Так совпало, что свой 29-й день рождения мне выпало встречать в кругу семьи. Той, из которой муж забрал меня девять лет назад. Сам он в это время отбыл в свою очередную долгосрочную командировку, а я с двумя нашими дочерьми семи и трёх лет от роду уехала на лето к родителям. Тогда жива была ещё моя бабушка, мамина мать. Правда, ей уже было восемьдесят, и она начала впадать в свой старческий маразм. Почему в свой? Да потому что у каждого он действительно – свой. Одни к старости начинают проявлять чрезмерную подозрительность, не свойственную им в молодые годы, другие наоборот становятся слишком открыты и доверчивы, у третьих через край начинает фонтанировать стяжательство и т.д. и т.п. Одним словом, каждый из нас в старости может начать откалывать такие коленца, которые в молодые годы ему и не снились. Каждому, как говорится, свой заскок.
Но вернёмся к моей бабушке. Её маразм был на редкость тихим и спокойным, не приносящим никому хлопот. Она могла целыми днями сидеть в своей комнате, беседуя с одной только ей видимыми собеседниками. Окружающие люди, как объекты для общения, почему-то совсем перестали её интересовать. Наверное, её отношения с ними изжили себя. Она всё реже и реже выходила на улицу, потеряв интерес к внешнему миру. Видимо, её виртуальный мир заменил ей всё, что было так интересно ранее. И только изредка она возвращалась в наш мир с декламацией Пушкинского «Евгения Онегина». Бабушка, в прошлом педагог, знала его, как говорится, от корки до корки. И даже уже замкнувшись в своём мирке, она запросто могла цитировать не только главы этого романа, но и свободно продекламировать его целиком. Словно сам бессмертный Пушкин благословлял её откуда-то с небес на это действо. А может он и был одним из её визави в многочасовых виртуальных беседах. Кто знает…
В детстве я очень любила свою бабушку, как, впрочем, и любой из нас. Для меня она всегда была ласковой и доброй, заботливой, пахнущей всякими вкусностями, которые неутомимо готовила на всю семью. К тому же я была многим ей обязана. Это именно она научила меня готовить, шить, вязать. Это она научила меня быть экономически независимой, т.е. быть экономной и жить по средствам. Одним словом, это именно она целиком и полностью подготовила меня не только к семейной жизни, но и к жизни, как таковой, вообще. Поэтому, когда она отдалилась от внешнего мира, нам стало её очень не хватать, не хватать её житейской мудрости и советов.
Бабушка никак не реагировала на наши потуги вернуть её в лоно семьи и во внешний мир. Ей было спокойно и уютно в её, виртуальном, мире. И только декламируя Пушкина, выходила она из своей комнаты, словно призывая нас ещё раз приобщиться к чуду гениальной и подлинной поэзии. В эти минуты в её глазах не было никакой отрешенности. Казалось, что как только она завершит своё действо, мы вновь сможем общаться с ней как и прежде. Но не тут-то было. Лишь только слетали с её губ последние фразы очередного отрывка, она тут же уходила назад в свой только ей одной ведомый и полюбившийся мир.
Но в этот мой приезд, в июне, в день моего рождения, бабушка с утра куда-то засобиралась. Она была на удивление адекватна к действительности, чем несказанно нас удивила. Поселок, где жили родители, был небольшой. Все его немногочисленные жители хорошо знали друг друга, поэтому мы, порадовавшись бабушкиному просветлению, с легким сердцем отпустили её во внешний мир. Не было её часа два. Мы уже забеспокоились и хотели отправляться на поиски, как вдруг она, легкая (нужно отдать ей должное – бабушка до глубокой старости сохраняла не свойственную этому возрасту легкость и подвижность) и веселая, возникла на пороге с небольшой охапкой благоухающих солнечных нарциссов. Вручив мне букет, она ещё больше нас удивила, посидев с семьёй за праздничным столом. Мы не верили своим глазам. Бабушка, так редко теперь балующая нас своим вниманием, общалась со всеми как ни в чём ни бывало, словно её виртуальный мир надоел ей и она решила наконец-то вернуться в любящую её семью. Но не тут-то было…
После чая с именинным тортом она вдруг отозвала меня в сторонку и, перед тем как удалиться в свою комнату, сказала, лукаво прищурившись, словно на что-то намекая: «Ты пересчитай нарциссы-то. Обязательно пересчитай!». Это были её последние здравые слова в тот день. Да и не только в тот. Больше подобные озарения её уже не посещали. Заинтригованная, я вытащила букет из вазы и принялась пересчитывать нарциссы. Двадцать девять штук! Подумав, что сбилась, пересчитала ещё раз. Нет! Точно – двадцать девять! «Надо же, - подумала я тогда, - бабушка помнит, сколько мне лет…» Больше об этих нарциссах я не вспоминала до самой бабушкиной смерти.
И только через неделю после её похорон этот эпизод с двадцатью девятью нарциссами, которые бабушка подарила мне в день 29-летия, почему-то всплыл из архива моей памяти. Я неожиданно для себя вдруг подумала, что если число 29 перевернуть, то получится 92. Бабушка не дожила до своих 92-х всего неделю. 9 минус 2 равно 7 – неделя... А после того моего дня рождения она прожила 11 лет. 9 плюс 2 равно 11…
Что это? Магия чисел? Почему бабушка именно в тот день была адекватна к действительности и так настойчиво просила меня тогда, одиннадцать лет назад, пересчитать эти нарциссы? Было ли это какое-то её наитие, и этим букетом из 29 нарциссов она хотела поделиться им с нами? Или же просто она хотела всего лишь дать понять, что помнит, сколько лет мне исполнилось? Так по сей день остаются для меня эти 29 нарциссов неразрешимой загадкой…