Дверь скрипнула, из недр старого дома пахнуло сыростью. Егор осторожно распахнул створки полностью, позволив ярким солнечным лучам погрузиться в пыльную дымку давно заброшенного помещения. Сразу было видно, что тут уже несколько лет никто не жил. Наверху что – то едва слышно зашелестело, зажужжало. Мужчина чиркнул спичкой. Задрожал тонкий неуловимый огонек. Осиное гнездо. Он медленно вошел внутрь и осторожно вдохнул странный незнакомый запах. Подумать только, почти что десяток лет простоял этот дом без хозяина. Противостоял дождям, снегопаду и другим природным напастям. И, поди, ж ты не сломался, не согнулся под порывами ветров. Лишь только синяя краска на внешней стороне дома местами потрескалась и облупилась, прикоснись – и разлетится тучей пыли цвета неба, да карнизы слегка покосились, петли заржавели от не прошенной влаги. А все остальное так и осталось, словно надеясь, что хозяин вернется. Скамья у печи, рядом – деревянный верстачок для работы, на столе – алюминиевая, с погнутым дном кружка, на окнах тонкие самотканые занавески. Егор обошел комнату и, присев, повертел в руках маленькую аккуратно сколоченную скамеечку. Когда – то дед смастерил ее специально для него. Действительно она, та самая. Как будто и не прошло тех лет. А вот и фигурка петуха, которую внук так тщательно и долго выпиливал под настойчивым взглядом деда.
Дом еле слышно скрипнул, словно вздохнул. Пронеслось так много лет, а он так же стоял по – прежнему в недвижимости и какой – то растерянности, словно надеясь, что вот – вот распахнется тяжелая деревянная дверь и на пороге покажется хозяин – крепкий старик с густой шапкой волос, словно припорошенной снегом, и легкими белыми усами над изогнутыми в добродушной улыбке тонкими губами. Оглядит дом, слегка прищурив левый глаз, хлопнув себя по колену, наносит дров в широкую русскую печку, затравит ярко – рыжий озорной огонек и усядется на скамейке с газетой, принесенной почтальоном из сельпо – передохнут несколько минут, а потом снова возьмется за работу. Не умел он сидеть без дел. Вечно все спорилось в широких, покрытых мозолями руках, все горело. Дед любил дом. Это было заметно во всем. И в том, как он осторожно входил в него, словно боясь потревожить духа – хранителя и в том, как по выходным отдраивал его до блеска, как забирался холодным зимними вечерами на раскаленную печь и, положив тулуп под голову, шепотом вспоминал былые времена. Дом этот был построен еще его родителями, в нем они и прожили всю жизнь, в нем родился и прожил жизнь и сам дед. Быстро как – то она пролетела. Пронеслась на одном дыхании. Казалось, вдохнул в молодости, а когда выдохнул, оглянулся – вокруг уже старость. Так и умер, не сделав из родной деревни ни одного шага в сторону города. Что с ним случилось в тот день, ни одни житель деревеньки не знал до сих пор. Как обычно утром проснулся с криком всполошенного петуха, выгнал скот на улицу и вышел в поле. Постоял пару минут, раскинул руки в стороны и неожиданно упал лицом прямо в густую траву. Да так и не встал больше. Перепугались жители, Скорую из города вызвали с единственного телефона в сельской конторе. Да все равно поздно уже было, как бы быстро она не ехала. Врачи посмотрели – посмотрели, побросались непонятными словами да так и уехали. Сказали от жары сердце прихватило, только не поверил им никто. Что – то странное и пугающее было в смерти деда.
Егор тяжело вздохнул и зарылся руками в густые волосы. На похороны он так и не смог приехать. Позвонила ему какая – то соседка из деревни, только сквозь шум и треск в телефонной трубке он так ничего и не услышал толком. Нужно было позвонить, выяснить, разобраться в случившемся до конца, но только замотался он в тот день, закрутился со своей работой. Партнеры, звонки, важные сделки. Тогда ему казалось, что деньги и карьера занимают у него самое важное место в жизни. Вот только через много лет он почувствовал, что это не его жизнь. Не он должен просыпаться каждый день от резкого звонка будильника, не он должен торопливо собираться и ехать на работу в железной коробке по пыльному шоссе среди таких же железных коробок. Он внезапно ощутил, что словно находится в странной клетке. С одной стороны работа, с другой деньги. Работать для того, чтобы иметь деньги, потом тратить, прожигать жизнь, стараться забыться. А потом снова работать, работать, потому что средство расплаты за развлечения рано или поздно неизменно заканчиваются. А после бессонной ночи принимать гору таблеток и запивать их бесконечными чашками крепкого кофе. И так снова и снова, изо дня в день, из года в год. Он уже успел забыть, что такое крепкий и спокойный сон. Его постоянно вырывали из ритма жизни. Будь то суматошные звонки со службы или приглашения на очередную вечеринку, на которой ему обязательно нужно появиться. Но в те редкие минуты, когда он все – таки оставался наедине с собой, полностью изолировавшись от внешнего мира, в сознании всплывали странные картины, как будто уже виденные им раньше. Отблески пылающее печи, загадочные тени, тепло и легкое покалывание на руках от то и дело вылетающих из огненного зева печи маленьких рыжих, мгновенно исчезающих искорок. Тихая ночь за узеньким резным окном, холодные звезды, словно раскрошенные по всему небу. Полная, круглая как головка сыра луна, от которой становилось светло как днем, вот только все равно чувствовалась какая – то разница. Словно стираются грани и кажется, что открывается окно в параллельный мир. Границы смазываются и уже непонятно, где мир реальный, а где придуманный. Может быть граница проходит у той высоко ели, на лапах которой искрящимися сугробами лежит свежевыпавший снег, или дом, вон тот, на самой окраине, из трубы которого словно белое одеяние невиданных доселе духов струится полупрозрачный дым, или ледяная блестящая корка маленького озерца. Все погрузилось в загадочную сумрачную дымку.
Егор неожиданно очнулся и пришло жестокое осознание того, что те двадцать лет, закрученные круговоротом карьеры и денег выхвачены из чьей – то другой жизни, той, что ему совершенно незнакома. Теперь, спустя много лет, он приехал туда, где его так и не смогли дождаться. Егор шумно выдохнул воздух и, поднявшись, распахнул скрипучие деревянные окна. Ветер тотчас же загулял по пустым просторам комнаты. Мужчина принялся за работу. Вечер наступил быстро. Егор, тяжело дыша, поставил последнее ведро воды и, упав на кровать, поднял вверх уставшие руки. Они наливались приятной тяжестью после трудового дня. Он накрылся легким одеялом и с каким – то неведомым восторгом вдохнул знакомый далекий запах детства, как будто сохранившийся на протяжении нескольких лет. Такой теплый, родной и какой – то терпкий запах свежескошенной травы, томящейся в горшочке каши в печке, погруженной в сонное полузабытье. Утро наступило неожиданно, хотя он и не заметил как уснул. На улице кто – то загремел железными ведрами, послышались женские голоса и скрип цепочки, наматываемой на холодное бревно, лай проснувшихся собак и квохтанье всполошенных куриц. Егор потянулся и неожиданно резко слетел с кровати. Поплескался ледяной водой из рукомойника, пригладил вихры на макушке, глядя в старое местами потрескавшееся мутное зеркало на стене, прошелся по щекам бритвой. На улице вовсю кипела жизнь. Он торопливо вышел и замер на пороге сарая. Как же ему найти удочку серди этих бесконечных вещей, беспорядочно сваленных в одну кучу. Он кинулся в угол, но неожиданно заметил ее, стоящую у стены, словно специально приготовленную. Мужчина восхищенно выдохнул воздух. Столько лет прошло, а удочка, смотри – ка, в отличном состоянии. Теперь осталось накопать червяков. Он кинулся к грядке и торопливо разворошил верх земли лопатой.
- Помнят руки – то еще, - усмехнулся Егор, за несколько минут насобиравший полную коробочку.
Он перекинул удочку через плечо и, весело насвистывая, неторопливо направился к реке. Словно время назад вернулось. Высокая шелковистая трава вскоре сменилась горячим песком, он скинул тапки и зашлепал босыми ногами. Впереди показалась синяя лента реки. Мужчина ускорил шаг. В лицо ударил прохладный ветер. Ногами ощущались мелкие камешки. Он остановился и огляделся. Красиво. Закинул было удочку, но взгляд внезапно зацепился за небольшую деревянную лодчонку, привязанную к дереву тонкой практически незаметной веревочкой. Он подошел ближе, ветви дерева склонялись прямо в зеленоватую слегка мутную воду. Егор легко подтянул к себе лодку и сев, оттолкнулся палкой от берега.
День постепенно разгорался. Солнце поднялось над самой головой, да так там и осталось, словно подвешенное за невидимую золотистую нить. Егор оглянулся и раскинул руки от переполнявшего его чувства восторга. Ветер усилился и бил по ушам, лодку относило все дальше и дальше от берега. Кругом простирались бесконечные зеленые просторы, покрытые зарослями одуванчиков и синих васильков. Лодка остановилась на середине озера и замерла, ветер утих. Егор достал удочку и, поплевав на червяка, закинул поплавок в едва колышущуюся полупрозрачную воду. Он нагнулся и прищурил глаза, у самого края лодки сновали мелкие рыбешки, скользили на прозрачных лыжах невесомые водомерки, оставляя на зеркальной глади исчезающие через мгновение тонкие полосы. Лодка накренилась. Мужчина выпрямился и, оглянувшись на удочку, ахнул, она практически сползла в воду. Он быстро протянул руку и, схватив уплывающий конец, резко потянул на себя. Клевало. Он облизал пересохшие губы, нахлобучил на голову смастеренную из газеты шапку и быстро начал сматывать леску. У лодки вскоре что – то заплескалось, заблестело на солнце. Он осторожно перебрался к краю, придерживая леску одной рукой, другой вытащил пойманного окуня. Маленький, красноперый, он судорожно хватал жабрами воздух, извивался под невыносимо жарким солнцем. Потрепыхался пару минут и затих. Егор набрал воды в ведро и, опустив туда несмышленую рыбешку, усмехнулся: « Пусть еще немного поживет». Тот моментально ожил и в страхе заметался в узком пространстве. Егор схватился за второго червяка. Один, второй. Ведро медленно наполнялось серебристыми окунями. Мужчина в последний раз закинул удочку и удовлетворенно вздохнул. Нажарит он сегодня окуней. Поглощенный рыбалкой он не заметил, что с самого начала что – то пошло не так.
Он устало присел на скамеечку и, вытерев струившийся по лицу пот, в недоумении уставился на дно лодки. Она медленно наполнялась водой. Егор шумно выдохнул воздух. Делать нечего. Нужно возвращаться на берег, заделает он потом эту пробоину на дне. А где же весла. Он заметался по сторонам и неожиданно понял – оба весла остались на берегу. По – видимому, он так торопился, что оттолкнувшись от берега не посмотрел есть ли в лодке весла. Мужчина вновь присел на корточки и задумался. До берега не так уж далеко, но как же плыть без весел? Он торопливо подобрался к самому краю и быстро начал загребать воду рукой. Лодка медленно повернулась. Погреб с другой стороны. Бесполезно, не движется с места. Придется плыть. А как же трудолюбиво пойманная им рыба? Он в беспомощности закусил губу и, почувствовав, что воды на дне с каждой секундой становится все больше, подошел к краю и, вытянув руки, с шумом погрузился в слегка зеленоватую воду. Она мгновенно залилась в уши. Егор заработал руками. Внезапно стало нечем дышать, легкие как будто наполнились разреженным воздухом. Ярко – голубое небо исчезло. Солнце сквозь толщ воды выглядело как маленький слегка подгорелый блин. Оно уплывало все дальше и дальше, все выше. Мужчина зажмурил глаза и, чувствуя, что легкие вот- вот разорвутся от недостатка воздуха, из последних сил заработал ногами и неожиданно вынырнул. Хватая ртом спасительный воздух, он изо всех сил, пытался удержаться на плаву. Сердце слегка успокоилось и Егор то и дело кашляя медленно поплыл к берегу. Глаза сами собой закрывались. Он вышел из воды и, ощущая сильную дрожь во всем теле, тяжело упал на песок. Прошло несколько минут, он неожиданно поднялся и наблюдая за тем, как лодка медленно скрывается в толще воды, усмехнулся, а в голове мелькнула мысль: « Жизнь – это самое главное, все остальное как- нибудь перекантуется…»