Ледяной октябрьский дождь лил за воротник, пропитывал истертый асфальт, взбивал легкую пыль в густую и тяжелую грязь, гнал всех по домам. Но рынок не худел. Наоборот, чем ближе время подходило к обеду, тем теснее становились торговые ряды. Старухи выкладывали под полиэтилен вязаные носки, дряхлые книги, ношенные кофты «С любовью из девяностых», соленья в голубоватом рассоле, так любимые наркоманами, яблоки, собранные с бесхозных деревьев, растущих вдоль дорог. Узбеки торговали китайскими шлепками, грузины дорогими фруктами с благородной гнильцой, азербайджанцы ничего не продавали, но постоянно крутились возле «Жигулей», из плохих динамиков которых выплевывалась плохая музыка.
Места на рынке были иерархически распределены. Лучшие – лучшим, остальные – остальным. За несоблюдение не писаных правил били по башке, отбирали товар, выдворяли с территории без права вернуться.
В определенное время появлялась и баба Галя. Почти у самого входа отвязывала свой товар от скрипучей тележки и вертикально устанавливала, прислонив к прутьям высокой ограды. Баба Галя за торговое место не платила ни разу за все семь лет, что ежедневно приходила сюда. Не сказать, что она являлась блатной, но и неверным будет сказать, что ей завидовали. Конкуренцию старушка никому не составляла.
Когда-то баба Галя была Галиной Ивановной и работала учителем физкультуры в школе. Всегда приветлива, активна. И ученикам прививала то же самое. Смолоду вела здоровый образ жизни, обливалась холодной водой, бегала, участвовала в областных соревнованиях, получала медали и грамоты, благодарности устные и письменные и лишь однажды телевизор.
Добежав до пенсионного возраста, Галина Ивановна не оставила школу и физкультуру. Здоровье, трижды слава, тоже не подкачивало. В то время, когда её ровесники осаждали поликлиники, она махала гантелями на стадионе.
Пока как-то раз, прибывая в хорошем духе, Галина Ивановна не открыла входную дверь на стук. Цыганка, нарисовавшаяся на лестничной площадке, умело просочилась в узкую щель и бегло оглядела жильё.
- Иконы, серебро, прочее старьё не желаете продать? – отскороговорила гостья. Галина Ивановна развела руками, мол, не имеется.
Цыганка недоверчиво покачала головой и прошмыгнула в комнату, в которой и вправду ничего серебряного и намоленного не было. Хватало только старья. Но не того, которое представляло ценность и на чём можно разжиться. Глотая повисшую тишину, предпринимательница ещё раз обвела углы взглядом. «Так-и-так» - резануло её уши.
- Что так и так? – обратилась она к хозяйке.
- Простите? Я молчу, - улыбнулась Галина Ивановна.
- Так-и-так, - снова кто-то вздохнул.
- Так, мол, и так, вы сказали только что, - нахмурилась цыганка, приняв улыбку женщины за усмешку.
- Так и так? Так это же часы, - рассмеялась хозяйка и указала на большую тумбу, рядом с окном.
Цыганка подплыла к тумбе, погладила её, постучала, понюхала, заглянула в тыльную часть и прохрипела:
- Старая?
- Кто старая? – оскорбилась хозяйка.
- Тумба старая?
- А-а, часы старые. От мамы достались, а маме от бабушки.
- Продай, - отрезала гостья.
- Часы? Нет, не могу. Это же память, - протянула Галина Ивановна.
- Пятьсот рублей даю за твою трухлявую память.
- Память бесценна.
- Семьсот! Семьсот пятьдесят!
Галина Ивановна замахала руками, мол, ни за какие коврижки, реликвия семейная, дуб, да и кукушка сломана.
Гостья заглянула в окошечко, откуда уже давно не оповещала о прожитом часе кукушка. Пошевелила что-то, чихнула, утерла руки и обиженно заключила:
- Да уж, и, правда, дорого прошу за такую рухлядь. Тысяча – последняя цена. Подумай, ты же эту дуру даже поднять не сможешь, чтобы до помойки донести. Вот тогда меня вспомнишь.
- Чтобы я эти часы на помойку снесла? Никогда этому не бывать. Они ещё меня переживут, вон как минута в минуту идут, - гордо заявила хозяйка.
- Конечно, переживут, тем более что не долго ждать осталось, - выходя в коридор, зло бросила цыганка.
Галина Ивановна побелела:
- Как это не долго?
Цыганка отмахнулась. Но женщина бросилась за ней, пытаясь узнать, как скоро и есть ли сроки.
- Когда кукушка закукует, - усмехнулась гостья, скрываясь в лифте, - тогда и гроб покупай.
Сначала Галина Ивановна вздрогнула от услышанного, но потом за чашкой душистого чая взбодрилась и воспоминания о неприятном диалоге, как рукой сняло. Только надо понимать, что не было бы рассказа, если б часы однажды не прокуковали. Как полагается в полночь, как заведено двенадцать раз. Что сталось в тот момент с несчастной женщиной, описать сможет лишь тот, кто хоть раз испытал подобный ужас.
Неделю Галина Ивановна отмывалась от дурных мыслей. Терлась дегтярным мылом, вымачивалась в морских солях, но они прочно засели в мозгах и сдаваться не собирались.
- Они сорок лет молчали, - плакала она в телефонную трубку, набирая одну знакомую за другой.
Те, как могли, успокаивали. Усилиями подруг ей удалось отвлечься и на время припорошить появившуюся фобию. Но часы закуковали вновь. В полдень, когда Галина Ивановна обедала. Двенадцать ку-ку отсчитала она и упала без чувств.
Третий раз проклятые часы подали голос дней через пять. После этого Галина Ивановна пристроила любимого кота подружке. После четвертого раза стала присматриваться к темным пятнам на теле. Села в очередь поликлиники и написала завещание. Когда часы приобрели регулярность, Галина Ивановна, не смотря на хорошие результаты анализов, приобрела гроб. Простенький, сосновый, тесный. Поставила рядом со шкафом, напротив кровати и стала ждать смерти. Она ждёт, часы кукуют. Каждый при деле.
Бывало вот так сидит и спрашивает, глядя на тумбу с часами:
- Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?
А кукушка молчит. Тогда Галина Ивановна в слёзы. Поплачет с часок и опять ждать принимается.
Однажды голова разболелась от ожидания. Ну, всё думает, вот оно ку-ку и пришло. Таблетку выпила, мебель простынями накрыла, чтобы не пылилась, письмо прощальное написала, легла в кровать и уснула. На следующий день проснулась, голова не болит. Встала, расходилась. Потом и разбегалась. Тяжело ведь без движений, тело просит физкультуры по утрам вокруг стадиона. В школу вернулась. Чего зря сидеть ждать, когда ещё можно и поработать ожидая.
Жизнь закружила в темпе, да так, что и не заметила, что часы уже давно не кукуют. Неделю не гавкают, другую, третью. Сошло видимо цыганкино проклятье. Обрадовалась Галина Ивановна несказанно. Гроб решила продать за ненадобностью. На тележку сгрузила и повезла на рынок. День простояла, никто не купил. На другой вновь пришла, а люди шарахаются от неё и искоса глядя, перешёптываются. Другой бы плюнул, да не из тех Галина Ивановна. Вот уже семь лет изо дня в день привозит она свой товар на рынок, доской посеревший, гвоздями проржавевший. Со школы опять ушла, чтобы время не отнимать от важного дела. Стоит и в жару и в дождь вот в такой, как сейчас октябрьский ледяной. Молча стоит, никого не зазывает. Оттого и разрешают бабе Гале приходить сюда, что конкуренции никому не составляет.