C Константином Янковичем мы познакомились, когда мне было 12 лет. Мы только приехали в Харьков. Отчим привёл к нам домой несколько офицеров. Их было несколько человек из Югославии. Это были курсанты или уже офицеры, не помню.
Из всех тогдашних гостей мы общались очень тесно с Константином Янковичем и его семьёй. Он был простым деревенским парнем из Хорватии. Партизанил во время войны. Их несколько человек вывезли в Советский Союз и дали возможность получить высшее военное образование.
Константин Янкович мне очень помог, когда мне было очень плохо. Он мне объяснил, что нельзя ждать необходимую, нужную таблетку, которая меня поставит на ноги. Нужно бороться самой. Я помню, что лежала совершенно без сил. Изнемогала. После разговора с ним у меня появились силы. И я тут же пошла стирать. Я это никогда не забуду. Это было время после родов моего второго сына.
У меня было предлежание плаценты, это значит, что ребенок не мог родиться, потому что «детское место» закрыло выход. В то время никаких предварительных исследований не делали – нечем было. Мы не знали, кто родится, мальчик или девочка, и что надо было готовиться к такому обороту дела - кесареву сечению.
Утром начало кровить. Я отвела Костика в детский сад, поймала такси (Бог есть) и поехала в больницу. Там тоже все были на месте. Никто не опоздал на работу. Привезли в род зал. Стало темнеть в глазах. Помню, что няня забегала и, меряя давление, всё говорила в конце «0!». Вижу, на проволочном кольце марля, эфиром поливают и на физиономию кладут. А я кричу: «В руку, в руку!» В ушах зазвенело и свет, уменьшаясь быстрыми зигзагами, исчез.
Мишу «вырезали» 1 октября, а за день до него маме моей сделали тоже операцию. Ей делали анестезию в руку. Маски я боялась. Боялась задохнуться. Маму потом облучали. Интересное время было. Кто выживет?..
Слава Богу, все живы. Это я говорю для того, чтобы понять, что у меня после всего пережитого была депрессия. В больнице ко мне очень хорошо относились. Каждый день приходили на меня смотреть из разных отделений. Это было чудо, что мы с Мишкой, точнее я – выжила. Потеря крови была очень большая. Говорили - три литра. Я это всё не понимала. Принимала как должное, пока одна из медсестёр не сказала:
- Что лыбишься? А то и челюсть отвесила!
Меня ударило, как током. Только тут я поняла всю серьёзность моего положения. Ребенка не несли. Или из-за кесарева сечения, или так было тогда принято?.. Но я молчала и думала, что если грудь не перевязывают, значит, ребенок жив.
Долго не могла слышать звук «Скорой помощи» - плохо становилось. Запахи меня преследовали, страхи начались, сон ушёл. Вот тут и состоялся тот самый разговор с Константином Янковичем. Хороший он был человек. Любил нас.