Недели через две после моего прибытия в Потсдам к новому месту службы в 288 тяжелогаубичную артиллерийскую Варшавскую Краснознамённую ордена Кутузова бригаду, заступил я дежурным по караулам гарнизона.
Свою первую службу в гарнизонной комендатуре я нёс так исправно, что комендант Потсдамского гарнизона грозный подполковник Пихуля (персонаж реальный) позвонил начальнику штаба нашей бригады, и попросил его в данный наряд назначать только меня.
Начальник штаба только обрадовался, - с комендантом по поводу гарнизонного наряда всегда были трения и неприятности. А тут, - счастье само «пёрло» в руки!
И вот, в одно из последующих таких дежурств, мне «посчастливилось» так запастись впечатлениями, что вспоминаю до сих пор…
Бойцы, как всегда, с раннего утра уже были готовы к несению службы в гарнизонном наряде – а когда ещё возможность представится походить по улицам Потсдама? Да и забежать в магазины, для покупки гостинцев родным на дембель, и себя приодеть на гражданку, - тоже надо…
Как только прибыли в комендатуру, увидел несколько больше начальников, чем обычно. А дело было, вот в чём.
Раз в году, негативно настроенные восточные немцы, иногда отмечали так называемый день «Х» (день рождения уже почти, как 40 лет усопшего фюрера), различными противоправными акциями. И любое происшествие с участием наших военнослужащих, командованием рассматривалось под соответствующим политическим углом.
Вот, с таким днём и совпало моё дежурство.
Вообще-то немцы, особенно пожилые, к нам относились хорошо. В магазинах, как правило, немцы все разговаривали по-русски, а если и нет, - то проблем всё равно не было.
Как-то перед отпуском, зашёл я в магазин по продаже тканей – купить матери отрез на платье. В отделе, ко мне подошла молодая девушка, однако по-русски она не могла общаться. Тут же, взяла лист бумаги, и нарисовала несколько фасонов женской одежды. Я указал на платье. Тогда она написала несколько двухзначных цифр, очевидно спрашивая о возрасте. Подчеркнул нужную цифру. Повернувшись к полкам, и, секунду подумав, выложила передо мной на выбор несколько рулонов материи. Забирая свёрток после оплаты, выслушал от неё, как я понял, добрые пожелания и по возможности подобные дальнейшие покупки делать только у них.
И только однажды, при несении службы в составе патруля, прямо на улице меня обматерил пожилой немец в инвалидной коляске. По моему лицу, всем прохожим было видно, как была мне неприятна эта сцена. Но тут, неожиданно для нас, к этому инвалиду подошла пожилая пара немцев, - он и она. Они тихо, но резко что-то сказали этому «матерщиннику», после чего тот молча развернулся на коляске и уехал. Затем они подошли ко мне.
Пожилой немец на более-менее понятном русском, извинился передо мной за поведение инвалида. Оказывается, он тоже (как и матерщинник-инвалид) был в плену в Советском Союзе до середины пятидесятых годов – валил лес на Кольском полуострове. И о том времени, ничего плохого не говорил, - ведь победители и побеждённые были всегда.
Так вот, в этот раз, гарнизонные и дивизионные начальники так долго и нудно по очереди инструктировали нас о порядке реагирования на те или иные возможные противоправные действия «немецких инакомыслящих», что мы устали, не начав ещё и «служить»…
С утра съездил на проверку караула при гарнизонной гауптвахте, расположенной в бывшей тюрьме, в которой в своё время, сидела всем известная немецкая коммунистка Клара Цеткин. Там, как и по всему гарнизону – обстановка нормальная. Хорошо…
Только собрался ехать проверять следующий караул, как патрульный у входа в комендатуру докладывает: «Приехали немецкие полицейские!».
Заходят двое немцев, и на ломаном русском объясняют, что на Егерштрассе в районе нашего военного городка, лежит избитый русский.
У меня уже мысли завертелись: «Ну вот, началось…».
Поставил задачу своему помощнику найти по телефону и оповестить о случившемся коменданта и его помощника, загрузил бойцов в ГАЗ-66 и быстро на место «беды».
Приезжаем. Лежит наш родной собрат-вояка среди бела дня, в кровище и в «дымину» пьяный в окружении братьев-славян, и какая-то «клава» над ним кудахчет. После минуты общения с «клавой», все возможные «политические аспекты» мною были отброшены, - водка она и в Германии водка, а любителей почесать кулаки везде хватало.
Загрузили мы его в кузов как бревно, и повезли в госпиталь.
После всех «бюрократических тонкостей» сдачи бесчувственного тела советского подданного в приёмном отделении военного госпиталя, - я поехал-таки на проверку караула при советской радиостанции «Волга» (которая вела вещание на территории ГСВГ).
Так вот, несение караульной службы на этой радиостанции, можно было спокойно причислять к выходному дню. Работал там исключительно гражданский люд страны Советов, и им было как-то всё по-фигу насчёт нашего караульного «бдения». А поэтому начкар, да и все бойцы, отсыпались за сутки по полной схеме.
Дело ближе к вечеру. Не успели поужинать, как телефонный звонок из Потсдамской полиции – в 20-ти км от города, в городке Белиц возле советского госпиталя, в канализационном люке лежит труп советского военнослужащего.
Вот тебе бабушка и Юрьев день! Приехали! Я уже свой снаряженный пистолет с запасной обоймой на боку ощупываю...
Сообщил о ЧП по телефону коменданту, бойцов опять в кузов машины и туда.
Приезжаем, а там народа! Полицейские машины с проблесковыми маячками, наша военная комендатура на «Волгах» из Вюнсдорфа (штаба Группы советских войск в Германии) прикатила и белыми ремнями «блещет»…
Место происшествия было уже огорожено вместе с этой толпой, и где-то через час-полтора, к всеобщему и нашему, в том числе удовольствию всё прояснилось.
«Труп» неопознанного русского, оказался полусгнившим козлом (а может и козой), прикрытый в люке старым советским обмундированием. Видно госпитальные бойцы, таким образом, наводили порядок на закреплённой территории.
На радостях (что не придётся возиться с трупом) в полтретьего утра, наш помощник коменданта капитан Борисов согласился помянуть этого козла (в прямом смысле). А так как, некоторые магазинчики восточной Германии, в отличие от наших, в то советское время работали и ночью, то мы с участием капитана из вюнсдорфской комендатуры быстро справились с этой задачей и разъехались по своим местам службы.
Вот так и закончился день «Х».
Но вооружённые силы Потсдамского гарнизона в тот день всё-таки понесли потерю «боевой единицы».
Через несколько дней после злополучного дня «Х», при проведении работ в парке вооружения и боевой техники, меня нашёл офицер военной прокуратуры для получения пояснений. Оказывается, наш «старый знакомый» с Егерштрассе, не приходя в сознание, через пару дней «дал дуба» в госпитале…