Наш сосед А. Кузьмин был человеком мало приметным и мало привлекательным: плебейского вида, низкорослый, но не тщедушный: длинные и мощные руки его доставали чуть не до колен. На приветствия он отвечал неопределенной ухмылкой и кивком, глядя при этом вниз или в сторону. Он ютился в маленькой квартире в самом дальнем углу нашего двора и был человеком еще молодым, но на удивление одиноким: за все годы нашего соседства я ни разу не видела у него ни друзей, ни женщин. Изредка его навещали две деревенские женщины в платках - мать и сестра - трудно отличимые друг от друга.
Кузьмин сильно и тяжело пил, и пьянство его имело свои особенности: напивался он в одиночку и преимущественно по выходным, при этом уже с утра выставлял колонки своего старомодного стереомагнитофона во двор и включал на полную одну и ту же пленку, на которой многократно была записана только одна песня, чем он избавлял себя от необходимости откручивать пленку назад для повторения, тем самым орошая наш слух с навязчивым однообразием неприхотливой мелодией с залихватским припевом: «Был я никем и богатым не стал!» Не вызывало сомнений, что песня была о нем, о Кузьмине, но почему он кричал об этом миру так настойчиво и громко? К счастью Кузьмин быстро напивался вдребезги, его одолевал сон и магнитофон останавливался.
Шофер по профессии, он возил какое-то мелкое начальство, но своей машины у него никогда не было, а когда началась перестройка, устроился возить начинающего бизнесмена, которые в ту пору назывались еще бандитами, так как бизнес тогда находился пока в зачаточном состоянии. Этот самый «бизнесмен» ездил поначалу на скромных «Жигулях», которые разрешал Кузьмину держать у себя (может он просто не хотел показывать, что у него есть машина, если она была ворованная).
Кузьмин парковал машину в нашем дворе, мыл ее почти ежедневно, затем садился в нее и часами в ней просто сидел .
Мы посмеивались и гадали, чем он занят, когда сидит в машине... И все бы ничего, только машину эту он ставил перед нашим гаражом, т.к. своего у него не было, что натурально блокировало наш выезд. Сначала мы еще находили компромиссы, договариваясь, что он освободит нам проезд к определенному часу, но досадные эпизоды повторялись все чаще, и однажды в момент раздражения, будучи в подпитии и не отличаясь ни особой деликатностью, ни добродушием, мой муж опрометчиво сказал ему что-то такое резкое, оскорбительное; сказал походя - и забыл.
Потом мне приснился сон о пожаре, в котором горела не только машина Кузьмина, но и самый его домишко, а в темноте за сараями, где не было огня, таилось что-то невнятное.
Сон был такой яркий и неожиданный, что я наутро рассказала его мужу, который фрейдистским методом тут же истолковал его как замаскированное осуществление моего сокровенного желания и начал подтрунивать, что я затеваю против Кузьмина недоброе. Посмеялись - и забыли, только от сна осталось смутное чувство.
Это был последний год нашего брака. В эти месяцы расставание стало таким очевидным и близким, что мы даже перестали ссориться: центростремительная и центробежная силы - мое стремление уехать и его желание меня удержать - неожиданно уравнялись; я стала бояться сделать окончательный шаг, а он перестал меня останавливать. Поженившись молодыми и прожив вместе больше 20 лет, мы были созданы друг для друга, и трудно было найти людей более близких по духовной и эмоциональной тональности и по окраске настроения и мысли, чем мы. Но у нашего брака были могучие враги: мои измены и его пьянство. И невозможно было определить, что из них породило другое, или кто начал первым. И кто знает, как сложилась бы наша дальнейшая жизнь, не подействуй эта история на наши отношения как катализатор, переместив силы и нарушив тогдашнее состояние неустойчивого равновесия.
В тот вечер мы вернулись домой почему-то веселыми, я прошла в дом сразу, а муж остался заводить машину в гараж. Уловив в потемках какую-то неясную возню, я вернулась к машине и в ожившем кошмаре наткнулась на его лежащую фигуру. Дома, подняв рубаху, мы насчитали на его животе девять маленьких дырочек, крови не было, только лицо почти сразу стало сереть. Оперировали его всю ночь: в восьми местах заточенной отверткой оказался проколотым кишечник, в одном - проткнута насквозь печень. Но он скоро поправился и, когда он снова встал на ноги, я все же уехала.
Кузьмина взяли только на следующий день, а через неделю выпустили. Спустя много месяцев был даже якобы суд, который признал его невиновным, так как бывший владелец «Жигулей», совершив к тому времени прыжок в депутаты, приказал адвокатам «отбить» своего водилу
(видимо, совесть заела: спор-то ведь вышел из-за его машины).
Кузьмину никто из нас не сказал с тех пор ни единого слова. Он продолжал тихо жить в своем углу, лишь ухмылка его стала более глумливая. Он по-прежнему напивался по выходным, только теперь у него появился собутыльник - новый сосед: это был безумный дедушка, систематически уничтожавший всех кошек в округе. Однажды, Бог знает почему, он зарезал Кузьмина ножом, нанеся ему множество ударов в живот, - и тут же добровольно вернулся в психиатрическую больницу.
А Кузьмин истек кровью, так как никто никогда в его угол не заглядывал и не смог его спасти.