День первый
Оно встречает меня прозрачной лазурью и жарким солнцем. Ни облачка, маревое и разморенное взморье дышит благодушно и зазывно. Я подхожу к самой кромке волны и море тянется к моим ногам, ласково омывая их, и мне слышится шёпот его: ну, что же ты оробела? Входи!
Я медленно вхожу в его естество, в его тёплое лоно – и погружаюсь в состояние радостного недоумения: неужели свершилось? Неужели мы встретились после долгих лет вселенских революций и недоумений? О, Господи! Моё море со мной! Какое блаженство!
Я развожу его руками, пропускаю меж пальцев и доверяюсь ему полностью – и оно ласкает меня, голубея в тон моих глаз.
И всё исчезает: время, люди, небо, чайки – остаёмся лишь море и я. И это сокровенное мгновенье между прошлым и будущим…
День второй
Море являет свой норов. Я тоже. Мы полюбовно сердимся друг на друга – хотя нет: оно, скорее, добродушно ворчит, перекатываясь тугими буграми, а я напоминаю ему о себе, упорно рассекая наступающие на меня волны.
Эй, Черномор, ты забыл, что я своя? Я – Чайка! Это имя я ношу с рождения, я крещена в Одессе, а это значит, что я приписана к тебе с детства и навсегда! Бурчишь потому что недоволен, что я долго не ехала к тебе? Ну, прости, уж так получилось…
Обижается таки на меня моё море. И «сёстры» игнорируют меня, молча бороздя упругое небо над серовато голубой рябью. Ах, так! И мои глаза становятся серыми, как морская вода, и сужаются от решимости доказать своё родство стихии.
Я обнимаю каждую волну и позволяю им биться об мою грудь: кто кого? И считаю валы: первый, второй, третий… девятый… Уф!.. Он чуть было не сбил меня с ног – и я уступаю. Не сразу, конечно, и временно… До завтра…
День третий
Штормит. Небо приоделось в серое и выглядит неопрятным и унылым. Да и в воде полно мусора. С Турции что ли принесло? Не туда ли эмигрировали встречавшие меня в первый день медузы – примета чистого моря?
Море разбушевалось не на шутку, а мне весело: то, что надо! Ничто не бодрит меня так, как стихия. И я азартно врезаюсь в каждую водную гряду, соскальзывая по её склону в падь и снова поднимаясь. А вода тёплая, хоть и не ласковая. И то хорошо! Или ты, родимое, пытаешься напугать меня? Ха! Ничего не выйдет – я же из непобедимого Сталинграда!..
Кажется, я одерживаю верх: тучи расступаются, позволяя выглянуть солнцу. И я расслабляюсь, распластавшись на берегу. Затем мои объятия с морем продолжаются, пока не начинает накрапывать дождь…
Вечером я смотрю с балкона дачи как сизые тучи обстреливают крупной шрапнелью ропщущее море и заранее тоскую: неужели мой последний день пребывания на почти диком пляже Затоки омрачится непогодой?
День четвёртый
Дождь идёт всю ночь и к утру превращается в ливень, стоящий плотной стеной между мной и морем и обещающий стать обложным. До полудня я смотрю на морскую рябь и борюсь с унынием. Неведомая сила поднимает мои руки и я начинаю разгонять тучи: кыш! И мне становится весело от моей наглости.
Посмеявшись, я принимаю решение купаться в дождь – и тот внезапно, непостижимым образом, прекращается. И сразу всё заливается солнцем. Вот это да! Уж не волшебница ли я? Или это мой ангел-хранитель позаботился? Да какая мне разница? С завидной скоростью облачившись в купальник, я лечу на пляж…
Море ещё окатывает берег ворчливыми бурунами, но вскоре смиренно затихает. Я неторопливо вхожу в него, стараясь не возмутить своим присутствием временное затишье и предвкушая самозабвенные объятия с волнами. Вода тёплая, как парное молоко, и я плещусь, пока ноги сами не выносят меня на пустынный пляж.
Песок не успел ещё прогреться, но мне всё равно: я опрокидываюсь на спину и, глядя на светлеющее небо, думаю о том, сколь много видело и помнит это море, называемое когда-то Чёрмным – то есть Красным, а по сути Прекрасным. Давно это было, ещё до Понтийской «эпохи». Тогда и Азовское море носило иное имя – Синее море. Да, да! Азовским, а точнее морем асов, оно стало гораздо позже, по прихоти западных путешественников, посещавших асов- славян. Сами же аборигены называли его Синим и это здесь родились многие сказки, пересказанные Пушкину его няней, в частности «Сказка о царе Салтане и острове Буяне» и «Сказка о золотом петушке». А Шамаханская царица была турчанкой и ездить за ней далеко не надо было…
В Турцию мои мысли не стремятся, а затихают вместе со мной в коротком глубоком сне – на самом пекле. Приходится мне лечить ожоги морскими ваннами – почти до восьми часов вечера…
День пятый
Пятый день моего тесного общения с морем на самом деле был восьмым днём пребывания в Одессе и провожу я его в Аркадии – на весьма популярном одесском пляже. По сути, это прощание с морем и я стараюсь не замечать скопление народа и взбаломученность воды, нагревшейся до 24 градусов.
Море тихое и послушное, как укрощённый четвероногий артист цирка. Оно покорно носит на себе прогулочный транспорт, надувные горки, шары, и катамараны. И не пытается заглушить рокотом восторженный визг детворы и гул голосов отдыхающих.
Я погружаюсь в воду по самое горло и затихаю, впитывая море и вслушиваясь в свои ощущения. Запомнить, запомнить всё! Солоноватость воздуха, расслабленность кожи, мягкость и бирюзу каждой капли, дыхание всей акватории и йодистый запах моря…
Когда ещё мы увидимся с ним? Хочется верить, что скоро. Через год? Два? Три? Не знаю… Знаю только, что я непременно приеду сюда ещё. Надо лишь очень захотеть этого – и тогда новая встреча с морем моего детства свершится…