Фантастические полёты 5

Юрий Шипицын
 



5. «ОГНЕННЫЙ ШАР №1»

Вы не задумывались над тем, кто принял ваш первый поцелуй? Бабол, например, часто пытался вспомнить и не как не мог, мысли путались, заслоняли друг друга, думал Бабол об этом и когда однажды одним довольно хорошим летним вечером он зашел в магазин, что стоит в начале нашей всеми любимой главной улицы, в поисках подкрепиться чем-нибудь крепким, но дешёвым, чтобы у него хватило денег и не надо было ехать домой без билета, к его счастью на прилавке нашлась его цель: крепкая, как перец, и дешёвая, как две с половиной сотни коробков спичек, Бабол первый раз в жизни решил выпить один, уж больно хороший вечер был, солнце какое-то приветливое и милое торчало над домами, и Бабол пошёл со своим грузом на набережную поглядеть, всё ли на своих местах, не изменилось ли чего за его отсутствие, но всё было хорошо; стоя на высоком берегу, Бабол чувствовал мягкий ветерок, дующий с реки, и радовался солнцу, готовому зайти за лес, Бабол с наслаждением, которого давно не испытывал, плюхнулся на скамейку и открыл горькую, она текла по его горлу в живот, а солнце светило Баболу прямо в глаза, проглотив настойку, Бабол, у которого уже появилась щетинка на подбородке, вытащил из кармана сложенный вдесятеро лист и начал декламировать деревьям и реке стихи, сначала:

Моя рука свисает с неба с цепочкой звезд,
снижающейся со дня на день,
и первая её частица сейчас исчезнет в море,
отправляясь, я поджёг прядь волос,
которая была прядью бомбы,
и прядь волос роет тоннель под Парижем,
если только мой поезд войдет в этот тоннель

Потом Бабол вздохнул и приписал внизу:

и где-то запрыгали бабочки бешеные
и червонные тучи распростерли руки
чтобы я вошёл в храм света
околосолнечное пространство открыто
и чужие планеты кричат в пустоту
о том, что колибри не умеют летать
а это значит, что деревья завяли
и опали последние листья-цветы
чтобы превратиться в дома для жуков
но где-то далеко за пределами
за пределами
за пределами видимости и любви
за пределами чувств человеческих
я обитаю и смеюсь и рыдаю
северное сияние погибло недавно
под ливнем тени промокли
крестьяне взывали о помощи солнца
но огненный шар в середине системы планет
не слушал
и молча летел меж созвездий
в саду мироощущения
над пальмами африк и зноем пустынь
и в то самое время я раскричался
тронулся поезд и утащил за собой
солнце в середине системы планет
крики
ночные птицы в глазах женщины
голые звезды и планеты голые
по краям обшитые серебром
и где-то...

Бабол выронил ручку, она покатилась по траве и замерла, а река внизу стала свинцово-серой и стала мелко дрожать, а Бабол всё больше и больше пьянел и хорошо чувствовал это, и ему становилось постепенно хорошо, он оглянулся и прочёл всё стихотворение сначала:

и где-то запрыгали бабочки бешеные
и червонные тучи распростерли руки
чтобы я вошёл в храм света
околосолнечное пространство открыто
и чужие планеты кричат в пустоту
о том, что колибри не умеют летать
а это значит, что деревья завяли
и опали последние листья-цветы
чтобы превратиться в дома для жуков
но где-то далеко за пределами
за пределами
за пределами видимости и любви
за пределами чувств человеческих
я обитаю и смеюсь и рыдаю
северное сияние погибло недавно
под ливнем тени промокли
крестьяне взывали о помощи солнца
но огненный шар в середине системы планет
не слушал
и молча летел меж созвездий
в саду мироощущения
над пальмами африк и зноем пустынь
и в то самое время я раскричался
тронулся поезд и утащил за собой
солнце в середине системы планет
крики
ночные птицы в глазах женщины
голые звезды и планеты голые
по краям обшитые серебром
и где-то...

Бабол сладко потягивался и зевал, сидя на скамейке над рекой, он влюбился в это своё первое стихотворение и не мог оторвать от него глаз, а пустая бутылка из-под горькой покатилась под гору по зелёной траве, и солнце зашло за лес на том берегу, зашумели кроны деревьев в ветре, как будто ветер усилился перед ночью, но это только казалось Баболу, который уже не хотел даже смотреть на часы, чтобы не вспугнуть летнюю ночь, подступающую со всех сторон к скамейке, на которой сидел Бабол и смотрел на темнеющее небо, на котором вдруг стали появляться маленькие звёздочки, они горели всё ярче и покрывали черный небосвод серебряным светом, но где они, эти последние капли росы, которые упали со стеблей домов на асфальт прошлым утром, где тот чудесный аромат свежести и цветов, ломающих асфальт в самом центре города для того, чтобы люди могли смотреть и улыбаться улыбками людей, а пьяный Бабол шёл по асфальту главной улицы и держался взглядом за троллейбусные контактные провода, чтобы не упасть, чтобы не сбиться с дороги домой, он часто чуть поворачивал набок, глядя в асфальт перед собой, как бы говоря: «ну и ну!» и шёл дальше, а потом был переполненный автобус, и все пассажиры странно отражались в стеклах окон, качались спины; на одном из поворотов Бабол быстро схватился за скобу около лба и ощутил под своей рукой чью-то другую, чужую руку, он чуть прижал её к скобе и почувствовал, что чужие пальцы как будто ответили ему тем же, тогда Бабол повернул голову и увидел, что на него через пелену его и её опьянения смотрят вопросительно девичьи глаза, на следующий день Бабол уже не помнил, как это получилось, но через одну остановку они вышли на ночную улицу из жёлтого автобуса и девушка прижималась к нему изо всех сил, из её рассказа он понял, что она едет с какого-то дня рождения, что ли, или ешё откуда и что она домой не торопится, потому что мама её ждать не будет и ляжет спать, а у неё есть ключ и что живет она где-то у черта на куличках, и ей надо ехать туда на двух автобусах, а главная улица горела рекламой на фоне чёрного-чёрного неба и было тихо вокруг того места, где Бабол целовал незнакомую девушку, она была одета в супер-мини синего цвета и жёлтую лохматую кофточку, у неё были большие и глубокие глаза и прямые, падающие на плечи, соломенные волосы, она спросила Бабола: «кто ты?», Бабол сказал: «слушай и, может, поймёшь:

и где-то запрыгали бабочки бешеные
и червонные тучи распростерли руки
чтобы я вошёл в храм света
околосолнечное пространство открыто
и чужие планеты кричат в пустоту
о том, что колибри не умеют летать
а это значит, что деревья завяли
и опали последние листья-цветы
чтобы превратиться в дома для жуков
но где-то далеко за пределами
за пределами
за пределами видимости и любви
за пределами чувств человеческих
я обитаю и смеюсь и рыдаю
северное сияние погибло недавно
под ливнем тени промокли
крестьяне взывали о помощи солнца
но огненный шар в середине системы планет
не слушал
и молча летел меж созвездий
в саду мироощущения
над пальмами африк и зноем пустынь
и в то самое время я раскричался
тронулся поезд и утащил за собой
солнце в середине системы планет
крики
ночные птицы в глазах женщины
голые звезды и планеты голые
по краям обшитые серебром
и где-то...
чтобы превратиться в дома для жуков»,

и девушка сказала, глядя на Бабола: «я знаю, кто ты, ты – чудовище, самое милое чудовище из тех, которых я видела», «нет, – сказал Бабол, – ты ошибаешься, я не чудовище, а поэт, но не огорчайся: не ты первая во мне обманулась», и еще ярче загорелась реклама на пустынной улице, которую мы называем главной.