Глава Восемнадцатая. ПАУКИ В БАНКЕ
Тишину ночи нарушил стук в дверь. Странно. Не звонок, а именно стук! Давно отвыкнув от таких, хоть и необычных, но вполне человеческих проявлений, как постучаться, зайти в гости, окружённый многослойной охраной в виде людей в форме и без, систем слежения и прочее, и прочее..., депутат Государственной Думы Дмитрий Павлович Локтев в долю секунды испытал давно забытое ощущение вскипевшего в крови адреналина. Нет, то был не страх, даже не испуг. Просто неожиданность, ворвавшаяся в его размеренную жизнь с этим стуком, вызвала такую бурную реакцию организма. Он вскочил с дивана, на котором уже полчаса лежал, просматривая прессу и ни о чём не думая, нашарил тапочки и заметался по комнате, наталкиваясь на дорогие казенные предметы. Полетел стул, покачнулась массивная ножка торшера. Стук повторился. Он был одновременно настойчивым и вежливым. Так не стучится киллер. Так не стучатся помощники. Кто бы это мог быть? Здесь, в насквозь просвечиваемом, просматриваемом, охраняемом здании, где все соседи были мазаны одним миром и никогда в столь поздний час друг к другу в гости не захаживали, если не было официального приглашения или повода, не может быть такого стука. И почему не звонок?
Дмитрий Павлович попробовал окликнуть незнакомца за дверью. Но вместо «Кто там?» из пересохшего горла выскочил какой-то петушиный клёкот, и он закашлялся. А там раздался женский голос:
– Господин Локтев, вы дома? Разрешите войти.
Голос не таил в себе никакой опасности. Обычный женский голос. С приятными контральтовыми нотками, грудной и тёплый. Обладательница такого голоса, скорей всего, полноватая дама лет 35, белокурая и с матовыми глазами. Откуда такие глупости? Что он может знать о женщине? Что он вообще может знать о женщинах? Он всегда их старался избегать. Кроме редкой необходимости получить сексуальную разрядку, он не вступал с ним в сколь-нибудь близкий контакт. Женщины в жизни Локтева были terra incognita*), даже после помолвки с Галочкой Прицкер. Однако надо что-то отвечать.
– Кто вы? Зачем? Почему так поздно? Что Вам от меня надо? – с трудом совладав с собой, запорскал он изменившимся тоном и получил в ответ:
– Дмитрий Павлович! Перестаньте дрожать! Откройте, и всё узнаете. Это очень важно, прежде всего, для Вас. Вы откроете?
– Сейчас, сейчас, – путаясь в тапках, забормотал Локтев и направился к двери, на ходу запахивая полы халата. Чёрт с ним! В конце концов, женщины у него давно не было, если сегодня таким странным образом судьба ему посылает очередной повод испытать наслаждение плоти, так и ладно! А что ещё может быть нужно обладательнице такого приятного голоса от известного лидера политической партии в столь поздний час?
Открыв дверь, Дмитрий Павлович, остановился на пороге, пораженный абсолютным несоответствием воображаемого образа тому, что увидел. Высокая шатенка в дымчатых очках, скрывающих глаза, с короткой стрижкой, несколько сутулая, худощавая и, на первый взгляд, малопривлекательная. Кроме того, она была много старше, чем ему представлялось. Где-то так, около 50. Он замер, не отходя в сторону и не приглашая непрошенную гостью зайти, и молча хлопал на неё глазами с полминуты. Она улыбнулась одними губами и проговорила:
– Вы не позволите мне войти? Дело очень важное.
– Дело? – растерянно переспросил Локтев вернувшимся к нему голосом, хотя остатки адреналина повторной волной ещё гуляли по жилам, – Какое дело? – Однако повиновался намёку, сделал шаг в сторону, пропуская гостью, и, закрыв дверь на все замки, прошёл следом.
Дама скинула плащ, оказавшись перед депутатом в простом платье серебристого цвета, скрывающем фигуру. Впрочем, и так было ясно, что особых достоинств эта фигура в себе не таит. Значит, сексуальной разрядки Локтев сегодня не получит. А жаль!
– Дора Семёновна Суркис, – представилась незнакомка, протягивая узкую ладонь, – Пройдёмте в комнату.
Нет, эта особа была решительно неприятна. Как бы от неё отвязаться побыстрее? Cуркис... Суркис... Где-то он уже слышал эту фамилию.
– Как Вы прошли? Кто Вас пропустил? Я сейчас вызову охрану, и у Вас будут большие проблемы, – холодно заметил Локтев, не принимая предложенной руки.
– Проблемы у Вас, – невозмутимо ответила гостья и, развернувшись, проследовала в комнату. Адреналин в крови депутата утих, однако нажимать кнопку вызова охраны тоже почему-то не хотелось. «Ладно, досмотрим этот спектакль до конца, – подумал он и пошёл следом за незнакомкой».
Они уселись за журнальный столик в кресла друг напротив друга. Не дожидаясь каких-то слов, Дора Семёновна сама начала:
– Как я понимаю, Вы меня не знаете, Впрочем, это неважно. Предупреждая всякие поползновения с Вашей стороны, сразу сообщаю Вам: я не авантюристка, не похотливая блудница, озабоченная на старости лет поиском новых приключений, и не ищу карьеры. У меня всё есть. Кроме того... Впрочем, это неважно... Потом!
– И зачем же Вы тогда пришли? Да ещё так поздно.
– Затем, что в другое время у Вас много дел, и нас могут видеть те, кому не следует видеть нас вместе. Я понятно говорю?
Что-то до боли знакомое мелькнуло в её интонации. Она продолжала, достав из сумочки длинную тонкую сигаретку:
– Если не возражаете... Так вот, над Вами нависла очень серьезная опасность. Ваши покровители больше не нуждаются в Ваших услугах, и Вам придётся действовать в одиночку против оравы врагов.
– Если Вы про коммунистов господина Зюганова, то это не серьезно. А других врагов я не наблюдаю, – желчно заметил Локтев и осёкся, споткнувшись о колкий и презрительный взгляд госпожи Суркис.
– Зря, – заметила она, – Впрочем, можете мне не верить. Оставим мелочи. У меня к Вам деловое предложение. Ответ я прошу дать мне немедленно. Без ответа я от Вас не уйду.
– Вот как? – оживившись, воскликнул Локтев, – А если я начну приставать к Вам?
– Пожалуйста, – равнодушно ответила дама, затягиваясь и пуская губами тоненькую струйку ароматного дыма. Локтев решил тоже закурить, нашарил пачку «Кэмел», вытащил предпоследнюю сигарету и подумал о том, что двух на такой разговор не хватит. Может, позвонить консьержу и заказать ещё пару пачек? Заодно появится свидетель. Словно прочитав эти его мысли, собеседница обронила: – Не стоит «светить» нашу встречу перед кем бы то ни было. Ваш любимый «Кэмел» у меня с собой. Нам хватит, – и с этими словами выложила на стол нераспечатанную пачку американского курева. Серьёзно подготовилась, нечего сказать!
– Слушаю, – затягиваясь, прохрипел Локтев, хоть именно слушать эту непрошенную гостью в данную минуту хотелось менее всего.
– Беллерман Вас сдал, – отчеканила она, – Ваша карта отыграна. В Ведомстве большие перемены. Пока одни судорожно скупают имущество, другие скупают и перепродают политиков, начиная с Главы районной администрации, кончая Президентским окружением и членами его семьи. Впрочем, это всегда было в той или иной форме. Вы среди нынешних хозяев просто выскочка. Пока шёл базар с этими, – она скривилась в брезгливой усмешке, – человеческими жертвоприношениями, Вы были удобны. Вами размахивали, как кувалдой, пугая одних и привлекая других. Потом из Вас сделали громкое имя. Накачали под него определённые деньги. Теперь пришло время эти деньги употребить на дело. Но Вы так и не поняли, на какое. А объяснять Вам никто не собирался. Поняли б сами, всё было б иначе. Но Вы не тонкий человек. Середнячок... Подождите, не перебивайте! Я ничего обидного ещё не сказала. Разве не правда?
– Правда, – зачем-то согласился Локтев, потупя взор. Предательская волна адреналина снова начала подкрадываться откуда-то снизу, и остановить её не было никаких сил.
– Ну, вот видите! Я пришла к Вам с деловым предложением. От которого Вы вряд ли сможете отказаться.
– Вы его ещё не сделали, – глухо отозвался Дмитрий Павлович, но Дора Семёновна пропустила это мимо ушей.
– Как известно, во всякой команде есть разные игроки. Роли могут меняться, но до тех пор, пока игроки играют, каждый из них имеет свой шанс. Признаюсь, мне лично всё равно, что будет с Вами и Вашей НДПР. У меня совершенно другие интересы.
– Какие же? – полюбопытствовал Локтев, но дама отрезала:
– Сейчас разговор не о моей личной жизни. Мне поручено перевербовать Вас. Вы ж понимаете, через пару лет всё может перемениться. Придут новые люди, партии, идеи. Если всё время жевать одну и ту же жвачку, быдло устанет и перестанет воспринимать Вас. Нужно подготовить что-то новенькое. А чтобы сделать это, необходимы прочные тылы, которых у Вас сегодня просто нет. Я понятно говорю?
– От кого Вы? – вставил Локтев, откидываясь на спинку кресла.
– Если я Вам назову фамилии Валентина Давыдовича Целебровского или Логинова, Вам разве что-нибудь это скажет? Они вне политики. То есть, вне публичной клоунады, которую поручается разыгрывать актёрам типа Вас или того же Ельцина. Правда, последнего иногда заносит на соседнюю территорию. Чаще всего, на «весёлую голову». Когда-нибудь этого ему не простят. Пока прощают. Потому что слишком много пользы приносит общему делу. Которому, кстати, и Вы по-своему служите.
– Надо же! Служу, оказывается! А я вот, представьте себе, не знал...
– Да перестаньте Вы ёрничать! – раздражённо оборвала Дора Суркис и пустила дымок прямо в лицо Локтеву, выказывая тем самым способность бросить ему любой вызов. Он сощурился, затягиваясь, в свою очередь, но промолчал. Неприятная гостья продолжала: – Итак, моё предложение. Завтра Вы получите в секретариате через Вашу невесту Прицкер весьма интересный пакет. Не торопитесь вскрывать его. Ознакомиться с содержимым Вам следует без свидетелей. Документы в пакете будут преданы огласке и пущены в дело ровно через неделю. У Вас будет время опередить события.
– Вы говорите загадками, любезная, – попытался заговорить развязным тоном Локтев, но получилось не слишком убедительно.
– А Вы не перебивайте, – спокойно отрезала она. – Леонтий Израилевич хорошая партия для Вашей партии, особенно, если учесть, что Беллерман больше не является Вашей крышей. Так что... в общем,
всё в полном порядке. Если не будете делать ошибок, то продолжите свою карьеру очень даже успешно. Но если станете упираться...
– Постойте, Дора Матвеевна, – воскликнул Локтев.
– Семёновна, – поправила та.
– Да, извините, – сбавил тон Дмитрий Павлович, – А в чём, собственно, Ваша роль во всём этом? Кто уполномочил Вас вести со мной этот странный разговор? Да ещё в такое время!
– Вы имеет в виду поздний вечер? Самое удобное время. Вы не заняты Вашими государственными делами, – в последних словах просквозила плохо скрываемая ирония, – Нам никто не мешает. А что касается моих полномочий, так это вообще не вопрос. Семья Прицкеров достаточно известна в определённых кругах. Вы достойно вписались... э-э... то есть, впишетесь в эту семью... к которой я имею некоторое, так сказать, отношение. Мой отец Семён Суркис, с кем Вы, кажется, не были знакомы, приходится Леонтию Израилевичу троюродным племянником по материнской линии. А его жена урождённая Суркис...
– Тоже мне, близкое родство! – фыркнул Локтев.
– Напрасно, напрасно, Вы плохо знаете еврейские семьи, Дмитрий Павлович. Родные по крови люди поддерживают заочные связи и через тысячи километров и через несколько границ. Что такое для нас граница каких-то там государств? Главное – везде свои люди. Так вот, любезный депутат, Прицкеры имеют относительно Вас вполне определенные намерения, которые поможет осуществить ещё один представитель клана из силовых структур, имя которого я Вам уже называла.
– Логинов?
– Опять не попали, – улыбнулась Дора Семёновна, – Валентин Давыдович Целебровский. Тоже дальняя родня. Совсем дальняя, но я сказала Вам о традиции поддерживать кровные еврейские связи. Так что...
– Так что я, как выясняется, прочно вписался в еврейские взаимоотношения. Мало мне верного Марика Глизера при себе, так пора самому надевать ермолку и праздновать субботу! Замечательно! А на хрена козе баян? – вскипел Локтев и тут же устыдился своей несдержанности. Не пристало столь высокого ранга человеку, каким себя не без оснований он считал, так выходить из себя.
– А разве у Вас есть выбор? – закуривая вторую сигаретку, обронила госпожа Суркис. В этот момент в её сумочке раздалась трель мобильного телефона. Она слегка дёрнула щекой, слегка хмурясь, протянула руку к сумочке и, сухо проговорив «Извините», поднесла трубку к уху. Локтев постарался быть в пределах приличий и, поднявшись с места, вышел на кухню. Однако и дотуда долетал голос непрошенной гостьи, отрывисто бросавшей в трубку реплики на повышенных тонах: – ...Нет, ещё не закончила... Когда надо будет, тогда и скажу... Не нужно меня поторапливать, я прекрасно знаю своё дело!.. Нет, не нужно, я сама... А я говорю, я сама справлюсь!.. И что?.. Владиславу Яновичу большой привет!.. Да... да... Всё, буду выходить, отзвонюсь. Отключив телефон, Дора Суркис положила на край пепельницы недокуренную сигарету, поднялась с места и вышла к Локтеву на кухню. Тот стоял у плиты, карауля медленно закипающий в джезве кофе.
– Кто беспокоил? – стараясь сделать голос скучным, спросил он.
– Целебровский, – спокойно ответила она, – а вот за кофе спасибо.
– Что ему нужно?
– Вас хотят сохранить, а Вы ещё упираетесь! Ведь не бывает политика без хозяина! – улыбнулась Дора Семёновна и воротилась в комнату, где на столе дымилась оставленная в пепельнице сигарета с наросшей до половины пепельной шапкой. Стряхнув её, она снова затянулась, и молча наблюдала, как хозяин разливает по изящным чашечкам ароматный кофе.
– Странно, Владислав Янович не сказал, что собирается бросать меня, – проговорил Локтев как бы про себя, протягивая чашечку гостье.
– А как бы он Вам это сказал? Как Вы это себе представляете?
– Ну, как, как! Всё-таки столько лет... Всю мою подноготную знает!
– Вот именно! Теперь, когда Вы стали ему не интересны, он запросто может сделать из Вас разыгрываемую карту. Например, в торгах с Черномырдиным или с кем-либо ещё. Неужели Вы, господин Локтев, никогда не задумывались, что у человека, который Вас сделал... Что Вы так на меня смотрите? Он Вас сделал!.. Так вот, что у такого человека свои специфические отношения с первыми лицами нашего государства? Дмитрий Павлович, очнитесь, наконец! Все Ваши успехи, которых Вы достигли благодаря умелому претворению знаний и навыков, приобретенных, в том числе и под руководством доктора Беллермана, ничто в сравнении с истинным уровнем влиянием таких людей, как он. Пора, наконец, посмотреть в лицо реальности. Владислав Беллерман, Валентин Целебровский, Анатолий Чубайс, Сергей Степашин, Владимир Черкесов, Соломон Цимлянский, Рамзан Джавадов, госпожа Поллыева, Сергей Кириенко и ещё многие, многие другие... Вы никогда не предполагали, что реальная власть в нашей стране принадлежит вовсе не тем, кого мы видим на телеэкранах, за кого голосуют толпы, и даже не тем, кто имеет на счетах суммы с круглыми нулями и приторговывает уворованным народным добром?
– Гм! Интересно. Кто же тогда реальная власть?
– Ордена, Транснациональные корпорации, под благовидной вывеской занимающиеся изготовлением нового человечества 21 века.
– Больно пафосно! – недоверчиво скривился Локтев.
– Тем не менее, правда. Вы совсем не думали на эту тему?
– Отчего ж, – замялся депутат Госдумы, – Владислав Янович что-то такое мне уже когда-то говорил. Ещё учил, что не нужно разбираться, нужно играть свою роль...
– Вот-вот! Именно! Играя свою роль, наиболее верно попадаешь в нужное место в нужное время, – возвысила голос Дора Семёновна и опрокинула остатки остывшего кофе в один глоток, – И я тоже играю свою роль. Но, кроме того, я кое-в-чём разбираюсь. И ещё член вполне определённой семьи, которая в нынешнем раскладе имеет вполне определенные шансы на попадание в будущий рай на земле. Его ещё называют Обществом Нового Порядка. Вы правильно сделали выбор, приобщаясь именно к нашей семье. Так продолжите начатое. Вы игрок. И игрок неплохой, хоть и недалёкий. Зачем же отказываться от шанса? Или питаете иллюзорные надежды самостоятельно переиграть таких людей, как те, кого я Вам назвала?
– Хорошо, – откинулся на спинку кресла Локтев и скрестил на груди руки, – Что мне нужно сделать? На счёт пакета с какой-то конфиденциальной информацией я уже понял. Ещё-то что?
– Дело! – одобрительно кивнула госпожа Суркис и приняла напротив своего визави точно такую же позу, – Эта информация должна через Вас выплыть в западной прессе. Для этого в течение ближайших 3-4 дней Вы отправитесь во Францию, где встретитесь с человеком, которого Вам назовут. Второе. Употребите усилия Вашей фракции, чтобы блокировать 2 законопроекта. Один – «О порядке предоставления вида на жительство в Российской Федерации». Его готовит депутат от коммунистов, и есть опасность, что он может быть принят за основу. Его нужно просто блокировать. Устройте скандал, это Вы умеете, сорвите кворум, если нужно. В общем, придумайте, как, но до конца сессии законопроект не должен рассматриваться. А к новой сессии его инициатору рот уже заткнут. Второй законопроект – «О русском языке». Его вбросит один независимый депутат. Бойко написанный, он опасен. Его нужно заболтать. Можно законопатить поправками, утопить в дебатах. Но принимать нельзя. Завтра Вам передадут проект, который Вы вбросите на обсуждение в ближайшее время. Пока всё. Вопросы есть?
– Вы жёсткая женщина, – заметил Локтев после некоторой паузы.
– Это плохо? Могу быть и мягкой, если требуется.
– Спасибо, не требуется. Значит, я так понимаю, отныне все инструкции я буду получать из Ваших рук... или даже, если правильнее, из Ваших уст, Дора Матвеевна?
– Семёновна, милый мальчик! Пока из моих. Но очень скоро уста будут послаще для Вас. Галочка Прицкер, надеюсь, не будет вызывать такой настороженности в вечернее время, как я?.. Ну, не смею Вас более беспокоить, любезный Дмитрий Павлович. До скорой встречи, готовьтесь к трудовым будням простого российского депутата. Чао!
Дама поднялась, резко направилась к выходу, и вскоре на лестничной площадке зацокали её каблучки. А Локтев остался наедине с собственными мыслями, надо сказать, растрёпанными и невесёлыми.
Назавтра, как и было сказано, Локтева ожидал пакет, который ему в обстановке торжественной таинственности вручила ослепительная Галочка. Одарив своего избранника горячим поцелуем, она шепнула ему, чтоб он не спешил вскрывать пакет, что он и без неё уже знал. В течение всего утреннего пленарного заседания, невпопад реагируя на происходящее в думском зале, депутат сосредоточенно думал, что бы такого могло находиться в пакете, что жёг ему бок даже сквозь толстую кожу дорогого английского портфеля, который он держал на коленях. Ничего в голову не приходило. Наконец настало время обеденного перерыва. Довольные собой народные избранники наперегонки заспешили в столовую, где, по слухам, сегодня должны были быть фирменные закуски, поскольку после болезни вышел замечательный шеф-повар. Локтев сделал вид, что страдает желудком и, под этим благовидным предлогом, отделился от группы соратников по фракции, направившись в кабинет, который в этот час точно никто занимать не мог. На беду, он застал там Марика Глизера. Шустрый юрист, как нарочно, поджидал его. Увидев раздражённое лицо босса, он несколько смутился, но даже не попытался ретироваться. Напротив, заявил, что дожидается именно его и заговорил быстрой скороговоркой:
– Дмитрий Павлович, тут готовятся неприятные законопроекты, надо затормозить. Я уже продумал, как легче всего это сделать. Не посмотрели бы мои набросочки? Я вот тут их как раз Вам, так сказать...
– Марик! – простонал Локтев, – Скажи, а нельзя это отложить хотя бы до вечера? У меня страшно болит живот и голова. Наверное, съел вчера этой дурацкой осетрины. Как чувствовал, что она трёхдневная!
Глизер скорчил преувеличенно сострадательную мину и затараторил ещё быстрее:
– Нет-нет-нет! Никак! Никак нельзя откладывать! Ведь Селиванов будет вносить свои предложения как раз в вечернем заседании. Я точно знаю. Там регламентная неувязочка. Вы ж будете-таки утверждать наново регламент и работать, так сказать, по вновь утверждённому плану. Они специально придумали эту затею. Вы же знаете, коммунисты умеют манипулировать всеми этими процедурными...
– Ладно, валяй! Только быстро! – протянул руку за документами Локтев, и Марик поспешно вложил в неё стопку аккуратно пронумерованных листков и стал чуть в стороне, подобострастно склонив голову. Дмитрий Павлович по диагонали пробежал бумаги, кивнул и отшвырнул. Глизер вопросительно глянул на взлетевшие веером бумажки, чей порядок сбился, и теперь они казались мусором на депутатском столе.
– Вы со мной не согласны, или я ошибаюсь, да? – по-одесски двусмысленно спросил юрист, на что Локтев вяло махнул рукой, молвя:
– Я всё это уже знаю. Предложения?
– Там же всё изложено! – обиженным тоном провинившегося ученика протянул Глизер, – На 19 странице!
– Это всё?.. – Марик кивнул, – Тогда послушай, юрист! – Локтев надавил на последнее слово, точно это была уголовная кличка Глизера, а не профессия, – Я в последнее время начинаю сомневаться в твоём профессиональном росте. Раньше всё, что ты делал, когда работал на Фонд, ты делал с опережением на шаг, а то и на два. Теперь, в Думе, ты отстаёшь. И, к сожалению, не только от меня. Все твои дурацкие рекомендации мне уже скоро сутки как известны. А ты отнимаешь с ними у меня время! Иди и хорошенько подумай, стоит ли тебе работать в моём аппарате и дальше, если ты так тормозишь.
Марк Наумович сделал испуганное лицо и попятился к дверям, кланяясь при каждом шаге и не смея выдавить из себя ни слова. Только на самом пороге, перед тем, как покинуть кабинет, прошептал:
– Не ошибитесь, Дима! Ой, не ошибитесь!
Тот не глядя махнул рукой и, дождавшись, когда дверь захлопнется, подскочил к ней, дважды провернул замок изнутри и суетливо полез в портфель к заветному пакету, полдня отвлекавшему на себя все мысли. Вскрыв пакет, он увидел несколько пронумерованных – «Прямо, как у Глизера, – подумалось ему» – конвертов и короткую сопроводительную записку: «вскрывать в соответствии с нумерацией». Следуя рекомендации, Локтев приступил к изучению содержимого конвертов.
В первом лежало ни много ни мало личное дело Владислава Яновича Беллермана, профессора, доктора медицинских наук и доктора философии, кандидата психологических наук, академика Академии медицинских наук, члена-корреспондента Академии наук, почётного академика Лионской Медицинской Академии имени Пастера, магистра Ордена Дракона, подполковника медицинской службы, начальника Специального отделения Прикладной психотерапии 13 отдела ФСБ, действительного государственного советника Президента Российской Федерации, члена попечительского совета по России Международного Комитета 300, заместителя Председателя Научного Общества «25 кадр» при Институте Мозга им. Ивана Павлова, лауреата Государственной премии, кавалера Ордена Трудового Красного Знамени, а также кавалера Ордена Почётного Легиона, шести международных медалей и 2
международных премий. Ничего себе! Многие из регалий бывшего консультанта Фонда Воинов-Интернационалистов его бывшему Председателю, а ныне лидеру одной из фракций Государственной Думы Дмитрию Локтеву были попросту неизвестны. Некоторые, даже став известными, ничего не говорили. Так, например, о существовании какого-то Ордена Дракона он и слыхом не слыхивал, и сейчас, пробегая по строчкам глазами, воспринимал это словосочетание как что-то из области цирка. Однако по мере погружения в текст, цирковая мишура развеивалась, уступая место чему-то гораздо более серьёзному. Строчка за строчкой перед депутатом раскрывалась картина череды фантастических преступлений перед человечеством, от знакомства с которыми захватывало дух и начинали шевелиться волосы на спине. На мгновение отвлёкшись от чтения, Дмитрий Павлович повертел пакет, надеясь отыскать хоть один признак адресанта. Но пакет был девственно чист, только одно слово украшало его поверхность: «Локтеву». Написанное маркёром по трафарету, оно не указывало ни на почерк, ни на место отправления, ни на использованную при его подготовке оргтехнику. Словом, типичный «чёрный ящик», как в казино у Владимира Ворошилова, где недавно он побывал с будущими тестем и тёщей, перезнакомившись с тамошними завсегдатаями. Возобновив чтение, Локтев вновь ощутил шевеление на спине: следующие разделы прямо касались работы профессора в Фонде. Это уже «бомба» для Председателя.
Согласно материалам дела, выходило, что Беллерман, пользуясь неограниченным психологическим влиянием на лидеров потенциально оппозиционных движений конца 80-х – начала 90-х годов, в том числе названного Фонда, фактически подчинил себе политическую волю лидеров этих организаций, создав сеть управляемых из единого центра партий и политических группировок, определяющих ныне лицо так называемого «истэблишмента». Оказалось, что в число этих объединений, крове Локтевского Фонда и затем партии, входили ещё 6 достаточно известных в стране политических и общественных структур с достаточно серьёзными людьми во главе и в составе. Кроме того, в недрах возглавляемой профессором спецклиники сформирован многочисленный отряд абсолютных двойников, фактически клонов, основной массы политических фигур современной России, начиная от Ельцина и его ближайшего окружения, кончая некоторыми мелкими сенаторами Верхней Палаты. Этих «клонов» время от времени, по распоряжению из неназванных зарубежных источников вбрасывают взамен действовавших политиков, а тех попросту ликвидируют. Деятельность этой клиники выведена из-под контроля всех федеральных структур и замкнута напрямую на некоего Главного Смотрящего по России, чьё имя в документе не упоминается.
Особо выделена роль Фонда Воинов-Интернационалистов, что стал для Спецотделения Прикладной психотерапии своего рода полигоном для отработки методик комплексного воздействия на личность, с целью чего выделены несколько «подопытных кроликов» из числа активистов этого Фонда, одним из которых является собственной персоной Дмитрий Павлович Локтев, проходящий под грифом «Испытуемый Д.». Авторы таинственного документа не исключают, что после нескольких курсов «коррекции личности» на месте «испытуемого Д.» также оказался двойник из числа пациентов Спецотделения.
Депутат с пересохшим горлом оторвался от чтения, поискал глазами минералочку, но в кабинете её не оказалось. Судорожно сглотнув вязкий ком, он вновь погрузился в чтение. Голова шла кругом. Согласно бумаге, что он держал в руках, выходило, что в июле 1993 года произведена уже вторичная замена двойником Президента России Ельцина, а в запасе Специального отделения 13 отдела наличествует ещё 5 экземпляров, каждый из которых запрограммирован как минимум на 3 года активного функционирования. В ходе экспериментальной работы над «испытуемыми» имелись человеческие жертвы. Выходило, что в результате обширного инфаркта, явившегося следствием перенапряжения всех жизненных систем организма, куда вторгся со своими методиками профессор и его команда, скончался «испытуемый А.», известный под именем Андрея Александровича Долина, покончил с собой «испытуемый В.», также причастный к Фонду и работавший в нём в период с 1986 по 1989 год, потерял разум и ныне пребывает в состоянии невменяемости с диагнозом шизофрения и маниакально-депрессивный психоз в крайне тяжёлой форме «испытуемый Г.», бывший Главврач клиники, где разместилось Спецотделение Беллермана, Глеб Викторович Бессонов. Более или менее благополучные результаты показали подопытные «испытуемый Д.», сам Локтев, «испытуемый Б.», Саид Баширов, «испытуемая Е.», секретарь Управления Внешнеэкономических Связей Министерства Культуры Елена Кобеко и ещё несколько неизвестных Локтеву человек. Отдельно документ выделял группу лиц, причастных к совершению государственного переворота октября 1993-го, коих курировал тот же 13 отдел. Среди них мелькали известные деятели культуры и науки, что после проведённых с ними скоротечных операций по методике Беллермана, в телеэфире маниакально призывали «убивать гадину!», то есть засевших в стенах Белого Дома верных присяге соотечественников. Довольно скоро практически у всех выступавших тогда перед миллионами телезрителей начались серьёзные проблемы со здоровьем, иные уже скончались.
В кабинете раздался телефонный звонок. Локтев вздрогнул, сердце заколошматило в виски, а в голове словно чей-то голос ядовито зашептал: «Так что, Димочка? Может, ты и не Димочка? Может тебя того? Подменили? Ась?»
– Слушаю, Локтев, – не своим голосом прохрипел в трубку депутат. На том конце сквозь странный треск раздалось:
– Дмитрий Палыч, с Вами всё в порядке? Это Леонтий Израилевич. Может, за Вами подъехать?
– Нет-нет, спасибо, Леонтий Израилич, всё в порядке, – поспешно отозвался Локтев, но голос предательски не слушался, и Прицкер наверняка не поверил. Впрочем, едва ли это важно!
– Смотрите, – как-то двусмысленно отозвался голос в трубке, и тут же тон переменился: – Я-то, в общем-то, чего звоню! Вас навещала моя дальняя родственница Дорочка Суркис?
– Да, – выдавил из себя Локтев.
– Я б хотел, чтобы между нами было полнейшее взаимопонимание. Да-да, именно полнейшее! Есть некоторые люди, которые посчитали Вас до конца высказавшим своё слово, – раздались сухие щелчки, Локтев уже знал, что так его будущий тесть смеётся, – Но Вы большой умница! Да-да! Большой умница! Это ж надо! Заарканить саму дочку Прицкера! – вновь щелчки, на сей раз числом поменее, – В общем, я Вас по-отечески обнимаю и из беды вызволяю. Не бойтесь, Вас-таки никто не тронет. Просто теперь у Вас новые покровители. Это понятно, да?
– Да, – с ещё большим трудом выдавил Локтев.
– Вот и хорошо. Вечером, по окончании пленарного зайдите на 5 подъезд. Там Вас будет ждать один господин. Его зовут Яша. Просто Яша. Он Вас узнает. У него получите то, что Вам потребуется через несколько дней. Нежно обнимаю, дорогой!
Гудки обозначили конец разговора, который Локтев не смог обозначить даже обыкновенным «до свидания». Он повертел в руках трубку и медленно опустил её на рычаг. Читать ли дальше? Всё вроде бы уже ясно. Он сложил не до конца дочитанную пачку в Конверт №1 и вскрыл Конверт №2. Там был всего один листок. В правом верхнем его углу была фотография. С неё смотрел прямо перед собой крепкий мужчина средних лет с широким лицом, широко расставленными глазами, слегка преувеличенным носом, маленькими поджатыми губами и выразительной ямочкой на подбородке. Крупную голову окаймляла седая шевелюра, а на крупном носу красовались почти квадратные очки. Лицо по-своему привлекательное, хотя и не выдающееся. Человека этого Локтев не знал. Он стал читать. А вот имя этого человека он знал: Валентин Давыдович Целебровский, начальник Отдела Психотроники 13 Отдела ФСБ. Когда-то это имя фигурировало в дурацких расследованиях журнала «Память», после которых от редколлегии пришлось избавиться. Дела давние, однако, вот, поди ж ты, всплыли снова! Далее следовали анкетные данные. На ксерокопии внизу синим химическим карандашом сделана корявая приписка, точно ребёнок рукой водил: «Непосредственный куратор НДПР. После ознакомления уничтожить». Дмитрий Павлович повертел в руках листок, ещё раз бросил взгляд в лицо на фотографии, потом чиркнул зажигалкой и положил занявшийся пламенем листок в пепельницу. «Чёрт возьми! – вдруг подумал он, – Сейчас же пожарная сигнализация сработает! Эх, как не вовремя!» Однако листок догорел, оставив скукожившуюся кучку пепельного цвета лоскутков, а сигнализация не сработала. Локтев закурил и вскрыл следующий конверт. Длинный список фамилий был разделен на 2 столбца. Над левым значилось «свои», над правым «чужие». Внизу четырёхстраничного списка было отдельно вынесено 5 фамилий с пометкой «особо опасные». Первой стояла Мария Ивановна Долина-Калашникова. За нею располагались Генрих Генрихович Краузе, Воин Пантелеевич Панкратов, Юрий Титович Шутов и Татьяна Александровна Кулик. Если 3 фамилии ещё хоть что-то говорили Локтеву, правда, непонятно, почему оказались именно в этом списке, то 2 были вовсе незнакомы. А никаких дополнительных комментариев список не содержал. Локтев внимательно перечитал весь список, и тут снова раздался телефонный звонок. На сей раз трель прозвучала мягко, даже вкрадчиво. Локтев не дёрнулся, спокойно поднёс трубку к уху и услышал воркующий голос Галочки:
– Ну, как ты, милый? Я слышала, ты отравился осетринкой в нашей столовой. Нельзя же так набрасываться на эту противную рыбу! Вечером жду тебя в гости, я тебя вылечу.
Дмитрий Павлович хотел что-то проворковать в ответ, но невеста, не дожидаясь ответа, бросила трубку. Депутат посмотрел на часы. Жаль, но с чтением интересного пакета придётся повременить – наступало время вечернего пленарного заседания, на котором его просили что-то там притормозить. Сейчас никак вспомнить, что именно. Локтев методично сложил бумаги, упаковал в пакет, спрятал его в портфель и вышел из кабинета. За дверь поджидал Глизер, заискивающе заглядывая в глаза. Бросив на него полный отвращения взгляд, Локтев тут же вспомнил, о чём его просили и, молча кивнув юристу, зашагал по коридору в сторону зала заседаний, полный решимости выполнить просьбу. В голове уже выстроился план, как устроить маленькую бучу и не дать рассмотреть законопроект, который ему велено было опрокинуть. В коридоре он столкнулся с депутатом Селивановым, который, как его проинформировали, будет вносить предложение, что надлежит заболтать, они недружелюбно перекивнулись, один уступая дорогу другому, и разошлись, словно шли не в одно и то же место, а в разные.
На заседании, как и запланировал Локтев, вышла склока по регламенту. Послушная незримой дирижёрской палочке своего лидера команда НДПР пошумела, погалдела, заслужив замечание со стороны спикера, Селиванов пускал слюни у микрофона, выглядел жалко и противно, освистываемый дружными «народными демократами», и его предложение по внесению в повестку дня ещё одного вопроса утонуло в сумятице. Задача была выполнена, и с чувством исполненного долга, Локтев отсидел до конца заседание, по окончании поспешил на 5 подъезд, где ему была обещана встреча с неизвестным Яшей.
Смуглый паренёк невзрачного вида отделился от стеклянной двери, сопровождаемый хмурым взглядом охранника навстречу выходящему депутату. По его виду было трудно понять, каким образом этот хлыщ проник в здание Государственной Думы. Неужели таким тоже выдают временные пропуска? Однако, подойдя поближе, Локтев увидел на груди паренька аккредитацию с крупными буквами «ПРЕССА» и понял, как тот получил доступ в здание. Они молча пожали друг другу руки. Ладонь «прессы» была худая, влажная и какая-то «бабья». Но взгляд выразителен и, по-своему, даже приятен. «Наверное, педераст, – подумал Локтев, разглядывая паренька». Тот вынул из-за пазухи конверт:
– Здесь Ваш загранпаспорт с французской визой, приглашением и номерами телефонов, по которым Вам следует обратиться сразу по приезде в Париж.
– Куда? – переспросил Локтев.
– Вылет послезавтра, – продолжал паренёк, не обращая внимания на вопрос депутата, – В банкомате «Креди Лионе» в аэропорту «Шарль де Голль» получите наличные, вот Ваша банковская карточка. Привет от Леонтия Израилевича.
Вручив пластиковую карту известного французского банка, бьющегося за право приоритета в России уже второй год, паренёк осклабился, обнажив неровные зубы, и, неловко развернувшись, выбежал за стеклянные двери. Локтев молча сложил полученное из рук Яши в портфель и направился обратно. Предстояло ознакомиться с остальными документами из пакета до того, как он поедет к своей невесте...
Пока Локтев напряжённо вчитывался в «досье» бывшего консультанта, шалея от зреющего осознания собственной несамостоятельности в этой жизни, Владислав Янович, только вернувшийся из города, куда вскорости надлежало отправиться лидеру Народно-Демократической Партии России, развивал свою деятельность. Предупрежденный цыганкой о том, что объект его поисков снова ускользает, Беллерман с удесятерённой энергией принялся за обработку всей поступающей оперативной информации, чтобы всё-таки захватить его. Приняв под давлением ряда обстоятельств решение прекратить патронаж над «Испытуемым Д.» и не имея на текущий момент жёстких поручений ни по линии Ордена, ни по линии ФСБ, то есть, в каком-то смысле предоставленный сам себе, профессор сконцентрировался на заинтересовавших его Кийко, Берге и Кулик. Его не привлекала тема «Книги», ею занимались люди Целебровского. Он был наслышан о подробностях операции, зная, что существует реликвия, которую разыскивают по всему миру с целью изъятия из обихода и возможного уничтожения. Но собственно Книга его интересовала лишь постольку, поскольку. Люди, с их характерами, с их поддающейся манипуляциям личностью, с их проблемами и слабыми местами, этот вечно переменчивый материал, работа с которым приносит сладострастное возбуждение, а в случае победы над ним – изысканнейшее наслаждение, интересовали Беллермана куда больше любых тайных знаний, изложенных в древних источниках. Понимая, что разделение труда в ведомстве – основа основ успешной деятельности в целом, он старался не влезать «в чужую епархию», но в некоторых случаях интересы разных служб ведомства пересекались. И тогда Владислав Янович без колебаний шёл даже на конфликты с коллегами, поскольку прекрасно отдавал себе отчёт в том, что по части выхода из любой конфликтной ситуации он равных не имеет. Вероятно, это понимали и в Ордене. Его Сиятельство принц Али Агахан прощал Беллерману любые нарушения установленных границ, чего обычно не прощали другим. Стоящий особняком к интересам Ордена, но, тем не менее, входящий в структуру 13 отдела, да ещё и на правах более высокопоставленного управленца, Логинов, использовался магистрами втёмную. Никто из них, включая самого Беллермана, никогда не обращался через голову Логинова, например к тому же Рыжему, в числе прочего, приглядывающему за 13 отделом. Но Логинов знать не знал, ведя свои игры, как бы в интересах государства, что Рыжий, он же Главный Смотрящий по России, входит в число магистров Ордена, куда ему, чекисту со стажем, путь заказан. Когда возникала необходимость, тот же Главный Смотрящий сам мог вызвать любого из магистров, в том числе и профессора, на прямой разговор. Когда возникала нужда у кого-либо из нижестоящих братьев, существовала особая связь, осуществляемая помимо Логинова. Возможно, матёрый контрразведчик чуял, что у него под носом существует внедренная в его же собственную структуру параллельная, но выявить её не мог. В канун «первого путча» ему, было, показалось, что наконец-то он засветил её, но выяснилось: путь ложный. Просто обнаружилось несколько «кротов», копающих сразу на несколько разведок за скромные вознаграждения в «зелёных», и ничего больше! Жертвой тогдашних интриг стал никому не нужный капитан Никитин. Прошло уже больше 2 лет, а Логинов так и не мог для себя решить, правильно ли поступил в те августовские дни или нет. Годы работы с резидентурой и агентами, ведения вербовки и перевербовки, расшифровки двойной и тройной игры необратимо повлияли на психику служаки. Логинов в генеральских погонах, в отличие от Логинова в погонах майора, уже не мог вполне адекватно воспринимать действительность вокруг. Систему спецслужб лихорадило, то и дело сменялись вывески, проходили разделения и слияния, смены одних начальников на других, появление всё новых и новых контролирующих инстанций неизвестного происхождения. Всё это превращало, в глазах опытного офицера госбезопасности, некогда могущественную и чётко организованную систему во всё менее управляемую, а оттого всё более опасную, в первую очередь, для тех, кто в ней состоит... Время от времени он подумывал об отставке, а иногда со страхом ожидал, что ему её навяжут. Но время шло, а ничего не происходило. Задёрганный и не понимающий, куда «носом землю рыть», Логинов затихарился, стараясь избегать контактов с любыми заметными фигурами политического небосклона, и просто ждал в море погоды. Попутно осторожно приглядывал за деятельностью подчинённых, многие из которых вышли из непосредственного подчинения. И вообще, кто кому приказы отдаёт в новой России? К моменту создания новых властных структур в декабре 1993 Управление будто совсем затихло. Беллерман вовсе не проявлял признаков работы, напоминающей ту, что вёл прежде. Словно превратился в тихого доктора, отсиживающего часы в клинике для душевнобольных и ни во что не вникающего. Связав для себя такое поведение некогда одного из самых активных и перспективных сотрудников 13-го с резким уменьшением финансирования, Логинов на время успокоился, решив, что, видимо, скоро станет свидетелем и вовсе прекращения существования структуры. Однако время шло, депутаты штамповали законы, дельцы богатели, уворовывая жирные куски оставшегося от советской власти добра и деля их между собой, время от времени постреливая друг в друга, на расследование чего, в том числе, бросали и группы людей из аппарата Логинова, а разгоном подразделения никто и не думал заняться. Единственное, что произошло, да и то задолго до переворота, – разделение некогда единой структуры на автономные, во главе каждой из которых встал свой царёк, которому теперь особо и не прикажешь без согласования наверху. Это раньше Логинов мог вызвать на ковёр хоть Целебровского, хоть Беллермана, хоть Николаева и учинить разнос или похвалить публично. Теперь реальной власти над ними у него не осталось, хотя номинально он и остался руководителем всего 13 отдела. Этакий король без королевства! Очевидно, таким образом его тихо готовят к пенсии...
Беллерман сумел развить новую для себя разведработу так незаметно, что Логинов ничего не знал о ней до тех пор, пока ему не пожаловался задетый слежкой агентов профессора Целебровский. Логинов вспылил от неожиданности и по-старинке, забыв об изменившихся реалиях новых времён, вызвал Владислава Яновича на ковёр. В ответ немедленно раздался грозный окрик от самого министра, последовавший столь незамедлительно, что Логинов впервые за долгую службу по-настоящему испугался. Он никак не мог взять в толк, почему министр лично следит за деятельностью выскочки Беллермана, по идее, подчинённого Логинова. Отзвонившись Целебровскому с отказом разбираться в спорах между ним и Беллерманом, Логинов решил для себя занять позицию активного наблюдателя и самостоятельно учинил слежку как за тем, так и за другим, чтобы выяснить, чем же, собственно, таким занимаются два «уважаемых человека», что так досадили друг другу. При этом Логинов ничего не знал, что и за ним самим уже установлен «пригляд», и не откуда-нибудь, а из кремлёвской ФСО*), зачем-то получившей указание проконтролировать каждый его шаг! Жизнь в условиях новейшей россиянской действительности напоминала дурной сон, если только кому-то пришло бы в голову посмотреть на неё, так сказать, с высоты птичьего полёта. Бывшие члены одной команды, занимавшиеся в течение десятилетий одним делом, так или иначе обеспечивавшим интересы государства и его безопасность, превратились во враждующих псов, занятых слежкой друг за дружкой. Два подчиненных наперегонки рыскали в поисках одних и тех же людей, попутно приглядывая друг за другом. Их начальник следил за обоими, абсолютно в неведении относительно того, а кого же собственно и зачем те разыскивают по всей стране. Его начальство зорко следит как за ним, так и за одним из конкурентов, как бы подыгрывая второму. И при этом ни один из занятых взаимным сыском спецов не чуял, что за всеми присматривает ещё и Орден. Раньше про такое сказали бы: «Мощность двигателя уходит на свисток». Абсурдность положения усугублялась ещё и тем, что ни Беллерман, ни Логинов, ни Целебровский не представляли себе во всей полноте, за чем же таким они гоняются. Всё существовало на уровне догадок, ощущений и предположений, за каждым поворотом событий обрастающих путающими всё и вся подробностями, а в целом – бессмысленная мышиная возня. Но прекратить её, найти или вдохнуть в неё смысл ни у кого из игроков сил не находилось.
Из сведений, собираемых агентурой Логинова, вырастала картинка, которая была ему также малопонятна, как и то, что он предполагал без разведданных. Целебровский, по долгу службы занимавшийся управлением массовым сознанием людей через СМИ, мобильные телефоны, магов и экстрасенсов, а также через массовые прививки против вымышленных заболеваний, занялся самодеятельным поиском древней рукописи, якобы находящейся в руках групп разыскиваемых им людей. С чего это именно Валентина Давыдовича заинтересовало то, за чем охотились давно и безуспешно совсем другие люди, понять сложно. Но факт остаётся фактом. Далее. Отчего-то именно эти люди, коих разыскивает Целебровский, становятся объектом пристального интереса Беллермана, который должен заниматься индивидуальными экспериментами над психикой. Он отправляется на их поиск, очевидно, с целью опередить Валентина Давыдовича. Вероятно, последнему они живыми не нужны, и потому Владислав Янович торопится. Скорей всего, разыскиваемая Целебровским древность ему не нужна. Однако в какой-то момент по непонятной причине люди Целебровского внезапно прекращают поиски и оставляют беглецов в покое, зато Владислав Беллерман буквально садится им на хвост, но в самый момент, когда, казалось бы, он получит своих «кроликов», вдруг так же внезапно отступает и прекращает свои усилия. Попутно Логинов выяснил, что Целебровский удачно сочетает интересы службы с коммерческими интересами, развернув в Северном Казахстане мощный бизнес под прикрытием своей «психотронной темы». Выяснилось также, что кое-кто из разыскиваемых обоими господами чекистами беглецов, всплывает именно там, где цветёт бизнес Целебровского. Кто конкретно, Логинов не установил, да и сведения получены были косвенные, от одного из добровольных «стукачей», но, как говорится, сигнал есть... Выходит, Валентин Давыдович фактически нашёл, кого искал, но отчего-то отступил. Так же, как и профессор. Значит, и Целебровский и Беллерман получили чью-то команду прекратить преследование. А если она не исходит от Логинова, значит, в недрах 13-го действует параллельная властная вертикаль. Опять замаячила эта чёртова параллель! Логинов в полном замешательстве отдал распоряжение прекратить наблюдение и твёрдо решил подавать в отставку. Но едва принял решение, к нему на приём пожаловал сам Беллерман, за кем он столько месяцев пристально следил.
Разговор вышел странный, если не сказать, нелепый. Оба делали вид, что рады друг другу и чрезвычайно заинтересованы в успехах друг друга. При этом каждый долго и осторожно прощупывал собеседника на предмет того, что он знает о тебе такого, что ты так усердно скрывал. После минут 40 топтания на месте беседа понеслась сумасшедшим галопом. Тон задала просьба Беллермана приструнить Целебровского, вмешивающегося в его работу с «испытуемыми». Опешив от такой внезапной откровенности, Логинов предложил прокомментировать ситуацию поконкретнее, на что профессор сказал следующее:
– Видите ли, согласно инструкции, действующей для всех наших подразделений, отработанный материал подлежит обязательной ликвидации. У меня образовался такой балласт. В сложившейся ситуации ничем больше помочь он не может, а в случае потери контроля может стать небезопасным. Я понятно говорю?
– О ком Вы, профессор?
– Вы, наверное, знаете господина Локтева.
– Ничего себе! Это же депутат Государственной Думы!
– Видите ли, «Испытуемый Д.» стал проявлять излишнюю самостоятельность. Поэтому во избежание осложнений в дальнейшем его было бы неплохо заменить на подготовленнего двойника. Технология отработана. Сбоев не давала, Вы знаете. Так что...
– Да-да, понимаю. Но при чём здесь Целебровский?
– Притом, что он взял депутата под личное покровительство и, тем самым, лишил меня возможности провести мягкое устранение. То есть, ликвидацию собственно «испытуемого» и постановку на его место двойника. Теперь уже вряд ли у меня появится такая возможность, поскольку Локтев начал попросту меня избегать, очевидно, предупрежденный Целебровским.
– Ну, что ж! – задумчиво протянул Логинов, которому крайне не хотелось вмешиваться в разборки между своими служаками, – Я-то чем могу помочь?
– Если бы это было возможно, то, используя Ваши возможности в верхних эшелонах официальной власти, Вы бы могли провести жёсткое устранение отработанного материала. Я имею в виду...
– Я понимаю, что Вы имеете в виду. Но Вам не кажется, профессор, что жёсткое устранение видного политика, которому, вдобавок помогает Целебровский, приведёт лишь к новому витку напряженности во взаимоотношении между вашими двумя структурами?
– Существует инструкция, которую Валентин Давыдович нарушил, взяв под патронаж моего «испытуемого».
– Хорошо, Владислав Янович, я подумаю, Вы свободны.
Осадок от разговора остался тяжёлый. С одной стороны, Беллерман прав. Материал отработан, значит, требует немедленного захоронения. Это – как ядерное топливо. С другой стороны, если Целебровскому зачем-то понадобился политический прыщ, значит, он не совсем отработан? То есть, профессор его считает отжившим своё, а Целебровский обнаружил в нём что-то новенькое, пролетевшее мимо внимания Беллермана. В любом случае, ситуация непростая, её надо разруливать!
Занятый проблемой «разруливания» ситуации вокруг лидера НДПР депутата Локтева, Логинов напрочь оставил вниманием загадочных беглецов, за кем безуспешно гонялись Беллерман и Целебровский. Те сами неожиданно напомнили о себе. Вернее, не они, а то, что с ними связано, – таинственная Чёрная Книга, которую так интенсивно разыскивали много лет кряду по всем закоулкам Евразии сыскари 13-го. Буквально через день после разговора с Беллерманом, вновь отодвинувшим намерение подать в отставку, Логинов обнаружил на своём столе служебную записку одного из агентов под кодовым именем «Голубь», из которой следовало, что обнаружился один из достаточно полных списков Книги, причём не где-нибудь, а в самой Москве, под носом у ФСБ – в квартире художника Никиты Тымача на улице Серпуховской Вал. Логинов моментально организовал оперативную бригаду по адресу художника, которая под видом квартирных воров должна была изъять Книгу и слегка набезобразничать в квартире. Налёт был совершён ночью в среду. Спящего художника избили двое людей в масках, связали и засунули в запертый снаружи туалет, после чего обрыскали всю квартиру, забрав несколько ценных вещей, попортив пару холстов, но Книги так и не нашли, за исключением двух листков ксерокопий, воспроизводящих в деталях страницы древней рукописи. Когда на следующий день Никита Данилович Тымач доковылял до местного отделения милиции с заявлением, его доброжелательно встретил и принял офицер ФСБ в милицейских погонах, аккуратно расспрашивал о пропавших ценностях, наводя на разговор о каких-нибудь раритетах. Грузный художник, простецкий с виду, как будто прошёл спецподготовку, искусно обходя все наводящие вопросы и ловушки, сохраняя при этом видимость прямодушия и старательно обрисовывая несущественные для ФСБ детали. Убив на допрос потерпевшего 2 часа и ничего не добившись, офицер ФСБ пообещал взять на контроль это дело и отпустил художника с миром. На другой день его нашли во дворе своего же дома с перерезанным горлом. Насмерть перепуганная соседка сбивчиво говорила о каких-то кавказского вида молодых людях, то и дело срываясь на бабий рёв, а в районном отделении уголовного розыска появился очередной «висяк»*). То, что список Книги у покойного художника действительно был, агент подтверждает и тем, что Тымач неоднократно в его присутствии говорил об этом, и тем, что самому «Голубю» удалось увидеть несколько листков, когда он побывал в квартире на Серпуховском Валу. Упомянутые свидетельницей «кавказцы» действительно были в день убийства в доме. Их видели ещё несколько человек. Причём даже удалось составить фоторобот. Но найти по нему предполагаемых убийц едва ли возможно.
А Валентин Давыдович Целебровский, продолжая извлекать дивиденды из развёрнутого на казённые средства для оперативного прикрытия бизнеса в Северном Казахстане, развил бурную деятельность в новом направлении. Через свою агентурную сеть он вышел на след дружинников Сергиева Воинства, участвовавших в осенних событиях в Останкино, и прочно сел на хвост одного из их отрядов, державшего курс куда-то на запад. Направив за ними в погоню двоих сотрудников Московского Областного Управления, он уже потирал руки в предвкушении скорого захвата. При беглецах, по агентурной информации, был священник Новгородской епархии, недавно отлучённый от прихода за еретические проповеди и финансовые нарушения (изгнал торговцев из храма) некто Ювеналий Серебров и местный житель одного из сёл Смоленщины, вероятно, завербованный дружинниками проводником. Точнее информации не было. Известно было имя – Онуфрий Григорьевич Сидоренко, вдовец, дети разъехались, живёт один, пользуется славой мастера на все руки. Целебровский и сам бы с удовольствием прогулялся по деревенским дорогам, вспомнив молодость, да работы хватало как в столице, так и в ставшем для него вторым основным местом работы Атырау. На носу новая политическая баталия с выборами Президента, под которую подписался надоевший Зюганов. Необходимо опять в полном объёме задействовать ресурсы по промывке мозгов электората, и никуда не денешься – заказ Кремля. Так что, занятый по горло в Москве и в Казахстане, Валентин Давыдович полагался на сотрудников Областного Управления, нетерпеливо ожидая вестей от них. Однако полученные новости оказались столь удручающими, что на день Целебровский даже взял больничный. Двое уродов – а как их иначе называть?! – взяли да и упустили всю братию в тот самый момент, когда их взять было легче всего, после Пасхального разговения! Целебровскому хватило ума не учинять разноса не своим прямым подчиненным, но нервы не выдержали. День в Санатории УФСБ требовался. И хотя причины внезапного расстройства здоровья Целебровского Логинову в точности были неведомы, он догадался о них, сопоставив факты. К вечеру того же дня, как Валентин Давыдович слёг, Логинов разыскал двоих неудачливых оперов из области, посланных за дружинниками в погоню, и вызвал их к себе. Перед опытным чекистом предстали два типичных образчика породы «бесцветных служак», живущих исключительно ожиданием выходного в течение недели, отпуска – в течение года и пенсии – всю жизнь. Очевидно, оперуполномоченный Савёлый и его напарник готовились к получению самого большого в своей жизни разноса из рук высокого московского начальника, потому что вид у них был – быки на бойне лучше выглядят. Однако Логинов неожиданно для насмерть перепуганных горе-оперов, сменил гнев на милость, предложив в деталях обрисовать, с какой целью и по чьему заданию они преследовали ни в чём не подозреваемых российских граждан и какое на их счёт имели поручение. Смекнув, что, скорей всего, их мягко перевербовывают, ушлый, хоть и ленивый, Савёлый стал торопливо, но тщательно излагать всё, что знал об операции, в полном объёме обрисовывая Логинову оперативку, подробности хода выполнения задания, характер преследуемых и детали задания. С его слов выходило, что отец Ювеналий, в миру Вениамин Витальевич Серебров, выпускник Высшей Школы КГБ и Духовной Академии с Ленинграде, в совершенстве владеет методиками массового внушения, за использование коих на проповедях и был отлучён от прихода, а руководитель отряда дружинников Александр Роднов, потомственный казак, является хранителем секретов одного из самых совершенных в мире боевых искусств, передаваемых в его роду из поколения в поколение вот уже 9 веков. Непрост оказался и сельский житель Онуфрий Сидоренко. Когда-то, в годы «оттепели» отсидел 4 года за пропаганду Сталина, которую объявили антисоветской, в лагере познакомился с неким Сперанским, владеющим несколькими древнеславянскими языками, и занимался оккультными практиками, благодаря которым не только не подхватил никакой хвори из тех, коими поголовно болели все заключенные, строившие очередной канал, но и полностью исцелился от тех, какими страдал до того. В общем, интересная фигура! Савёлый чистосердечно поведал Логинову, что Роднова, Сидоренко и Сереброва им с напарником было поручено уничтожить физически, а остальных, по возможности, задержать, для чего привлечь силы местной милиции, для которой было заготовлено постановление прокурора. Логинов поблагодарил старшего лейтенанта за откровенность в «сдаче планов Целебровского» и обещал ходатайствовать о представлении Савёлого в званию капитана досрочно. После отпустил восвояси. Был поздний вечер, добираться им далеко, дороги скользкие, освещение не везде хорошее... В общем, так или иначе, машина, на которой возвращались из Москвы к себе 2 опера Областного Управления ФСБ, была обнаружена на 62-м километре Можайского шоссе сгоревшей в кювете. Прибывший на место происшествия наряд милиции, ГАИ, судебно-медицинские эксперты установили: двое погибших в ДТП сами его виновники – водитель уснул за рулём, и Джип на полном ходу въехал в дерево, после чего машину развернуло, она дважды перевернулась через крышу и вылетела в кювет, где и загорелась. Трупы были опознаны и, так как погибшие числились в особых списках, им были быстро организованы тихие похороны без родных и близких – буквально на следующий день, а на их могилах появились скромные надгробия с совершенно другими фото и именами. Лишь воинские звания совпадали.
Едва Целебровский возвратился из Санатория, Логинов прибыл к нему, желая вывести Валентина Давыдовича на чистую воду и получить с него «долю малую» в его огромных барышах с казахстанского бизнеса. Имея в руках козырь – ему всё известно о тайных шпионских страстях Целебровского, а нанятые им агенты уже покоятся в земле сырой, Логинов рассчитывал на быстрый успех в переговорах. Однако в офисе Целебровского он неожиданно застал того, кого никак не чаял увидеть, – Беллермана. Смекнув, что профессор пришёл по душу конкурента, скорей всего, с тем же, с чем и он, Логинов закрылся и принял выжидающую позицию. Валентин Давыдович решил говорить с обоими визитёрами одновременно, чем только спутал всем карты. Разговор не получился. Говорили о Зюганове, о Проханове и его «гнилой газетенке», о Ельцине, которому необходима срочная «прочистка мозгов», о том, чем может помочь аппарат Беллермановских медиков в сложившейся в стране политической ситуации... В общем, всякая чепуха! Вдобавок, в разговор вмешался звонок на мобильный телефон Владислава Яновича, из которого Логинов заключил, что у того есть какие-то прямые контакты с «серыми кардиналами» Кремля на таком высоком уровне, куда ему самому даже и не забраться. Поняв, что ничего урвать от Целебровского не сможет, Логинов поспешил свернуть разговор и покинул офис в крайне раздражённом состоянии. Когда он уехал, Владислав Янович приступил к прямой атаке. Он задал вопрос о «Гурьевских беглецах». Имеют ли они отношение к его бизнесу и не представляют ли для оного опасность? В ответ Валентин Давыдович широко улыбнулся и заметил, что опасность его бизнесу могут представлять лишь слепые силы природы, как то: ураганы, землетрясения, пожары и наводнения, а никак не какая-то жалкая горстка никчёмных людей. Тогда, заметил Беллерман, отчего одним из них господин Целебровский так усердно занимался длительное время, что даже проспонсировал ему торговый бизнес? Целебровский уточнил, о ком идёт речь, и выразил удивление, услышав фамилию Романа Попова, заметив, что, по его сведениям, этот человек погиб и никак не может отсиживаться в Атырау среди группы бродяг, которых туда занесло. Беллерман возразил, мол, погиб другой человек, похороненный под именем Попова, а тот себе вполне жив-здоров и присоединился к замечательной компании, причастной сразу к целой группе лиц, на протяжении многих лет разрабатываемых 13 отделом. Целебровский долго молчал, поигрывая костяшками пальцев по столешнице, наконец, спросил собеседника, что же он хочет предпринять. В свою очередь, выждал паузу Беллерман, искусственно нагнетая напряжённость в кабинете. Когда она достигла требуемого уровня, ответил:
– Я бы хотел, чтоб вся эта группа попала в полное моё распоряжение в качестве подопытного материала. Так или иначе, тема коррекции личности уже не представляет собою того секрета, каким она была ещё лет 7-8 назад, так что, если я не смогу их заполучить, большой беды не будет. Но всё же... Всё же... Лучше всё же заполучить!
– Что ж, – заключил Целебровский, – считайте, что я Вам мешать не стану. Но помогать тоже. Если Попов действительно жив-здоров, как Вы изволили выразиться, можете ему передать, я списываю ему долги, он может считать себя свободным от обязательств передо мною.
– Могу ли я себе приписать в его глазах Вашу великодушную щедрость? – с ядом в голосе переспросил Беллерман и услышал в ответ:
– Да, конечно. Вы же позволите мне изредка пользоваться Вашими великолепными двойниками в сугубо коммерческих целях.
– На возвратной основе? Или в качестве расходуемого материала? – деловито осведомился Беллерман.
– Если возможно, и так и так.
– Хорошо. Желательно заранее получать от Вас параметры заказа, чтобы материал был высокого качества. И ещё. Я надеюсь, пользование моими «кроликами» будет осуществляться на небезвозмездной основе. Возможности Вашего бизнеса, как я понимаю, достаточно велики?
– Но не безграничны, – строго отрезал Валентин Давыдович.
– О, да! Да! Безграничного ничего в этом мире нет, – улыбнулся профессор и протянул собеседнику руку. Тот пожал её и заметил:
– Я всегда знал, Владислав Янович, что два интеллектуально развитых человека быстрей договорятся между собой, чем эти солдафоны.
Они обменялись понимающими взглядами. Логинов был далеко. Партия его на сей раз была проиграна. А два паука в одной банке, заключив перемирие, готовились высматривать свои очередные жертвы для утоления своего бесконечного голода. Вот так. И ни слова о Книге, о НДПР и Локтеве, ушедшем под защиту Прицкеров, о будущей судьбе всех, кого один сдал другому!
Но Логинов униматься не собирался. После длительного периода вялости и ощущения безысходной путаницы во всём мире он закусил удила. Возможно, сказался так называемый кризис зрелого возраста, о котором пишут психологи в популярных брошюрах. Или, как говаривали встарь, взыграло ретивое. Окрылённый полученной информацией, он вздумал сам поискать следы дружинников военно-исторического клуба. А чтобы ни одна сволочь из «родных служб» не вмешалась, решил задействовать старинные связи в криминальной среде. Под прикрытием официальных командировок он сновал взад и вперёд по тюрьмам и колониям, СИЗО и притонам «под крышей», наводя справки, выслеживая движение всякого, кто мог бы быть причастным к событиям октября 93-го. Наверняка в мутной водице событий последнего путча половили рыбку не только политики, но и обычные уголовники, не вошедшие в число бомонда нового государства то ли в силу своей нерасторопности, то ли по причине неудачного случая. За несколько недель напряжённых поисков Логинову удалось собрать кой-какой материал и выйти на несколько достаточно сплочённых группировок, продолжавших действовать «по понятиям» в мире, где всё больше действовали законы наживы. Но ни одна ниточка не тянулась к таинственной дружине, и в какой-то момент Логинов опять начал приунывать. Он уже готов был на полном скаку развернуть поводья в другом направлении, как внезапно ему повезло. В архиве одной из северных колоний он обнаружил интересное дело Олега Всеволодовича Соколова, пропавшего без вести при весьма загадочных обстоятельствах. Согласно материалам дела получалось, что матёрый уголовник, отбывающий свой 7-й срок, не бежал, а просто-напросто растворился без остатка прямо на территории колонии. Никудышным образом проведенное расследование, похоже, не имело целью докопаться до сути исчезновения, а было затеяно прямо с противоположной – спрятать концы в воду. Из оперативной практики зная, что такое «странное» дело может означать только одно, Логинов немедленно запросил спецархив сначала местного, затем районного, а после и краевого управления ФСБ, ни в одном не находя, к своему удивлению, объяснения причин непонятного исчезновения уголовника. Продолжая искать «следы» Соколова, по кличке Царь, он наткнулся на пересекавшееся с ним дело Романа Попова, и это ещё больше его заинтересовало: Попов, по кличке Меченый, числился одним из пропавших объектов интереса Целебровского. Дальше – больше, загадочный Царь отбывал срок одновременно с неким Калашниковым, по кличке Монах, приходящимся родственником исчезнувшей вместе с мужем жене «Испытуемого А.» Андрея Долина, о ком в своё время так пёкся Беллерман. Ниточки связывались в интересные узелки, и Логинов продолжал «копать». Довольно скоро он «накопал» ещё много интересного. Оказалось, что, во-первых, в прошлом и Меченый имел отношение к Калашниковой самое что ни на есть непосредственное, а во-вторых, условно-досрочное Романа Попова подготовлено и проведено по линии «родного ведомства», более того, в деле Попова имеется его собственноручная расписка о добровольном сотрудничестве, непосредственно предшествовавшая освобождению. И, что самое главное, дела и Попова и загадочного Царя в течение некоторого времени курировал лично Целебровский.
Картинка складывалась: по всему выходило, Целебровский и Беллерман яростно соревнуются между собой, кто первый ухватит упущенный след кого-то, кто объединяет всех этих разных людей друг с другом. Скорей всего, этот неведомый кто-то – либо сам исчезнувший Соколов (в деле так и не отыскалось никакой информации, куда он, собственно делся), либо кто-то стоящий за его спиной. По мере исследования материалов, которые Логинову удалось заполучить, он всё более убеждался в том, что за спиной человека по кличке Царь действует сила столь внушительная и столь законспирированная, что это могло пахнуть чем угодно – от иностранных разведок супердержав до Интерпола. В любом случае, всякое вмешательство «комитетских» в дело Олега Соколова всячески подрубалось на корню, едва обозначалось. Последнее – в лице Целебровского, вышедшего на прямой контакт с воровским авторитетом, – попросту оборвало любые возможности его вычислить. Царя нигде не удавалось обнаружить. Ни в списках живых «зэков», ни в списках освобождённых, ни в списках умерших, ни в списках бежавших. Более того, по документам хозчасти он всё ещё числился на довольствии. Фантастика! Поразмыслив с карандашом в руках, рисуя схемы, логические цепочки, генерал Логинов решил: раз некая сила так демонстративно препятствует деятельности ФСБ на самом высоком оперативном уровне, значит, затронуты – ни больше, ни меньше – интересы государства, и следует идти на доклад к директору ФСБ, испрашивая санкцию на проведение такой операции, какую без «крыши» первого лица ведомства не провернёшь.
Логинов записался на приём и в назначенный час явился в отутюженном кителе, при всех орденах и медалях, в начищенных до блеска скрипучих ботинках и с толстой кожаной папкой, с какой появлялся где-либо лишь в исключительных случаях. Для него эта папка была вроде талисмана и, одновременно, паролем для узкого круга посвященных: если у Логинова папка в руках, жди сигнала «тревога»! Он сидел в приёмной, ожидая вызова, спокойно постукивая костяшками пальцев по краю папки на коленях, и смотрел на часы. Минутная стрелка приближалась к заветной отметке: вот-вот дверь распахнётся, и его пригласят. Изложение своего видения дела он подготовил тщательно, докладную записку составил в самых точных выражениях и не сомневался, что санкцию он получит. Значит, скоро два холёных выскочки, эти двое зарвавшихся интеллектуалов Беллерман и Целебровский получат по рукам и надолго утратят охоту проворачивать свои тёмные делишки в обход него. Проведение столь масштабной операции, какую задумал Логинов, могло означать для него последний в карьере взлёт, а возможно, и начало новой перетряски в «органах», о какой, как и многие служаки предпенсионного и пенсионного возраста, он втайне мечтал.
Когда до времени вызова оставалось меньше минуты, дверь кабинета распахнулась, и из неё вышел человек, лицо которого, известное всей стране, у большинства вызывало яростную ненависть, у меньшинства панический страх, но ни у кого – равнодушие. Щуря свои маленькие свиные глазки на располневшем в последние годы веснушчатом лице, Главный Смотрящий по России по прозвищу Рыжий, стремительно приблизился к поднявшемуся перед ним в знак приветствия генералу и насмешливо спросил:
– Ищете приключений на седую голову, генерал? Считайте, что нашли. Здравствуйте. – И протянул мягкую ладошку для пожатия. Логинов смущённо пожал протянутую руку, пытаясь разгадать смысл сказанных ему слов и задал наводящий вопрос:
– Разве мы с Вами не одним делом занимаемся, каждый на своем месте, Анатолий Борисович?
– Нет, господин Логинов, – решительно отнимая руку и демонстративно утирая её платочком, отрезал Рыжий, – Вы сейчас пересечёте порог этого кабинета и через 5 минут будете уважаемым персональным пенсионером. А я ещё порулю. Знаете, – он вдруг положил мягкую немужскую руку на плечо генерала, изображая доверительность и миролюбие, – Мой Вам совет. Отдайте мне все Ваши материалы по Царю и забудьте об этом деле.
– С чего Вы взяли, что я занимаюсь именно этим делом? – не дрогнув ни единым мускулом, но, еле уловимо отстраняясь от фамильярного жеста Рыжего, переспросил Логинов.
– Тоже мне, секрет полишинеля! – осклабился Главный Смотрящий. Все Ваши запросы, архивные поиски, телефонные звонки оставляют слишком жирные следы. Вы забыли, уважаемый, что на носу XXI век? А у Вас старорежимные замашки! Пора бы перестроиться. А не можете, уступите лучше дорогу молодым. Улавливаете мысль?
– Вам не кажется, Анатолий Борисович, что Вы несколько зарываетесь? Ни по рангу, ни по возрасту Вам не следовало бы...
– Бросьте, генерал! Дослужились до таких погон, а до сих пор ничего не поняли? Quod liced Jovi, nоn liced bovi*). Прощайте.
Рыжий махнул рукой и зашагал прочь. Логинов взглядом ошарашенного быка смотрел ему в спину и начинал медленно вскипать. Самое ужасное, что весь этот разговор вполголоса происходил в приёмной на глазах и в присутствии невозмутимого секретаря и ещё одного посетителя, записанного на приём следующим после Логинова. Тот, завидя Рыжего, вжался в своё кресло в углу, предпочтя «прикинуться ветошью», но, тем не менее, он здесь был! И почти наверняка многое расслышал. Логинов вошёл в кабинет директора ФСБ решительной походкой, рассвирепевший и готовый к последнему бою. Дверь за ним закрылась, и ни до одних ушей в приёмной не донеслось ни звука из-за неё.
Через 15 минут из кабинета в том же генеральском кителе, как показалось двоим свидетелям в приёмной, вышел кто-то другой. В руках не было папки. Верхняя пуговица рубашки расстёгнута, узел галстука ослаблен, взгляд потухших глаз рассеянно блуждал в пространстве, не цепляясь ни за один живой или неживой предмет...
Вечером того же дня вызванная на место происшествия на генеральской даче в Завидово оперативно-следственная группа запротоколировала смерть генерала ФСБ Логинова в результате пистолетного выстрела в правый висок, предположительно, самоубийство. Возбужденное по факту уголовное дело через 5 дней прекратили за отсутствием состава преступления. В прессе сообщили: ветеран ФСБ генерал Логинов покончил с собой в результате нервного перенапряжения. А ещё через день директор ФСБ подписал 2 приказа: о досрочном представлении к званию генерал-майора полковника Валентина Давыдовича Целебровского и назначении генерала Целебровского на должность руководителя 13-го Специального Отдела, до него на протяжении нескольких лет занятую покойным Логиновым. Беллерман был в ярости...
*) terra incognita – неизвестная территория, земля, зона (лат.)
*) ФСО – Федеральная Служба Охраны Президента, одна из структур, образовавшаяся при развале КГБ в 1991-1993 годах
*) висяк (глухарь) – нераскрытое преступление (жарг.)
*) Quod liced Jovi, nоn liced bovi – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку (лат. поговорка)