Из будней еврейской бригады

Александр Бирштейн
Бригада, которую я возглавлял, называлась еврейской. Из-за меня... Конечно, это было кулуарное название, но оно имело под собой основание. Дело в том, что, придя работать в группу, я стал как-то быстро расти и, начав с низшей должности, за два года «дорос» до звания бригадного инженера, или попросту бригадира. Соответственно, члены бригады, хоть были разных национальностей,  автоматически в устах «народных» становились евреями. Что сказалось на их судьбе. Мастером в бригаде, например, работал  мой друг - удивительная смесь чистокровной японки и не менее чистокровного русского. Так случилось, что через несколько лет он эмигрировал в… Израиль. Другие два сотрудника, минуя Вену, приземлись один в США, а другой аж в Австралии... Вот видите!
Средняя Азия, вернее ее Хорезмский регион, о ту пору была настоящим Клондайком. Книжные магазины ломились от дефицитнейших книг, а промтоварные  - от не менее дефицитных товаров. Не обижали магазины продуктовые. В общем, в Азии было все! Не то, что в устаревшей Греции. Конечно, жарко, даже очень, конечно, пустыня далеко не автобан, но высокая зарплата и наличие в свободной продаже любого дефицита искупало все. «Еврейская бригада» вызывала зависть и раздражение у коллег и главного московского начальства. К нам зачастили всяческие комиссии для проверки работы. Члены комиссий извлекали из этого двойную пользу: во-первых, появлялся шанс хоть как-то нас «достать», во-вторых, можно было вволю попользоваться всеми благами региона. Среди  проверяющих встречались разные люди. У одних имелись остатки совести, у других избытки жадности. И с теми, и с другими еще как-то можно было иметь дело. Лишь один человек пользовался непререкаемым авторитетом сволочи. И вот его-то  прислали на этот раз для проверки. Надо сказать, что после его «визитов» в другие бригады  с кого-то снимали премии, кого-то увольняли, а уж выговор считался за счастье.
Итак, в «теплый» (+40 С в тени) июльский воскресный день я, вместо того чтоб отсыпаться под кондиционером, сел в УАЗик и покатил в Ташауз для торжественной встречи начальства. Надо сказать, что до этого состоялось общее собрание бригады, где было сказано следующее:
- Ребятки, возможно, ближайшие день-два будут самыми тяжкими в нашей жизни. Но давайте потерпим. Потом будет много-много легче!
И… началось.
Проверяющий вышел из поезда с видом глубокой государственной озабоченности. Для начала он обругал внешний вид работяги-УАЗика, которому пришлось проехать более сорока километров не самой лучшей дороги, чтоб встретить его начальшество. Более того, он аккуратно вписал свои замечания в специальный блокнотик. Всю обратную дорогу проверяющий хмурился. Лицо его разгладилось только по приезде, когда он увидел сервированный стол, который украшали бутылки с ледяной водкой. А ее, родимую, он любил страстно и бескорыстно. Сели, налили… Через час проверяющий был никаким, а еще минут через пятнадцать отправился на отдых, строго предупредив, что завтра едем на трассу. А уж там он с нами разберется.  Собственно, этого и ждали.
Замечу, что специфические условия Средней Азии, тем более ее самого «теплого» района – пустыни Каракумы, где мы работали, определили не менее специфический распорядок дня. Приведу его бегло. Подъем в четыре утра, завтрак и выезд на трассу в полпятого. Час занимала дорога, по дороге мы умывались водой из колодца, находившегося в двадцати километрах от поселка, ибо воду в поселок подавали на один час, и не каждый день. Там же, у колодца, наполняли водой десятилитровые термосы. Потом – трасса… Работали до 11 – 11.30. Далее жара становилась невыносимой, и мы до 6-7 часов вечера «прохлаждались» в тени ЗИЛа, попивая зеленый чай. Потом до темноты работали и возвращались в гостиницу. Даже привыкли.
Утром мы проснулись затемно, позавтракали, стараясь не шуметь, и… снова пошли отдыхать, ибо начальство еще спало. Очнувшись часов в девять, да с похмелья, проверяющий захотел было умыться, но воды не имелось, и в заветную книжечку записалось еще одно замечание типа: не обеспечен быт бригады. Спорить я не стал. Хотя термосы с водой стояли в соседней комнате. Позавтракав, начальство объявило о немедленном желании ехать на трассу. Вышли, сели в машину. В блокнотик легла еще одна запись.
- Что это вы пишете? – спросил я.
- Время выезда на трассу! Вот, пожалуйста – 9.35! – и он продемонстрировал мне запись.
- Так до трассы еще час ехать!
Проверяющий бдительно посмотрел на меня. Но я был еле-еле серьезен.
- Рабочий день восемь часов, и не меньше! – сказал он. Я согласился. Потом мы поехали. А солнце-то припекало! Пока доехали до места работ, жара приблизилась к максимуму. Главное – не пить! Это знали, и очень даже хорошо, мы, но наш «гость» об этом не догадывался! Пока подключали генератор, он пил. Работа в песках -  вещь тяжкая. Идешь, навьюченный прибором, и через каждую сажень делаешь замер. Результат сообщаешь тому, кто идет с записью, а идущий с саженью сообщает ее номер. И так километр за километром, пока слышен сигнал генератора. А в песках сигнала хватало километров на пять. Норма же, установленная нами для себя, не менее пятнадцати километров, желательно даже больше. При такой норме план выполнялся дней за пятнадцать – двадцать, и оставалось время поездить по магазинам.
Проверяющий пошел с записью. Это было неудачным решением. Темп задает тот, кто идет с прибором. Мы привыкли щадить друг друга, но начальство я щадить не стал и рванул вперед в хорошем темпе. По пескам ходить трудно – ноги вязнут, а ходить быстро – еще трудней. Тут нужна привычка, которой у «гостя» не было. К тому же трудное похмелье, к тому же литры выпитой воды. Солнышко воду-то выгоняет из организма мгновенно! А от этого человек слабеет. Чем больше пьешь, тем хуже. А он все пил и пил из прихваченной фляжки. И слабел. Потом вода закончилась. Мне на мгновение даже стало его жалко. Но ради будущего стоило быть злым. Через час-полтора он запросил пощады. Ворча, что план-то горит, проводили его к машине. Проверяющий рухнул в тень, обняв канистру с водой.
- А когда обед? – спросил с надеждой.
- А мы без обеда!
Он-то ждал, что мы ездим куда-то обедать, что можно передохнуть под кондиционером столовки… Жажда, всепоглощающая жажда при полной канистре воды иссушала его. Страшней этой жажды, наверное, ничего и нет. Каждый из нас когда-то испытал это на себе…
- Может, закончим на сегодня? – с надеждой спросил проверяющий.
- Что вы, мы только начали!
- В другой раз наверстаете! – уже умолял он.
- А вы запишете в блокнотик, что мы работаем не полный рабочий день?
- Ей-Богу, не запишу!
- Ну да, так вам и поверили!
- Клянусь! Я о вас только хорошее напишу!
- Пишите!
- Прямо сейчас?
- Да!
Надо сказать, что все результаты проверок исполнялись в двух экземплярах. Один проверяющему, другой – жертве. И подписывались, соответственно. Так что написать одно заключение, а потом его изменить невозможно. Я это понимал. Он тоже. Но заключение написал. Самое комплиментарное. И мы поехали домой. Дома отпоили его чалом – верблюжьей сывороткой. Но до конца прийти в себя он не смог.
- Завтра опять на трассу?
- Да, конечно!
- И вы каждый день так?
- А как же?
- Слушай, отвези меня обратно!
- Вы уже все проверили?
- Да, и написал же!
- Хорошо!
И я отвез его в Ташауз на поезд.
Уж не знаю, что он в Москве о нас рассказал, но больше проверок не было. Вообще!