».
         А Семен Поликарпович, ничего не ведая, в этот день лежал в больничной палате далеко от своего дома. Вечером накануне его оперировали по поводу гнойного аппендицита, и он до сих пор еще полностью не отошел от наркоза, хотя боли уже чувствовал основательно. Ухаживать за ним здесь было некому, а денег оставалось всего ничего – только на обратную дорогу с легким перекусом, да и те казенные. Неделя в больнице была обеспечена. А может и больше. Врач предупредил, что в его случае вполне вероятно нагноение раны, и тогда лечение может затянуться. По неписаному закону врачам и сестрам нужно что-то дать. То, что они получают, зарплатой не называется.
         В глубине своего, еще не совсем проснувшегося сознания он понимал, что надо звонить на завод и просить деньги. Но просить Семен Поликарпович не любил и не умел.