Когда ты красив, опрятен и мил, то помочь тебе рад каждый. Ведь по сути, помощь — это возвышение над человеком, демонстрация силы, добродетели.
Когда мне нужна помощь, в первую очередь они помогают не мне, а тому образу, что я представляю. Как бы становясь сначала на одну ступень со мной, а потом своей благосклонностью возвышаются еще на одну вверх.
Потому ль мы так охотно помогаем людям, у которых сами попросили бы помощи и столь же старательно не замечаем тех, кто стоит существенно ниже на этой лестнице?
У остановки, на поребрике, сидит девушка в грязной рваной одежде, рядом с ней лежит палка. Та самая, с которыми ходят старики.
Она протягивает то руку, то эту палку, пытаясь поймать машину. Конечно же, никто не останавливается.
Я смотрю на нее украдкой. Думаю, подойду, спрошу, чем ей помочь, предложу вызвать такси.
Сижу, усиленно проговаривая: «Сейчас. Помогу... помогу». Но тело отчего вдруг сковывает.
Ближе к ней стоят две девушки.
Она говорит что-то им. В ответ доносится: «Нет! Нет!» Отходят дальше.
А весь мой мозг уже кипит. «Ну, давай, встань, помоги!» - кричит все во мне. Кажется, эта борьба длится нестерпимо долго.
Но тело по прежнему напряженно молчит, я продолжаю наблюдать за ней из-под темных очков, а дыхание перехватывает от этой внутренней борьбы...
… И от ненависти к таким, как те девчонки.
Молю мысленно: «Попроси меня!»
Она пересаживается боком к остановке и мне, майка сползает с плеча, оголив грудь.
Люди брезгливо отворачиваются.
Она ловит мой взгляд, уж не знаю, как я отражаюсь в ее глазах — далеко, не вижу — но чувствую — она смотрит на меня.
Но что в нем? И что в людях, которые исподтишка, приподнимая оскорбленно верхнюю губу, подсматривают и за ней, отказав в помощи?
В них страх. Именно страх. Боязнь быть не понятым, высмеянным, оторванным от общества. Встать таким образом на одну ступень с ней.
И можно ли осуждать их?
Каждый в душе несомненно помог бы ей, кинулся на встречу, отозвался бы на просьбу. Но страх этот мешает, лишает силы. Сковывает.
Как сейчас он сковал мое тело, но не разум.
Разум все еще надрывается: «Помоги ей! Помоги ей!»
Но вот подходит мой троллейбус, и мне ничего не остается, как сесть в него и уехать.
Санкт-Петербург. 19.07.2010