Утятинский Лохнесс. главы 1-2

Влад Васильченко
                Моему внуку Даниилу
               
               
                Владимир Васильченко               

               
                У Т Я Т И Н С К И Й    Л О Х Н Е С С               


                п о в е с т ь



                1

         Жили-были старик со старухой. Так начинается много знакомых нам с детства сказок. Но, в отличие от сказок, были у этих стариков и дети, и даже внуки. А к началу этой истории остался с ними только один внук – Степка. И исполнилось ему всего семь годков.
         Жили они не на берегу самого синего моря, а в обыкновенном российском селе, каких на просторах наших многие сотни да тысячи. А вместо моря было невдалеке от этого села озеро под названием Утиное. Может быть, в незапамятные времена здесь и водились утки, но сейчас даже самые древние старики не могли это припомнить. Наверное, по каким-то утиным соображениям давным-давно изменился их перелетный маршрут. Но название озера оставалось прежним, и никто над этим не задумывался. Село, впрочем, тоже называлось Утятино, и над этим тоже никто не думал. То ли от слова «утятина», то ли от - «У тяти».
         Дети этих стариков давно разъехались по городам и весям. Степкины родители жили со стариками дольше всех. Работали, как и многие поколения до них, на земле да огороде. Но когда жизнь стала перемещаться в города, подались и они. Долго перед тем совещались вечерами, сидя за чаем, но однажды дед стукнул легонько ладонью по столу и подвел итог:
   - Значит так! Вы себе езжайте, устраивайтесь. Степке в школу пора, он остается здесь. Жилья у вас там пока нет, и неизвестно когда будет. Не мыкаться же с ребенком по квартирам. Вот обживетесь чуток, тогда и заберете. А сейчас ему с нами надежней будет. И кров, и стол. Да и нам по душе с внуком-то. Мы хоть и дед с бабкой, но еще не дряхлые. Справимся.
         Так и укатили отец и мать Степкины на заработки в город. И стали жить старик со старухой одни, да внука растить.
         Осенью пошел Степка в школу. Учился хорошо, потому что учеников становилось все меньше и меньше. Да и взрослых на селе в последние годы заметно поубавилось. Некоторые дома и вовсе заколоченными стояли.
         Учиться Степке нравилось. Когда он получал «пятерки», он бежал домой, преисполненный гордости, но не добежав до калитки, переходил на шаг и входил в дом, раздуваясь от важности.
   - Что, опять двойка? – Зная своего внука, подтрунивал дед.
   - А вот и нет, совсем даже наоборот! – Кричал Степка, с которого эта важность тут же слетала.
         Год пролетел очень быстро и в последние учебные дни, а потом и в каникулы дети всей пацанячьей компанией уже бегали на озеро купаться.
         Озеро это находилось к западу от села, и было довольно большим, километра два длиной и чуть больше километра шириной. Если посмотреть на него сверху, то оно имело почти идеально овальную форму, и было немного похоже на латинскую букву «Q», потому что по весне из него вытекала узенькая речка, дугой огибавшая село. А летом эта речка превращалась в тихий залив метров сто длиной, похожий на хвостик у буквы. Воды в нем оставалось совсем мало и, в большей части здесь было мелко. Место было совершенно безопасным. Здесь и купались дети. Подплывать близко к озеру им было категорически запрещено, за чем неусыпно наблюдал добровольный надзиратель, ветеран афганской войны, отставной старший прапорщик Филимон. Он сидел на берегу на принесенном им легком складном стульчике недалеко от устья залива с неизменной бутылкой бормотухи, и зорко следил за детьми. Если кто-то осмеливался подплыть к одному ему только видимому рубежу, он вскакивал и, замахнувшись бутылкой, орал осипшим  голосом:
   - Назад! Порву как духа!
         Дети не знали, что такое «дух» на языке «афганца». Им мерещилось что-то религиозно-мистическое, и если Филимон может это порвать, то им уж и подавно не поздоровится.
         А еще озеро было похоже на «Q», потому что почти в самом центре его был остров. Небольшой, метров двести длиной, но «весь покрытый зеленью, абсолютно весь». Иногда, в безветренную погоду, отражаясь в отсвечивающей небесной голубизной глади озера, он напоминал висячий сад Семирамиды, но что такое «висячий сад», и кто такая Семирамида, дети пока не знали. Для их неискушенного воображения остров был необитаемым, и это было самым загадочным и увлекательным. Конечно, там бывали взрослые. В основном это были пикники какой-нибудь заезжей пьяной компании или интимные встречи влюбленных пар, но это было по вечерам и ночам, и дети об этом не знали, потому что в это время они уже смотрели сны. А среди односельчан, любителей порыбачить, как-то не ходили разговоры о том, что кто-то ловил около острова. Черт его знает почему, но вокруг острова рыба не водилась. То ли испарения донные, то ли волны электромагнитные. И если кто-то из детей спрашивал об острове, взрослые только отмахивались – «остров как остров, ничего там интересного нет». Взрослым было видней, не раз там бывали.
         Степка быстро научился плавать и даже погружаться в воду, задерживая дыхание. А самым любимым у него было лечь на воду лицом вниз, открыть глаза и смотреть на переливающееся в солнечных бликах дно с водорослями и камешками и на снующих или висящих в чистой воде мелких рыбешек. Иногда попадались рыбы и покрупнее, и тогда вся мелочь брызгала от них на всякий случай в разные стороны. В самом озере рыбы было много. Караси, карпы, окуни. Поговаривали, что даже сомов кое-кому посчастливилось поймать. Но в тот «детский» залив настоящая рыба не заплывала.



                2

         Однажды в июле к берегу залива прибежала соседская девчонка Нюрка. Порыскала глазами, нашла Степку:
   - Степка! Беги скорей домой! Там твои родители в отпуск приехали!
         В доме был жуткий раскардаш. Кругом были развешаны на стульях и стояли на полу подарки, привезенные для всех: одежда, платки, постельное белье, городская обувь. На диване стояли сумки, наполненные привезенными вещами. Степке привезли новые туфли, ранец, ручки и карандаши, и еще массу всякой всячины. Сами родители были одеты «по-иностранному», как представлялось Степке, хотя он понятия не имел, как должны выглядеть иностранцы. Он побоялся прикоснуться к нарядным одеждам родителей, чтобы не испачкать или сделать что-то не так. Отец сам схватил его и поднял над головой.
   - Степка, родной ты мой! Как же ты вырос!
         Он опустил сына и горячо обнял. Мать чуть опоздала и, подбежав, обняла их обоих. Потоптавшись клубком, распались, наконец.
         Степка действительно вытянулся за этот год и был выше всех в классе. Ростом он пошел в отца. Но отец был еще и сильным, а Степка был пока похож на цыпленка – тонкая шея, и такие же руки и ноги.
   - Все потом, все потом. – Сказала бабушка с порога кухни. – Сейчас всем за стол. Проголодались, поди, с дороги. Быстро всем мыть руки.
         Степка всегда удивлялся этому выражению. Зачем мыть руки, отмытые в чистой озерной воде, если мы все равно едим ложками и вилками? Но подчинялся, потому что так делали все.
         За столом было много разговоров о взрослой жизни, в которой Степка пока еще ничего не понимал. Звучали никогда не слышанные им слова: «рэкет», «киднэпинг», «презентация». А такие, как «разборки» или «набить стрелку» и вовсе казались  абракадаброй. «Разборку» он встречал только, когда папа чинил свой мотоцикл или старый утюг. А «стрелка» - если это кличка собаки, то ее можно побить, а не набить. А если от часов или компаса, то, как ее набьешь? Она же не пустая внутри. Что-то еще мелькало в голове о железной дороге, но как выглядит та стрелка, Степка себе не представлял. Где же все-таки папа работает, на вокзале или в ремонтной мастерской?
         А мама рассказывала что-то о своей работе и часто произносила слово «компьютер». Степка знал только одно слово, похожее на это. Это была фамилия учителя арифметики из их школы, пожилого еврея Презементера, неизвестно каким ветром занесенного в российское село. И когда мать произнесла: «Я просто влюблена в компьютер», Степка застыл и впился в нее глазами. Потом оглядел всех, и его потрясло, что никто не обратил на это абсолютно никакого внимания. Все продолжали спокойно есть и пить, а бабушка даже улыбнулась. Степку охватил ужас. На его глаза навернулись слезы, и он выдавил из себя:
   - Мама, ты от нас уходишь?
         За столом возникла пауза. Все удивленно уставились на Степку, изредка переводя взгляд на мать. Та замерла, не дожевав кусок картошки, который смешно оттопыривал ей одну щеку, отчего ее рот, да и все лицо, выглядели кривыми. Справившись с собой, она, наконец, проглотила этот кусок и произнесла:
   - С чего ты это взял?
   - Ты же сказала, что влюбилась в еврея.
         Отец подозрительно взглянул на мать. На лицах остальных было прежнее недоумение.
   - Я говорила? – с подвизгом сказала мать. – Когда? Да я вообще не знакома ни с одним евреем.
   - Да! Ты сказала, что влюбилась в какого-то Презементера.
   - Нина, ты от меня что-то скрываешь? – спросил отец, внимательно глядя на мать.
   - Да перестаньте вы, – вмешалась бабушка, улыбаясь. – Степушка, мама про компьютер сказала, да? Так это машина такая, электрическая. И умная очень, как Презементер твой.
         Степка смутился. Остальные долго и громко смеялись.
         Когда встали из-за стола, мать взяла Степку за руку и потащила в комнату. Открыв одну из своих сумок, она достала для Степки еще несколько подарков: тетрис, игровую приставку к телевизору и целую кучу электронных игр. Отец подключил приставку, зарядил игру и показал, как со всем этим надо обращаться. Телевизор, правда, был старый-престарый «Рекорд», но другого Степка и не видел никогда.
         А через пару дней Степкины родители съездили в Райцентр и купили цветной телевизор. Когда Степка сел за знакомую уже игру, он сначала не узнал ее. Все, что он неоднократно успел пережить в черно-белом пространстве, выглядело теперь как что-то новое, незнакомое и красивое, как в калейдоскопе.
         Несколько дней Степку невозможно было за уши оттащить от игры. Он забыл про озеро, про своих друзей. Он просыпался раньше всех и до завтрака играл в тетрис. Потом весь день в электронные игры, и если бы не строгий голос отца, он и не обедал бы. Ближе к вечеру, когда взрослым хотелось посмотреть какой-нибудь сериал, новости или концерт, Степка со стоном вставал, выключал игру и шел к себе играть в тетрис.
   - И как тебе не надоест только, – ворчала бабушка. – Лучше побегал бы с ребятами. Так и глаза испортишь.
         Но Степка даже не отвечал. Он обитал в другом мире, и звуки из этого до него не доходили.
         Однажды вечером, когда взрослые начали занимать привычные места вокруг телевизора, Степка пошел было к себе в комнату, но его остановил возглас отца:
   - Степа, иди-ка скорей сюда! – и показал на экран, когда Степка вернулся. – Смотри.
         Там шла очередная серия «Команды Кусто». И Степка вдруг ощутил прилив слегка подзабытого чувства, которое он испытывал, глядя на подводный мир. Рыбы неземной красоты плавали среди невиданных водорослей и кораллов. Здесь были и морские звезды, и какие-то каракатицы, и совсем уж непонятные бесформенные, но чудовищно красивые существа. Все это мерцало в солнечных бликах, переливаясь всеми цветами радуги, и выглядело неземным. Степка зачарованно смотрел на экран немигающими глазами, не роняя ни звука и боясь даже дышать, чтобы не спугнуть это феерическое видение.
         Фильм уже закончился, но он продолжал смотреть, все еще видя эту сказку и совершенно не замечая, что там уже вовсю разворачиваются события очередной мексиканской смешной трагедии.
   - Степа, тебе пора спать, – вернул его в реальность ласковый голос бабушки. – Я попозже приду тебе почитать.
         Всю его сознательную жизнь бабушка перед сном садилась у его постели и, уютно подоткнув под него одеяло, читала сказки до тех пор, пока он не погружался в глубокий сон. Иногда после этого он видел сны, где он был Иваном Царевичем, или Ильей Муромцем, или Хаджой Насреддином, или Аладдином.
         Степа лег, укрылся легким одеялом, взял тетрис, но игра не шла. Он рассеянно нажимал на кнопки, и фигурки беспорядочно падали, быстро заполняя маленький экран и давая сигнал проигрыша. Пожалуй, впервые за всю свою короткую жизнь Степка незаметно уснул, не услышав сказки, чему очень удивилась и бабушка, заглянувшая к нему после окончания фильма. Степка тихо сопел, прижавшись ухом к подушке, и изредка слегка подрыгивал руками и ногами.
   «Сны видит», - подумала бабушка и тихо прикрыла дверь.
         Степка действительно видел сон. И был этот сон удивительным и странным. Как будто стоит на самом берегу самого синего моря избушка на курьих ножках. Бабушка в корыте в море плавает. Дедушка сидит на берегу, сокрушенно свесив руки с колен, и в глубоком раздумье глядит на рваный невод, обрывки которого треплет морской ветер. И вдруг со скрипом избушка поворачивается к лесу задом, и из дверей со свистом вылетает Баба-Яга на метле. Завертелась около деда и говорит:
   - Русским духом пахнет! Изведу! – орет.
   - Ты что, старая, сдурела? – дед отвечает. – Сейчас лето, пора отпусков. Ну откуда на море русский дух?
         Баба-Яга пригляделась, а там вместо деда сидит учитель арифметики  Презементер. Она назад в избу только захотела залететь, как вдруг, откуда ни возьмись, прилетела стрела, и с треском ее метлу в щепки разнесла. Баба-Яга прямо к ногам старика упала, ударилась об землю и превратилась в Царевну-Лягушку. А Презементер снова обернулся  дедом. Он поднял стрелу и говорит:
   - Опять Иван-дурак на лягушек охотиться вышел. Только и знает жениться – разводиться. Зоофил хренов.
         В это время выходит на берег бабушка в новом парчовом сарафане и крахмальном передничке и, счастливая,  к  деду  бежит.
   - Смотри! – кричит. - Я Золотую рыбку поймала! Будет у нас теперь и дом новый, и корыто с электромотором, и компьютер!
         Вдруг тучи черные налетели, буря на море началась. Вылетел из-за туч Кощей Бессмертный и прямо на Золотую рыбку в бабушкиной руке помчался. Бабушка от греха Золотую рыбку за пазуху спрятала. Тогда схватил Кощей бабушку и хотел с ней улететь. Но храбрый дедушка не растерялся, взял стрелу и в Кощея бросил. Стрела ему прямо в зад попала. Тут Кощей взревел и снес яйцо. И яйцо это в море упало. А на что Кощею бабушка, если он без яйца? Он ее бросил и с громким кряканьем улетел, превратившись в утку. Дедушка бабушку поймал и на землю поставил.
         Тут к берегу щука подплывает и держит во рту Кощеево яйцо.
   - Давай, – говорит, – меняться: я вам яйцо, а вы мне Золотую рыбку. Я за ней который день гоняюсь. Очень кушать хочется.
   - Да на что нам это яйцо? – бабушка говорит. – Мы с этой рыбкой какие хочешь яйца достанем. Хоть саму Курочку Рябу. Можешь это яйцо съесть.
         Щука только хотела проглотить яйцо, но испугалась, что там иголка может быть или, не приведи Господь, крючок рыболовный. Бросила она яйцо в воду и уплыла за другими рыбками охотиться.
         Тут Иван за своей стрелой прибежал.
   - Где, – говорит, – моя суженая?
   - Да на, вот, - дед говорит, - забирай. – И кинул ему Царевну–лягушку.
         Иван схватил ее, сорвал с нее корону и в карман засунул. А лягушку подальше в море закинул.
   - На что, – говорит, – мне эта Мисс Болото. Я таких мильон найду. У меня стрелы никогда не кончатся. Главное, чтоб корона была, да с каменьями.
         Бабушка показала ему Золотую рыбку и говорит:
   - А у нас вот тоже с короной. Мисс Окиян.
   - Отпустила бы ты, бабуля, рыбку, – Иван говорит, приглядевшись. – Она тебе тогда много добра сделает.
   - Чур тебя! – бабушка говорит. – Чтоб в конце опять с разбитым корытом сидеть? Ну уж, нет. Она у меня в аквариуме жить будет. Вот когда она все, что захочу, сделает, тогда я и подумаю – отпустить ее или нет.
   - Рэкетирша ты, бабка. – сказал Иван. – Ты бы хоть корону мне отдала. А Мисс – она и без короны - Мисс, еще какие чудеса делать может.
   -Да ни в жисть! – ответила бабушка, и рыбку, на всякий случай, за спину спрятала, подальше от шустрого Ивана.
         Но тот только рукой махнул, повернулся и ушел.
         И так жалко Степе рыбку стало, что жить ей теперь в аквариуме. Выхватил он ее из бабушкиных рук, убежал с ней подальше в море и в глубину нырнул. И поплыли они с рыбкой вдвоем среди дивных водорослей, кораллов и камней, из которых на дне целые дворцы выстроены. И невиданной красоты рыбы, морские звезды, крабы и коньки расступались перед ними и кивали головами в знак приветствия. Огромные медузы ярко загорались, как абажуры, и от этого Золотая рыбка засветилась лучистым светом и стала еще красивее. Она вырвалась вперед и стала звать Степку за собой все дальше и дальше, помахивая ему плавниками и показывая все новые и новые чудеса. Потом плавники ее вдруг стали удлиняться и превратились в гибкие руки. А из-под короны вдруг потянулись золотые нити. Они росли и росли и превратились в дивные локоны до пояса. А лицо стало человечьим. И Степка, почему-то без особого удивления, узнал в ней соседскую Нюрку. Только хвост остался прежним. Нюрка-Золотая рыбка превратилась в русалку с большими сиськами, которую Степка видел где-то на картинке в папином журнале. Степке стало стыдно, что он смотрит на нее голую. Он покраснел, и его бросило в жар, отчего вода вокруг него стала горячей. Ему захотелось догнать Нюрку-русалку  в ее прохладной воде, но как он ни старался, у него ничего не получалось. Она уплывала от него все дальше и дальше, маня его руками и улыбаясь, и скоро уже была так далеко, что потерялась в подводной мгле.
         А Степка открыл глаза.
         Он лежал в своей постели, в горячей луже, сделанной им самим. В окно светило утреннее солнце. В доме было еще тихо, только из кухни доносились негромкие звуки. Степка знал, что это бабушка, которая всегда встает раньше всех. Он вскочил и, открыв дверь комнаты, тихо позвал:
   - Бабуля!
         Он знал, что она  не будет браниться, как это делали папа и мама.
   - Что, Степушка, проснулся? – вошла бабушка в комнату. – Доброе утро. Ой, что это? Так ты рыбу поймал! Ай-яй-яй! Ну ничего, сейчас приберем.
         Степка хотел сказать, что совсем не он поймал, а бабушка. А он рыбку, наоборот выпустил, от аквариума спас. Но не сказал, потому что бабушка его сна не видела, а рассказывать не хотелось из-за Нюрки. И потом, не бабушка же ему эту лужу сделала.
         В этот день он впервые не включил свою игру. Он сидел тихо перед выключенным телевизором, и вновь и вновь просматривал свой сон. В этом сне была какая-то тайна. Он мысленно видел подводное царство с многоцветными и яркими обитателями, каменными дворцами, невиданными растениями, и с игрой солнечных бликов на всем этом великолепии. И Нюрку-русалку, зовущую его куда-то далеко-далеко. Наверное, там, куда она звала его, есть что-то еще более дивное, более яркое, волнующее, чего никому больше не дано увидеть.
   - Что с ним сегодня? – спросил отец, наблюдая за сыном с самого утра. – Не заболел часом?
         Мать села рядом со Степкой, потрогала лоб, заглянула в глаза, в горло. Потом обняла его и спросила:
   - Что с тобой, Степашка? Ты о чем грустишь?
   - Мам, а человек может под водой жить?
   - Нет, конечно. Мы же не рыбы. Нам дышать надо.
   - А вчера показывали, что можно, – Степка кивнул на телевизор.
   - А, ты об этом? Для этого специальные костюмы нужны – акваланги. Коля! – позвала она отца. – Тут к тебе вопросы имеются. – И пошла помогать бабушке на кухне.
   - Что за вопросы? – подошел отец, вытирая руки полотенцем.
         Папа знал об аквалангах не понаслышке. Когда-то служил в Морфлоте и даже был водолазом. Степка, затаив дыхание, слушал его рассказ и представлял себя на его месте. До конца отпуска родителей, каждый день, он задавал отцу кучу вопросов, и к их отъезду знал уже и про подводную охоту, и про устройство разных видов гидрокостюмов, и про то, что существуют специальные фотоаппараты и даже видеокамеры для подводных съемок.
   - Пап, привези мне костюм с ружьем в следующий отпуск. И маску! И ласты! А лучше – пришли, так быстрей, – щебетал он, когда родители грузились на соседский «Москвич», отправляясь в Райцентр к поезду.
   - Мал ты еще, Степка. Таких костюмов и не делают. Вот вырастешь, окрепнешь, тогда и поговорим.
   - Я вырасту, пап, окрепну, честное слово! Я гири буду поднимать, зарядку каждое утро! Бегать буду! – чуть не прыгал Степка.
   - Ладно, ладно, – сказал отец, чтобы прервать надоеду. – Давай занимайся, бегай, прыгай. Это в любом случае пригодится. А там посмотрим. Ну, давайте прощаться.